Глава 24
Сказ об улочках, переулочках и прочих рукомашествах

Позадь забора, окружавшего скромные гектары дачного огородика, куда ни глянь, высились копья конной рати. Над заоградным полком плескало на ветру знамя с голубым хряком на золоченом полотнище — родовой знак Юшки-каана. На востоке любопытное светило высунулось из-за горизонта, норовя поглазеть на идиотов, собравшихся отшибать друг другу головы в этакую рань.

— Делли я уже разбудил, — скороговоркой выпалил Ратников. — Ща она в натуре будет. И это, ну ты типа не видел моего второго сапога? А то тут война, а я по жизни разутый.

— Не видел, — сознался я, натягивая штаны. — Кто, кроме нас, еще есть в доме?

— Ну кто? Слуги там, племянник этот долбаный. Больше вроде никого.

— Вот, — хмыкнул я, — самое время поинтересоваться у мэрского родича, по-прежнему ли он желает работать под твоим чутким руководством.

— Да ну его к бениной бабушке! — оглядывая комнату, вероятно, в поисках пропавшей обуви, отмахнулся Вадим. — Прикинь лучше, что с этими упурками конными в натуре делать будем?

В комнату, едва постучав, собранным деловым шагом вошла Делли, неся на плече знакомую суму с орудиями оборонительной магии и волоча за собой явно не проснувшуюся принцессу. Настроена фея была по-боевому. Электрическое сияние вокруг ее рук, видимое даже невооруженным глазом, наводило на грустные мысли об использовании нашей подругой «гуманного» оружия массового поражения.

— Ну, други верные, — крутя хитрые комбинации из пальцев, проговорила Делли, — кто там Юшку-каана искал?

— Не до того сейчас, — сердито ответил я. — Искал не искал, какая разница! Судя по тому, что он нас нашел, наши нежные чувства взаимны.

Из чиста поля по ту сторону забора послышался звук, похожий на гудок маленького паровозика.

— Ну, блин, все! Ща атаковать будут! — сквозь зубы процедил Ратников, готовясь к отчаянной схватке.

— Нет, — покачала головой фея, — это не сигнал атаки. Противник требует впустить парламентера.

— Парламенте-ор, — протянул я. — Пожалуй, это меняет дело. Раз Юшка-каан желает с нами договариваться, значит, силой взять боится.

— Ну, так я типа схожу? — вызвался наш единственный, по сути, воин. — Заодно и прикину, сколько там народу набежало. Опять же сапог поищу. Куда я его вчера дел, ума не приложу!

Наш друг, прихрамывая, скрылся за дверью, давая нам время оценить создавшуюся обстановку. Казалось очевидным, что могущественный Юшка-каан привел к Жутимору свой именной полк отнюдь не из досужего интереса и, уж конечно, не для того, чтобы учинить потраву грядкам провинциального градоначальника. Он искал нас.

Вероятно, толмач, обрадованный быстрым пробегом по служебной лестнице, не замедлил довести до сведения очередного благодетеля о встрече у границы со всеми деталями и подробностями. Но хорошо бы знать, что именно заставило думного радника впасть в такое неистовство и пригнать уйму ни в чем не повинного народа за семь верст киселя хлебать? Судьба перехваченных богатырской заставой возов с контрабандой? Или же попросту у мстительного вельможи со времени прошлого свидания в Елдин-граде остались невысказанные слова, которые, как известно, из песни не выкинешь? Сегодня нам это предстояло узнать. И что более важно, найти собственные веские доводы, причем чем весомее, тем лучше.

Ждать пришлось недолго. На пороге вновь появился Вадим, сияющий белозубой улыбкой.

— Во, блин, нашел! На столе стоял. А мы че, вчера в натуре круто чудили?

— С чего ты взял? — спросил я.

— А че на сапог, ну, типа синий парик напялили? — озадаченно поинтересовался Злой Бодун, демонстрируя свою обувку с длинной, правда, чисто декоративной шпорой.

— Да бог с ним, с сапогом, — в досаде дернул плечом я. — Где парламентер?

— А, это-то! Да все путем! В коридоре ждет. Позвать, что ли?

— Конечно, зови! Что за вопрос?!

— Эй! — выглянул за дверь Вадюня. — Мужик! Вали сюда, по понятиям говорить будем.

Парламентер в шишаке с козырьком, из-под которого выглядывали злобные испуганные глазенки, появился в дверном проеме, для острастки шевеля усами и раздувая щеки.

— Я, извольте заметить, Угорь Шхуль! Поправоручник воеводский засецких лучников.

— Ну и че? — смеривая поправоручника недоумевающим взором, полюбопытствовал могучий витязь.

— А то извольте понять, что имею я наказ сообщить вам, что ежели вы немедля все скопом не сдадитесь и не выдадите нам подобру-поздорову драгоценную дщерь короля Базилея, то мы в великой силе рьяно атакуем вас и принудим к тому, ни на что не взирая.

— Че, в натуре с закрытыми глазами, что ли? — дослушав до конца грозную речь усача, уточнил Злой Бодун. — Ну-ну, вперед на мины, ордена потом.

— Благословенный Юшка-каан, — не обращая внимания, продолжил засецкий лучник, — да удлинятся безмерно дни его и усладятся ночи, велел захватить бесчинщиков, даже если, — парламентер затаил дыхание и, собравшись с духом, выпалил: — Предстоит потоптать огороды и разрушить дом.

— Круто! — с восхищением прокомментировал Вадюня.

— Погоди, — перебил его я. — А почему, почтеннейший, вы, собственно говоря, решили, что среди нас есть дочь короля Базилея? Это вот, к примеру, фея. А это ее племянница, тоже, кстати, мастерица на всякие фокусы. Ни я, ни мой друг тоже не подходим на роль чьей бы то ни было дочери. Ваши обвинения безосновательны и ничем не подкреплены.

— Они подкреплены двумя сотнями копий! — гордо выпалил поправоручник.

— Копий? — удивился я. — А почему же вы тогда именуетесь лучниками?

— Чтобы запутать врага. Но не след выкомуривать1! Вам не сбить нас с истинного пути, предначертанного Юшкой-кааном, да продлятся дни его…

— Да-да, вы уже говорили, — попытался вставить я.

— Отдавайте принцессу или умрите! — вконец теряя самообладание, завопил господин Шхуль, вздыбливая усы.

— Слушай, Клин, а че этот хрен с бугра на нас княпало раззявил? — оглядев парламентера цепким взглядом, точь-в-точь гробовщик, снимающий мерку с очередного клиента, ласково спросил Злой Бодун. — Может, ему того, в табло загадать для профилактики?

— Не принято, — отрицательно покачал головой я.

— Ну, по жизни как раз новый обычай образуется. Ежели будет такой пенек обструганный в натуре на толковище не по делу варнякать, то, стало быть, ему и грызло вон. Для обучения чисто хорошему тону. Ты типа уразумел, черепадло шайтанское? Вали к братве и скажи, через пять минут я их в натуре тут вижу, и они под медленную музыку укутаются в деревянные плащи.

— Отдайте принцессу, — уже куда как более мирно проговорил поправоручник, под Вадюниным напором пятясь в коридор.

— Обломись, фуцик гнилостный! Дамы, я типа извиняюсь. Выдача принцесс закрыта на переучет!

Спустя означенные пять минут отряд Юшки-каана продолжал стоять на месте, не проявляя ни малейшего желания заворачиваться в обещанные Вадюней деревянные плащи. Ни под медленную музыку, ни под быструю, ни под какую вообще. Должно быть, все это время расстроенный непочтением Угорь Шхуль живописал соратникам ход своей дипломатической миссии и ее плачевные результаты. Так прошли и следующие пять минут. И еще пять. Но вот рассказ поправоручника подошел к концу, и кавалерийский рожок вновь взвыл долго и обиженно, призывая засецких лучников отомстить попрателям закона и порядка.

Собранный из высоких, заостренных кверху бревен частокол, пожалуй, мог бы выдержать первый натиск, когда б защищал его хоть какой-то гарнизон. Но слуги под руководством племянника городского головы укрылись в подвале, да и какие уж вояки из поваров, лакеев и садовников. Перебравшись через высокую изгородь, несколько вояк из отряда Юшки-каана бросились к воротам, спеша скинуть наземь тяжелый брус засова и, распахнув ворота, впустить во двор рвущуюся к подвигам кавалерию. Вот уже руки передовых бойцов коснулись дубового запора, когда…

— Ну-ка, палочка заветная, попотчуй незваных гостей!

Суковатый увесистый демократизатор, дотоле мертвым грузом лежавший в переметной суме запасливой феи, стремительно взмыл в воздух и сквозь распахнутое окно устремился к указанным хозяйкой гостям. Удар под колено, под мышку, по загривку, еще под колено… Потоптатели мэрского огорода рухнули наземь прежде, чем я успел сосчитать до четырех.

— Смерть каанским оккупантам! — с восторгом заорал Злой Бодун и едва успел укрыться за ставнем. Хищного вида копье вонзилось в разрисованную петухами древесину, недвусмысленно доводя до нашего понимания серьезность намерений засецких сотен. — Не, ну в натуре ты погляди, какие морды наглые! — возмутился Ратников, вскидывая «мосберг». — Ну все, уроды, вешайтесь, щас вам приснится число «пи», здесь!

— Погоди, — остановила его Делли, — это на крайний случай. Машенька, ты помнишь, чему я тебя учила?

— Химеры сонные? — улыбаясь невесть чему, промолвила принцесса, очевидно, радуясь возможности применить на деле свои теоретические познания.

— Они самые, — коротко подтвердила фея, заплетая пальцы в замок. — Ну что, девочка моя, начали!

Я выглянул из-за ставня, намереваясь увидеть собственными глазами, что собой представляют сонные химеры. Наверняка это должно было быть нечто ужасное, раз уж наши кудесницы решили отпугнуть такими тварями две сотни воинов. Пока что во дворе не наблюдалось ничего из ряда вон выходящего, если, конечно, не считать ожесточенной схватки воинов с дубинкой, ювелирной работе которой мог позавидовать целый взвод ОМОНа.

— Пойте что-нибудь веселое, — послышался над головой приглушенный, доносящийся, словно из колодца, голос Делли.

Я не успел спросить, в чем, собственно говоря, дело. Фея и ее любимая ученица резко выбросили вперед руки с замысловато переплетенными пальцами, и сквозь распахнутое окно во двор начало выползать чуть сероватое, прозрачное облако, становясь все больше и больше и заполняя пространство от особняка до частокола.

— А что это за девочка и где она живет? А вдруг она не курит, а вдруг она не пьет! — во всю глотку заорал Ратников, не слишком беспокоясь о музыкальности вопля. — А мы такой компанией возьмем да и припремся к Элис!

Я набрал в легкие воздуха, чтобы подхватить знакомый куплет, и резко выдохнул его, силясь нашарить что-нибудь тяжелое и желательно острое. На меня, поводя длинным носом и плотоядно скалясь из угла, глядела крыса величиной с упитанного мопса, с тощим лысым хвостом, бьющим из стороны в сторону. Рядом с ней прямо сквозь стену пролезала еще одна и еще… Спустя миг все стены вокруг были полны оскаленных крысиных морд, но все новые и новые твари лезли, прорывая пол и потолок, точно папиросную бумагу.

— А-а-а! Измена! — завопил я, а мерзкие крысы все прибывали, норовя впиться в горло, руки и ноги. — Прочь! Прочь! — прыгая из стороны в сторону, стряхивая с себя плотоядных красноглазых грызунов, орал я. — Помогите! — Этот вопль, от которого, казалось, вот-вот лопнут глаза, был последним, что я мог осознавать.

…Прохладная рука феи легла мне на лоб и ласково прошлась по лицу, возвращая к жизни.

— Ну что же ты, — с укором покачала головой Делли, — глупый! Я же сказала — пой.

— А где эти? — прошептал я, постепенно начиная воспринимать мир вокруг.

— Кто — эти? — участливо спросила кудесница.

— Крысы. Огромные. С красными горящими глазами. Тысячи крыс!

— Виктoр, — мягко, точно малому дитяти, начала объяснять верная подруга, — здесь не было крыс. Это твоя сонная химера. Твой собственный ужас, который ты, возможно, никогда и не осознавал. Помнишь, «сон разума рождает чудовищ»? Так вот, это — твои чудовища. Прости, возможно, в одной из прошлых жизней тебя съели… ну эти, ты сам понимаешь. Ну ладно, нечего лежать, вставай.

Только тут я осознал, что бревном валяюсь на полу, и отчего-то ужасно болит грудная клетка.

— Извини, — увидев гримасу боли на моем лице, потупился Вадим. — Это я тебя прикладом завалил. А то ты в окошко в натуре выпрыгнуть хотел. Глянь-ка лучше, как этих папуасов плющит.

То, что происходило во дворе, трудно было описать словами. Сквозь плотно закрытое окно, через игривые сердечки, вырезанные в дубовых ставнях, мы наблюдали нечто невообразимое. Две сотни отборных вояк, удостоившихся по случаю штурма каждый индивидуальной галлюцинации, заставляющей холодеть кровь в жилах, метались по двору, с криками ужаса колотя друг друга, с воем катались по земле, скуля, карабкались на отвесную стену частокола, цепляясь ногтями за гладкие древесные стволы.

— К сожалению, — вздохнула принцесса, — действие химер очень кратковременно. Сонный морок развеется и все.

— Верно, — подтвердила слова воспитанницы Делли. — Но они уже будут напуганы, кроме того, десять минут такого безумия отнимет у них сил не меньше, чем час жестокой сечи. А это тоже чего-то да стоит!

— Чего это стоит, — глядя поверх частокола, со вздохом промолвил я, — мы сейчас узнаем. Кажется, к господину Шхулю идет подкрепление.

Со стороны достопримечательного града Жутимора через хваленые выпасы к последнему рубежу нашей обороны, впрочем, он же являлся и первым, резвым аллюром двигалась рать неясной численности и принадлежности.

— Это чисто пехота, — обнадежил Вадим. — Они типа конников вперед послали, чтоб нас тут прихватить, а эти догоняют.

Между тем пешая рать неумолимо приближалась, и до нас уже доносились ее боевые кличи:

— За Жутимор! За родные огороды!

— Не-а, — широко улыбнулся Вадим, — это не Юшка. Это наш корефан городничий.

— Корефан? — хмыкнул я. — Это мы сейчас увидим. Думаешь, он тебе спасибо скажет за весь этот сыр-бор?

— А мы-то тут при чем? — возмутился Злой Бодун. — Мы чисто тут спали, никого не трогали, они сами наехали.

Я с грустью окинул взором изломанные кусты, вытоптанные грядки, сорванные с петель ворота, и скептически пожал плечами. Сомневаюсь, чтобы возмущенному непочтительным отношением к священному праву собственности мэру пришла в голову идея выяснять, кто прав, кто виноват. Я еще раз осмотрел двор, отфиксировал нервно дергающуюся самобойную дубинку, приколоченную боевыми вилами к одному из бревен частокола, и обреченно махнул рукой:

— Будь, что будет.

Между тем, как и обещала принцесса, засецкие лучники постепенно приходили в себя. Дико озираясь по сторонам, они вставали на ноги, пошатываясь, мотая головой, брели по двору, подбирая с земли брошенное оружие и недоуменно окликая висящих на частоколе соратников.

— Па-азвольте! — Боевой клич городского головы прогремел над его сокровенными владениями и сменился новым. — Не допущу!

Насколько мы могли видеть, вместе с грозным хозяином здешних угодий плечом к плечу стояла вся мужская половина наскоро вооруженных вчерашних гостей, горящая единым желанием не пустить злобных ворогов на родные грядки. За вождем городского ополчения, прикрывая его объемистый тыл, сиротливо жалась жутиморская стража, вероятно, не имевшая наделов за стенами града и потому хоть сейчас готовая начать изматывать противника стремительным отступлением.

— Э-э! Снимите меня! — раздалось с самого венца частокола, и только тут я опознал в восседавшем между огромных деревянных карандашей бедолаге воеводского поправоручника Юшки-каана.

— Что ты там делаешь, разбойник?! — грозно насупясь, заорал на него городской голова.

— Я не разбойник, я поправоручник. У вас в доме разбойники! — намертво вцепившись в бревно, обиженно прокричал Шхуль. — А я тут, если вы вдруг не поняли, занимаю возвышенное положение, чтобы руководить штурмом. Юшка-каан приказал арестовать этих людей и доставить в Елдин-град. А они сопротивляются! — со всхлипом пожаловался военачальник.

Вадюня распахнул окно и, не дожидаясь, пока офицер засецких лучников закончит печальный монолог, врубил свою голосину на полную мощность:

— Брателла, в натуре, кого ты слушаешь! Этот фуфел жеваный тебе чисто горбатого до стены лепит.

Городской голова, сбитый с наступательного порыва великосветской речью моего друга, растерянно огляделся, вероятно, выискивая на обожаемом огороде того самого жалкого инвалида.

— Я тебе по жизни говорю, это все гнилой базар и грязные интриги. Прикинь, корефан, кому ты веришь?! Этой обезьяне в железяках, металлисту гребаному, или мне в натуре подуряднику левой руки?

— Я… э-э… у-у… — под мощью Вадюниных доводов замялся жутиморский мэр.

— Че тебе тулит этот гондурас! Ты у него ксиву смотрел? — не унимался Злой Бодун.

— Вадик. — Я похлопал языкастого друга по плечу.

— Клин, не боись, — бросил он мне через плечо, — гадом буду, мы сейчас в натуре все разрулим.

— Да нет, я ничего, — пожал плечами я. — Только хотел сказать, что сюда идет еще одно войско.

Отряд всадников, маячивший на горизонте, по самым скромным прикидкам раза в полтора превосходил ограниченный контингент, присланный Юшкой-кааном для нашего пленения.

— Такое ощущение, что мы попали в центр военных учений, какой-нибудь ежегодный «Жутиморский щит», — недоуменно произнес я, наблюдая происходящее.

— Нет, — покачала головой Делли, вглядываясь в приближающихся всадников. — Места здесь тихие, мирные, ничего такого не бывает. А это, — она еще раз кинула внимательный взгляд за окошко, — пожалуй, наши союзники.

— Какие еще союзники? — Мое недоумение все возрастало.

— Погляди, видишь, на знамени ветродуй, разгоняющий тучи, скрывающие солнце? Это знак Вихорьки-каан! Вы, если помните, входите в ее клан и являетесь идейными борцами За Соборную Субурбанию. Наверняка Вихорьке донесли, что Юшка-каан послал к Жутимору своих ратников. Ну и, видать, сыскался подглядщик, который ей растолковал, что весь этот тарарам про вашу честь устроен. Вот она и встрепенулась. Ей абсолютно ни к чему, чтоб завтра в Елдин-граде все тыкали пальцем, что, мол, среди Засоборных субурбанцев целый подурядник с укладником оказались вражьими переветниками.

Между тем конная рать все приближалась, и скоро уже засецкие лучники устало карабкались в седла, чтобы как подобает встретить инокланцев.

— Клин, — подводя итоги увиденному, проговорил Злой Бодун, — я отвечаю, на этой стрелке без мокрухи не обойдется!

Вероятно, он был прав. Насколько можно было видеть, обе стороны, вернее, не обе, а три, были настроены весьма решительно и готовы не задумываясь пустить в ход оружие. И хотя всего несколько минут назад мы и сами собирались помериться силами с агрессорами, но одно дело — самооборона и совсем другое — небольшая гражданская война. А в том, что нынешняя схватка, буде она произойдет, явится лишь началом глобальной свары, я отчего-то не сомневался. К тому же, подайся мы сейчас под защиту думной радницы, наверняка вместо Гуралии нам пришлось бы ковылять в столицу, где принцессу за племянницу феи, пожалуй, не выдашь. Кстати, интересно знать, откуда Юшка-каан проведал, что Маша с нами?

Конные рати уже стояли друг напротив друга, готовясь сойтись в кровавой сече.

— Это ж что ж вы в натуре себе позволяете? — быстро оценивая обстановку, упирая руки в боки, заорал городской голова. — Понаехали тут типа из столицы! Вольности нам ущемляют! А ну, уберите копыта! Всю репу мне конкретно потоптали, жлобы позорные!

— Моя школа, — слушая яростную речь мэра, гордо объявил Вадим, словно подозревая, что кто-то может присвоить себе столь изысканные речевые обороты.

— Хотите друг друга на неменские кресты рвать? Кто вам в натуре мешает!..

— Немецкие, — тихо поправил Вадим. — Хотя он по жизни не знает, кто такие немцы.

— Не хрен мне тут хвостами размахивать! — между тем грозно продолжал городской голова, действительно слабо представляющий, как должны выглядеть вышеуказанные кресты. — Отсюда полверсты вперед поле боя. Езжайте со двора, чай, не заплутаете, там указатель стоит. Специально же все прибрали да расчистили, чтоб олухи вроде вас друг друга типа жизни лишали. Так нет, ишь чего удумали! Из моих огородов в натуре погост устроить?! Убирайтесь! Пошли-пошли в натуре! И не думайте, что я вас тут хоронить буду! На удобрения пущу!

Всадники, осознавая, должно быть, праведность гнева градоначальника, зашушукались, решая, кому первому надлежит покинуть неподходящую площадку.

— Ну че, — поглядел на меня Вадюня, — как уедут, сразу сдернем?

— Можно, конечно, — пожал плечами я. — Но народу поляжет уйма!

— Ну а мы-то тут конкретно при чем? — удивился Ратников. — Мы сюда чисто никого не приглашали.

— Так-то оно, конечно, так. Но все же противно сознавать, что из-за тебя толпа народу поотбивала друг другу головы.

— Для королей это нормально, — пожала плечами Маша.

— Слава богу, король один на страну, и я не он, — парировал я.

— Пожалуй, я знаю, как предотвратить кровопролитие, — усмехнулась Делли, распахивая окно. — Виктoр, крикни им, чтобы они построились на поле боя и дожидались нас.

— Ага, — кивнул Вадюня, — сейчас мы чисто внесем полную ясность в консенсус.

Поле боя напоминало большую шахматную доску, но только без клеток. Одна его половина была отмечена красными флажками, другая синими. Посередине, аккурат в том месте, где конь набирал достаточную скорость для мощного копейного удара, враждующие стороны разделяла натянутая веревка, опускание которой и знаменовало начало схватки. Городские стражи, выстроившись по периметру, древками алебард отгоняли примчавшихся из города зевак, желающих поглазеть на смертоубийство. Между рядами по обе стороны натянутого каната сновали жутиморские лекари, раздавая вяло переругивающимся бойцам чудодейственные снадобья и крошечные пергаменты с собственными адресами и временем приема. Чуть в стороне от стриженого газона ратного поля на переносной трибуне нервно переминался городской голова с клетчатым красно-синим флажком в руках. Все дожидались нас.

Публика, обсевшая склоны холмов, уже недовольно свистела и шикала, требуя начала представления. Но вот мы показались на дороге, и все пришло в возбуждение. Кто поудобнее усаживался в седле, кто пристраивался на холме повыше, чтобы лучше видеть то, что должно было произойти.

— Ну вы чисто готовы? — подходя к нам, поинтересовался мэр.

— А то! — горделиво ответил могутный витязь.

— Так, в натуре, — городской голова похлопал Ниссана по синему крупу, — Нычка с вами!

— Господа! — начал я, как только наши кони ступили на вылизанную лужайку, пригодную более для гольфа, чем для боя. — Я собрал вас здесь, — Ниссан и Феррари шли между ощетинившимися копьями рядами, и я ощущал спиной, плечами и всеми прочими частями тела сотни цепких взглядов, следивших за каждым движением оратора, — чтобы сообщить, — речь моя текла медленно, надеюсь, завораживая слушателей, — пренеприятнейшее известие…

— Все готово, — раздался за моей спиной шепот Делли.

— Кина не будет! Кинщик помер! По газам!

Вороной красавец Феррари и его синебокий друг рванули вперед, не оставляя субурбанской кавалерии шансов угнаться за нами.

Раз! Вадюня раскинул руки, точно намереваясь взлететь, и белый дым из шашек, дотоле хранившихся в бездонном рюкзаке Ратникова, заволок округу. Два! Украшенный каменьями пояс феи упал наземь позади хвоста ее скакуна, сводя на нет потуги жутиморских властей порадовать столичных забияк благоустроенным полем боя. За спиной послышался оглушительный треск, словно земля внезапно лопнула в том месте, где упала волшебная опояска. Я мельком кинул взор через плечо: острозубый каменный кряж вырастал позади нас, с каждым мигом становясь все выше и выше. На самом гребне его сиротливо болталась веревка, разгораживающая синюю и красную стороны.

— Скорее! Скорее! — поторапливала нас фея. — Не останавливаемся! Такие хребты иногда до десяти верст тянутся.

— Все! Хана огородику! — обреченно бросил Ратников.

Уж не знаю, как пережили катаклизм грядки местного градоправителя, но я очень надеялся, что сам достопримечательный Жутимор не слишком пострадал от нашего гуманизма. Поскольку, как ни крути, а пару баллов земной встряски он все-таки вызвал.

Теперь дорога вновь шла лесом, и сухие ветки, то и дело преграждавшие нам путь, только подтверждали мои опасения, что применение магических средств самозащиты не прошло незамеченным. Мы с Делли двигались первыми, позади слышалась довольно ожесточенная перебранка. Королевская дочь, пользуясь отсутствием чужаков, самозабвенно поучала Злого Бодуна светским манерам, отметая все его многочисленные «да ну», «да че», «да в натуре» как несостоятельные доводы. Наблюдая за этой парочкой, я иногда приходил к странному выводу, что, похоже, неотесанный, но отчаянно смелый и надежный витязь, скажем так, небезразличен юной принцессе. Занятная бы сложилась ситуация, если в результате наших совместных поисков грусская красавица взяла да и заявила бы королевичу, что, пока он шлялся невесть с кем невесть где, она взяла и полюбила другого. Поэтому их помолвка расторгнута и «прощай, Одесса-мама».

Впрочем, сейчас меня больше волновало иное. Каким все же загадочным образом думский радник Юшка-каан узнал о Маше, путешествующей с нами инкогнито? Большую часть пути ее высочество проделала, переодевшись в наряд мальчишки-пажа. И если нынче утром я и был вынужден окрестить девицу племянницей феи, то лишь потому, что с распущенными волосами выдать ее за юношу было весьма проблематично. И тем не менее факт оставался фактом: поправоручник Шхуль прибыл по нашему адресу именно за дочерью короля Базилея.

Хорошо, положим, сам он и его засецкие сотни могли находиться поблизости в округе. В конце концов, Делли говорила, что Юшка-каан контролирует правый берег Непрухи, так что сейчас мы на его территории. Допустим. Можем также предположить наличие у думного радника мурлюкских зеркал, почтовых голубей, конной эстафеты и других средств экстренной связи. Без вопросов. Но он-то сам откуда знает о принцессе? Толмач ее опознать не мог, в столице мы не светились, а уж местные землепашцы, волопасы и рыбари дочь соседского государя и вовсе в глаза не видывали. А даже если вдруг и узнали, пока до Елдин-града доковыляли, пока Юшка-каан сюда бы весточку прислал, нас бы и след простыл. Ан нет! Нескладушки получаются. Откуда же он узнал? Не в карпово же волшебное зеркало увидел? Или же на беду мурлюки разработали очередную напасть на наши головы, какой-нибудь радар на базе летучей мыши, срабатывающий на принцесс? Стоп! Я невольно дернул удила, останавливая коня.

— Что случилось, Виктoр? — встревоженно поинтересовалась сидевшая за моей спиной фея.

— Кажется, у меня есть версия, — проговорил я. — Послушай и скажи, если я в чем-то ошибаюсь. У Юшки-каана весьма плотная связь с мурлюками: у него жена оттуда, полон дом всяческих диковин из-за Хребта, он контролирует доставку трaншей, и неизвестные благотворители, перебрасывающие в Грусь контрабандный магический хлам, тоже приходят за содействием к нему.

— Так оно и есть, — подтвердила Делли.

— Верно, — кивнул я. — Нынче утром Юшка-каан присылает за Машей, обрати внимание, именно за ней, а не за нами, своих борзых. Вот я и думаю, уж не от нашей ли обожаемой Повелительницы драконов господин Главный Соборный Субурбанец знает, кто и в каком направлении передвигается. Уж она-то точно рассчитывает, что Машенька попрется очертя голову за суженым-ряженым. Так что выставляй засады — не хочу!

— Ну, Юшки-каана мы можем больше не опасаться, — поспешила успокоить меня Делли. — Вон, видишь, впереди березовая рощица? За ней уже начинается Гуралия.

— Да, печально, — покачал головой я.

— Что печально? — удивилась кудесница.

— Если я прав, а все пока говорит о том, что я прав, то это не последняя каверза, которую приготовила нам лженевеста Элизея. С Юшкой-кааном всегда ясно, что от него ожидать. Не великого ума думник. А тут… — Я развел руками.

Субурбанию от Гуралии отделял покосившийся плетень с приоткрытой калиткой посреди тропы. Судя по лавочке, прилепившейся к плетню, когда-то здесь подразумевалась крепкая сторожа. Однако отсутствие подсолнечной шелухи возле нее наводило на мысль о безвизовом режиме пропуска через государственную границу. Мы ехали по тропе еще не менее часа, когда вдруг резкий тошнотворный запах ударил мне в нос, едва не выбив из седла.

— Клин, — раздался за моей спиной сдавленный голос Ратникова. — Это попадалово! В натуре крутим отсюда педали! Здесь химическое оружие на людях испытывают.

— Делли, — я подал коня назад, стараясь подальше отодвинуться от источника невыносимого зловония, — а другого пути, случайно, нет?

— Нет, — процедила фея, зажимая нос. — Нечто сами не видите, лес неезжий да нехожий. Заповедник по-вашему. Одну тропку только и выговорили.

— А может, через другой КПП в натуре попробуем? — с надеждой предложил Злой Бодун.

— Другая калитка отселя верст за полста будет. Да и к тому же в Жутимор сейчас соваться не след. Люди там, поди, осерчали.

— Так ведь и дальше ехать никак, — с тоской заметила принцесса. — Вонь в нос так и шибает.

— А ты уж потерпи, Машенька, — ласково обратилась к воспитаннице фея. — По твоему ж хотению сюда примчались. Постоим тут, придышимся, да и дальше поедем. Сама, поди, знаешь, земля эта Лукоморьем именуется.

— Погоди-погоди! — перебил я фею, стоически морщась и затевая беседу более для того, чтобы отвлечься от ужасающего запаха, чем для установления истины. — Нас в школе, помнится, учили, что лукоморье — это морская излучина.

— Да ну, скажешь тоже! Излучины небось у рек бывают, а не у моря. А Лукоморье — это место, где гуральцы луком да чесноком волколаков гоняют. Ну, псеголовцев по-ихнему. Говорила же как-то — дикий край. Одного псеголовца отгонят, а на пол-леса потом лукоморье. Ну что, други верные, — фея поглядела на нас с надеждой, — придышались уже к смраду? Может, дальше поедем? А то ведь тут до зимы стоять можно, все равно лучше не станет.

Мы тронулись вперед галопом, прикрывая носы и стараясь не дышать.

— Тормози! — вцепилась в мои плечи Делли. — Дуб!

Впереди метрах в пятнадцати к небу вздымалось нечто, с точки зрения ботаники, очевидно, считавшееся дубом. Но на первый взгляд это нечто больше напоминало замшелую скалу, утыканную дубовыми ветками.

— Так я и знала! — досадливо морщась, выдавила фея. — Все, зависли.

Я собрался было выяснить, что, собственно говоря, произошло и отчего бы нам не объехать этот древесный реликт, когда из-за необъятного ствола раздалась лихая, возможно, разбойничья песня:

Истошный голос, очень похожий на мартовский кошачий вопль, которым исполнялось соло, не оставлял сомнений, что у нас опять образовались магические проблемы. Спустя мгновение из-за дерева вывернул и счастливый обладатель пронзительного козлетона с длинной бечевкой, обвязанной вокруг шеи.

— Прошу любить и жаловать, — кривясь и морщась, представила аборигена фея, — Кот Ученый.