Свобода слуха исчезла в тот момент, когда появилась свобода слова.

Нам некуда деться от телевизоров, радиоприемников, газет, баннеров и экранов на улицах, Интернета, листовок, плакатов, наклеек и гравировок. Хотим мы того или нет, но слышать и видеть приходится практически всё, что нам хотят впарить.

Человек давным-давно превратился в раба массовой информации.

Максим сидел у себя на кухне, тупо переводя взгляд с выдернутого из розетки телефонного провода на отключенный мобильник. И обратно. За наглухо закрытым окном уже вовсю светило солнце.

Не хотелось есть, не хотелось пить, не хотелось двигаться, не хотелось думать.

Перед глазами стоял шквал огня, превративший холл отеля в крематорий. Если бы они с портье и ранеными не спрятались за стойкой ресепшна с толстыми стенками, то сгорели бы вмиг.

Не хотелось знать, что творится за пределами квартиры…

Долгов покатал между пальцами опаленные волосы на челке и покосился на часы. Десять утра. Через два часа Зевс должен объявить виды спорта, в которых людям придется отстаивать свое право на огонь.

Придется. Никуда не денемся — нам прошлой ночью ясно дали понять, что может сделать десяток богов с мегаполисом.

Не хотелось вспоминать, как он добирался до дома, проталкиваясь сквозь толпы обезумевших людей, высыпавших на разрушенные улицы, сквозь искореженные машины, раздавленные рекой, вдруг вышедшей из бетонных берегов, сквозь милицейские и военные заслоны. Не хотелось вспоминать хруста разбитого стекла под ногами, вой сирен, запах крови, вид растерзанных собаками трупов людей. Не хотелось вспоминать силуэты мертвых птиц, оперенными кляксами застывших в витринах.

Но мы — рабы информации. Мы насажены на ее многожалый багор.

Максим взял пульт, взвесил его на ладони, размышляя, сломать пластиковую коробочку с электронной начинкой пополам или нажать на зеленую кнопку в левом верхнем углу.

Через полминуты он нажал на кнопку.

На небольшой плазменной панели возникло холеное лицо диктора, читавшего новости из студии.

«…беспрецедентные акты нападения на гражданское население Москвы…»

Максим переключил канал.

То же самое.

Следующий…

Везде — одно и то же.

«…сейчас вы увидите уникальные кадры, из которых становится ясно, что намерения у так называемых богов самые серьезные».

На экране возникло лицо Зевса крупным планом. «Вы хотели гнева богов? — произнес он. — Вы обретете его». После этого камера пошатнулась, фокус слегка сбился, и бесформенная огненная масса надвинулась на зрителя. Изображение пропало.

Через секунду показали план, снятый с другого ракурса — с Манежки. Съемка была явно любительская, потому что изображение прыгало, и зум гулял туда-сюда… Возле раскуроченных дверей «Националя» суетились военные и федералы, в разбитых окнах ресторана на втором этаже виднелись мелькающие силуэты бойцов спецназа. В свете фонарей было видно, как со стороны Тверской подъезжали микроавтобусы «скорой» и пожарные расчеты. Движение по Охотному ряду и Моховой перекрыли, милиционеры и ОМОН разгоняли толпу зевак. Гремя сиреной, из-за угла вывернула бронемашина ФСБ, а за ней прогромыхал БТР. Из-за спины снимающего слышался клекот вертолетов — видимо, они кружили над Красной площадью. Неожиданно экран на миг осветился белым, слепящая вспышка не позволила любительской камере сразу вернуть баланс на прежний уровень. Раздались крики, и постепенно стало видно, как из «Националя» хлещет струя плазмы, сметающая все, на своем пути. Мгновенно воспламенились и люди, и машины, и ограждения, выставленные военными, и даже подъехавший БТР, казалось, раскалился. Взорвался автобус СОБРа, врассыпную бросились зеваки, увидев летящие на них обломки, градом из железа и стекла осыпало все вокруг. В это время кто-то толкнул снимающего, и камера вывалилась из его рук. Еще некоторое время она показывала, как в панике разбегаются люди, как стая птиц падает сверху на толпу, выклевывая глаза, как милиционеры под мороком Ареса расстреливают гражданских из автоматов… Затем чья-то нога ударила по объективу, и запись оборвалась.

На экране вновь возник диктор, старательно изображая выражение ужаса на лице.

— Сколько ж тебе платят, купленная сука? — прошептал Максим, яростно сжимая кулаки.

— Вы только что стали свидетелями того, что вчера ночью произошло возле отеля «Националь». Это действительно жутко, — принялся вещать диктор. — Но на этом, как вы уже знаете, бесчинства на улицах столицы не прекратились. Санкционированный накануне федеральными органами власти и Министерством обороны штурм спровоцировал ответную реакцию богов, которая привела в трепет даже самых закоренелых скептиков и материалистов. За прошедшую ночь в Москве зафиксировано около 60 источников аномалий и критический всплеск несчастных случаев, связанных со стихийными бедствиями и странным поведением животных. Десятки тысяч людей погибли, сотни тысяч так или иначе пострадали. Это уже второй случай демонстрации богами своих возможностей, первый, как вы помните, произошел несколько дней назад, когда Гефест забрал огонь. На этот раз угроза нависла не над всем миром, а только над столицей России. Но Москве, уважаемые зрители, досталось по полной программе.

— Язык бы тебе вырвать, — прокомментировал Долгов.

Диктор поглядел на бумажки, разложенные перед ним, прочистил горло и продолжил:

— Согласно данным МЧС в двенадцати районах было зафиксировано невиданное явление — Москва-река вышла из берегов. Да так, словно кто-то взорвал заряды огромной мощности на дне. Потоки воды, хлынувшие на улицы, причинили серьезные разрушения. По сообщению центра скорой помощи имени Склифосовского, вчерашней ночью практически одновременно поступило около двухсот пятидесяти беременных женщин с различными травмами. Все они, к сожалению, потеряли плод. Также все вы, думаю, видели кадры, на которых запечатлено неадекватное поведение животных и птиц — домашние питомцы, бродячие собаки и кошки, все пернатые буквально взбесились! Они принялись бросаться на людей, причиняя увечья. — Диктор снова прочистил горло. — По данным МВД России прошедшей ночью было зафиксировано более ста случаев нападения сотрудников милиции на мирных граждан. Без видимой причины они открывали огонь из табельного оружия по скоплениям людей. Погибло около трехсот человек, более двухсот ранены. На последующих допросах сотрудники не могли внятно объяснить, что руководило их действиями. В пресс-службе МВД разводят руками.

На экране возникли люди в форме, которые закрывали ладонями объектив и отворачивались.

— Но самое загадочное во всем кошмаре другое, — состроив важную мину, сказал диктор. — Если верить заявлениям некоторых граждан, то прошлой ночью в двери их квартир стучались… Я даже не знаю, как бы покорректней выразиться… Стучались… мертвецы. — Максим вздрогнул. — Со слов очевидцев, к ним якобы приходили давно умершие родственники и друзья. Врачи заявляют, что у людей, которые обратились с этой проблемой в медицинские учреждения, наблюдаются психические расстройства различной степени тяжести.

Диктор отвлекся, слушая кого-то, не видимого в кадре, затем с энтузиазмом проговорил:

— Наш корреспондент находится в Кремле, где президент собирается сделать официальное заявление.

На экране появился президент России. Собранный, сосредоточенный, с тщательно скрываемыми эмоциями на лице.

— Уважаемые россияне! Москвичи! В эту ночь к нам пришла общая беда. Погибли соотечественники, наши родственники, друзья. Причины трагедии, произошедшей в Москве, выясняются, и, поверьте, виновные понесут заслуженное наказание. Будь они уязвимы или нет, но никто не имеет права беспрепятственно творить подобный произвол. В ближайшие часы постарайтесь не покидать своих домов и мест работы — федеральные органы власти и правительство Москвы будут информировать вас о ходе расследования.

Морда диктора вновь появилась на экране.

— Только что вы выслушали заявление президента, — сказал он. — А теперь у нас в студии представитель научного мира. Как он сможет прокомментировать возникшую ситуацию? Специалист по теоретической физике, профессор, член РАН Евгений Осатюк.

— День добрый! Мне очень нелегко говорить это, но, кажется, за последние несколько дней перевернулись все научные представления, доказательства чему налицо, — произнес Осатюк, почесывая дряблый старческий подбородок. — Увидев возможности так называемых богов, нам остается лишь признать наши научные познания убогими. Мы оказались нищими неудачниками.

— Но разве все настолько плачевно? — тут же ввернул диктор.

— Плачевно? Более чем! Вспомните, что мы видели своими глазами. Как это объяснить? Как объяснить, что законы сохранения вещества и энергии перестали работать? Или, быть может, энергетические процессы происходят на недоступном нам уровне… Как объяснить, что экзотермическая реакция окисления вещества, сопровождающаяся по крайней мере одним из трех факторов: пламенем, свечением, выделением дыма, может быть остановлена мановением руки. В масштабах целой планеты!

— Вы имеете в виду огонь?

— Горение. А прямое воздействие на вещество, на саму материю, на психику людей и животных? Все эти раздвигающиеся реки, восставшие мертвецы, обезумевшие птицы, люди. Знаете, я всю жизнь верил в науку, поклонялся ей. Но теперь я, и не только я, вижу другое — крах теории и практики физики. И мне…

Максим щелкнул пультом. Словоблудие сплошное. Он встал из-за стола, вскипятил воду, налил себе чаю и бросил в стакан дольку лимона. Включил мобильник — четыре пропущенных вызова: два от Бурмистрова и два от неизвестного абонента. Поди Зевс беспокоится, куда же это его консультант подевался? Кстати, странное дело — после ночных событий боги и сами исчезли, никто не успел в суматохе проследить, куда они ушли из «Националя». И до сих пор никаких сведений не было. Но Зевс говорил, что в полдень озвучит виды спорта, выбранные богами для соревнований, — значит он должен к этому времени объявиться. Но где? В «Атланте»? Пожалуй.

Долгов прочел несколько sms-сообщений от бати и Бурмистрова, которые ругались на чем свет стоит, и от Юрки Егорова, который, впрочем, делал то же самое. Максим пролистнул строки дальше и замер.

От Астафьева?

Что за наваждение… Дрожащим пальцем Максим нажал на клавишу и взглянул на экран. Там высветились строчки: «Уже почти на месте. Еду». Внутри у Долгова похолодело… Что это значит? Кому пришло в голову так скользко шутить? Аиду?

Максим отставил кружку с чаем и еще раз прочел сообщение. Черт возьми! Он даже хлопнул ладонью по столу. Как же сразу не заметил! Дата! 29 июля, день, когда произошли трагические события и Александр Вадимович погиб. Просто эсэмэска почему-то пришла только сейчас. Бывает, конечно, мало ли — сервер заглючил у оператора…

Максим закрыл мобильник и обхватил руками голову. Машинально подул на остывающий чай, поверхность которого уже начала покрываться радужной пленочкой. В этих переливчатых разводах проступили смутные контуры рисунка, выжженного на теле женщины по воле Аполлона…

Какая-то пружина сорвалась внутри Максима. С треском.

Он с силой швырнул мобильник в угол кухни. Телефон хрустнул, но выдержал удар.

Эсэмэска с того света…

Замечательно.

Просто великолепно.

Улицы были полны народу. Люди громили витрины, жгли костры на площадях, размахивали плакатами с глупыми лозунгами, встревали в стычки с милицией и военными. Повсюду валялись куски битого кирпича и стекла, рваная одежда, домашний скарб, останки погибших ночью животных. Выли сирены. Стояла дикая жара, пахло гарью.

Люди будто сорвались с цепи.

Новый Арбат был перекрыт несколькими бронетранспортерами и солдатами спецназа, а за всей этой баррикадой, где-то в районе Садового, поднимался столб дыма, пробитый насквозь солнечными лучами.

Обе «Арбатских» были закрыты, и Максиму пришлось пробираться переулками к «Смоленской».

Станция метро выглядела не лучшим образом — желтые стены были опалены, вокруг толпились демонстранты, взведенные и готовые вышибать дух без разбора. Возле входа штабелями лежали тела, накрытые светлыми окровавленными тряпками. Несколько тяжелых дверей были выбиты, искореженная часть турникета валялась около забора.

Максим вытер вспотевший лоб рукавом рубашки и вошел внутрь. Прохлада обволокла тело приятной волной. Эскалаторы не работали, поэтому пришлось спускаться вниз пешком. Большинство рекламных щитов были сорваны со стен и валялись между столбиками фонарей. Пожилые люди толкались и обменивались сплетнями и домыслами.

— А что, говорят, теперь снова коммунисты к власти придут? — криво усмехаясь, выкрикивал старик в тельняшке и шароварах.

— Какие коммунисты, етить тебя в корень! — потрясая кулаками, отвечал ему крепкий мужик с портфелем под мышкой. — Это конец света пришел! Слыхал, чего по говноящику показывали? Боги на Землю спустились и хотят нас в роботов превратить!

— Да какие, к чертовой матери, роботы! — Рыхлый дедок в сердцах хлопал по резиновому поручню рукой. — Вам лишь бы постращать друг друга! Давно пора понять — это инопланетная интервенция! Умные люди, в двадцать первом веке живут, а все про каких-то роботов несут чепуху…

— Ты поговори у меня, поговори! — грозил дедку тип в тельнике. — Знаем мы таких инопланетян! Видывали! Сначала один инопланетянин коммунальные платежи поднимает, потом второй — цены на колбасу!

— Мужики с нашего комбината сегодня бастуют, — согласно кивал крепыш с портфелем.

— Точно! Слава роботам!

— Да вы ополоумели все! — завизжала вдруг толстая тетка, ловко орудуя локтями. — Пропустите! У меня ребенок здесь!

— Знаем мы таких ребенков! Видывали…

Максим наконец вынырнул из потной давки на платформу и заправил рубашку в брюки, прижавшись к стене.

«Внимание! Уважаемые пассажиры! — донеслось из громкоговорителя. — Кольцевая ветка временно закрыта для обслуживания пассажиров, выбирайте объездные маршруты. Также поезда не ходят в направлении станции „Речной вокзал“ и „Битцевский парк“. На Арбатско-Покровской линии для входа и выхода пассажиров закрыты станции „Славянский бульвар“, „Минская“, „Парк Победы“, „Киевская“, „Арбатская“ и „Курская“. Соблюдайте осторожность! Будьте благоразумны, пропускайте вперед пассажиров с детьми, инвалидов, граждан пожилого…»

Максима кто-то похлопал по плечу. Он резко обернулся и увидел перед собой приятное лицо Антона — гэбиста, который менее суток назад вербовал его. Тот пригладил ладонью непослушную копну светлых волос и коротко улыбнулся.

— Пообщаемся?

— Слушаю. Давай скорее, мне нужно к полудню в пресс-службу успеть.

— А ты не волнуйся — я тебя подброшу, у меня машина тут стоит. Во дворике.

— Ты что, издеваешься? Видел, что на улице творится?

— У меня служебная. Проедем через любые кордоны. Не ссы.

Максима кто-то ощутимо толкнул сзади, и ему пришлось придержаться за Антона, чтобы не упасть.

— Прямо тут будем разговаривать? — спросил он.

— А что? Замечательное местечко, по-моему, — пожал плечами Антон.

В это время к платформе подошел поезд, и обезумевшая толпа принялась штурмовать вагоны, раскачивая их, стараясь пробиться поглубже внутрь. Где-то лопнуло стекло.

Максима и гэбиста чуть было не уволокло в вагон особенно мощной человеческой волной, но им удалось вырваться из потока и пробиться обратно к эскалатору.

— Ну, — расчищая путь накачанными плечами, сказал Антон, — рассказывай. Был вчера во время штурма в ресторане?

— Был, — бросил Максим, стараясь успевать за подполковником. — Какому мудаку вообще пришла в голову устроить эту бойню?!

— Это не наше с тобой дело, — жестко оборвал его Антон. — Что видел? Кратко и по существу.

— Они практически неуязвимы. Огромная скорость регенерации, очень высокий иммунитет к снотворному и психотропным препаратам. Потрясающая реакция. Ну и всякие сверхъестественные штучки вроде тех, что вся Москва имела удовольствие наблюдать сегодня ночью.

— Ясно. А что они представляют собой как… э-э… личности? Есть соображения?

Максим задумался, машинально продолжая пробираться вверх по эскалатору.

— Начисто лишены сострадания, — наконец сказал он. — Чрезвычайно мудры и проницательны. Но… иногда требуют ответы на странные — вроде бы не важные — вопросы…

— Например? — быстро спросил Антон.

— Есть ли у людей выбор? Важны ли слова? Что такое настоящий шедевр?

Подполковник посмотрел на Долгова через плечо, неопределенно хмыкнул.

— Что-нибудь еще примечательное запомнил? — спросил он.

Перед глазами Максима немедленно возникло изуродованное тело расписанной выжигателем женщины. Он споткнулся и чуть было не грохнулся под ноги идущим сзади.

Пересилив тошноту, в двух словах пересказал отвратительный эпизод Антону.

Бывалый разведчик аж присвистнул:

— Ни хера себе! Много я маньяков перевидал… Но этакая больная фантазия…

— Они не маньяки, в том-то и дело. Просто… как точнее сказать… То, что для нас дико и неприемлемо, для них — нормально. Они не видят в этом ничего необычного — их мораль и система ценностей очень сильно отличаются от наших.

— Ой ли… Ну а Аполлону ты, видно, здорово хлеборезку раскроил.

— В мясо. Только уже через несколько минут и следа от повреждений не осталось. Я ж говорил — регенерация.

— Все равно молодец. Другой на твоем месте в штаны бы наложил…

Максим помолчал, потом буркнул:

— Я же усредненный.

Антон, кажется, не услышал. Они практически уже выбрались на поверхность.

— Кстати, вот еще любопытный факт, — внезапно вспомнил Долгов. — У нас с Зевсом как-то зашел разговор о деяниях новоявленных богов. Я говорю, мол, единственное логическое объяснение ваших поступков — это жажда власти. Но по всему видно, что это не так — если бы вы хотели, то махом бы с такими возможностями захватили власть не только в России, но и во всем мире. Ну не махом, но без лишних выкрутасов с огнем и Олимпийскими играми по крайней мере…

— А он?

— А он хитро щерится и говорит: значит, объяснение нелогическое. Думайте, мол, ищите.

Антон промолчал. Жестко отпихнув наглого мордоворота от разбитой кассы, он вышел на улицу и остановился, поджидая слегка отставшего Максима.

— Они просто играют с нами, Антон.

— Это уже давно ясно. Цель игры — вот что пока остается для всех загадкой. На нас работают лучшие умы страны, но все эти кичливые ученые лишь разводят руками. Мы оказались бессильны перед лицом такой необычной опасности, мы не были к ней готовы. Абсолютно.

Подполковник не обманул. Меньше чем за сорок минут он доставил Максима к одному из служебных входов в «Атлант». Движение по основным городским магистралям было перекрыто, поэтому пробок не было. Правда, на проспекте Мира люди устроили пикет и возвели поперек улицы самые настоящие баррикады, поэтому пришлось свернуть и обогнуть затор по другой улице. На подъезде к спорткомплексу машина, то и дело притормаживая, преодолела аж три КПП: один халтурный милицейский шлагбаум и два серьезных военных блокпоста. Благо ксива Антона подействовала везде, иначе бы Максим вообще не попал к гигантскому зданию комплекса. Через оцепление не пропускали почти никого, даже сотрудников самого «Атланта».

Видимо, заявления Зевса ждали именно здесь.

— Спасибо, что подбросил, — кивнул Долгов, выбираясь из тонированного служебного внедорожника.

— Гляди в оба, слушай во все перепонки, — сказал Антон, тоже выходя из машины. — Пойдем-ка я тебя до входа провожу, а то не пустят еще…

Возле дверей, ведущих в холл «Атланта», и впрямь располагался еще один пост. На этот раз эфэсбэшный. Увидев удостоверение Антона, двое крепышей в костюмах подтянулись и отступили в сторону, освобождая проход.

— Ну… тьфу! Хотел сказать: с богом, — усмехнулся молодой подполковник, пожимая руку Долгову.

— Ты не пойдешь?

— Нет, у меня другие дела.

Охранники насторожились. Один из них сделал шаг, снова загораживая дверь, и произнес негромко:

— Товарищ подполковник, гражданским вход воспрещен. Антон перевел на него ледяной взгляд.

Парень стушевался, но не отступил. Сказал:

— Только при предъявлении письменного разрешения Оргкомитета.

Максим достал свое удостоверение и сунул его под нос оперативнику:

— Я сам из Оргкомитета.

Тот даже не взглянул на корочку, продолжая смотреть на Антона. Было видно, что парень готов при необходимости пристрелить хоть самого министра обороны, если тот не предъявит разрешение.

Подполковник поиграл желваками, провел рукой по светлым волосам и обронил:

— Максим, подожди здесь минуту.

Не сказав больше ни слова, он развернулся и зашагал обратно к своей машине. Долгов остался наедине с двумя операми.

Солнце палило вовсю. Как им не жарко в костюмах?…

Максим глянул на часы, достал из кармана мобильник и набрал номер пресс-службы.

— Пресс-служба Оргкомитета… — начала Маринка.

— Привет, Марин! Как у вас обстановка?

— Ой! Максим Валерьич, а вы разве не знаете? — затараторила Маринка в своей обычной манере. — Тут такой скандал был! Бурмистров сказал вас найти с утра еще, а Мычина ему нахамила, а он ее уволил! А вы где?

— Стою у входа в комплекс. Как вас туда пропустили?

— Мы со вчерашнего вечера здесь! Не уходили. Я в тренажерке на матах спала! — гордо призналась Маринка.

— Все с вами понятно, — улыбнулся Максим. — Про Зевса и остальных упырей ничего не слышно?

— Пока нигде не объявлялись. — Маринка понизила голос и продолжила: — Но ходят слухи, что должны здесь оглашать виды спорта.

— Журналюги звонками не замучили?

— До самых гланд! А еще…

Максим увидел, что возвращается Антон, и сказал:

— Марин, мне пора. Надеюсь в скором времени к вам заглянуть.

— Давайте скорее, — прошептала она. — А то, как стерву-Мычину уволили, за старшего — Тсандер. Он такой тормоз!

Долгов еще раз улыбнулся и прервал связь. Маринка, Маринка… Хоть ты осталась такой же взбалмошной и жизнерадостной.

Что-то больно ударило Максима по правому запястью, и раздался металлический щелчок.

— Вы арестованы за попытку проникновения на территорию объекта, находящегося под охраной Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации, — жестко сказал Антон, заламывая Долгову за спину вторую руку и окольцовывая ее наручником.

От неожиданности Максим даже потерял дар речи. Глупая шутка? Да не похоже вроде! Это что же получается — ради банального ареста такой длинный спектакль был разыгран? Или подполу была дана установка задержать Долгова в самый последний момент перед объявлением Зевса?… Нелепость какая… Антон мог сделать это в любое время…

Охранники, кажется, тоже недоумевали: только что двое выглядели друзьями, а теперь… Но они-то были привычны к резкой смене обстановки.

— Ребят, расслабьтесь. Я архаровца давно в разработку взял, — бросил Антон, продолжая крепко держать Максима за сцепленные браслетами руки. — Пособник этих… небожителей. Дайте-ка я его, не отходя от кассы, поспрашиваю кой о чем.

Подполковник небрежно раздвинул оперов и грубо затащил Долгова внутрь.

— Да ты что ж творишь, скотина?! — обрел наконец дар речи Максим.

Антон, не обращая внимания на возглас, продолжал волочь его по пустынному холлу. Долгов пару раз попытался вырваться, но плечи и локти пронзила такая острая боль, что пришлось бросить эту затею. Он заорал на весь «Атлант»:

— Двуличная тварь! Изверг! Что, не мог сразу мне крылья за спину заломать? Или приказа не было? Ты же все по приказу делаешь, да? А-а… понял… Я тебе нужную информацию раздобыл и теперь стал опасным свидетелем! Дай хоть по телефону позвонить! Или я уже ни на что не имею права?… Да тебе боги за меня башку отвернут! Я все еще их консультант, между прочим…

После этих слов Антон не выдержал и захохотал.

Максим и сам понял, что увлекся и начал молоть истерическую чушь. Заткнулся.

Поднявшись по лестнице на второй ярус, подполковник втолкнул своего пленника в коридор, плавно уходящий влево по дуге, и отпустил. От неожиданности Максим потерял равновесие и по инерции пробежал несколько шагов, чтобы не упасть.

— Ты кретин или прикидываешься? — насмешливо бросил ему в спину Антон.

— Чего-о?! — свирепо прошипел Максим, медленно разворачиваясь. В этот момент он был похож на воробья-переростка, основательно потрепанного соседским кошаком.

— Повернись обратно… Чего вылупился? Спиной ко мне, говорят тебе, встань.

— А не отсосать?

— Повернись, придурок, если хочешь, чтобы я браслеты снял.

Максим подозрительно покосился на Антона. Посопел.

— Что на этот раз?

Гэбист молча ждал.

Долгов наконец повернулся, краем глаза все же следя за действиями подпола. Антон подошел к нему сзади, звякнул ключами, и наручники свалились на пол. Он поднял их, аккуратно протер платочком и убрал в задний карман брюк.

Максим еще некоторое время стоял, не оборачиваясь. Усваивал ситуацию.

— Ты никуда не торопишься? — не выдержал наконец Антон.

— Ну ты и сука… — поворачиваясь, выдавил Долгов. — Ты мог хоть какой-нибудь знак дать, что собираешься театр устроить?

— Мог. Но тогда бы вышло ненатурально — на входе не обычные менты стояли, которым все до фени, а оперативники ФСБ. Мигом бы просекли. И ты бы не попал в здание, и на меня бы вдобавок рапорт нахерачили.

— Но зачем было так руки-то больно выворачивать?

— Я ж те говорю: в нашем деле любая фальшь сразу была бы раскрыта.

То ли Максиму показалось, то ли в светло-серых глазах Антона действительно мелькнула искорка иронии.

— Иди отсюда. У меня, между прочим, своих дел хватает.

— И не жди, что я тебя поблагодарю! — категорически заявил Максим, быстрым шагом двинувшись в глубь коридора.

— Я и не жду… — хмыкнул Антон. Провел в задумчивости ладонью по непослушной копне своих светлых волос и добавил почти про себя: — А ведь не нужен им никакой консультант. На хер он им не спекся. Они ведь прекрасно знали, что мы его вербанем, и не препятствовали этому.

Подполковник ФСБ Антон Каддик вдруг сунул руки в карманы и сплюнул прямо на стену.

— Ну мы и остолопы! — рассмеялся он в пустоту коридора. — Ну и олухи! Ведь они грубейшим способом сливали через него информацию. Точнее — крупицы информации. Ровно столько, сколько необходимо для поддержания напряжения в игре. Наверняка у них не один такой консультант… Ну мы и остолопы. Ну и олухи.

Он развернулся и зашагал к выходу из «Атланта».

Захлопнув за собой дверь, Максим вздрогнул и остановился как вкопанный.

Зевс смотрел на него своим прохладным взглядом, сидя рядом с Маринкой, которая, по всей видимости, находилась в ступоре.

— Вы… ты что здесь делаешь? — выдавил Максим.

— Тебя караулю. Я на мобилу звонил утром, у тебя аппарат отключен был. — Громовержец взял со стола чашечку с кофе, подул и отхлебнул.

— Вы чего вытворяете?!

— Я? — Зевс на секунду растерялся. — Кофе пью.

— Хватит паясничать! Зачем ночью устроили побоище?

— Перестань хамить, — мягко произнес бог, слегка взмахнув рукой. И Долгова выгнуло дугой, словно через позвоночник пропустили электрический разряд. Зевс отхлебнул еще кофе и сказал: — Почти полдень, пора сделать объявление. В комнате для пресс-конференций все готово. Пойдем.

Максим сплюнул тягучую слюну, вмиг собравшуюся во рту, и прохрипел:

— Никуда я с тобой не пойду…

— Не припомню, чтобы я освобождал тебя от обязанностей консультанта.

— А я не припомню, чтобы подписывал трудовой договор. Зевс покрутил чашечку в пальцах, аккуратно поставил ее на стол и неуловимым движением схватил миниатюрную Маринку за горло. Максим инстинктивно метнулся к нему, но получил такой удар в грудь, что отлетел обратно к двери. В глазах потемнело.

Девушка заклекотала, тщетно пытаясь вдохнуть. Максим поднялся на ноги, чувствуя, как пульсирует боль в ребрах.

— Ее-то за что? Оставь…

— Ты идешь со мной?

Максим поднял на бога взгляд, в котором горела гремучая смесь ярости и обиды.

— Да.

— Кстати, вопрос в тему, — проговорил Зевс, отпуская Маринку. Та, опрокинув стул, упала на пол и засипела. — Вот она — практически не знакомый тебе человек, не родная, не подруга. Одна из коллег. А ты ради нее готов поступиться своими принципами, изменить решение в течение минуты. Ответь, в чем дело? Каков мотив? Она тебе чем-то дорога? Или… решения не такие твердые?

Максим порывисто вздохнул, морщась от покалывания в боку, и ответил:

— Мне всего двадцать восемь лет. Я еще не успел научиться жертвовать людьми ради принципов.

— А зря. Заманчивая возможность сделать себя сильнее на порядок.

Максим помог Маринке встать и усадил ее в кресло.

— Ты в порядке? — спросил он, наливая девушке минералки.

Та покивала головой и слабо улыбнулась, поправляя прическу.

— А где остальные?

— Тсандер и Рыбалко в конференц-зал уже ушли. Мычину уволили, я уже говорила… — пролепетала Маринка.

— А Темка Панов где?

— Артем погиб вчера ночью. Обезумевшие милиционеры расстреляли. Его сестра звонила.

— Сука… — с бессильной злостью прошипел Долгов, поворачиваясь к Зевсу.

Громовержец с интересом листал томик УК.

— Забавные у вас законы. Вот, к примеру, статья 228-я… Зачем сажать в тюрьму за распространение наркоты? Глупость. Впрочем — дело хозяйское… Пойдем, нас уже заждались.

В конференц-зале было довольно много народу, хотя прессу, каким-то чудом просочившуюся в здание «Атланта», сюда не пускали. На входе двое сотрудников ФСБ попытались задержать Долгова, но Зевс лишь посмотрел в их сторону, и ребята в черной форме обмякли, сползая по стене. К ним немедля подбежали еще двое оперов.

Из богов присутствовали Apec, Гефест и Артемида. Из официальных лиц: президент физкулька Тифисов, Бурмистров, представители МОК, а также какие-то шишки из правительства или мэрии. Камера и свет уже были установлены, боги сидели за полукруглым столом перед микрофонами. Рядом с ними находились несколько незнакомых Долгову людей — три женщины, одна из которых была афроамериканкой, двое мужчин, явно азиатского происхождения, старик со спутанными седыми космами и несколько разномастных детишек.

«Это что за балаган?» — подумал Максим, глядя на нервничающего старика и насмерть перепуганную негритянку.

Камера была единственная, дабы не создавать суматохи с многочисленными желающими заснять такой сенсационный материал, но сигнал с нее наверняка ретранслировался на все мировые каналы.

Зевс, провожаемый хмурыми взглядами чиновников, сел между Аресом и Гефестом — последний бесстыже лузгал свои любимые семечки. Громовержец поманил Максима пальцем, указывая на единственное свободное место за столом. Долгов удивленно посмотрел на него.

— Ну, чего уставился? — крикнул Зевс. — Садись быстрей, тебя одного ждать, что ли?

Максим оглянулся на Бурмистрова — тот лишь пожал плечами, — прошел к свободному стулу и сел.

— Можете начинать трансляцию, — благосклонно махнул рукой Зевс.

Режиссер пробормотал что-то в пуговку микрофона и громко сказал:

— Камера. Синхрон. Прямой эфир.

На экране, установленном в противоположном конце зала, появилось изображение Зевса.

— Приветствую, — сказал он. И переводчик повторил слово по-английски. — Как и обещал, хочу объявить, в каких видах спорта сборная команда людей будет оспаривать право владения огнем у команды богов. Надеюсь, после недоразумения, имевшего место прошлой ночью, вы наконец перестали сомневаться в серьезности наших намерений. Но прежде чем я перечислю названия, мне хотелось бы представить наших консультантов.

Максим повернул голову, ошеломленно глядя на профиль Зевса.

— Да-да, я не оговорился. У нас было несколько консультантов, несмотря на то, что многие думали, будто он один.

Камера прошлась по потрясенным лицам сидящих за столом людей. Кажется, для каждого из них новость была не менее удивительна, чем для Долгова.

— Именно эти люди, — продолжил тем временем Зевс, — помогли нам составить общую картину. Они были отобраны не случайно. Они до сего момента не знали о существовании друг друга, поэтому ошибочно полагали, что единственные в своем роде. Это позволило их мнению не слишком сильно исказиться.

— Но зачем? — не выдержал Бурмистров.

— Понять кое-что о вас, людях.

— И что же вы поняли? — в свою очередь спросил с южным акцентом один из консультантов — мужчина-азиат.

— Все, что нам было необходимо, — уклончиво ответил Зевс. — Каждый из вас был поставлен в такие условия, что хотел человек того или нет, но ему пришлось вывернуть наизнанку собственную душу, свои мысли и чувства, переживания и мечты.

— Неужели не достаточно было посмотреть на реакцию толпы во время «пятиминутки» 29-го числа? Или вчерашней ночью? Вам этого мало? — срывающимся голосом спросила чернокожая женщина по-английски.

— Это общая картина. А в ваших случаях — индивидуальная. Нужно было сравнить результаты.

— Вы же просто экспериментируете, используя нас в качестве подопытного материала! — вскакивая, заорал старик. Один мальчонка из числа детей-консультантов захныкал.

— Спокойней, на вас вся планета смотрит, — проворчал Apec.

— Да пошел ты, сраный милитарист! — не унимался старик.

Apec шевельнул рукой, и женщина, сидящая рядом с дедом, засветила тому звонкую пощечину. После чего уставилась на свою ладонь и, бормоча извинения, помогла ошарашенному старцу сесть.

Максим посмотрел на присутствующих в зале. Бурмистров о чем-то тихонько разговаривал с Тифисовым, чиновники удрученно глядели на то, что происходило перед камерой, не в силах что-либо предпринять, Рыбалко и Тсандер куда-то исчезли.

Час от часу не легче, подумал Долгов, осторожно ощупывая сломанное ребро. Происходящее уже начинает напоминать какой-то глобальный эксперимент, целью которого является выяснить предельные возможности как всего общества в целом, так и человека в отдельности.

Максим вздрогнул. А вдруг — это и есть смысл? Нелогическое объяснение. Он еще раз покосился на богов. Да нет, все гораздо сложнее, потому что очень оно даже логическое — такое объяснение…

Зевс подождал, пока гомон в конференц-зале стихнет, и снова заговорил.

— Я мог бы и не рассказывать вам про систему так называемых консультантов, но и скрывать этого не видел смысла. Тем более что, сопоставив результаты, мы пришли к очень занятному выводу…

— Какому? — быстро спросил один из правительственных чинуш.

— Вы не хотите жить, — с расстановкой проговорил Зевс. — Сопротивляемость истреблению у человечества на уровне критического минимума.

В зале снова поднялся гул. Максим представил, что сейчас творится в мире, и у него похолодело внутри. Да уж, не очень-то утешающее заявление, даже если оно — лишь провокация.

— Но, — слегка повысил голос Зевс, — давайте вернемся к основной теме нашей сегодняшней встречи. Виды спорта, в которых вам придется сразиться с богами, следующие.

Все мгновенно замолчали и замерли, превратившись в слух. Представители МОК даже рты открыли, сами того не замечая.

— Бокс, плавание, тяжелая атлетика, — начал перечислять громовержец. — Спортивная гимнастика, бег на 400 метров, велотрек, конный спорт, стрельба из лука, фехтование, академическая гребля и футбол.

В зале на минуту повисла тишина. Лишь сопел старик, так и не оправившийся от досадной пощечины.

— Всё? — промолвил наконец Тифисов.

— А что — мало? — рассмеялся Гефест, сплевывая кожурку от семечки прямо на стол перед собой.

— Но это же только одиннадцать видов… — недоуменно развел руками какой-то мужик из МОК.

— А нас сколько? — хмыкнула черноволосая Артемида. — Нас тоже одиннадцать. К тому же футбол — командный спорт.

Максим обратил внимание, что Бурмистров с Тифисовым обсуждали что-то с членами международного комитета и давали указания своим помощникам. Правильно, нужно было срочно формировать сборную, учитывая только что полученную информацию.

— Ну что, — резюмировал Зевс, — думаю, можно денек отдохнуть, подготовиться, а завтра начнем. Организаторы, подойдите и возьмите распечатки с расписанием соревнований, которое мы подготовили. Если что-то не устраивает в датах или во времени — можно обсудить. Консультанты свободны — вы больше нам не нужны.

В зале уже стоял невообразимый гвалт. Максим встал и продвинулся к выходу. Возле дверей он натолкнулся на Тсандера, уверенно рассекающего своим пузом волны людей.

— Максим, ты можешь помочь нам решить кое-какие вопросы с прессой, не так ли? — без всякой преамбулы спросил еврей, почесывая знакомым движением крючковатый нос.

Максим терпеть не мог, когда вопрос ставился практически с утвердительной интонацией, а в конце еще добавлялось окончательно обезоруживающее «не так ли».

— Что нужно сделать? — сухо спросил он.

— Сущие мелочи, — махнул рукой Тсандер. — Организовать прессуху для всех аккредитованных.