Глава 16
Сказ о дороге, убегающей вдаль и возвращающейся обратно

В Невестиной башне воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы, доносившимся сквозь распахнутое окошко.

— Та-ак! — с угрозой протянул я. И вновь повторил: — Та-ак!

— Виктoр! — смешалась фея, видя жесткую, должно быть, гримасу на моем лице. — Ты что же, подозреваешь герцогиню Бослицкую? Ей же восемьдесят лет! Кроме того, похищение внучатой племянницы так ее шокировало, что несчастная все последние дни провела между креслом и постелью, не выходя из предоставленных апартаментов.

— Делли, — перебил я оправдательную тираду феи, — я не имею чести знать вашу герцогиню, поэтому мне все равно, кого подозревать — ее, Прокопа или Карабаса Барабаса.

— О, это действительно был отвратительный тип, — вставил свои пять копеек граф Пино. — Но к счастью, он давным-давно скончался.

Я гневно зыркнул на камергера, и он замолк на полуслове.

— Я, видишь ли, не дока в ваших чародейских премудростях и поэтому могу оперировать только фактами. А факты — вещь упрямая, и говорят они следующее. Судя по твоему же утверждению, дракон, стартовавший сегодня в окрестностях селища Оградное, — мурлюкский. Палочка, которой вырубили Прокопа, тоже мурлюкская. Страна, которая максимально выигрывает от срыва бракосочетания грусской принцессы, — снова Мурлюкия. Особенно если предположить, что там для Маши заготовлен совсем другой жених. Это раз. Два: кортеж герцогини выехал как раз, чтобы успеть к отлету дракона. Была ли хозяином летательного аппарата сама герцогиня или кто-то из ее свиты — без понятия. Но мы должны перехватить кортеж и уточнить, кто из покинувших сегодня утром Торец сошел близ Оградного.

— Но… Но как вы можете подозревать ее светлость герцогиню? — Граф де Бур своей тощей грудью встал на защиту вельможной старушки. — Это добрейшая женщина! Она бывала на моих спектаклях, еще когда я гастролировал за Хребтом. А какой перстень ее светлость мне подарила! — Придворный протянул пятерню ладонью вниз, точно для поцелуя, демонстрируя массивное кольцо с украшавшим его огромным янтарным жуком скарабеем, лапки которого облегали палец, а крылышки тончайшей работы повторяли рисунок на крыльях живого насекомого.

— Граф, какое мне дело до ваших драгоценностей! — недовольно отмахнулся я.

— Герцогиня так добра и так мудра! — не унимался камергер, продолжая тыкать мне под нос свои побрякушки.

— Постойте! — Фея буквально впилась тонкими изящными пальчиками в запястье Пино, точно атакующая гюрза в завороженного тушканчика.

— Не отдам! — взвизгнул камергер, пытаясь выдернуть руку.

— Покажите немедленно! — командным тоном потребовала Делли, не отпуская запястья графа.

— Я не отдам кому бы то ни было что бы то ни было, хоть он дерись! — скороговоркой выпалил граф, с неожиданной для щуплого тела силой выдергивая руку.

Слова эти прозвучали сигналом для могутного витязя, с недоумением наблюдавшего эту картину. Пока я пытался уразуметь суть происходящего, одна ладонь Злого Бодуна, проскользнув под мышкой, зафиксировала графский затылок, большой палец второй уперся в сановный позвоночник, заставляя Пино выгнуться в безнадежной попытке изобразить из себя лебедя.

— Не пырхайся, морда шнобастая! — весьма недвусмысленно процедил Вадюня на ухо возмущенному царедворцу. — Хребет сломаю!

— Ну что вы, Вадим, все нормально, — успокоила разбушевавшегося витязя Делли. — Просто мне нужно внимательно осмотреть перстень, подаренный его сиятельству герцогиней Бослицкой. Не правда ли, сеньор граф, перстень очарователен?

— О да! — с трудом выдавил вопрошаемый, силясь горделиво протянуть руку фее, чтобы еще раз похвастаться дорогим подарком.

— Отпустите его, мой добрый витязь, — попросила Делли, нежно подхватывая пальцы графа. — Внимательно следите за перстнем, Виктoр. — Она обернулась ко мне и, вновь возвращаясь к вожделенному украшению, заговорила четко и нараспев: — Как однажды Жак-звонарь городской сломал фонарь.

— Кажется, крылышки подрагивают, — неуверенно, все еще сомневаясь в увиденном, проговорил я. — Ну и что?

— Думайте, Виктoр, думайте! Что вам напоминает этот жучок? — возбужденно потребовала фея.

— Жучок?! — удивился я. — Господи, жучок! Подрагивающие крылышки — это резонатор. Ты хочешь сказать, что кольцо — это микрофон?

— Мурлюкский жучок, — вздохнула чародейка. — Подслушивающее устройство.

— Вот это да! — прошептал я. — Значит, герцогиня, не выходя из апартаментов, могла знать практически все, что происходит во дворце?

— Не все, но многое, — кивнула фея. — И в частности, о работе сыскной группы. Граф присутствовал при всех моих докладах у его величества.

— Это верно, — заулыбался ничего не понимающий в происходящем длинноносый камергер. — Ибо моя неподкупность и верность государю не знает границ.

— Лучше снимите перстень, граф, — раздраженно бросил я, с тоской сознавая, к каким фатальным последствиям может привести нас вскрывшийся факт. — Не то, боюсь, вам отрубят голову за государственную измену. Прекрасная компания подбирается! Добрая старушка-герцогиня в знак душевного расположения дарит преданному камергеру его величества микрофон мурлюкской работы. Интересно узнать, до исчезновения внучатой племянницы или все-таки после? А, Пино?

— Герцогиня прибыла с кортежем как раз в день свадьбы. Сами понимаете, подготовка к обряду, расселение, — начал пояснения де Бур.

— Стало быть, после, — перебил его я. — И это невзирая на болезнь и душевную немощь. Угу. Очень интересная манера.

— Я был единственный, кому во дворце было дело до несчастной пожилой дамы! — выпалил оскорбленный в лучших чувствах граф.

— Клин, слышь! Я вот чего приметил, — вмешался в светскую беседу Ратников. — Когда этот фраер нас ночью во дворец пускал, у него на пальце та же гайка была…

— Ну конечно, — пожал плечами я. — Ты же слышишь, герцогиня подарила… Ты хочешь сказать, что тот, кто слушал трансляцию с этого микрофона, узнав, куда мы направляемся, опередил нас у Русалочьего грота?

— Ну! — радуясь моей понятливости, кивнул Вадюня. — Пока мы тарахтели, Делли ждали, с графом тёрки разводили, они и вот…

— Все верно. Мы опоздали на несколько минут, а кто-то пришел вовремя. Прокоп, увидев чужака, пытался бежать. Дальнейшее происходило на моих глазах. Правда, для старушки божьего одуванчика наш неведомый некто развил невиданную прыть. В любом случае, — я разрезал воздух ребром ладони, — необходимо поближе познакомиться с этой чудесной бабусей. И чем скорее, тем лучше.

Господи, как широко и вольготно было героям известных сказок! Ну, похитил дракон или злой чародей принцессу — и все сразу понятно. Дракон, скажем, Вася постоянно проживает по месту прописки, за долами широкими, за горами высокими. Чуть что не так — за ворота вышел, бабушку на другую сторону улицы перевел, она тебе клубок с нестирающейся нитью дала, иди за ним, только поспевай, точно к укрытию негодяя прикатится. А здесь! Кто куда бежит? От кого скрывается? Мурлюкские волшебницы, праздношатающиеся драконы, маразмирующие герцогини, одаривающие подслушивающими устройствами пнеголовых камергеров. Полный отстой!

А принцесса-то? Принцесса-то, похоже, сама сбежала! И опять нескладушки. Ну, хорошо, Прокоп ей помогал, это к гадалке не ходить. Но если предположить, что перед нами парочка страстных возлюбленных, то, по логике, переждав первую вспышку суматошных поисков, влюбленные должны были либо бежать, куда глаза глядят, либо, наоборот, идти виниться батюшке-государю, уповая на его милосердие. Ни того, ни другого сделано не было. Сидели себе и сидели, точно дожидаясь от моря погоды. Для чего? Почему? Бог его знает!

Можно предположить, что Маша опасалась мурлюков. Как ни крути, а след ясный вырисовывается. Но если взять за константу, что Маша каким-то образом узнала о вражеских кознях, то почему ни словом не обмолвилась отцу, Делли, Элизею, наконец?! Опять нестыковка. Конечно, юности свойственно переоценивать свои силы, но все же желание противопоставить себя, ну плюс еще Прокопа, вражеской резидентуре, да таким экстравагантным образом — нет, не понимаю. Что-то в этом не так!

Наши кони летели вдаль, точно силясь обогнать события, копыта их едва касались земли, вздымая облака пыли и прессуя и без того укатанную дорогу.

— Вот здесь поворот на селище Оградное. — Делли на скаку указала на едва пробитый в траве проселок, отпочковавшийся от основного тракта и скрывающийся в зеленом с прожелтью леске.

— Угу, понятно, — кивнул я, и мы проскочили поворот. — Будем возвращаться, заглянем.

Мы мчались, не сбавляя хода. За спиной Вадима поскуливал от ужаса граф де Бур, впервые в жизни участвующий в такой сумасшедшей скачке. Но пощадить нервы несчастного царедворца не было никакой возможности. Нам было необходимо как можно скорее догнать кортеж, выехавший несколькими часами раньше.

— Делли, а скажи, — бросил я через плечо, — Маша умела колдовать? Ну, в смысле владела всякой там магией, волшебством?

— Девочка кое-что умела, — почти на ухо крикнула фея, силясь перекрыть свист ветра. — А что?

— Мне вспомнилась сказка о Золушке, там ровно в полночь карета превращалась в тыкву, лошади в мышей, и так далее. Так я вот что подумал: а не сама ли Маша создала, уж не знаю, как это на вашем чародейском языке называется, свой бестелесный дубликат, нарядив его в одеяние из паутины, отделанное жемчугом? Помнишь, мы в церемониальной зале нашли множество раскатанных жемчужин и паутину? Об заклад готов биться, что это остатки подвенечного платья призрака ее высочества. Может, как раз все и было рассчитано на то, что призрак, столкнувшись в темноте с твоей магической защитой, исчезнет? А появление дракона, в свою очередь, создаст панику и отвлечет гостей и тебя, Делли, от того, что в действительности происходит в зале.

— Складно, — согласилась с выдвинутой гипотезой фея. — Но для чего?

— Без малейшего понятия, — честно признался я. — Сама по себе операция очень сложная по исполнению. Все должно быть синхронизировано до секунды. Появление разряженного морока, действия дракона, свечи эти треклятые. Почерк явно дилетантский. Чудо, что все сложилось так, как задумывалось. Если, конечно, так и задумывалось.

— Впереди вижу кортеж! — отрапортовал могутный витязь, прерывая нашу беседу. — Еле-еле плетется, сейчас догоним.

Несколько карет и многочисленные возы, сопровождаемые всадниками конной стражи, растянулись на полверсты, не оставляя никаких сомнений в том, что перед нами именно поезд королевской родственницы, а не купеческий караван. Легкая рысь, с которой двигался кортеж, в сознании такого лихача, как Вадим, действительно могла считаться черепашьей скоростью, но вряд ли пристало пожилой герцогине носиться по дорогам, как оглашенной.

— Помните, — начала инструктаж Делли, когда, поравнявшись с замыкающими возами, мы стали обгонять колонну, — кортеж ее светлости — суверенная территория Гуралии! Мы не имеем права устраивать в нем обыск или заставлять его останавливаться. По большому счету, если герцогиня откажется с нами разговаривать, мы также не должны настаивать. Мы можем лишь просить аудиенции у ее светлости.

— Ну, вот еще! — насупился Вадюня. — Может, ей заодно чисто туфли полирнуть? — Моему грозному другу уже виделся лихой налет на караван в лучшем духе вестернов. И он явно не был готов испрашивать аудиенции у кого бы то ни было.

— Ладно, — усмехнулся я. — Сейчас все устроим. Ну-ка, где там наш мандат? — Я выхватил из сумки на поясе пергамент с королевской печатью, свисающей на витом шнуре. — Королевская депеша! Срочная королевская депеша для герцогини Бослицкой!

У кареты, со всех сторон украшенной пышными гербами с взбирающимся на стенку львом, дорогу мне преградил седоусый витязь в кафтане с разрезными рукавами, свисающими от локтей. Из-под кафтана проглядывала серебристая кольчуга.

— Где депеша? — преграждая мне путь чем-то вроде легкой кирки, прикрикнул он, сурово насупив брови.

— Абсолютная секретность! — не моргнув глазом, ответил я, осаживая Феррари. — Имею право разговаривать лишь с ее светлостью.

— Герцогине не пристало принимать послание из чужих рук, — не сдавался седоусый наездник, вероятно, начальник конвоя.

— Я не имею права ослушиваться своего короля! Заклинаю вас остановиться! В противном случае… — Я не успел еще придумать, что может произойти в противном случае. Несусветный ор достиг августейшего уха и из-за кисейной занавески, прикрывавшей окошко в дверце кареты, появилось сморщенное личико улыбчивой старушки — из тех, которые в большом количестве сидят у подъездов в моем родном Кроменце, надзирая за играющими детьми и вывязывая бесконечные носки и шарфики.

— А, Делли! Голубушка! — признав старую знакомую, зашамкала почтенная леди. — Давненько с тобой не виделись! Что, Базилей уже волнуется? Но простите меня старую, долго собираюсь да медленно езжу. Но уж, поди, скоро буду. — Она прищурилась, разглядывая спутников. — А это кто с тобой?

Я открыл было рот, чтобы представиться и завести своим чередом разговор о подарках ее светлости графу де Буру и иных странностях, связанных с ее пребыванием в Торце, а также отбытием из него… Но вдруг, точно выстрел дуплетом, меня поразили две в общем-то очевидные мысли. Такие очевидные, что я так и замер дурак дураком с открытым ртом. Во-первых, с легкостью узнав фею, королевская тетка не признала столь любезного с ней камергера, и, во-вторых, похоже, она на полном серьезе полагала, что едет не из столицы, а совсем даже наоборот — в нее. Вот так номер! Одно из трех: либо бабуля в связи с пережитым напрочь поссорилась с головой; либо пытается ввести следствие в заблуждение; либо опять какая-то нечисть хороводит. Но с ней уж пусть Делли разбирается, и без того голова кругом идет.

Между тем моя неучтивость, как и неучтивость наших спутников мужского пола, так и осталась незамеченной. Не дождавшись представления, герцогиня продолжала стариковскую болтовню, обращаясь к одной лишь Делли.

— Ах ты сердечко мое золотенькое, садись, садись в карету! У меня здесь места много, вдвоем ехать веселее будет. Потешишь меня, старуху, новостями дворцовыми. Как там племянничек мой, как невестушка наша, краса ненаглядная? С осени, поди, уж совсем повзрослела, как маков цвет расцвела, дитятко мое яхонтовое!

— Делли, — начал я, помогая фее спуститься с седла, — ты понимаешь, что герцогиня морозит полную чушь? Попытайся аккуратненько выяснить, не повредилась ли она умом от пережитого.

— Все сделаю, — едва слышно прошептала наша сотрудница, направляясь к распахнутой дверце кареты.

Кортеж продолжал стоять посреди дороги, загораживая путь и не слишком заботясь об удобстве езды всяких-яких.

— О, граф! — услышал я рядом голос начальника герцогова конвоя. — И вы тут? Прошу простить великодушно, не разглядел вас за вашим могучим спутником. Раз уж все так сложилось, сделайте любезность, представьте меня своим друзьям. — Седоусый ветеран подкрутил длинный ус, наверняка являвшийся предметом его гордости, и, подбоченившись, выпрямился в седле.

— П-прошу любить и жаловать, господа, — заикаясь, представил де Бур. — Сангуш Лось-Ярыльский, знатный гуральский магнат, шамбелян1 Бослица. А это, с вашего позволения, вельмо рьяный одинец-следознавец Виктор Клинский. И друг его, витязь Вадим, по прозванию Злой Бодун.

— О-ля-ля, господа! — Магнат расплылся в широкой улыбке, излучая приветливость буквально всем лицом, отчего павлиньи перья на его шляпе начали покачиваться точь-в-точь как хвост ощипанного хозяина во время брачного танца. — Какая славная компания подобралась! Достойный повод промочить горло! — Произнеся эту приветственную речь, почтенный Лось-Ярыльский немедля вытащил из сумы окованный в серебро турий рог, блестящий от частого употребления, и оплетенную кожаными ремешками флягу, объемом никак не менее двух литров. — За здравие! — провозгласил шамбелян, наполняя первую емкость содержимым второй.

Через считанные минуты мы уже были лепшими друзьями, и вельможный магнат, сообщив, что весьма рад, что не попотчевал нас своим клевцом (именно так именовалась его кирка), без промедления полез за следующей флягой.

— Вот вы люди умные, книжного воспитания, — откручивая пробку, заговорил он. — А вот скажите, какое чудо деется? Пью вроде я, а опьянела, сдается, сама Феодосия Евлампиевна, герцогиня наша. А то ведь как прикажете ее понимать, други мои любезные? Нынче ночью, — Лось-Ярыльский наполнил рог и, отхлебнув для порядка несколько глотков, протянул его мне, — почитай, еще до первой зари, вельможная панна переполошила весь свой двор. Утром, мол, желаю возвращаться домой в Гуралию! Чуть петухи запели, мы уж на колесах, в дорогу пустились. Вот ведь какая блажь, извольте заметить, в голову ей взбрела! Отъехали мы от Торца Белокаменного всего ничего, как вдруг так всех усталость сморила, что пришлось с тракта в лесок сворачивать, чтоб хоть на полчасика очи смежить.

— У селища Оградного дело было? — словно между прочим поинтересовался я.

— Да мне-то почем знать? — пожал плечами седоусый Сангуш. — Мне сии места плохо ведомы. А селище там точно рядом было. Оттуда как раз молоко в город везли, тем нас и побудили. Ну, это все пустое! Вот вы мне скажите, толковое ли дело среди ночи во дворце переполох устраивать, чтоб затем ясным днем в леске почивать?

— А может, это бабуля ваша чисто того? Ну, типа приболела? — вмешался в речь начальника конвоя Злой Бодун. — Сами слышали, какую пургу гонит.

— Кому сие ведомо? — Лось-Ярыльский почесал затылок. — Речи-то она действительно говорит несусветные! С чего-то вбила себе в голову, будто мы на свадьбу в Торец едем. Прошлыми днями ведь было вроде все, как всегда: либо в покоях своих почивать изволила, либо в садик спускалась — сядет себе в кресло да наблюдает, как цветочки растут.

— Понятно, — кивнул я, хотя, честно говоря, ничего понятного из слов начальника охраны не вытекало. Если бы дело обстояло именно так, как он говорил, то оставалось абсолютно неясным, с чего бы вдруг этой милой безобидной старушке снабжать микрофоном несчастного Пино. Воистину было над чем задуматься. Впрочем, времени на это в данный момент не оставалось. Словоохотливый гуралец щедро одарил ни в чем не повинных слушателей вереницей пикантных историй, некогда приключившихся с герцогиней, с ним и с его родственниками. Приправляемые весьма крепким содержимым турьего рога анекдоты эти были порою довольно потешны, но не давали ни йоты полезной информации.

— …А вот как-то кузен мой Грайвран Лось-Еленьский отправился на охоту. Он, знаете ли, наипервейший в округе охотник. И удел у него знатный — для этой забавы в самый раз. И тебе заяц, и косуля, и вепрь, и медведь, и птицы всякой видимо-невидимо. Вот скачет он на коне в своем пардусовом плаще по лесу, за ним свита еле поспевает. Вдруг, глядь, а местность, именуемая у нас Волчьим Угорьем, в виде переменилась! Раньше там дубы росли двуохватные, потом как буря пронеслась — буреломье стало неезжее, нехожее. А тут, куда ни глянь, все чисто. Ни одного вывернутого дерева, ни одного корневища, одни лишь ямы да колдобины. Кузен мой дивился: что за напасть такая? Не могли же дубы-подломки в небо вспорхнуть, словно тетерев с токовища! Порыскал он по той пустоши, глядь-поглядь, трава-то в одну сторону плотненько утоптана, точь-в-точь стадо прошло. Да такое стадо, что ого-го! — Сангуш прервался и поднял над головой, в который уже за сегодня раз, наполненный рог. — Будем, вельмочтимые паны!

— Будем! — отвечали ему мы, пригубливая из неиссякаемой емкости хмельной напиток.

— Так вот. Пошел Лось-Еленьский по тому следу и видит: о чудо! Дубы, бурей растращенные, шкандыбают себе бог весть куда, перебирая корнями по шибелям1.

— Да не, шеф. — Вадим, уже изрядно принявший на грудь, замотал головой, недвусмысленно выражая свое недоверие. — Ботва это все, ну, в смысле лабуда. Не может такого быть, чтоб пеньки сами ходили!

— Так что ж я, вру?! — возмутился Лось-Ярыльский, хватаясь за клевец. — Да ни за что на свете! А вот вы чего не знаете, о том не говорите!

— Прошу прощения, достойнейший господин Сангуш. Мой друг сказал это, не подумав, по молодости и глупости. Так просто, брякнул без задней мысли, — примирительно обратился я к знатному магнату.

— То-то же! — Лось-Ярыльский воздел к небесам указательный перст. — Известное дело, дубы не копейный строй, маршировать не умеют. Но волею Железной Девы даже они ходят.

— Простите, кого? — переспросил я, на ходу пытаясь вспомнить хоть что-нибудь об этой самой Деве.

— Как?! — вскинул густые брови искренне удивленный гуралец. — Да неужто же вы ничего доселе не слыхали о Деве Железной Воли и размысловой дочке? Может ли такое быть?!

— Как видите — может, — развел руками я и невольно вздохнул, увидав возвращающуюся с аудиенции Делли.

— Виктoр, Вадим, нам пора в обратный путь, — весьма по-деловому бросила она, хватаясь за луку седла Феррари. — Прошу прощения, господин шамбелян, у нас очень мало времени. Расскажете свою историю как-нибудь в другой раз.

Посещение стартовой площадки мурлюкского монстра не дало сколь-нибудь заметных результатов. Все обстояло именно так, как мы и предполагали. Вначале самоокапывающееся чудовище по самую кичку врылось в грунт, затем неведомая сила накрыла замаскированный летательный аппарат чем-то вроде настила, обложенного дерном. Обломки слег каркаса валялись здесь уже разбросанные по поляне, между кусков вывороченной земли. Листья пожухли, точно обожженные кислотой, кое-где еще цеплялись за ветви ближайших деревьев, но по большей мере устилали поляну, словно обгоревший ковер на свежем пепелище.

— М-да… — протянул я, объехав кругом поляну. — Впечатляет! Однако искать тут нечего. Следы, если они и были, скрыты таким слоем опавшей листвы, что разгребать его придется звать на подмогу все местное население. А тогда уж точно следов не сыщешь. Возвращаемся!

— Послушай, — начала Делли, когда мы, покинув окрестности Оградного, вновь выехали на торную дорогу к белокаменной столице. — Я уверена, что против нас работает очень сильная и хитрая волшебница.

— Да это уже и ежу понятно, — хмыкнул я, не поворачивая головы. — Еще с тех пор, когда эта мадама наведалась к принцессе в отель. Впрочем, кто вас поймет? Может, это и волшебник, обернувшийся женщиной. Меня больше интересует другое. Первое: в каких отношениях наш подозреваемый с этой самой герцогиней. И второе: откуда злая колдунья узнала о местонахождении Маши? Ведь по логике вещей, если об убежище принцессы ей было известно до нашего приезда, то резонно предположить, что мы бы ее высочество на территории Груси никогда больше не увидели, или, уж во всяком случае, увидели не скоро.

— Не было у герцогини с проклятой колдуньей тайного сговора, — досадливо бросила моя спутница. — Ты-то человек, и тонких запахов не ощущаешь. А я верно чую, весь кортеж гуральский духом сон-травы пропах. А уж от самой Феодосии Евлампиевны аромат такой, будто ее в дремотном зелье вываривали. Нечистое тут дело! Кажется мне, подменила неведомая волшебница несчастную старушку, опоив, скажем, по дороге сюда на каком-нибудь постоялом дворе, да все это время в дурмане ее и держала. Потому-то бедняжка и не ведала, куда ныне путь держит.

— Мысль не глупая. Кто ж заподозрит древнюю бабулю, которая и ходит-то с трудом? Если наш оппонент — или оппонентка — умеет перевоплощаться, то прибыть ко двору под видом вечно дремлющей двоюродной тетки короля практически идеальное прикрытие. Ее светлость, насколько я мог заметить, ростом невелика, можно в большой ларь спрятать. Надо уйти, вытащил, положил в кровать — спит себе сердешная. Вернулся, обратно засунул. Да, провели нас знатно!

— Однако теперь мы ее спугнули, — попыталась утешить меня Делли.

— Ох, я бы этого не утверждал, — криво усмехнулся я, погоняя красавца Феррари. — Чего ей нас опасаться? Мы, собственно говоря, о ней ничего не знаем, кроме того, что она есть и прекрасно владеет магическим искусством.

— А дракон? А герцогиня? — с удивлением возразила фея.

— А что дракон и герцогиня? Трюк с уснувшим караваном, конечно, хорош. Но сама посуди, если колдунья охотится за Машей, то цель ее не достигнута. — Я на минуту замолчал. — Или достигнута…

— Что ты имеешь в виду? — не на шутку переполошилась Делли, повышая от возбуждения голос.

— Есть три версии на выбор. Все одинаково плохи. Версия первая, самая понятная. Колдунья доехала до развилки, усыпила кортеж и умчалась вдаль на драконе. Версия вторая: этой ночью злодейская врагиня таки сумела поймать Машу и стартовала отсюда вовсе не оттого, что испугалась нас до зубовного цокота, а потому как благополучно завершила свою миссию, и делать ей в Груси больше нечего. И версия третья, на десерт: кто уж там улетел на драконе — неведомо, может, он вовсе пустой отправился. А наша волшебница, не пожелав будить мирно дремлющую старушку, преспокойно вернулась обратно в Торец в невесть каком новом облике. На мой взгляд, если цель, стоявшая перед ней, не достигнута, это вполне достойное решение.

Делли задумчиво умолкла, вероятно, пытаясь вычислить, какая из предложенных гипотез больше похожа на правду. Чем-то подобным занимался и я, однако фактов для серьезных выводов по-прежнему не хватало. Если колдунья действительно охотится на Машу, то для чего? Мурлюкский заказ? Возможно. Неисчерпаемые запасы минеральных дров — достойный мотив для преступления. Но Маша-то, Маша! Что ж ей в голову взбрело в прятки играть? Не понимаю!

Наше возвращение в отель, слава богу, не вызвало привычных уже бурных изъявлений верноподданнических чувств и рьяной преданности со стороны тайного агента Призорного Уряда. Должно быть, он отлучился по коммерческим делам, поскольку на всем протяжении пути от въезда во двор до дверей номера мы ни разу не слышали обычные в это время команды, раздаваемые прислуге. Измученному путешествием графу де Буру был обещан щедрый ужин (ну, чисто недетская поляна), и в предвкушении обильной трапезы он стоически переносил неудобства, связанные с пребыванием в нашей беспокойной компании.

— Добро пожаловать! — Я распахнул дверь, пропуская вперед фею и камергера.

— Э-эй! — раздался из соседней комнаты слабый голос. — Развяжите меня! Эй, кто там!

— Это Прокоп, — скороговоркой бросила Делли, устремляясь к опочивальне. — Очнулся!

— Ну надо же, какая проницательность! — хмыкнул я. — Присаживайтесь, ваше сиятельство. Вадим, займи пока гостя, мы скоро.

— Без базара! — немедля согласился Вадим. — Граф! Ты того… А хошь, на руках потягаемся, кто кого передавит?

Прокоп лежал в той же позе рулона, в которой мы его и оставили. Уж не знаю, какие последствия могло оказать магическое воздействие, но то, что тело бедолаги затекло до полного онемения, можно было гарантировать.

— Добрый вечер, Прокоп, уж простите, не знаю, как вас по батюшке. — Я приблизился к кровати и наклонился, отыскивая узел. — Извините за причиненные неудобства, но Делли сказала, что, придя в сознание, вы можете впасть в буйство. Увы, пришлось подстраховаться.

— Вы?! И Делли?.. — Наш пленник напряг мышцы лба в суетной попытке отпрянуть. — Вы в сговоре?

Хлопотавшая над почти недвижимым телом Делли открыла рот, собираясь произнести очередные дифирамбы своему воспитаннику, да так и осталась стоять, не в силах вымолвить и слово.

— Потрудитесь объяснить, молодой человек, — потряс головой я, тщась понять, о чем толкует юнец. — О каком сговоре идет речь? Вы в своем уме?! Позвольте представиться, я — Виктор Клинский, одинец-следознавец. Это Делли, фея. Она работает в нашей следственной группе по приказу короля Базилея.

— Это обман! — слабо, но твердо выдохнул Прокоп.

— Обман? — поразился я. — Почему вы так решили?

— Вы надеялись, что магия помутит мой разум настолько, что я навек забуду о полуночной встрече у Русалочьего грота. Вы отобрали мои талисманы, но слава небесам, не смогли затмить памяти. Я помню, как ровно в полночь вы появились на злополучной поляне…

— Стоп! Прошу прощения, с этого момента как можно подробнее. Я появился на поляне у Русалочьего грота ровно в полночь? Так?

— Не принимайте меня за дурака! — возмутился юноша. — В тот час на вас тоже была личина одинца. Но коготь птицы Гру позволил мне разглядеть вашу двойную тень.

— Это правда, — негромко произнесла Делли. — Коготь птицы Гру позволяет видеть две человеческие тени, если колдун принял чью-то личину.

— Раньше об этом надо было говорить, — вздохнул я. — Глядишь, и не упустили бы сама знаешь кого.

Прокоп насупился:

— Можете пытать меня самыми лютыми пытками, я все равно вам ничего не скажу!

— Вот же ж ты взъелся! — Я придвинулся к кровати. — Какие пытки? О чем речь? Кто тебя пытать собирается?

— Вы! — поспешно отозвался юный партизан-любитель.

— Так. Давай разберемся. Ровно в полночь ты видел меня на поляне, верно?

— Да.

— У меня было две тени, и я тебя шарахнул какой-то магической хренотенью, так?

— Да.

— Делли, верни мальцу его побрякушки, пусть посмотрит еще раз и убедится, что сейчас тень у меня в одном экземпляре.

— Талисманы приняли на себя сильнейший магический удар и теперь годятся разве что для украшения. Без них разум мальчика померк бы навеки, — печально вздохнула Делли.

— Он и сейчас, кажется, не слишком светел, — пробурчал я. — Ладно, попробуем зайти с другой стороны. Вот письмо, которое ты передал с голубем. Вот тесьма, которой ты примотал записку. Что еще? А, вот! Граф! — крикнул я. — Прошу вас, зайдите сюда.

Уже несколько пришедший в себя после бешеной скачки камергер поспешно вошел в спальню, склоняя голову в приветствии.

— Ответьте, пожалуйста, где вы были вчера ровно в полночь? — задал я коварный вопрос.

— Возле дворца. У крыльца близ западного павильона. А вы же тогда со мной… Там же…

— Благодарю вас, ваше сиятельство. Ну что, вам довольно, молодой человек?

— Нет! — жестко отрезал Прокоп. — Быть может, вы все в сговоре!

— Я че-то ни фига не въезжаю, Клин, — наблюдая сквозь распахнутую дверь картину «допроса», пробасил Вадюня. — Этот пошлый фраер в натуре упал на несознанку? Ты че, блин, орленок пионерский, павлин распустившийся…

— Пожалуй, вы действительно те, за кого себя выдаете, — примирительно вздохнул юный царедворец, не скрывая облегчения. — Вероятно, больше никто в целом свете не говорит на том диковинном наречии, на коем изъясняется этот славный витязь.