V. Милена
1.
Она не выныривала долго и мучительно из глубин беспамятства, как то любят расписывать авторы типа Мери Мейсон. И не вспоминала напряженно: что же с ней произошло? Мозг включился мгновенно и тут же вспомнил все.
Был бой. Странные люди атаковали Школу. Милена пыталась сопротивляться и пропустила удар. А что произошло дальше? И что теперь?
Темнота. Глаза и лоб чем-то прикрыты. Липнущим к лицу, давящим на веки. Она пробует поднять руку, сбросить с глаз пелену – бесполезно. Все тело упруго стянуто. Рука, преодолев меньше четверти пути со все возрастающим усилием, отброшена обратно. С другой происходит то же самое. И с ногами… Невидимые путы эластичны, но надежны. Плен. Ее захватили. Захватили напавшие на Школу…
Звуки слышатся слабо, как сквозь слой воды. Двигатель машины. Грузовик. Прорвались и уезжают? Привычной тряски нет – плавное покачивание, словно спеленавший ее кокон подвешен на множестве резиновых нитей.
Рот свободен, но Милена не кричит. Не зовет на помощь. Она выгибает шею и пытается дотянуться зубами до своих пут. Ничего не получается, но она повторяет – снова и снова. Милена не терпит, когда с ней что-то делают.
Она привыкла – наоборот.
2.
Сомневаться могут лишь живые.
Будь Хрусталев жив – он наверняка сомневался бы, приняв командование над группой глинолицых. Причины для сомнений имелись, и достаточно веские.
Потери оказались напрасными. Расстрелянные при прорыве периметра не в счет, это неизбежный расход. Даже Волковец, четырежды ходивший в Девятку и возвращавшийся, а на пятый раз словивший головой пулю зеленого салаги – тоже неизбежный расход. Но – граната черпака убила командира группы. Единственного из них, кого можно было по-настоящему убить. И – непонятный случай дезертирства. Отчего Рюхач рванул обратно в Девятку, Хрусталев не понимал.
Он вообще мало что понимал – сейчас. Воспоминания о прошлой жизни (точнее – просто о жизни) никуда не ушли, но казались сном – зыбким и нереальным. Совершенно неважным сном. Все тогдашние мысли и желания поблекли и выцвели – Хрусталев удивлялся бы их смехотворности, если бы сохранил способность удивляться. Все было неважно. Кроме одного – получаемых Хрусталевым приказаний. Четких и недвусмысленных, звучащих прямо в мозгу. В мертвом мозгу.
Приказ – и Хрусталев принял команду над группой.
Приказ – и погнал машину к предгорьям.
Сомнений не было, хотя поводов для них хватало. Приказ не выполнен, объект не схвачен. Вместо него забрали Милену – и Карахар перевернет Степь вверх дном, но возьмет похитителей за глотку.
Но Хрусталев не сомневался. Он выполнял приказ.
Машина неслась сквозь ночь. К горам.
3.
Звук двигателя смолк. Покачивание прекратилось.
Приехали?
Милена мгновенно вышла из полудремы. Убедившись, что с путами ничего сделать не удастся, она отдыхала – расслабилась и не думала ни о чем. Экономила силы. Они понадобятся. Так быстро Милена сдаваться не умела.
Это была не просто остановка – действительно приехали. Она зарычала про себя – ее извлекли (откуда?) небрежно, но уверенно. Передали с рук на руки. Опустили вниз, ударив плечом о что-то жесткое (о борт машины?). Наконец, поставили на ноги – спеленутую, ничего не видящую, с трудом удерживающую равновесие на затекших ногах.
Голос. Монотонный, на одном дыхании:
– Сейчас мы пойдем, идти далеко, ты пойдешь с нами, пойдешь сама, попробуешь бежать, сломаем ноги и понесем…
Голос замолк. Холодные пальцы коснулись лица – Милена отдернулась. Затылок придержали. Липнущая к лицу пленка соскочила. Она могла видеть. Подняла веки – и тут же зажмурилась. По глазам резануло всходящее солнце.
Снизу копошились, освобождая ноги. Милена снова подняла веки – медленно, осторожно.
Люди в камуфляже. Деловитая суета – что-то выгружают из машины. Разбирают поклажу. Лица у всех замаскированы. Движения чуть заторможены. Оружие странное – похожее на ружья для подводной охоты. Стоящий перед ней говорит коротко (голос тот же):
– Пошли.
Она всматривается в лицо. И, странное дело, сквозь глинистую бесформенность медленно проступают черты лица. Лицо кажется отдаленно знакомым.
Приглашения идти не повторили – просто толкнули в спину. И она пошла.
Руки ей так и не развязали.
4.
Шли долго. Местность повышалась и повышалась, лощины уже вполне могли называться ущельями, а холмы – небольшими, но горами.
Спутники Милены двигались с монотонностью заводных игрушек. Она начала уставать, сбивалась с шага. И ей почти не пришлось притворяться, чтобы изобразить давно задуманное.
Она споткнулась, упала. Глинолицые шли как шли – остановились с задержкой, секунды через три-четыре. Еще одна пауза – и двое ближайших шагнули к ней. Но она уже встала сама – неловко, со связанными за спиной руками, перевернувшись на спину, потом набок. Короткая безмолвная заминка – и группа возобновила движение. Милена после “пошли” не слышала ни слова – ни обращенного к ней, ни произнесенного между глинолицыми…
Ушибленное при падении плечо ныло, но она была довольна. Все расчеты и ожидания сбылись. Противник медлителен, реагирует на все с запозданием. В чем причина – выяснять некогда и незачем. Хотя похоже, что парни (все свои, с Девятки) под действием какой-то сильнейшей наркоты. И – под чужим внушением. Грех не воспользоваться их заторможенностью. Потому что – главный результат инсценированного падения – крохотный складной нож с серебристым крестиком на ручке перекочевал из ее ботинка в сжатый кулак…
Милена не сомневалась, что стрелять в нее не будут. Никто не тащит человека в такую даль, чтобы пристрелить. Будут ловить… А в пятнашки и прятки с этими тормозами она уж как-нибудь сыграет.
Пора начинать, пока дорога не измотала ее окончательно.
Вопрос: что она будет делать одна в незнакомых местах – Милену не смущал. Встретит людей – нормальных людей. Язык знает, не пропадет. Жена Карахара – это, знаете ли, титул. Любой, кроме этих отморозков, трижды задумается, прежде чем поссориться с Черной Птицей, повелевающей Драконами Земли.
Потому что головы поссорившихся стоят в степи ровными пирамидками.
5.
Вовка Хрусталев дороги не знал. Но вел отряд уверенно – на каждом повороте или развилке ломать голову не приходилось – ответ откуда-то приходил, точный и ясный. И Вовка, никогда раньше не терпевший начальство и приказы – был бы счастлив от этой ясности. Если бы сохранил способность быть счастливым…
На одной из развилок пленница остановилась. Прислонилась спиной к скале. Дышала тяжело. Сказала:
– Не могу. Устала. Шага не сделаю, хоть несите…
На самом деле силы у Милены оставались. Крохотное лезвие ножа именно сейчас яростно пилило стягивающие запястья эластичные узы.
Хрусталев замер, не зная что делать. Ответ к нему пришел через несколько секунд. Он набрал в грудь воздуха (вдыхали глинолицые редко, лишь когда надо было что-то сказать) и проговорил монотонно:
– Передохни, недолго…
Сказал и застыл неподвижной статуей. Остальные глинолицые – тоже.
…Все оказалось напрасно. Путы ножу не поддавались. Они пружинили, прогибались – и тут же отбрасывали лезвие обратно. Милена стояла, с трудом сохраняя видимость спокойствия. Весь план оказался пустышкой. Ей хотелось прыгнуть и вцепиться зубами в неподвижную маску лица стоявшего напротив человека.
Не прыгнула. Не вцепилась. Потому что неожиданно вспомнила, кто это такой. Вспомнила фамилию сержанта-контрактника, бывшего героем скандальной истории с офицерской женой. И отправленного Гамаюном от греха подальше на Третий Пост.
Тут же в голову пришел план. Странный, дикий. Возникший от безнадежности. Но ничему не вредивший.
Наркотики? Под внушением?
Сейчас проверим…
– Сержант Хрусталев! – отчеканила она самым что ни на есть командным голосом. – Ко мне!
Хрусталев шагнул к ней. Замер. Снова шагнул. Что-то сломалось в нем – там, внутри, где хитроумная техника онгонов поддерживала подобие жизни. Точно так же что-то сломалось в Рюханове, подслушавшем разговор из тайного своего убежища в Девятке – разговор двух черпаков о жене прапорщика…
Хрусталев остановился. Глиняная маска на лице пошла трещинами. Синеватые ее куски падали под ноги.
– Ко мне! – рявкнула Милена.
Над командой, отданной таким голосом, задумываться невозможно. Можно лишь исполнять. Хрусталев уже не умел задумываться. Он подошел – строевым шагом. Вытянулся по стойке смирно.
– Развязать! Немедленно! – она развернулась, приподняла вытянутые руки.
За спиной щелкнуло. Руки почувствовали свободу.
Конечно, это не прошло незамеченным. И безнаказанным. Одна из глинолицых статуй ожила. Шагнула к Хрусталеву, вскидывая странное оружие, чем-то похожее на ружье для подводной охоты…
6.
Стрела – длинная, больше метра длиной, с черным оперением – ударила в глаз. Широкий наконечник-срезень вышел из затылка. Вернее, затылка как такового не осталось – сила удара разбила кость и выбросила наружу содержимое черепа.
Милена не видела полета стрелы. И не поняла ничего. Только что глинолицый чуть замедленно поднимал оружие к голове Хрусталева – и уронил его, и повалился с торчащим из глазной впадины оперением. Хрусталев остался стоять.
А потом все смешалось.
Стрелы летели, казалось, ниоткуда. И отовсюду. Попадали в глинолицых. Но особого вреда не причиняли – кроме угодивших в голову. Странные ружья отвечали на ураганную стрельбу – гораздо реже. Милена вжалась в камень – с запозданием. Но в сторону ее и Хрусталева не стреляли. Первая стрела оказалась и последней.
Все происходило молча. Лишь щелкали тетивы, приглушенно хлопали ружья, и ударялись стрелы – громко в камни, с мягким хрустом – в тела. Перестрелка не затянулась. Атаковавшие быстро поняли, где уязвимое место глинолицых – фигуры в камуфляже одна за другой падали, чтобы больше не подняться.
Потом раздался первый крик – короткий, гортанный. Со скал спрыгивали нападавшие. Их оказалось много, по два десятка на каждого из уцелевших глинолицых. В ход пошли копья, мечи, секиры, палицы. Через пару минут все было кончено.
7.
Пробившее грудь и пришпилившее к земле копье с узким зазубренным наконечником не причиняло страданий Хрусталеву. И он не извивался, не пытался освободиться, как четверо его уцелевших соратников. Те тоже не чувствовали боли – они лишь выполняли шедший извне приказ: вырваться и продолжить бой. Та же команда билась и в голове Хрусталева. Он не обращал на нее внимания, как на жужжание надоедливой мухи.
Он старался понять: что и как с ним произошло? Как он здесь оказался? Воспоминания уже не казались скучным черно-белым фильмом о чужом человеке – лишь внешне похожем на Вовку Хрусталева…
…Вдоль ряда распластанных фигур в камуфляже шел человек в грубо выкованном стальном шишаке. И деловито разбивал головы глинолицым палицей-перначем.
Когда палица взметнулась над Хрусталевым, тот понял все. И все вспомнил. Он, Хрусталев, умер. Его убили на Третьем Посту. Все остальное – кошмарный сон умирающего мозга. Страшное, не знамо за какие грехи дарованное посмертие… Нет и не было ничего – ни спрятанного в глубине гор логова ходячих мертвецов, ни авантюрного рейда на Девятку, ни этого заваленного телами ущелья. Нет ничего. Он лежит в луже собственной крови у КПП Третьего Поста. И умирает. А может, уже умер… Хрусталев понял все и его мертвые губы растянулись в растерянной полуулыбке – первой улыбке после смерти…
Пернач опускался целую вечность. И обрушился на череп с грохотом ядерного взрыва. Вовка Хрусталев умер второй раз. Окончательно.
8.
Юрта не блистала убранством.
Войлок на полу, войлок на стенах. Очаг по центру, под потолочным отверстием. И все.
Милена медленно шла по кругу. Ощупывала стену. В фильмах с приключениями герои всегда вспарывали ткань подобных шатров бесшумным ударом ножа – и исчезали в ночи под носом растяп-врагов. Похоже, авторы тех сценариев не представляли устройство степных юрт – под войлоком везде прощупывался деревянный каркас, сквозь который даже самый изворотливый герой едва ли просочится…
Впрочем, не все потеряно. Она не связана, и швейцарский ножичек остался при ней. Если Сугедей – имя владыки Милена уловила в разговорах доставивших ее сюда всадников – если этот толстобрюхий решит вдруг попользоваться пленницей, то… Едва ли степной царек привык к женщинам, владеющим приемами единоборств. И едва ли потащит себе в помощь нукеров…
А короткое лезвие, приставленное к яремной вене, давит на психику не хуже длинного. Особенно если чуть-чуть нажать. Но это – на крайний случай. Если имя Карахара не окажет нужного действия.
Занавеска на входе отдернулась. Быстро вошел человек. Среднего роста, молодой – не старше Милены. Простая одежда, кинжал на поясе, на шее единственное украшение – золотая голова беркута.
Она подумала было, что это кто-то из прислуги, призванный возвестить приход пресветлого хана, или как тут здешний владыка именуется. Она ошиблась. Взгляд, манера держаться – все говорило, что это он и есть. Сугедей.
Вошедший двигался, как дикая кошка. Грациозно. Раскованно. И – очень опасно. Он произнес короткую фразу, Милена не поняла. Уловила одно слово, точнее имя: Карахар. Сказано это было мягко, по-восточному – Харахар…
Милена пожала плечами: не понимаю. Он повторил на языке адамаров, тщательно выговаривая слова:
– Ты – жена Карахара?
Она кивнула. Раз он это знает – все прояснится быстро. У кого она: у освободителей? у новых похитителей?
Сугедей оглядел ее – внимательно, неторопливо. Выражение рысьих глаз она не поняла. Кивнул удовлетворенно, словно именно такой всегда и представлял жену Карахара – в униформе, растрепанную, со свежей царапиной на щеке. И – непредставимо красивую. Похожих красавиц Сугедей не мог нигде видеть. Степные девчонки выходили замуж в тринадцать и каждый год рожали детей – и к двадцати пяти, к возрасту полного расцвета женщины, выглядели не особо аппетитно…
Однако никаких эмоций на лице хана не отразилось.
– Сядь, женщина, – сказал он. – Поговорим.
Предложение звучало миролюбиво. Милена медлила. Посмотрим, что сделает этот вождь табунщиков, если жена Карахара не подчиниться его не то просьбе, не то приказу.
Он не сделал почти ничего. Поднял бровь – и ей захотелось немедленно опуститься на войлок. Но она осталась стоять. А затем…
Движения она почти не увидела. Кулак ее разжался как бы сам собой – так быстро и ловко его разжали. Через секунду Сугедей рассматривал швейцарский нож.
– Оружие, – сказал он с легким удивлением. – Маленькое оружие, но зубы змеи меньше… В мою юрту с оружием не входит никто. Караул-баши умрет до заката.
Он еще раз осмотрел нож, безошибочно выбрал и подцепил ногтем лезвие – то самое, что Милена столь самонадеянно собиралось приставить к его горлу. Взмаха руки она опять не заметила и никак среагировать не успела. Просто ее рукав – от плеча до локтя – разошелся ровным разрезом. На показавшейся коже – ни царапины.
– Сядь, женщина, – он протянул ей сложенный нож. И первым опустился на войлок, скрестив ноги.
Она села – неловко. Милена не испугалась. Не умела. Но поняла – этот человек сделает с ней всё. Все, что захочет. И не побоится ни ее смехотворного ножа, ни мести Карахара.
– Старый дурак Нурали взял бы тебя силой и заставил рожать ему воинов, – сказал хан. – Он глуп. Несколько лишних кончаров не спасут его. Мне нужно другое.
– Что? – впервые разлепила губы Милена.
– Мне нужны Драконы Земли, – сказал Сугедей. Сказал просто, словно речь шла о табуне или отаре. – Сколько их сможет отдать Карахар, чтобы получит тебя? Получить целой, не по частям?
– Драконы не подчиняются первому встречному, – ответила Милена осторожно.
Несмотря на неприкрытую угрозу, такой поворот дела внушал надежду. Хотя, насколько она знала Гамаюна, выменивать жену на боевую технику он не станет. Ни под каким видом.
– Только не говори, что Драконы подчиняются волшебным заклинаниям или заколдованным перстням, – отрезал хан. – Шесть погонщиков Драконов Земли живут у меня. Одних я выкупил, других взял силой. Они больше не носят колодок и не собирают навоз. У них есть юрты и молодые ласковые жены. Со мной они могут стать большими людьми – и никогда не вернутся к Карахару. Слушай меня внимательно, женщина, и передай мужу, если увидишь его. Я не родился на белом войлоке ханской юрты – мой отец был простой нойон. Мне шла двенадцатая осень, когда враги убили его и разорили кочевье. Я остался старшим мужчиной в семье. Кибитка с моей матерью и братьями скрывалась от врагов в лесных дебрях. У нас не осталось скота. Чтобы прокормить семью, я убивал стрелами рыб – и мы ели их . В первый поход я шел по пятнадцатой осени – во главе сотни воинов, помнивших моего отца. Шел на его врагов – и их кости растащили по степи шакалы. Четырнадцать нойонов избрали меня ханом, думая править моими устами. Сейчас они мертвы и имена их забыты…
Века идут, но ничего не меняется, подумала Милена. В Степи тысячи нойонов – ханами становятся десятки из них. А каганами, ханами ханов, – единицы. Она, дочь выслужившегося без протекций генерала, хорошо знала, какой он бывает – путь наверх. Путь, на котором приходится переступать через вчерашних друзей и предавать вчерашних покровителей… Немногие из тысяч молодых лейтенантов становятся генералами. А маршалами – единицы. Она знала этот путь и сама шла схожим – тогда, до Прогона. Подковерные волчьи схватки между людьми науки не менее жестоки, чем у людей в погонах. И проигравших точно так же пожирают…
Но зачем Сугедей говорит все это – ей? Не разделяет мнения о том, что дело женщины рожать детей и доить скот? Или сделал для жены Карахара исключение? Надо понимать, уверен, что обмен на Драконов пройдет успешно. И заранее готовит Милену на роль посла. А при ином раскладе все сказанное умрет вместе с ней…
Что новая женщина хана не интересует – он дал понять ясно. Ну, это мы еще посмотрим… В пиковой ситуации можно сыграть роль Шахерезады, пересказывающей “Кама-Сутру” – и не словами. Едва ли здешние табунщицы владеют всеми придуманными к двадцатому веку изысками… Не зря владыки возмещают качество количеством наложниц…
– Под моей рукой тридцать раз по десять тысяч кибиток – продолжал Сугедей. – И число их растет. Каждый, кто не хочет всю жизнь пасти глупых овец, приходит ко мне и становится воином. А кто не приходит… Что же, тот пусть пасет скот – но мой скот. И на моих землях. Я дважды разбил ак-кончаров и выгнал их с тучных пастбищ. Глупец Нурали шлет ко мне послов, думая, что враг его врагов станет ему другом. Он не просто глуп. Он мертв. Дело даже не в том, что один мой воин стоит пяти его. Нурали не понимает, что в степи должен быть один владыка. Тогда коротконосых не спасет их стена, а изнеженным жителям западных оазисов не поможет пустыня, отгородившая их от мира… Запомни и передай мужу: не стоит ни о чем договариваться с мертвецами. Нурали мертв. Стоит договариваться с живыми. Со мной.
Сугедей замолчал. Милене стало зябко. Хотя хан держался вполне дружелюбно. Страшны были не его слова – страшны были ее из них выводы.
Мертв не один Нурали. Мертва и Девятка. Она всегда знала, что чуждый Великой Степи городок обречен. Теперь увидела и его могильщика. Все правильно. До сих пор за них просто не брались по-серьезному. Карахар сумел запугать патриархальных табунщиков Нурали Драконами Земли. Этого не запугаешь ничем. Если он не выменяет технику на нее – возьмет в бою. Ак-Июс показал, что это вполне возможно. И слова о силе его воинов – не блеф. Она видела их в деле. Железная дисциплина плюс незаурядное умение. Оружие на порядок совершеннее, чем джериды и кончары адамаров. Глинолицых они прикончили без потерь – с двумя легко раненными. Глинолицых, недавно прорвавших периметр… Договориться с Сугедеем Девятка сможет, это верно. Но это не спасет ее от внезапного удара… Те шестеро погонщиков – они ведь многое смогут рассказать про системы охраны и обороны… Возможно, уже рассказали.
Но что хан делает здесь, в предгорьях? Никаких кибиток и стад с ним нет – лишь несколько тысяч воинов. Везли ее, не завязывая глаз. Размеры лагеря и количество людей Милена примерно оценила.
Она так и спросила его – прямо, в лоб. У Милены начал смутно созревать новый план…
Сугедей ответил. Карты он раскрывать не боялся.
– Я пришел прикончить онгонов в их берлоге. И прикончу – точно так же, как перебил их глинолицых рабов. Эти самозваные восьмипалые демоны посмели вмешаться в мои дела. Овладели душами нойонов двух туменов… А может, и душами всех их воинов. Но сейчас каждый мой нукер носит железный шлем – и онгоны не властны над нами. Я уничтожу их.
Всё просто и ясно. Демоны или не демоны – вставший на дороге будет уничтожен. Не надо быть ясновидящей, чтобы понять – пути хана и Девятки скоро скрестятся. Что тогда? На сколько Карахар сможет оттянуть неизбежный конец? На год? На два? Или пока не кончатся патроны?
Она стала спрашивать – еще и еще. Он отвечал, когда подробно, когда скупо. Все совпадало с первым мнением Милены. В Степь пришел новый харизматичный лидер, способный взорвать старый миропорядок и основать сверхдержаву, заставляющую трепетать соседей…
Важной оперативной информации Милена не услышала. Да и не хотела услышать. Под конец своих вопросов она обращало внимание лишь на одно – как Сугедей реагирует на нее. Лично на нее. Не на жену Карахара.
9.
– Я ответил на твои вопросы, женщина. Твой муж поймет, что в Степь пришел настоящий хозяин. Ответь и мне: сколько Драконов Земли он отдаст за тебя? Ничто другое меня не интересует. Все остальное я могу взять сам.
Она ответила резко, как отрубила:
– Ни одного.
– Жаль, – сказал Сугедей. Сожаления в этом слове не прозвучало. Прозвучал приговор Милене.
– Но я могу помочь тебе взять всех. И не только Драконов Земли…
Два взгляда столкнулись, как два клинка. Казалось, в юрте прозвучал звон отточенной стали. Сугедей молчал.
Она расстегнула заколку (половина волос и без того из-под нее выбилась). Тряхнула головой. Золотая волна заструилась по зеленой униформе.
Милена умела принимать решения мгновенно. Сугедей – тоже.
– Пусть будет так, женщина, – сказал он. – Ты получишь всё. Всё, что захочешь.
– Для начала я хочу одного, – сказала Милена. – Бадью с горячей водой. Найдется тут у вас котел подходящих размеров?
Впервые с начала их разговора Сугедей улыбнулся.
Ее имя он спросил лишь на рассвете…
