– Сдается мне, Макс, – это не все, что ты хотел мне предъявить… – Таманцев кивнул на разложенный по широкому лабораторному столу натюрморт.

Зрелище было малоаппетитное. Центральное место занимала емкость с заспиртованной восьмипалой рукой. Конечность эта, и без того скорее функциональная, чем эстетичная, – вследствие опытов Кремера приобрела окончательно сюрреалистические формы. Остальные экспонаты, размером поменьше, майор извлек из тела покойного прапорщика Рюханова. В основном из разнесенной выстрелом в упор головы.

При всем несовершенстве, чтоб не сказать убогости, оснащения лаборатории Девятки – Таманцев в выводах Кремера не сомневался. Мертвый Рюханов лишь внешне походил на известного многим прапорщика шестнадцатой части. Внутри же трупа обнаружилось много интересного. Отталкивающего – но интересного.

По сути, прапорщик был симбионтом – хотя это определение достаточно условно. И расплывчато. Симбиоз предполагает более-менее равноправное партнерство живых организмов, не способных к раздельному существованию. Хотя, конечно, граница между симбиозом и паразитизмом весьма неопределенна и размыта…

Но ясно одно – раньше прапорщик Рюханов великолепно обходился без поселившегося у него в мозгу существа (?) размером с кулак ребенка, давшего метастазы в другие органы. Прапорщик ходил на службу, а после службы употреблял спиртные напитки, а после употребления заваливался спать, а проспавшись… Короче говоря, в конце концов прапорщик отправился на Третий Пост, на месячное дежурство. Где погиб от удара острого предмета в область сердца и обзавелся загадочным симбионтом – если, вопреки греческому корню слова, возможен симбиоз с мертвыми. Или паразитом – если можно паразитировать на трупах.

Кремер не имел понятия, как это загадочное существо сумело замедлить темпы разложения и заставило работать органы мертвого тела – пусть и весьма отличным от нормального способом. Майор даже не был уверен, что это именно существо, а не созданное по невиданной технологии устройство. Но в одном он не сомневался – и разнесенный девятимиллиметровой пулей симбионт прапорщика, и оторванная гранатой чья-то конечность имеют единую природу. Естественную или искусственную – другой вопрос. Хотя руки у тела Рюханова имели предписанное семейству гоминид отряда приматов количество пальцев.

Таманцева очередная непонятность не озадачила. Ну, стала реальностью легенда о гаитянских зомби. Ну и что? После Прогона небывалых вещей для генерала не существовало в принципе. Они, совместно со скептицизмом и рационализмом, остались там – в машинном зале, где между устройств компьютера-призрака бродили призраки людей.

Таманцева интересовало другое. У Кремера было на уме и еще что-то. И, насколько он знал майора, – что-то важное. Что-то более важное, чем ходячие трупы прапорщиков и восьмипалые конечности.

– С чего ты решил? – слегка наиграно удивился Кремер.

– Элементарно, Ватсон. Во-первых, ты раза три поглядывал вон на те бумажные рулоны в углу, с темой восьмипалых зомби никак вроде не связанные. Горделиво поглядывал, как курица на собственнозадно снесенное яйцо. Во-вторых, судя по доносящемуся порой абмре, в соседнем помещении пребывает некий господин Панкратов – никто другой с такой силой “Русским лесом” пахнуть не может. Он, когда подшофе, – то есть всегда – предпочитает держаться от меня подальше. А сейчас терпеливо ждет. Вывод: накопали вы с ним что-то важное. И мертвого прапорщика не касающееся – в медицине и патологоанатомии Панкратов ни уха ни рыла. Может, товарищи ученые, просветите? Что тут ваш коллективный разум породил?

И Кремер с присоединившимся Панкратовым просветили.

Кремер разложил на столе большой лист. Карта. Карта Девятки и прилегающих окрестностей, крупномасштабная. Не план и не схема – именно карта.

– Мы допустили большую ошибку, – сказал майор. – Тогда, осенью, после Прогона. Поспешили. Когда два события – в нашем случае Прогон и хроносдвиг – расположены так близко по времени, то самая простая гипотеза – объявить одно из них причиной, а другое следствием. А стоит найти хоть одно тому доказательство – и версия превращается в постулат. В аксиому. И других причин искать уже не хочется…

– Ты нашел другую причину? – спросил Таманцев.

Кремер был прав, поиском иных объяснений, кроме нештатного срабатывания “двойки”, генерал не озабочивался. Когда следствия наседают со всех сторон и мечтают нашпиговать тебя дротиками – как-то не до поиска причин.

– Я предлагаю поискать, – сказал Кремер. – Поискать в физическом смысле. И в конкретном месте. Как мы осенью определили эпицентр хроносдвига? Очень просто – посчитали зону переноса за окружность, взяли за граничные точки места обрыва ЛЭП и двух дорог. И по трем точкам вычислили центр окружности – задачка из геометрии для шестого класса. Причем подсознательно подгоняли задачку под ответ, под местоположение “двойки”. Однако не сошлось – линии пересеклись от нее чуть в стороне. Эту погрешность мы отнесли на схематичнсть плана Девятки, по которому проводили привязку нашей геометрии к местности. Версия: упомянутая схематичность привела не к погрешности, а к кардинальной ошибке. Те, кто вычерчивал в свое время план, не предполагали, что по нему будут проводить подобные изыскания. И внесли намеренные искажения – уменьшили размер бухт озера и увеличили размер суши – она, собственно, только и интересовала картографов…

– И ты произвел точную съемку… – догадался Таманцев (Кремер кивнул). – И эпицентром оказалась квартира какого-нибудь прапорщика Задрищенко, как раз проводившего испытание новейшего самогонного аппарата из свинченных на “двойке” деталей…

Если эти слова произносились как шутка, то она не удалась, – тон у генерала был слишком мрачный.

– Нет, – сказал Кремер. – Посмотрите сами…

И развернул второй лист – прозрачную кальку. Совместил с картой. Сережа Панкратов исполнял в этой сцене роль дружелюбного и бессловесного привидения. Молча стоял у стола, придерживая край норовящего свернуться обратно рулона.

И тактично дышал в сторону…

Вычисленный с точностью до десятков метров эпицентр пришелся не на “двойку”. И не на “единичку”. И не на другие технические сооружения – локаторы прежнего поколения, частично демонтированные. И не на жилой городок.

Эпицентр угодил в озеро. Ровно посередине бухты, разделявшей водозабор и “двойку”.

– Ну и как это понимать? – спросил Таманцев. Почему-то генералы обожают задавать именно такой вопрос подчиненным.

Кремер укрепил края кальки кнопками и потянулся за следующим рулоном.

– Ответ стоит искать на стыке наук, – сказал он. – С геометрией покончили, пустим в ход гидрологию…

Сережа по-прежнему безмолвствовал. К гидрологии, как и к геометрии, он отношения не имел.

Новая калька изобиловала цифрами и кривыми линиями – нанесенными разными цветами.

– Это промеры глубин, – сказал майор. – Синие – до Прогона. Красные – после. Приглядитесь внимательно, товарищ генерал-майор…

(При свидетелях он именовал Таманцева на “вы” и по званию.)

Озеро стало значительно глубже – это Таманцев знал. Но…

Самая глубокая точка прилегающей акватории сохранила неизменную глубину. И – полностью совпадала с обозначенным на предыдущей схеме эпицентром хроносдвига.

– Та-а-к… – протянул генерал и невольно бросил взгляд на последний рулон кальки. – Ну и что там за туз у вас в рукаве заготовлен? Из какой на этот раз области?

– Из той, где все карты на руках у Сергея – я в радиоэлектронике не спец. Речь идет о “боковых лепестках”…

Скулы Таманцева закаменели. Информацией о “боковых лепестках” частотного спектра, используемых “соседями” в своих играх с мозгами, владели три человека. Он сам, Камизов и ушедший в степь Гамаюн. Майору Кремеру знать об этом не полагалось .

И уж тем более – спившемуся интеллигенту Сереже Панкратову.

Генерал встревожился зря.

Речь шла о других “боковых лепестках” – тем же термином именовались ненужные, направленные вбок и даже назад выбросы диаграммы направленности радарной антенны “двойки”. Побочный продукт.

Пресловутые “лепестки” стали вечной головной болью проектировщиков “двойки” – наводимые ими помехи сбивали работу как военной, так и бытовой аппаратуры в окрестностях. Доходило до смешного – порой по экранам телевизоров в городке – быстро, не прочитать – пробегали числовые матрицы в шестнадцатеричном коде. Кончилось тем, что все приборы связи и слежения были оборудованы синхронизаторами, завязанными на рабочую частоту “двойки” – и переставали работать на прием в краткий миг излучения импульса суперлокатором. На беды телезрителей внимания решили не обращать – не так уж часто случались пробные включения.

Но работы по искоренению “лепестков” продолжались – и программной их частью занимался как раз Сережа Панкратов.

Третья калька, вычерченная по его данным, представляла собой как раз диаграмму направленности “двойки” в режиме 3-2-0 Прогона. Генерал не удивился, увидев, что эпицентр хронокатаклизма лежит в узком заштрихованном секторе наложения двух самых больших “лепестков”…

Сережа мямлил и запинался, излагая свои соображения о том, что могла породить интерференция двух паразитарных сигналов. Генерал почти не слушал, затем спросил:

– Как связаны “боковые лепестки” частотного спектра и диаграммы направленности?

– Ну… это… – замялся Сережа. – Исследованиями никто не занимался, просто старались подавить… Но в паразитарном сигнале идет наложение нескольких частот… Можно попробовать составить график… Я ведь специализировался не…

Таманцев отключился от его лепета. Камизов… Его якобы не проводившиеся при Прогоне опыты… Якобы демонтированные приборы… Как они с Гамаюном могли купиться на такое? Испугается соседушка глаз больших шишек, как же… Много эти шишки чего понимают… Смотрят тупо на мигание светодиодов, слушают вполуха объяснения и ждут не дождутся банкета – произнести речи перед камерами да нажраться водочки, когда камеры отключат…

– Спасибо за информацию, Сергей, – сказал генерал. – Ты свободен.

Панкратов с видимым облегчением юркнул в дверь.

– А теперь скажи мне, Макс – что ты думаешь найти? Там, на дне?

Кремер помолчал и ответил одним словом:

– Аппаратуру.

– По всем расчетам – не получается из “двойки” машины времени, – сказал Кремер. – С другой стороны – путешествия во времени вполне осуществимы. Наше здесь присутствие – самое веское доказательство. Вывод: кто-то рано или поздно овладеет этим искусством. Даже если допустить, что имел место некий катаклизм природного происхождения. Уже в двадцатом веке люди были способны вызвать ядерным взрывом искусственное землетрясение или цунами. А что будет в тридцатом? Раз путешествия во времени возможно – управляемый процесс, прости за каламбур, – вопрос времени. Овладеют… Или овладели – при подобном подходе к хронологии времена глаголов путаются. Овладели и начали путешествовать по временам с неясными нам целями. Однако: на протяжении нескольких тысяч лет в писанной истории человечества никаких встреч с хронопутешественниками не зафиксировано. Надо понимать, маскируются. Конспирируются… Вопрос: а как бы ты, Саша, не выдал своего присутствия при таких вводных?

Генерал думал недолго:

– Смешался бы с местным населением. Одежда, язык, обычаи… Сеть постоянных резидентов с железными легендами. И хорошо подготовленные агенты-челноки.

– В этом способе есть большой минус. Передвигаться придется на лошадях, пользоваться местным оружием… А это чревато. Заболев местной болезнью – или подыхать, или лечиться неизобретенными методами – с риском засветиться. А как замаскировать хроноаппаратуру, если она достаточно больших размеров?

– А какие альтернативы? – генерал заинтересовался. Почувствовал, что дискуссия не умозрительная – Кремер ведет разговор к окружающим Девятку странностям.

– Я долго думал над этим вопросом… А на ответ меня натолкнуло прозвище, которым местные наградили Лешу: Черная птица, повелевающая Драконами Земли… Драконы Земли! Степняки не разбегаются в панике от БТР – для них это Драконы Земли, твари огнедышащие, смертельно опасные – но вполне реальные. Никакой мистики и потусторонщины… В этом, мне кажется, и спрятан ответ. Изучить местные мифы – и маскировать людей и технику под их персонажей… Для каждой эпохи и каждого места – свой имидж. Ангелы на огненной колеснице, или парящий в небе Дракон, или ладья бога Ра…

– Так-так. Тогда я знаю, как маскировались иновременные пришельцы в двадцатом веке: снежные человеки и барабашки. А техника – Несси и летающие тарелочки…

– Зря иронизируешь. НЛО – идеальное прикрытие. А Несси… Тебе она, часом, не напоминает одну живущую в окрестностях зверюшку? В уменьшенном масштабе – один к сотне. Вплоть до горбов, которые наблюдали у Лох-Несского дива… Если допустить, что ВВ кто-то, где-то и когда-то построил, или еще построит – то проводить испытания на модели вполне естественно. На модели, способной погружаться не только под воду, но и в прошлое…

– Насколько я помню, Несси не то действительно всплывала, не то просто мерещилась чуть ли не два столетия. Не многовато для испытаний?

– Да, но в промежутках между всплытиями ее никто не мог найти. Как ни прочесывали Лох-Несское озеро сонарами и эхолотами. Пробные броски в прошлое на разную удаленность вполне могли занять год или два абсолютного времени. И вся туристская индустрия, что лихо наживается на монстре, все спекуляции в желтой прессе, все наукообразные труды – лишь отклики на эти опыты…

– Вот оно, значит, что… Несси, значит – пробная модель. Айдахар – подлодка-малютка. А ВВ – крейсер класса “Петр Великий”? Ерунда. Верблюд – животное. Если его ранить – кровь течет… После наших снарядов – текла. Да и ведет он себя больно тупо для управляемой людьми машины. А убитых айдахаров ты вскрывал… Где там экипажу разместиться? В желудке? В кишечнике? Давай лучше вернемся к этой дыре на дне. Что ты там найти рассчитываешь?

– Хорошо, – сказал майор Кремер. – Оставим пока мифических животных в покое. Излагаю версию. В двадцатом веке в глубоком месте невдалеке от Девятки пребывала некая аппаратура для перемещений во времени. Стационарная. Скорее всего – законсервированная. По крайней мере активно не работающая. Возможно, по причине строительства Девятки – наши радары мигом бы засекли выныривающие из озера НЛО. А лет сто назад тут была глушь, медвежий угол, условия для использования идеальные. При Прогоне “боковые лепестки” наложились как раз в нужном месте. И каким-то образом активировали эту чужую технику. Сработала она совершенно нештатно – и вот результат… По сути, произошла катастрофа – и для нас, и для владельцев аппаратуры… Такой расклад объясняет все, что сейчас вокруг творится.

– Так уж и все… Ладно. Пошли по порядку. Восьмипалые?

– Сомнений нет – это и есть владельцы хроноаппаратуры. Я не знаю причины их восьмипалости. Либо чудеса генной инженерии пошли этим путем и все обитатели будущего не похожи на нас, либо это маскировка под местный фольклор. Под восьмипалых онгонов, духов войны.

– Оживающие прапорщики – в принципе, деталь неважная, – задумчиво сказал Таманцев. – При соответствующем уровне технологии, их, надо понимать, сотворить несложно… Но Водяной Верблюд?

– Машина. Скорее всего – биоробот. Возможно, посланная как раз изъять канувшие в прошлое приборы…

– Нет, Макс. Тут-то твоя версия и поползла по швам… Эта махина при желании могла поднять со дна все, что хочешь; под самым нашим носом – и ничем мы помешать не могли. К чему тогда вся возня вокруг Девятки? Все интриги, стравливание со степняками, заговоры? Чего проще – приплыл и забрал. К тому же ВВ, ты сам говорил, ошивается здесь уже несколько поколений, не проявляя и признака разума…

– Возможен другой вариант. Катастрофа ударила по онгонам (давай называть их так для простоты) куда сильней, чем по нам. И по ВВ – тоже. Допустим, мы имеем дело с кучкой хроноробинзонов, сидящих тут без связи со своей эпохой. Контроль над ВВ они явно утратили – вполне возможно, что Верблюд необратимо поврежден. Их единственный шанс – это аппаратура на дне, под дулами наших береговых батарей. До нее онгоны и добираются – как могут. А могут они не многое…

Таманцев задумался, еще раз прогоняя все факты. Явных противоречий не обнаруживалось. Более того, факты, которых Кремер не знал, идеально ложились в схему. Судя по всему, онгоны злоупотребляли пси-связью – вполне возможно, без всяких приборов. Их подводное оборудование вполне могло управляться по тому же принципу… Защита от непрошенного пользователя стопроцентная – никто всерьез такими способностями на исходе второго тысячелетия не владел. Но тут влез Камизов со своим психотронным оружием…

– Твою версию проверить недолго, – сказал генерал. – Водолазное снаряжение есть, айдахаров разгоним… И прочешем эту яму. Только и всего…

Таманцев не сказал этого вслух, но подумал, что перспективы с хронотехникой в руках откроются интересные… И вовсе не обязательно возвращаться. Зачем? И здесь можно неплохо устроиться. Особенно если уничтожать врагов в прошлом – до того, как они стали врагами… Тот же Нурали…

Генерал не знал, что утром этого дня заклятые враги пресветлого хана, ак-кончары – все, до последнего человека – перешли вброд крохотную степную речку, безымянный приток Кара-Су.

Это была граница владений Нурали-хана.

В своих рассуждениях о природе онгонов майор Кремер строго руководствовался логикой, здравым смыслом и известными фактами. И оказался во многом прав.

Но не во всем.

Потому что само существование онгонов в его мире (теперь – в его) было алогичным. Парадоксальным.

Онгонов считали, и справедливо, духами войны, беспощадными и жестокими, – но они никогда не убили ни одного человека. Вообще никакого живого существа. Просто не могли. По-другому были устроены… Наоборот, онгоны воскрешали других. Чтобы убивали те.

Онгоны жили так долго, что казались вечными. Хотя были смертны и порой погибали. Новые не рождались, функция воспроизведения себе подобных у онгонов отсутствовала. Для способных жить века и тысячелетия – ни к чему. Они жили почти вечно, но при этом никогда не появлялись на свет. И не должны были появиться – породившая восьмипалых пространственно-временная реальность не существовала (и не существует, и не будет существовать). Случается подобное с реальностями, активно играющими в хроноигры со своим прошлым… Онгоны никогда не появлялись (не появятся) в этом мире – однако жили. Парадокс. Бывает.

Где-то (ставшим нигде) и когда-то (ставшим никогда) их создали не жившие (и не будущие жить) люди – как копии персонажей степного фольклора, свирепых духов войны. Онгонов. Но основой для фольклора, для легенд об онгонах, – послужила катастрофа, забросившая часть их на пару тысяч лет ранее расчетной точки… Тоже парадокс. Случаются и такие.