XIII. Совещание. Финал
1.
Сказать, что Гамаюн сидел как на иголках – не сказать ничего. После первых прозвучавших очередей он чувствовал себя, как на бочке с бензином – окруженной со всех сторон степным пожаром. Припекало…
Но Таманцев впервые с начала совещания повысил голос: всем оставаться на местах! Без вас разберутся! Продолжаем согласно повестки дня.
Значить это могло все, что угодно. Ясно одно – если с нештатной ситуацией такого масштаба генерал решил разбираться без Гамаюна и Румянцева, без Звягинцева и Сирина – значит, со своими постами им можно попрощаться. Хотя, поживем – увидим. Есть и другие варианты…
И они продолжили – под аккомпанемент близкой стрельбы. Странное то было совещание. Говоривших никто не слышал – все прислушивались к выстрелам. Таманцева, казалось, не занимали эти отголоски грозных событий – поглядывал на часы, на дверь, барабанил пальцами по стоявшему на столе ящичку сувенирного вида. Тот несколько дисгармонировал с рабочей обстановкой таманцевского стола – не то сундучок с серебряной отделкой, не то ларец…
Что за ларец такой, подумал Гамаюн, словно происхождение непонятного предмета могло объяснить всё творящееся вокруг. А что, если ларчик открывается просто? До смешного просто? Что если истинный замаскированный глава “орлят” – Таманцев? Тогда все остальные – ширма. Даже сидящий на гауптвахте генерал-майор Орлов, по фамилии которого и названо движение, – ширма. А за ширмой кукловод-Таманцев управляет своей марионеткой, своим детищем – заговором “орлят”. При этом вторая рука играет с другой куклой, тоже подвешенной на невидимых почтеннейшей публике нитях – с Отделом.
При подобном раскладе становится ясным все. Или почти все. Вплоть до того, почему дежурившего в приемной с утра Прилепского (известного, что греха таить, дурака и труса) сейчас сменил верный таманцевский преторианец Гриша Зорин – и с ним еще трое, не снявшие с лиц черных капюшонов. И как будут использованы автоматы этой четверки, стоит задуматься…
Генерал, реорганизуя в новых условиях спецслужбы Девятки, следовал российской практике последних лет: сдержки и противовесы. Противовесом Отделу должен был служить Сирин со своей внешней разведкой. Не сложилось. Гамаюн сумел собрать у себя тех немногих, кто имел боевой и оперативный опыт – и неплохо обучить добровольцов, опыта не имевших… А структура Сирина захирела – все преимущества ее главы, как местного уроженца, потеряли в новых условиях силу… И один работавший на Отдел Сергей Кулай по прозвищу Пак давал больше ценной информации, чем все степные осведомители Сирина.
Тогда Таманцев создал на базе штабной охраны замкнутую на себя службу оперативного реагирования, поставив во главе старого своего друга Звягинцева… И, Гамаюн был уверен, имелась у генерала личная сеть стукачей в Девятке – ничем другим осведомленность генерала в иных вопросах не объяснить…
Переворот не там, где сейчас стреляют в наивных “орлят”, подумал Гамаюн. Переворот здесь. И проводит его Таманцев.
Не надо гадать, как так получилось, что совпали с точностью до одного дня путч, отключение и появление рядом с Девяткой орды. Генерал, если именно он инкогнито командовал “орлятами”, назначил день “Д” на прекрасно известную ему дату отключения. А Нурали? Ну, рассчитав удаленность кочевьев, прикинув скорость и путь хайдаров, нетрудно вычислить дату сбора, если… Если тот геноцид в степи устроили люди Таманцева. Только так…
Но на что он, собственно, рассчитывает? Служба оперативного реагирования – меньше восьмидесяти стволов. И не чета бойцам Гамаюна. А одного генерала уже повязали, нет прежнего почтения к большим звездам на погонах. Стереотип сломан. Сам Таманцев и сломал – когда через три недели после Прогона генерал-майор Орлов приказал готовить к взрыву все числящиеся за девяносто пятой частью здания и сооружения, и пробиваться одной большой колонной по направлению Караганда-Акмола.
Говорили, что крыша у Орлова съехала. Был, дескать, уверен, что вся Девятка стала объектом испытания психотронного оружия, и что за ближайшей горкой ждут его руководители эксперимента, дабы поздравить с адекватной реакцией на сюрреалистичную вводную. Так говорили сейчас – а тогда кое-кто вполне серьезно и рьяно взялся за исполнение приказа…
Сохранилась Девятка – с Таманцевым во главе – потому, что большая часть боевых офицеров пошла на прямое нарушение основополагающего пункта устава: если считаешь приказание ошибочным и вредным – исполни и потом обжалуй вышестоящему начальству…
Неважно, что вышестоящего начальства в обозримой части Вселенной не наблюдается. Важно другое. Прецедент был – и власть генерала сейчас отнюдь не беспредельна. Принять и осуществить губительное для всех решение ему не дадут. Или козырь Таманцева в том, что здесь собрана вся верхушка? И начальник Отдела в том числе?
Ну, уйти не проблема. Сколько их там, в приемной? Четверо?
Пробьемся.
2.
Это ударило резко, ударило и накрыло с головой – так накрывает цунами привыкший к ласковому прибою берег.
Он почувствовал, что знает: что должен сделать и как сделать все быстро и безошибочно. Секунду назад знания не было – и вот оно явилось. Ясное. Беспощадное. Снимающее все вопросы…
Должны умереть все. Все, кроме одного. Он знал, кого . Теперь – знал.
Зачем? – такой вопрос не стоял. Он знал: что, как и кто – и этого достаточно.
Он медленно встал. Передернул затвор автомата. Неторопливо шагнул к двери в кабинет Таманцева. Он знал, что сейчас сделает. Но где-то на периферии сознания билась, трепетала мысль – колющая, мешающая, досаждающая, как соринка в углу глаза. Он решил задержаться на мгновение, чтобы вынуть ее…
Грише Зорину казалось, что он никуда не торопится. Что делает все медленно и тщательно. Со стороны выглядело иначе. Троица в углу приемной, так и не снявшая капюшоны, не поняла ничего. Их подопечный сидит рядом, с автоматом на коленях, – и вот уже, без всякого перехода, на другом конце помещения распахивает дверь в кабинет генерала. И исчезает, толкнув вторую дверь, внутреннюю.
Они рванулись следом, понимая – не успевают.
3.
Я спятил, безрадостно констатировал Гамаюн, когда осознал, чем занимается.
Он просто-напросто просчитывал оптимальный вариант ухода – так, чтобы позади, в приемной, остались четыре трупа. И чтобы прихватить с собой генерала. Тепленького. Готового к употреблению…
Я спятил. Мы все немного спятили после Прогона, но здесь что-то другое. Мания преследования? Стоп. Страдающий пресловутой манией никогда не отдает себе в этом отчет, он свято уверен, что все так и есть. Что злокозненные инопланетяне или еще более злокозненные спецслужбы имеют главную в жизни цель: испортить жизнь ему, совершенно здоровому человеку. Тайно вводят расшатывающие здоровье препараты, организуют неприятности на работе, устанавливают подглядывающую аппаратуру в сортире…
Нет. Это не мания преследования.
Тогда с чего я только что на полном серьезе уверился, что Таманцев собрался нас тут всех перестрелять? Ахинея какая… Ему и без того никто не сможет всерьез воспрепятствовать (и не захочет), если он прямо сейчас отменит все пережитки ЗАТО, и объявит себя генерал-губернатором, или пожизненным президентом, или императором всея Девятки. Да хоть пресветлым ханом, в конце концов. Опору в степи может искать тот, у кого она слаба здесь, – но не Таманцев. И ту таинственную четверку из степи тащить ему ни к чему. Четыре лишних штыка расклад для него не изменят.
Значит?
Тогда все сегодняшние выкрутасы в штабе имеют одну-единственную цель. Таманцев вычисляет крысу. Вычисляет каким-то до конца не ясным способом. Используя путч как момент истины… И под подозрением генерала все. Абсолютно все. А в первую очередь Звягинцев, Сирин, Румянцев и я.
Понятно…
Но с чего тогда этот приступ паники? Всплеск мании преследования у человека, до сих пор ничего похожего за собой не замечавшего? И у остальных, кстати, лица…
Эту мысль Гамаюн до конца не додумал. Дверь распахнулась – резко. В кабинете оказался Гриша Зорин. Бледный. С искривленным ртом. С пустыми глазами.
И – с автоматом наизготовку.
4.
Майор Кремер, тираня Гришу таблетками и уколами, исходил из поставленной конкретной задачи: купировать воздействие на психику постгипнотического внушения – в момент, когда оно сработает. Ни механизма, ни точных обстоятельств получения внушения никто не знал. Поставленная суггестором задача и время срабатывания были известны предположительно, с большой долей вероятности. Но как ни странно, именно скудость начальной информации помогла Кремеру справиться с задачей.
Потому что это не было постгипнотическим внушением.
Имей Кремер конкретную информацию, или хотя бы обоснованные догадки, например: применено троекратное наркогипнотическое кодирование по такой-то методике – все кончилось бы гораздо хуже.
Но, понятия не имея о примененной технике, майор использовал хитрый коктейль препаратов, повышающих общий тонус, снижающих внушаемость – и в то же время дающих чувство ложной уверенности в своих силах. И безопасности, и неуязвимости – тоже ложных.
Дозы, по настоянию Таманцева и согласию Гриши, Кпемер ввел лошадиные. Но и они не помогли. Это – накатившая на Гришу волна – смела все химические барьеры Кремера, как ураган соломенный домик глупого поросенка. Лишь одна крохотная, за что-то зацепившаяся соломинка осталась. И – чуть-чуть затормозила работу нерассуждающего механизма, в который превратился Гриша. Чуть-чуть разладила. Крохотная часть сознания, остающаяся прежним Зориным, успела на долю мгновения получить контроль над отнюдь не самой главной в данной ситуации мышцей… Но этого хватило.
Гриша раздавил зубами капсулу. В самый последний момент.
5.
Присутствующие в большинстве своем ничего не поняли. Даже самого главного – что сейчас их будут убивать – не поняли. Потому что все кончилось стремительно и странно…
Гриша начал движение быстро, на грани восприятия Гамаюна – влево от двери, поднимая автомат – и тут же ритм его сломался, замедлился. Спотыкающийся шаг, другой. Оружие бессильно опустилось. Зорин сделал еще шаг – неуверенный, как у вдребезги пьяного. Ткнул левой рукой в одного из сидящих за столом:
– Т-т-ты… он… – и подломился в коленях, стал опускаться на пол.
Его тут же подхватили под руки – двое в капюшонах, с автоматами, влетевшие следом. Рука Гамаюна, сидевшего за дальним концом стола, медленно разжалась, выпустив тяжелую кожаную папку – не успел швырнуть, сбить убийственный прицел. Совещающиеся шумно выдохнули – и не сказали ничего, повинуясь резкому, повелительному жесту Таманцева.
Еще двое автоматчиков оказались в комнате – один в капюшоне, другой без. Ему спрятанное лицо не помогло бы – рост и плечи мичмана Ткачика никакой маскировкой не скроешь. Оба, сразу, – к человеку, на которого указал Гриша.
К начальнику отдела разведки и внешней безопасности.
К Сирину.
– Полковник Сиринбаев, вы арестованы, – сказал Таманцев затертую романами и фильмами фразу. Сказал негромко, но все услышали. Потом добавил, еще тише:
– Мало тебе, сука, показалось: за десять лет от прапора до полковника? Выше захотелось?
Сирин не пытался оправдываться. Молчал, сжался на стуле неподвижно. Глаза бегали. Словно он ждал, высматривал что-то спасительное – а оно не приходило.
Ак-Июс. Посты. Почти две сотни убитых… Преданных и убитых. Ткачик протянул руку и сорвал с кителя погон. Сирин, единственный из присутствующих офицеров, оделся не в летний камуфляж – в полную форму полковника армии Республики Казахстан.
Ткачик сдернул второй погон, сложил их вместе – и тут же, сложенными, вмазал Сирину по щеке. Потом по другой. Сирин, дернувшись от ударов, продолжал сидеть неподвижно. Со щеки, разодранной полковничьей звездочкой, сползала капля крови.
– Увести, – бросил Таманцев. Короткое слово прозвучало как ругательство.
6.
– Я не извиняюсь, Леша, – сказал Таманцев. – Карта так легла, что под подозрением оказались все. Все до единого.
Гамаюн кивнул. Сам только что грешил на Таманцева… Окопавшуюся наверху крысу Отдел искал старательно, но ведущих от “орлят” к Сирину ниточек они не нащупали. По крайней мере, видимых. Гриша – да, был замечен среди заговорщиков – но в самом низовом звене, до важной информации его не допускали. Таманцев, услышав в свое время это от Гамаюна, дал понять, что Гриша затесался в ряды “орлят” с его, генерала, ведома и согласия.
– Что все эта пантомима с автоматом значила? – спросил Гамаюн.
(Разговор происходил в приемной. В углу Кремер хлопотал над Гришей, пребывающим в полном ауте. Багира, получившая наконец связь с Гамаюном, успокоила: все в порядке, путч раздавлен. Кочевники на помощь мятежникам ударом извне не пришли, хотя и выдвинулись к периметру у водозабора – там все готово к встрече. Единственный прокол чуть не случился на гауптвахте. Но успели – все арестованные (в том числе генерал Орлов) и почти все нападавшие уничтожены. При этих словах Гамаюн внимательно посмотрел на Таманцева, слушавшего по параллельной трубке. Генерал пожал плечами – война, всякое бывает… )
– Странное задание получил у них Гриша, – сказал генерал. – Быть в приемной, с оружием, ждать указаний. От кого? Каких? Никто не мог сюда просочиться. Из знакомых Грише “орлят”, по крайней мере. А никаких паролей, опознавательных знаков не сообщили… Чье указание выполнять? Ему сказали, что у Прилепского резко заболит голова – попросит подменить. Заболела. Да так, что он сейчас в медчасти. И Кремер говорит – энцефалограмм похожих в жизни не видел… И тут меня как стукнуло – Гриша в отчетах мельком отметил головную боль после трех последних собраний у “орлят”. Потому обратил внимание, что никогда не страдал, даже с похмелья… Мы с Максом покумекали и решили, что кто-то с мозгами и химией баловался. Возможно, даже зная, что Гриня – казачок засланный… Постгипнотическое внушение. Программа… А я, так уж сложилось, столкнулся однажды с похожей пакостью. Короче – приняли меры. Сработало. Заодно и автомат зарядили холостыми. Гриша про это не знал – чтобы не вздумал чужой ствол отобрать….
А ведь утренний эпизод случайностью не был, подумал Гамаюн. И место, и время – все просчитано. Не убить хотели – отвлекали внимание от водовозки. От кувшинов. И эта головная боль у водовозов…
Но Таманцев темнит, это очевидно. Больно легко он как-то все просчитал, больно лихую дедукцию выстроил из головной боли Гриши Зорина. И где это, скажите на милость, он сталкивался с боевой суггестией? Темнит генерал, обходит молчанием какие-то свои источники. Личную свою полицию.
В лицо начальству свои догадки Гамаюн, понятно, не изложил. Сказал другое:
– Глаза… Глаза у паренька, что в меня из самопала стрельнуть пытался – точь-в-точь как у Гриши… И лицо. Надо вычислять и брать этого гипнотизера-алхимика…
– Займись сейчас плотно Сириным, пока не отошел. Первым делом коли по связи со степью. По Нурали. И по этой четверке. По Али-Бабам кувшинным…
Отдел, едва закончив с “орлятами”, сразу начал вплотную искать четверых пришельцев. Пока осторожно, без облав и прочесываний, обыскивали укромные местечки. И не очень представляли – кого ищут.
– Отправляйся срочно в Отдел и начинай. А я совещание закруглю. Надо разъяснить изменения в обстановке… И приказ один довести – вот, возьми копию, прочтешь по дороге.
Гамаюн уехал. А Таманцев коротко изложил расширенному совещанию суть произошедших здесь и за кадром событий. И довел приказ: в/ч 959832 Армии Республики Казахстан (вотчина Орлова и главная кузница кадров мятежников) расформировывается, личному составу предоставляется на выбор: заключить контракт с Российской Армией или получить бессрочный отпуск и отправиться по месту жительства; Положение о ЗАТО и полномочия гражданской администрации приостанавливаются до окончания действия военного положения; на Девятке организуется военный трибунал – и служба исправления наказаний (если кто забыл, прервал чтение Таманцев, напомню: мораторий на смертные казни будет объявлен веков через двенадцать, не раньше). Приказ прозвучал в мертвом молчании. Вопросов, не говоря уж о возражениях, ни у кого не оказалось.
Именно так и завершился переворот – полным успехом.
Переворот Таманцева.
7.
До Отдела Гамаюн доехал. И арестованного довез без приключений – в Девятке было тихо, лишь у котельной слышались редкие одиночные выстрелы. Но приступить к допросу Сирина подполковник не успел – Нурали-хан начал атаку.
И не только Нурали.