Глава девятая,
в которой мы наконец разыскиваем Кубатая и замечаем, что что-то в нем есть…
Смолянин развил кипучую деятельность. Отправленное в мировой информаторий сообщение о том, что у него имеется семечко подсолнечника, буквально взорвало земную общественность, а в особенности ее передовой отряд — доблестное содружество гастрономов.
Раньше привычка обывателей лузгать семечки в общественных местах и на улице так раздражала людей воспитанных и просвещенных, что однажды под их давлением плантации подсолнечника были уничтожены под корень, и его частное выращивание было тоже запрещено. А когда спохватились, оказалось, что эти меры привели к полному исчезновению растения на Земле.
После этого некоторое время в среде самых продвинутых нонконформистов и антитоталитаристов было модно прилюдно щелкать синтетические семечки, как бы напоминая окружающим о том, до чего может довести слепое подчинение мнению большинства. Потом мода прошла. Но болезненный комплекс вины перед подсолнухом у человечества остался. А у Кубатая — еще и немодная теперь привычка и неосуществимая мечта.
…Смолянин с помощью своего домашнего дубликатора наштамповал целый мешок одинаковых семечек, но к Кубатаю, несмотря на наши уговоры, не спешил.
— Погодите, погодите, парни! — говорил он. — Сейчас, через час — разница невеликая. Надо человеку настоящую радость подарить… Ему сейчас положительные эмоции не помешают!..
Как повезло нам и человечеству, что Шидла не пожарил семечки! На то, чтобы самыми передовыми методами ботаники вырастить первую партию растений, потребовалось всего несколько часов.,
И вот наконец вновь ставшему героем планеты Смолянину посыльные доставили букет из огромных желтых цветов. Выглядели они изумительно, и экс-переводчик был в неописуемом восторге.
— Вот теперь — к Кубатайчику! Теперь — можно! — вскричал он сразу после того, как за посыльными захлопнулась дверь. Говоря это, он сбросил халат, видимо, чтобы переодеться.
— На ползоходе поедем? — спросил Стас.
— Да ни за что! — отозвался Смолянин. — Терпеть не могу этих тварей! Они унижают мое человеческое достоинство!
— А на чем? — продолжал допытываться Стас.
— Да ни на чем!
— Пешком, что ли, пойдем? А далеко это?..
— Эх, малец! — воскликнул Смолянин, зачем-то снова натягивая ласты. — Прыткий ты, да глупый!
С этими словами он распахнул дверь в комнату-бассейн, прыгнул в воду и ушел на дно.
— Нет, ну это уже наглость! — возмутился Стас. — Костя, тебе не кажется, что он нам морочит голову?
Тем временем посередине водной глади появилась воронка, а Смолянин вынырнул возле лесенки и, зацепившись за нее одной рукой, другой вытянул и положил на край увесистую резиновую пробку на цепочке.
— Здесь он, Кубатайчик, у меня схоронился, — заявил он. — Не мог я друга в беде покинуть, вот у себя и спрятал.
Вода в воронке громко захлюпала, и бассейн пересох. А на его дне обнаружился люк, похожий на канализационный.
— Хватайте семечки с букетом и спускайтесь ко мне, — распорядился Смолянин, а сам прошлепал ластами по мокрому дну и ухватился за ручку на крышке люка.
С мешком и цветами мы поспешно спустились на дно. Люк был уже распахнут, внизу горел свет.
— Кубатайчик! Кубатайчик, ты здесь?! — крикнул Смолянин, наклонившись над отверстием.
— Здесь я, здесь! — раздался голос из подземелья. — Куда же я отсюда денусь-то, Смолянинчик?!
— Ну вот и славно! — крикнул переводчик. — А я тут к тебе гостей привел!
— Каких еще гостей?! — Голос прозвучал настороженно. — Я же тебя просил! Не надо мне никаких гостей! Эх, ты… — Свет в проеме люка погас.
— Хороших, хороших гостей, — заверил Смолянин и подтолкнул нас к отверстию. — Спускайтесь!
Взволнованный Стас с букетом и я с мешком — за ним полезли вниз.
— Стоять! Ни с места! — раздался вопль из темноты, стоило нам коснуться ногами пола. — Еще шаг, и за себя не ручаюсь!
— Кубатайчик, успокойся, — безмятежно сказал Смолянин, спускаясь за нами. — Включи свет, и ты сам увидишь, что бояться тебе нечего…
Вспыхнул тревожный синий огонек, в тусклом свете которого шагах в десяти от нас стал виден широкий силуэт грузного человека.
— Ну и кто это такие? — спросила фигура Кубатая все также подозрительно.
— Кубатайчик, — снова вмешался Смолянин, — я же сказал тебе, если ты включишь весь свет, ты их и сам узнаешь.
— Только без глупостей! — приказал Кубатай, сделал какое-то движение, и над нашими головами вспыхнула здоровенная люстра.
Комната, в которой мы оказались, была просторна и обильно меблирована. Шкафы и стеллажи, столы и комоды, диваны и кровати, буфеты и серванты… А в дальнем конце ее, прижавшись спиной к трюмо, с мумибластером в руке стоял хмурый Кубатай. Время не коснулось ни его усатого лица, ни его зеленой шевелюры… Но боже мой, как он потолстел! Этого не могла скрыть даже наброшенная на его плечи просторная розовая накидка с кружевами.
— Что это… Что это у вас в руках? — срывающимся голосом спросил он, указывая стволом мумификатора на букет.
— Это подсолнечник, — сдавленно пискнул Стас. — А я — Стас. Стасик, из прошлого. Здравствуйте, дядя Кубатай.
— Ах! — покачнулся доблестный дэзээровец, и оружие выпало у него из рук. — Держите меня, мне дурно… — и он стал сползать вниз по стене. — Воды… Меня тошнит…
— Сейчас, сейчас! — опередив нас, кинулся к нему Смолянин и, схватив с комода графин со стаканом, присел возле захворавшего друга.
«Бульк, бульк, бульк», — проглотил воду Кубатай. Потом выглянул из-за Смолянина и недоверчиво уставился на растение.
— Они что, настоящие?! — спросил он шепотом.
— Ну конечно, Кубатайчик, конечно, — заверил его Смолянин. — Разве мы тебе поддельные принесли бы?
— Но это же… — Кубатай, кряхтя, поднялся и двинулся к нам с протянутыми руками. — Это же чудо какая красота!
Схватив букет и лучезарно улыбнувшись ему, он наконец посмотрел на нас и воскликнул:
— Костя! Стас! Неужели это вы? Каким ветром вас надуло?
Улыбаясь, рот до ушей, Стас заявил:
— Так по-русски не говорят, — хотя мы и болтали вовсе не на русском, а на всеземном. — Нас ветром пригнало. А надувать, это… — Он сунул цветы Кубатаю в руки и изобразил губами, как будто надувает шарик: — Ф-фу, ф-фу, ф-фу… — делая такие движения, как будто тот в его руках становился все больше. — Это, скорее, вас надуло, — кивнул он на кубатаевский живот.
— Да? — зарумянился тот. — Так заметно?
— Еще как! — заверил Стас. — Что это с вами?
— Давайте потом, — жеманно всплеснул руками Кубатай. — Я вам все расскажу. Давайте сначала поговорим о вас… — Но он тут же переключился на подсолнух. — Нет, ну какая прелесть! — помахал он цветами у себя перед носом. — Какая прелесть! Надо срочно поставить в вазу! — и походкой суетливой гусыни он поспешно направился к буфету.
— Значит, говорите, пригнало… — хохотнул Кубатай и зачерпнул горсть семечек из мешка, когда мы наконец устроились в креслах возле журнального столика, поставили на него вазу с подсолнухом и приготовились обо всем как следует поговорить. — Как пригнало? Зачем пригнало?.. Хотя нет, подождите! — воскликнул он. — Дайте мне сперва насладиться этим чудом!
Он просеменил к широченной двуспальной кровати с балдахином, улегся и нажал кнопку на спинке. Зазвучала тихая мелодия, на балдахине замигали цветные огоньки.
— Погасите свет! — попросил он.
Смолянин послушно отключил люстру, Кубатай закрыл глаза и несколько минут сосредоточенно лузгал семечки под музыку, выплевывая шелуху в кулак.
— Это тебе Шидла прислал, — вспомнил Стас.
— Ай, молодца! — отозвался Кубатай, не прерывая своего занятия. — Вот не знал, что он так ко мне внимателен. — А в наш со Смолянинчиком цирк так и не зашел ни разу…
— В какой цирк? — поразился Стас.
— С пингвинами. На Венере. Было у нас такое задание.
— Мы Шидле много о тебе рассказывали, — пояснил я.
— Угу, угу… — промычал Кубатай. Некоторое время слышалось только потрескивание и шуршание шелухи. Наконец он сел, свесив с кровати ноги, и разлепил глаза.
— Волшебно, — сказал он. — Неописуемо. Включай свет, — кивнул он переводчику и вернулся к нашему столику. — Ну, так чему обязаны мы такой радости — лицезреть вас снова? — спросил он меня.
— Если честно, Кубатай, мы прибыли сюда специально за тобой, — начал я.
— Да? — спросил он, но мне показалось, что он думает о чем-то своем.
— Нам кажется, что только ты можешь спасти Землю, — продолжил я.
— Ага, — сказал Кубатай. — Вот, значит, как…
— У нас, в нашем времени, случилась беда, — сказал я, чувствуя себя так, словно говорю все это в глухую стену.
— А вы знаете, — сказал Кубатай, как бы вдруг возвращаясь в реальность, — ощущение странное. Вроде понимаю, что раз они настоящие, то вкус должен быть изумительным, а почувствовать это не получается… Привык к синтетическим… И щелкать неудобно, искусственные-то очередью склеены…
— Кубатай, ты можешь о чем-то другом думать, кроме семечек?! — рявкнул Стас.
— А?! Да! Могу! — встрепенулся тот. — Еще как могу! Значит, говорите, беда у вас? Это хорошо! Смолянинчик, будь другом, принеси-ка мне огурчик! Это мне Марьюшка насолила, — пояснил он нам мечтательно. — Вку-усно! С хреном. Не хотите?
Смолянин прошлепал к холодильнику, а я посмотрел на Стаса.
— Слушай, — сказал я ему. — По-моему, зря мы сюда приехали.
— Нет, нет, нет, вовсе не зря! — воскликнул Кубатай, схватил из рук Смолянина пупырчатый огурец и смачно хрустнул им, откусив сразу половину. — Я вам обязательно помогу! — Он забросил в рот вторую половину огурца и сжевал ее. — Несмотря ни на что! — добавил он и постучал ладошками по животу. — Слово джигита!.. Смолянин, — снова обратился он к другу, — тащи всю банку!
Пока переводчик выполнял его просьбу, Кубатай вдруг посерьезнел, затуманился, обернулся к нам и сказал:
— Есть одна очень мудрая мысль. Жаль только, что люди часто ее забывают… Да… — Он замолчал.
— Какая мысль? — спросил я.
— Да вот… — помедлил Кубатай, — э-э… — потом признался: — Я тоже забыл. Так что там у вас стряслось-то?
Мы переглянулись, не зная, стоит ли продолжать попытки.
— Ладно, — сказал Стас. — Раз уж мы здесь. Давай попробуем.
И он принялся рассказывать о подобрении, о Леокадии и о Перископове.
— Ага, ага, — бормотал Кубатай, качая головой и глядя куда-то в сторону. Вдруг он встал и пошел к комоду. Стас замолчал, но Кубатай посмотрел на него и заверил: — Ты говори, говори, я слушаю!
Стас продолжил, а Кубатай достал из комода клочок начатого вязания с клубком бежевых шерстяных ниток, вернулся в кресло и стал, чуть покачиваясь, сноровисто орудовать спицами.
— …И вот мы у вас, — закончил Стас.
— И отлично! — заявил Кубатай. — Молодцы. Посмотри-ка, — держа за нитку, он продемонстрировал только что связанный им малюсенький тапочек. — Это меня Маша научила. Правда замечательный? Или замечательная? Пинетки как в единственном числе — пинеток или пинетка?
И тут до меня дошло…
— Кубатай! — воскликнул я. — Ты что, беременный?!
— Тс-с!!! — прижал палец к губам Смолянин и опасливо покосился по сторонам.
А бывший генерал-сержант, теперь же, оказывается, генерал-прапорщик, с виноватым и одновременно счастливым видом покивал, говоря с разными оттенками интонации:
— Так и есть… Угу… Точно… Вообще-то да…
— Так вот в чем дело! — прозрел и Стас. — Ну, тогда все пропало. Куда ты в таком положении…
— А вот и зря ты так думаешь! — воскликнул Кубатай. — Настоящему джигиту беременность не помешает помочь друзьям спасти человечество!
— Понимаете, ребятки, — стал рассказывать Кубатай, не прекращая вязать. — Технически-то беременеть мужчины могут уже давным-давно, но обществом это не поощряется. У нас даже есть непечатное ругательство, которое обозначает мужчину, ведущего себя, как женщина…
— У нас тоже, — заметил Стас.
— Вот видите, — покачал головой бывший генерал-сержант. — А беременный дэзээровец, это уж совсем ни в какие ворота… Но мужественный человек стоит выше условностей, а настоящая любовь преодолеет любые преграды. У нас с моей возлюбленной Марьюшкой Искусницей случился кризис отношений. Стала она в депрессии впадать, вспоминать Ивана-дурака. А он ведь и впрямь человек приятный, бесхитростный… Что было делать? Вот я и решил завести ребенка. Один-то у нас уже есть, опять же, Ванюша. Но я решил сам второго родить — для равновесия и в доказательство своей безграничной любви. Дурак на такое не решился бы!
— Куда ему! — поддержал друга Смолянин. — А что парень хороший, так легко ему — на острове-то, там все — сказочное! Я и сам, между прочим, там впервые оказался в вымышленном мире, вдохнул впервые сказочного воздуха. Ох понравилось!
— Да, Смолянинчик, — посмотрел на него Кубатай ласково. — Помнишь яйца свои золотые?
— А ты, Кубатайчик, хвостик свой пушистенький, помнишь ли?..
Оба потупились и мечтательно помолчали. А мы почувствовали себя неловко, словно подглядывали в замочную скважину, и Стас решил разрядить обстановку:
— Кубатай, а почему ты здесь, у Смолянина? — спросил он.
— А где ж ему быть? Кто ж за ним еще присмотрит-то? — отозвался экс-переводчик, отвлекшись от сладких воспоминаний.
— Я не мог оставаться дома, — сказал Кубатай. Он взял со стола пульт, нажал на кнопку, и на серванте вспыхнул экран телевизора. Мы увидели дом, окруженный огромной толпой сердитых граждан с плакатами: «Кубатай — позор ДЗР!», «Долой беременных агентов!», «Наши мальчики верили тебе, Кубатай»…
Встречались протесты и на другую тему: «ДЗР — логово сфинксов!», «Вон к своим — на Венеру!» …Были и странные плакаты, например: «Не простое, а золотое?» …Был и вовсе тут неуместный, но радовавший глаз: «Слава Смолянину — спасителю подсолнуха!» Но большинство все-таки были понятны, оскорбительны и направлены против нашего беременного друга.
— Вот, — сказал Кубатай с обидой и выключил телевизор. — Не помнят люди добра. Ну да история нас рассудит… А про Леокаду вашу ДЗР давно знает. Но Землю леокадийцы не трогают. А раз так, значит, вы этот вопрос еще в своем времени решили. А как бы вы его без меня решили? Да никак!
Полюбовавшись на готовые пинетки, он встал, решительно сунул их в ящик комода, затем, покопавшись, вытащил оттуда саблю и, подняв ее над головой, воскликнул:
— Вперед же, друзья — на борьбу с добротой!
— Ур-ра! — закричали мы, хотя его лозунг и показался мне сомнительным. А Смолянин, смахнув старческую слезу, пробормотал:
— Ну Кубатайчик, ну герой!
— А ты, Смолянин, ты с нами? — с надеждой спросил его Стас.
— Ну-у… — протянул Смолянин. — А! — махнул он рукой. — Была не была!
С этими словами он стянул с лысой шишковатой головы парик с проседью и, оскалившись, содрал со щек морщины.
— Ни фига в книжках не старятся, возвращаются такими же, как были… Это мы с коллегами придумали, чтобы привилегии иметь за вредность, да на пенсию пораньше свалить!.. Конечно же, я с вами, ребятишки! Куда ж я денусь-то, ведь вы — моя семья! — воскликнул он задорно.
— Снова вместе! — радостно поддержал его Кубатай, по внезапно уселся обратно в кресло и разрыдался.
— Простите, друзья, — выдавил он сквозь слезы. — Не обращайте внимания. Это гормональное. Я стал такой впечатлительный, такой сентиментальный…
И начались суетливые сборы. У меня со Стасом багажа не было вообще, зато для нас были синтезированы два джинсовых костюма и рубашки. Смолянин прихватил с собой лишь маленький опломбированный чемоданчик, и мы постеснялись спросить его, что в нем. А вот Кубатай необходимым, по его словам, багажом заставил всю прихожую.
Во-первых, это был наш мешок семечек. «Я просто обязан первым на Земле привыкнуть к натуральному продукту, — заявил он. — Это дело не только принципа, но и здоровья первенца». Во-вторых, он выволок из своего подполья целую кадку соленых огурцов. «Как замутит, только ими и спасаюсь», — пояснил он. И наконец, в-третьих, им была собрана здоровенная коробка с пеленками, распашонками, чепчиками и подгузниками. «Ну а как? — всплеснул он руками. — Радость ведь может случиться в любой момент. Где тогда все это брать на Венере?» Возразить было нечего.
Во время сборов Смолянин и Кубатай перекидывались фразами по поводу предстоящей операции, и мы со Стасом чувствовали, что в отличие от нас они прекрасно ее представляют, а потому не вмешивались. Из их слов мы поняли, что помогать нам будут спецслужбы и Земли, и Венеры, но и те и другие — тайно. Потому что такое партнерство возмутит и простых людей, и простых сфинксов. Видимо, поэтому все дальнейшее выглядело довольно странно.
Кубатай, переодевшись в широкий, похожий на рясу, черный балахон с погонами ДЗР, набрал на домашнем коммуникаторе номер департамента. На экране появился уже знакомый нам толстощекий секретарь с цветной спиралью на голове.
— Привет, Бачилла, — помахал ему рукой наш беременный суперагент, — дай-ка нам генерального.
Секретарь кивнул и, приветливо улыбаясь, прикрыл ладошкой левое ухо, видимо, прислушиваясь к наушнику в нем, потом отозвался:
— Кейсеролл просит передать, что у него нет времени разговаривать с пенсионерами и беременными, но если вы будете применять силу, он будет вынужден выполнить любое ваше требование.
— Вот как? Мы возмущены, — заявил Кубатай и потер ладони. — И мы требуем немедленно прислать сюда корабль для диверсии на Венере. А то мы тут взорвем все к чертовой матери, а у нас заложники, — указал он на меня со Стасом.
Секретарь Бачилла вновь прикрыл ухо, а затем, широко улыбнувшись, заявил:
— Мировой информаторий проанализировал внешность лиц, которых вы назвали заложниками, выяснил, что не имеет по ним никаких данных, значит, их не существует, и мы намерены проигнорировать вашу угрозу. Что касается диверсии на Венере, то она может обострить наши отношения с недружественными сфинксами, потому мы не можем предоставить вам свой корабль… Но в заповеднике неподалеку от вас посол Венеры охотился на тараколли, и ровно через пятнадцать минут как раз около вашего дома совершит вынужденную посадку посланный за ним венерианский корабль…
— А посол — Шидла?! — воскликнул Стас с надеждой.
— Естественно, — отозвался Бачилла.
— Отлично! — снова потер руки Кубатай и хотел было уже отключиться, как секретарь, вновь подержавшись за ухо, поспешно крикнул:
— Только учтите, сфинксы не боятся ни угроз, ни смерти! И не вздумайте пытаться подкупить пилота валерьянкой, пятидесятилитровый бидон с которой только что обронил в вашем саду товарно-транспортный ползоход!
— Ах вот как?! — коварно воскликнул Кубатай и вырубил коммуникатор. — Мальчики, мне тяжести таскать противопоказано. Быстро в сад, тащите валерьянку сюда.
Пять минут спустя алюминиевый бидон уже стоял в нашем коридоре рядом с кадкой, мешком и коробом.
— А вот и сфинксы, — сообщил Смолянин, высунув в форточку складную подзорную трубу. — Ну, ребятки, представление начинается! — сказал он и азартно хихикнул.
Только сейчас я заметил, что одет он в китель дэзээровца и клетчатый шотландский килт.
— А что? — сказал он, поймав мой взгляд. — Удобно.
В этот миг нас основательно тряхнуло и в комнате потемнело: грохнувшийся неподалеку венерианский корабль закрыл солнце.
— Вперед! — закричал Кубатай воинственно и, держа в одной руке саблю, а в другой мумибластер, кинулся в прихожую. Но, задержавшись там, закудахтал: — Огурцы, огурцы не забудьте! И все остальное… В два захода хотя бы заберите. Смолянин, голубчик, хватай кадку, а вы, ребята, берите валерьянку, она нам прямо сейчас понадобится… Вперед! — снова грозно выкрикнул он и распахнул дверь.
