4
Волки больше не появлялись. Лишь где-то в темноте ухала сова да потрескивали на морозе сухие ветки. Эгин и Есмар дремали возле искари. Как вдруг сквозь сон Эгин различил звуки лошадиного ржания.
«Неужто снова Нана?»
Эгин вскочил. Тут же проснулся и Есмар, подтверждая старый тезис о том, что страх – лучшее средство от сонливости.
– Пойду еще раз попытаю счастья, – сказал Эгин. – Может, успокоилась, дура.
На сей раз факела он с собой не взял. Против оборотней факел все равно не подмога.
Тихо ступая, Эгин отошел от костра. Его глаза медленно привыкали к призрачному освещению леса.
Очень скоро он приблизился к заснеженному тракту и остановился, облокотившись о ствол вековой сосны.
Лошади нигде не было. Зато по тракту ехали сани, запряженные мохнатой, коренастой кобылкой.
Сани шли с трудом. Ямщик, одетый по местной моде в шубу из рысьего меха и шапку с двумя лисьими хвостами над ушами, то и дело хлестал несчастную лошадь кнутом. Лошадь отчаянно ржала, но идти быстрее, чем шла, была просто не в силах.
И все равно сани двигались с такой скоростью, которая Нана и не снилась. В этом не было ничего удивительного – северные кони умели ходить по снегу в отличие от пиннаринской неженки Нана.
– Пошла, засранка! Что ты ползешь, как мертвая! – приговаривал ямщик.
Эта знакомая картина, какими полнятся все зимние дороги от Нелеота до Северной Лезы, весьма обрадовала Эгина. В конце концов это был первый человек, встреченный им с того момента, как они утром свернули на суэддетский тракт возле заброшенного лесничества.
– Э-гей! Мужик! – заорал Эгин, со всей возможной прытью скача по сугробам к выходу на просеку. – Подожди! Дело есть!
Услышав голос Эгина, мужик натянул поводья и остановил лошадь. Кнут, однако, откладывать он не спешил. В самом деле, что хорошего можно ожидать от «деловых» встреч в зимнем лесу?
– Доброй ночи! – начал Эгин, приблизившись к саням на расстояние, с легкостью преодолеваемое голосом, но не кнутом.
– Ну, доброй.
– Я и мой слуга попали в беду. Нам нужна помощь. Не мог бы ты довезти нас до Малых Пней?
– Так это же в другую сторону!
– Как это «в другую сторону»?
– Да так. Возле лесничества надо было вправо забирать.
– А указатель на что? Там ясно написано было. На Малые Пни – сюда.
– Да кто ж на указатели-то смотрит! Дорогу знать надо!
В словах ямщика была посконная крестьянская правда. Эгину не хотелось спорить. Хотелось ему одного – увидеть сейчас перед собой того выродка, что перевернул указатель. «А может, я его уже и видел сегодня», – пришло в голову Эгину, когда он вспомнил об оборотне Дроне со Змеиного Брода.
– Хорошо. Ну а куда эта дорога ведет?
– Там тупик. – Ямщик махнул перед собой рукавицей.
– А в тупике что?
– Замок моей госпожи.
– И как зовут твою госпожу?
– Госпожа Еля.
– Благородная?
– Еще какая благородная! Из самой Суэддеты баре свататься так и ломят!
– Довезешь нас туда?
– Не-е. Не довезу. Сами езжайте, коли охота есть.
– Не на чем нам. Одна лошадь от волков сбрендила. Вторая еще вчера вечером околела.
– Так то ваша там лежала, что ли? – повеселевший ямщик кивнул головой на дорогу за своей спиной.
– Наша.
– Только кости и лежат. Ох и почистили ее серые! – Ямщик потер ладонью о ладонь, словно бы радовался волчьей удаче.
– Вот и я говорю – довези нас к своей госпоже. Я хорошо заплачу.
– Довезти-то я могу. А что толку?
– Как это – «что толку»? – удивился Эгин. – Мы там переночуем у твоей благородной госпожи. А утром уедем. За деньгами дело не станет.
– Да положить моей госпоже на твои деньги, иноземец! – беззлобно заметил ямщик. – У нее своих столько, что она ими до Суэддеты дорогу может замостить.
Эгин почувствовал, что его аргументация зашла в тупик. Но упускать такой шанс ему тоже не хотелось.
– Уверен, твоя госпожа не будет возражать, если мы переночуем на сеновале. А тебе тоже пять золотых лишними не будут, верно?
Глаза ямщика алчно блеснули.
– Ладно, если невтерпеж, садись. Но смотри: если госпожа скажет «нельзя», значит, придется вам под стеной ночевать. А потом топать назад, несолоно хлебавши. А пять золотых уже тю-тю. В жизни такого не припомню, чтобы моя Елюшка кого-то постороннего в замок переночевать пускала. Я при ней уже скоро пять лет как конюх.
«Целых пять! Вот она, конюхова Вечность!»
Эгин не улыбнулся.
