Прежде чем направиться на интимную встречу с поварихой, Роберт налил в небольшой пузырек простой воды, оторвал от полиэтиленового мешка кусок пластика, вышел из комнаты и не спеша, насвистывая что-то незатейливое, направился вправо по коридору. Все, что он хотел, так это незаметно пробраться к двери «щитовой», туда, где сходились все провода для коммутаций Западного сектора. Естественно, за ним мог наблюдать дежурный по колонии через множество телекамер, которые встречались у него по пути. Но пока он брел по центральному проходу сектора, он мог идти и в библиотеку, и в спортзал, которым редко кто пользовался, а то и просто шляться по уровням, посещая знакомых, что в ночь на воскресенье считалось делом нормальным, не привлекающим внимания. Кстати, дежурный спокойно мог к этому времени напиться и просто не обращать внимания на несколько мониторов, периодически меняющих картинку. Впрочем, так оно и было, и Руг об этом знал.

Спустившись на уровень ниже, Боб легко скользнул под двигающийся из стороны в сторону объектив телекамеры, следящий за этим коридором, но имеющий основную функцию — следить за дверью, которую могли открывать только электрики. Он просто, приподнявшись на носки, выдернул штекер, воткнутый в камеру. Боб, естественно, понимал, что камера при этом перестала работать, и на одном из мониторов в дежурном отсеке вместо картинки появилась рябь. Однако еще он знали то, что для дежурившего в этот день наблюдателя пропавшее изображение — еще не повод для беспокойств. Он если и заметит, что отключилась камера, тревогу не забьет. Почти каждый день в связи с сыростью коротило коммутационные линии, и дежурные на это уже давно прекратили обращать внимание. В общем, бардак. Завтра электрик из вольнонаемных, проснувшись после очередной предвоскресной попойки, опохмелившись, пойдет искать причину неполадки, а сегодня — не важно. Но Роберт также располагал информацией, что сегодня дежурный не заметит отключение даже целой цепочки телекамер. А если и заметит, то махнет на это рукой. Субботний вечер, вся охрана, и те кто на дежурстве и те, кто нет, напьются до отвала. Принятие алкоголя, пожалуй, единственное развлечение на «Хтоне». Один из парней, из тех, кто обычно несут ночные вахты за пультом (а звали этого парня Кофи), в последнее время закрутил любовь с одной из девяти цыпочек, что работали в медчасти. Такие слухи обычно передаются по колонии быстро. Сегодня дежурил как раз Кофи и наверняка он сейчас, выпив чего-нибудь горячительного, суетился с молоденькой девчонкой на топчане. Уже давно не случалось никаких серьезных происшествий, и ребята, естественно, расслабились.

Роберт подошел к двери и вылил на стекло электронного замка, сканирующего отпечаток пальца, пару капель воды из пузырька. Как и следовало ожидать, электрик редко мыл руки. Стали видны папиллярные узоры, оставшиеся от большого пальца нечистоплотного парня. Руг удовлетворенно потер руки, явно восхищаясь своей находчивостью. «Хорошо, что еще микроорганизмы не успели подъесть эти полоски жира», — подумал он. Плотно накрыв куском легкого пластика след, Боб выжал кнопку, не отрывая большой палец. Проехала линия света, раздался щелчок, и дверь приоткрылась, показывая тонкую щель. Теперь надо уйти и подождать. На пульте загорелась маленькая, среди сотен похожих, лампочка, и если Кофи на нее обратит внимание, то точно пошлет кого-нибудь проверить что к чему. А может, и не пошлет, что более вероятно. Но рисковать не следовало. Руг вышел на лестницу, ведущую на другой уровень, и, закурив сигарету, стал ждать, прислушиваясь.

«Для чего, — подумал Роберт, — для чего такие ухищрения? Чтобы всего лишь попихаться в толстуху? Э-э, нет. Мне просто это нравиться. Когда-то я вытворял и не такие штучки. Это мое. Это я умею делать лучше всех. Я профи — и это ничем не стереть. Это доставляет мне большущее моральное удовлетворение. Это заставляет жить и не отчаиваться. Когда-нибудь, вновь наработав навыки, приобретя форму, я сбегу. Лишь бы не усохнуть в этом гадюшнике. А сейчас небольшая тренировка мне не помешает».

Истекло минут двадцать, никто не появился. Роберт вернулся, прошмыгнул в комнатушку со шкафами, наполненными проводами, реле и другой разной электроникой, и стал рассматривать карты-схемы, висевшие на стене. Быстро определив, какую пару предохранителей надо закоротить, чтобы выключить две нужные ему линии телекамер, он подобрал с пола один из валявшихся проводков и шагнул к нужному ему шкафу. Искр не было, лишь слабый, пахнущий паленой пластмассой дымок. Теперь можно уходить, конечно, предварительно затерев отпечатки и закрыв за собой дверь, чтобы лампочка на пульте погасла. Слабоватые у них тут системы охраны. Вся электроника в колонии безбожно устарела. Еще ни один из заключенных за восемь лет существования колонии отсюда не бежал, не было никаких бунтов, даже намеков на восстание, и поэтому новых финансовых вложений на безопасность никто не планировал.

Боб спокойно вернулся к себе в комнату. Отобрав у Майка, который по-прежнему что-то подвывал, початую бутыль со мхатом, он, отхлебнув из горла еще насколько глотков для храбрости, вернул негру бутылку и направился к поварихе.

Жилище Наташи располагалось на другом уровне, но в этом же Западном секторе, и Роберт, поднявшись по широкой винтовой лестнице наверх, подошел к ее двери. Он прислушался и сквозь пластик уловил слабый музыкальный ритм. Постучал осторожно, пытаясь не привлекать внимание, но женщина будто стояла у двери, ожидая именно этого стука. Она открыла сразу, и Руг прошмыгнул в комнату.

— А я думаю, кто это скребется в двери мои, — съязвила Наташа. — Давай проходи, дорогой, присаживайся за стол.

В помещении было душно, сильно пахло сладковато-приторными пряными духами и также другой косметикой и парфюмерией. Роберт ничего хорошего в этой смеси запахов не нашел, но все лучше, чем вонь Майковских фекалий. Хотя он сразу почувствовал и то, что воздух тут более насыщен кислородом, чем снаружи, даже легкие возрадовались. Тут наверняка где-то укрывался и бесшумно работал очиститель, возможно даже и с обеззараживателем. Комната была погружена в полумрак, лишь одинокий светильник, стоящий на тумбе у стены перед зеркалом, нежно излучал красноватый свет, да еще немного света давал небольшой телевизор в углу, на экране которого транслировалась какая-то музыкальная программа. Наташа, облаченная в махровый розовый с белыми квадратами халат, убавила звук телевизора и, подойдя к кровати, уселась перед журнальным столиком. Влажные волосы были распущены, казалось, что женщина только что приняла душ. У вольнонаемных в жилищах предусмотрены отдельная ванная комната и туалет. Ругу пришлось сесть рядом с ней на кровать, потому как стул у столика предусмотрен не был.

— Давай немного выпьем, ты сильно напряжен. — Наташа медленно провела ладонью по его спине, наблюдая за реакцией «изголодавшегося» мужчины, затем откупорила фигурную бутылку настоящего «Hennessy» и налила чайного цвета напиток в два бокала. Она взяла свой фужер и, поболтав жидкость, понюхала. — Попробуй, этот коньяк идеален. А запах? Этот запах… — Девушка с блаженным видом закатила глаза

На столике была выложена еда, но не ужин, лишь легкая закуска. Тут стояли тарелочки с тонко нарезанными ломтиками лимона, белого хлеба, копченой колбасы, красной рыбы. Была баночка черной икры. Ваза с фруктами. Это «закусить» Боб давненько не видывал, не говоря уже — чтобы пробовать.

Они выпили, заели и вновь выпили. Наташа раскраснелась и стала навязчиво поглаживать Роберта по ноге. Поварихе явно не хотелось просто общаться, она решила не медлить и сразу взять быка за рога. Девушка ловко одной рукой развязала пояс и распахнула свой халат, под которым ничего из одежды не наблюдалось.

— Ну, потрогай меня, Боб, не стесняйся. Теперь я твоя. Теперь я надолго твоя и ничья больше.

Руг и не стеснялся, он просто не хотел ее. Не хотел ни единой клеточкой тела. Он посмотрел на ее провисшие груди с огромными блеклыми кружками сосков, На выпирающий жировыми складками живот — и это не задело ни одну струнку его либидо, скорее даже наоборот, вызвало какое-то отвращение. Однако Наташа настаивала и начала сама раздевать его. Роберт потянулся к столику, налил себе еще коньяка, выпил залпом и, встав, стянул с себя комбинезон, оставшись в одних синих трусах. Девушка откинулась на спину, увлекая Боба за собой. И он навалился на нее, протянул под себя руку и ощупал ее влажную промежность, но и это ни капельки не возбудило его. Руг начал нервничать. Наташа же, постанывая, сунула кисть своей руки в трусы партнера и тут же, открыв глаза и приподняв удивленно брови, произнесла:

— Слабовато, парень. Уж не голубой ли ты? Или атрофировался уже?

Роберт смотрел на нее, на разбросанные в стороны груди, на ухмыляющееся лицо и в его душе поднималось странное чувство. Чувство это было подзабыто, но мозг настаивал, мозг требовал повторения этого самого забытого. У него стало возникать возбуждение совершенно другого рода. Боб протянул руки вперед, одну заложил за голову женщины, другой взялся за подбородок и одним сильным, ловким, некогда наизусть заученным движением сломал Наташе шейные позвонки. Так она и осталась лежать, голова набок, рот приоткрыт, глаза выпучены, смотрят в потолок.

— А вот это не слабовато! Так ведь, дорогуша?!

Роберт приподнялся на колени и понял, что теперь полностью возбужден. Он приспустил трусы, взялся рукой за напряженное «мужское достоинство» и через пару минут иступленных движений семя, накопленное за несколько месяцев воздержания, брызнуло на грудь мертвой женщины. Руг закатил глаза от блаженства, постоял так еще пару минут и слез с кровати. Он отошел к тумбе, присел на табуретку и, наклонив вперед голову, забылся.

Сколько он сидел в таком состоянии, Боб не знал. Когда очнулся и посмотрел на мертвое тело, то осознал, что натворил. Нет-нет, конечно же Ругу ничуть не было жалко повариху. Однако он отлично понимал, что за убийство его по головке не погладят. Нет, конечно, не казнят. Ему грозила кича, долгая, первая и, может быть, последняя. Но самое плохое, что Наташу, в связи с малочисленностью женского пола в колонии, уважали все заключенные, и если он все же справится с наказанием и выйдет, кто-нибудь из зэков точно достанет из тайника длинную заточку. Надо избавляться от улик. Сам бог помогал ему в этом деле. Бог всегда помогает сильным людям. Слабаки только просят и просят, ходят в церкви, ставят свечки, жалуются на судьбу, моля о помощи. А дальше… дальше продолжают бедствовать. Не выйдет. Бог поощряет тех, кто сам делает свою судьбу. Роберт, еще не планируя никого лишать жизни, заранее побеспокоился о том, чтобы его никто не видел. Повезло? Нет, это наработанные навыки, профессионализм, предчувствие, всегда заранее подготавливаемое отступление, когда все равно, не важно, что произойдет потом. На Земле его уважали за то, что он делал все как положено, без проколов, без улик. Кстати, улики. Пора уничтожать следы. Руг поднялся, подошел к кровати и стал натягивать на себя комбинезон. Потом он прошел в ванную комнату, взял губку, вырезанную в виде сердца и, намочив, отправился смывать следы семени. Через пятнадцать минут их не осталось. Он принюхался к мертвому телу, определяя, каким шампунем пользовалась девушка до свидания, полил, намылил и вновь омыл мокрой губкой места, куда попала сперма. Потом он принялся искать свои волосы, отпавшие в момент бурного мастурбирования. Тщательные поиски дали результат, он положил в полиэтиленовый мешок, несколько черных крученных колечками волосков. Боб не торопился, у него впереди была вся ночь. Он выпил остатки коньяка, доел закуску. Посуду тщательно вымыл, бутыль положил в тот же полиэтиленовый мешок. Вытащив из-под тела Наташи пояс от халата, он сделал петлю, накинул на голову жертве и, поправив ее как надо, с силой затянул. Потом поставил столик под люстру и снял ее, освобождая крюк. Подвесить тело оказалось довольно сложным делом, но и это в итоге ему удалось, еще не все силы забрала каторга. Роберт убрал на место стол и положил под висящим трупом табуретку, будто она сама упала, отошел в сторону и взглянул на свое произведение. Со стороны вроде бы выглядит реально. Единственное, что смущало Боба, так это небольшая сила тяжести на планете. Грамотный эксперт сразу определит, что при такой тяжести позвонки женщины вряд ли бы сломались. Она бы просто задохнулась. Ну ничего, может, и медик будет в похмельном состоянии, ведь наверняка же, гад, сейчас пьет по-черному.

Нет, Бог помогает мне. Бог всегда помогал мне. Лишь один раз я чем-то прогневил Его, но сейчас я вновь набираю у него авторитет.

Осталось самое главное, отпечатки пальцев. На это он потратил не меньше часа, тщательно протирая все, что только можно. Наконец, удовлетворенный, он приоткрыл дверь и, убедившись, что в коридоре никого нет, вышел из комнаты. Не спеша, крадучись, выглядывая из-за углов, он вернулся в свою комнату, по пути бросив полиэтиленовый мешок в утилизатор. Улики «расплавились» на атомы, следов больше нет.

Майк не спал. Чертов Майк по-прежнему не спал и как и ранее что-то подвывал. Он будто чуял свой конец и не хотел терять остатки отведенного ему времени на сон. Пустая бутыль валялась на полу возле его кровати. Руг сел на свое ложе и тут же подскочил, будто его ударило молнией. Джонсон — самый что ни на есть свидетель. Он подтвердит, что я отсутствовал. Пьян, не пьян, больной, не больной, заметил, не заметил, негр являлся потенциальным свидетелем. И неважно, сможет ли завтра Джонсон или не сможет хоть что-то произнести. Надо страховаться, всегда надо страховаться.

Что ж ты не спишь, старик? Что ж ты не спишь-то? Ты будто сам благословляешь меня это сделать. Ну что ж, ладно, сам виноват. Пора избавляться от засранца.

Роберт подошел, медленно вытащил подушку из-под головы Майка, улыбнулся ему, подмигнул и накрыл подушкой лицо негра. Сопротивление было хилым. Через пару минут Руг ослабил давление, поднял подушку, наклонился близко к лицу Джонсона, чтобы ощутить дыхание. Тихо.

Всегда рад помочь ставшему близким человеку. Все, теперь спать, хорошо, что завтра выходной. Долбить породу после такой ночи было бы выше его сил.

Однако Боба мучило чувство, что он что-то забыл. Забыл что-то очень важное. Повертевшись с боку на бок, он в итоге вспомнил — что. Надо вставить штекер назад в телекамеру у дверей «щитовой». Да и отпечатки с провода стереть. Иначе это сразу укажет на него. Тяжело поднявшись, он все же довел дело до конца. Когда вернулся, упал обессиленный на кровать и моментально уснул. Утром его поднял взвывший сигнал тревоги.