2
– Гиазир Эгин, гиазир Эгин! – Есмар хныкал от отчаяния, он тряс Эгина за воротник, стучал своими кулачками ему в грудь.
– Что случилось? – Эгин вскочил, гадая, отчего он, обладатель такого чуткого сна, заснул вдруг так крепко.
В костре неподалеку от их ног потрескивали толстенные поленья. Поклажа стояла со стороны Есмара, закрывая бок мальчика от ветра. Искарь исправно выполнял свои функции. В целом было довольно комфортно. Насколько комфортно может быть в харренском лесу в трескучий зимний мороз.
– Ты замерз? Тебе приснился плохой сон? Тебе нездоровится? Да что, в конце концов, случилось? – пытался доискаться Эгин.
Лицо Есмара было перекошено от страха. Шапчонка съехала с его головы на ухо. Он плакал, вытирая сопли кулаком.
«Если даже мне такие ночевки в диковину, каково должно быть ему, никогда не покидавшему теплой Ваи?» – подумал Эгин.
– Или ты сейчас же скажешь мне в чем дело, или придется отодрать тебя хлыстом, – заявил Эгин, разумеется, в шутку.
– Глаза. Посмотрите… Там глаза… Глаза… – выдавил из себя Есмар и зарыдал еще пуще.
Эгин взглянул туда, куда указывал Есмар.
Да, глаза. Да, дюжина, а может, и две дюжины пар глаз. Волчьих.
Они смотрели на Эгина и Есмара из темноты, и эти взгляды никто не счел бы дружелюбными.
Эгин никогда не сталкивался с волчьими стаями. Но помнил, что волк – зверь хотя и наглый, но в достаточной степени пугливый. И если только эти волки не являются оборотнями все до единого, с ними можно будет сладить при помощи огня. А утром – утром они скорее всего уйдут сами.
– Ваша лошадь… гиазир Эгин!
Вдалеке послышалось жалобное конское ржание.
– Этого еще не хватало!
Картина была совершенно ясна. Лошадь, их единственная лошадь Нана из конюшен Сорго, почуяв, как волки стягивают кольцо, сорвалась со своей привязи и помчалась куда-то в морозную ночь.
– Нана! Нана! – позвал Эгин лошадь как можно более громко.
Издалека ему отозвалось жалобное ржание. Эгину очень не хотелось терять лошадь. Без нее шансы достичь ближайшего слабонаселенного пункта уменьшались вчетверо.
– Я пойду поищу ее. Она совсем близко.
Есмар вцепился в его рукав мертвой хваткой.
– Не оставляйте меня одного, гиазир Эгин! Пожалуйста, не оставляйте меня одного, – умолял Есмар.
– Есмар, пока горит огонь – волков бояться нечего. Я сделаю тебе факел. И если какой-то вонючий волк подойдет к тебе близко, ты сделаешь р-раз! И еще р-раз!
В глубоком выпаде Эгин продемонстрировал нужное движение. И передал палку, которую он загодя вырезал из сосны под факел еще с вечера, Есмару.
– Повтори, – велел он.
– Если какой-то понюханный волк подойдет ко мне близко, я сделаю р-раз и р-раз! – пробубнил Есмар, шмыгая носом.
– Балбес несчастный! Ты движение повтори!
– Р-раз! – По мере способностей Есмар сделал движение в подражание Эгину.
Затем Эгин пристегнул перевязь с ножнами и поджег факел Есмара от костра. И зажег свой.
«Нужно было их не два подготовить, а десяток!» – подумал Эгин, всматриваясь в глазастую черноту ночи.
– Нана! Иди ко мне! – кричал Эгин, вышагивая по снегу в том направлении, откуда в последний раз слышалось конское ржание.
– Иди сюда, моя птичка! – говорил он как можно громче и причмокивал губами. На этот звук лошадь также иногда отзывалась, в зависимости от настроения.
По мере его удаления от костра волки становились все смелее.
Они шли за Эгином на отдалении в три десятка шагов. Пару раз Эгину удалось отпугнуть их с помощью факела. Они нехотя отступали. Впрочем, довольно скоро возвращались.
«Хвала Шилолу, что сытые! Голодных бы такие простые фокусы не смутили!» – подумал Эгин, с тревогой вглядываясь в сторону, где остался Есмар.
По договоренности, в случае непосредственной опасности для его жизни, Есмар должен был трижды прокричать его имя. Пока что все было тихо.
Эгин очень надеялся на то, что своим отходом сумеет отвлечь стаю от мальчика. Поскольку знал, что при виде разинутой волчьей пасти Есмару запросто могло не хватить самообладания даже на то, чтобы просто крепко удерживать факел в руках.
– Нана! Нана!
Как вдруг лошадь заржала совсем рядом от него.
Эгин удвоил свои усилия. Он старался идти как можно быстрее. Чем дальше он удалялся в чащу леса от тракта, тем меньше была глубина снега. «Немудрено, что Нана умчалась так далеко!»
Небосвод был посыпан пронзительными зимними звездами. Месяц лил свой прокисший свет на лес.
Кинув взгляд в небо, Эгин с неудовольствием обнаружил, что с того момента, как они улеглись спать, прошло совсем немного времени. Не более двух часов. Это означало, что впереди у них долгая зимняя ночь в приятном обществе.
Наконец-то он заметил перепуганное животное.
Седла на лошади, разумеется, не было – его Эгин положил под голову Есмару, серебряная нитка уздечки отвечала лунному свету мертвенным сиянием, из-за чего вид у Наны был довольно-таки дикий.
Лошадь растерянно мотала мордой и бешено похрапывала, косясь в сторону рассеянной по перелеску волчьей стаи. Судя по всему, в Эгине она все-таки чувствовала защиту.
Но волки за спиной у Эгина страшили животное так сильно, что оно не могло решиться подойти к хозяину.
«Нужно было проситься в офицеры Опоры Безгласых Тварей! Эти-то небось знают, что в таких случаях следует лошадям вкручивать!» – подумал Эгин.
– Не бойся, моя ласточка, иди ко мне, – повторял он, поскольку не был офицером Опоры Безгласых Тварей.
Но лошадь не спешила приближаться.
– Иди сюда, красавица. – Эгин сделал обманное движение, которое обычно совершают, предлагая лошади соль. – Не бойся.
На какое-то мгновение лошадь замерла, видимо, уже почти решившись на то, чтобы подойти. Как вдруг из кустов донесся треск сучьев. Нана попятилась и, встав на дыбы, устало заржала, косясь в сторону еловых зарослей. Что там?
Спустя минуту Эгин и сам смог увидеть то, что так сильно испугало лошадь.
Раздвинув еловые лапы, на поляну аккурат между Эгином и лошадью вышел белый как снег под его лапами волк.
Оглашая окрестности прерывистым ржанием, лошадь бросилась прочь от Эгина, в чащу.
Волк был вдвое больше любого из своих самых крупных собратьев. Голова его была массивной, а уши необычайно широкими. Но самым удивительным были его глаза – они были ярко-алыми.
В голове Эгина совершенно некстати шевельнулось воспоминание о том, что тварей необычной окраски на Циноре зовут князьками.
Животное, казалось, совсем не страшилось огня. И Эгину ничего не оставалось, как выбросить догорающий факел прочь. Волк проводил отброшенный факел взглядом, в котором Эгину почудилась насмешка.
Волк-князек ступал медленно. Он двигался в сторону Эгина, а его глаза цвета закатного солнца вперились ему в глаза, словно бы вызывая на поединок. «Словно бы» или все-таки «вызывая»?
«Поединок!» – изморозью выступило на барабанных перепонках Эгина.
«Но какой, позвольте, может быть поединок между мной и зверем?»
«Поединок» – казалось, говорил волк, хотя, конечно же, ни на одном из человеческих языков эти слова так и не были произнесены.
«Шилол разнеси такие поединки!» – Эгин осторожно положил руку на рукоять своего облачного клинка.
«Поединок между тобой и мной!» – повторял волк, наступая на Эгина.
Он не говорил на человеческом языке, но тем не менее Эгин прекрасно его понимал.
«Я просто убью тебя и все. Никакого поединка не будет», – отвечал Эгин.
Как вдруг у себя за спиной Эгин услышал истошный крик Есмара.
Есмар выкрикнул имя Эгина дважды.
Эгин обернулся в сторону далекого костра. И к своему неудовольствию заметил, что ни одной пары волчьих глаз, за исключением тех, что принадлежали князьку, вокруг него не видно. «Неужели твари ринулись к костру?»
Эгин окинул лес Взором Аррума.
Действительно, поблизости не было ни одного животного, кроме белого размашистого выродка. А вот сам белый волк был… был… не понятно, кем он был, но волком он не был, милостивые гиазиры!
Легкое лиловое сияние, которое источала его шерсть, сияние, видимое только Взором Аррума, довольно сильно отличалось от свечения, исходившего от других волков, которое было окрашено желто-зеленым, как и их глаза. Неужто оборотень?
Это означало, что поворачиваться спиной к князьку ни в коем случае нельзя.
Но что же делать, если Есмар надсаживает горло, выкрикивая в лес «Гиазир Эгин!»
«Ты кто?» – спросил Эгин у волка.
«Твоя смерть».
«Врешь. Я знаю, как выглядит моя смерть. И на тебя она не похожа».
«Сейчас посмотрим», – беззвучно отвечал волк и, стремительно сжавшись пружиной, прыгнул в сторону Эгина.
Прыжок был стремителен, как полет стрелы. Эгин был готов поручиться в том, что прыгать с такой уверенной мощью и быстротой будет не под силу даже хорошо тренированным животным-девять.
Эгин едва-едва увернулся. Зверь пролетел рядом, едва задев его своей когтистой лапой. Волк приземлился на снег, оскаливая пасть – неудача удивила и даже раззадорила князька.
На рукаве куртки с волчьим подбоем, подаренной Эгину Овель, образовалась рваная отметина, сделанная волчьей же лапой.
Эгин извлек на свет облачный клинок. По нему ползла тяжелая черно-серая, грозовая рябь. «О-го!» – удивленно сказал Эгин и отскочил от волка еще на три шага.
«Ты силен, но мне не взять в толк источник твоей силы. Ты похож на мага, но ты не маг», – говорил волк. Эгину вдруг показалось, что тварь говорит глазами.
«Можешь считать меня кем хочешь».
«Ты смертельно оскорбил меня», – сказал волк.
«Я не сделал тебе ничего дурного», – отвечал Эгин, меряя поляну приставным шагом перепуганного новичка.
Волк держался на безопасном расстоянии. Наверняка он примерялся. Готовил силы для нового прыжка. А для того, чтобы усыпить бдительность Эгина, морочил ему голову такими, с позволения сказать, «разговорами».
«Гиазир Эгин!» – снова закричал Есмар. В этом крике Эгину почудилось нечто странное, казалось, голос Есмара стал более низким, какая-то хрипотца чудилась в нем.
Крик снова повторился трижды. Эгин с тревогой взглянул в сторону костра еще раз. Костер горел по-прежнему ярко. Что же там, Шилол этот лес подери, происходит?
Конечно, можно было войти в Раздавленное Время и побежать. Побежать на выручку к Есмару. Но интуиция и инстинкт самосохранения подсказывали Эгину, что делать этого ни в коем случае нельзя. Показывать спину такому опасному противнику, как этот белый волк, было равносильно смерти.
«Если ты считаешь, что я сделал тебе нечто дурное, я готов извиниться. Я готов!» – сказал Эгин, в нем вдруг шевельнулась надежда, что дело удастся уладить миром.
Волк беззвучно засмеялся.
В движениях зверя начало проглядывать нечто человеческое. Казалось, волк вот-вот встанет на задние лапы и бросится в рукопашную. Эта мысль показалась Эгину и комичной, и жуткой в одно и то же время. Возможно, потому, что волк напомнил ему псов-питомцев его прежней подруги госпожи Вербелины, персоны некогда весьма привлекательной, а ныне покойной. Эти питомцы спокойно взбирались на отвесные стены, ходили на двух ногах и обожали чувственные женские танцы с раздеванием.
«Ты боишься!» – смеялся волк.
«Нет, я не боюсь. Но я хотел бы знать, что нужно сделать для того, чтобы ты и твои собратья ушли с миром».
«Отдай мне своего мальчика. Это будет равной меной».
«Но позволь, разве ты дал мне что-нибудь?»
«Ты еще спрашиваешь! Ты, недомерок, украл у меня перо. За это я заберу твоего мальчика и уйду с миром!»
«Какой же я идиот! О Шилол! Какой идиот! Как я не сообразил раньше! – досадовал Эгин в крайнем возбуждении. – Это же Дрон Большая Плешь! Меня же предупреждал карлик-аптекарь. Он меня предупреждал! А я, осел варанский, самонадеянный недоумок! Я-то хорош!»
«Мне было необходимо перо птицы Юп. Если бы не крайняя необходимость, я бы никогда не покусился на твою собственность. Я поступил как низкий вор. Я нанес тебе оскорбление. Тебе должно извинить меня, Дрон. Проси у меня любую равную мену. Но я не отдам тебе мальчика», – сказал Эгин.
«Мне не нужны твои извинения. Мне ни к чему то, что ты можешь мне предложить. Мне полагается мальчик!» – с этими словами волк прыгнул еще раз.
Звезды, вышитые на черном бархате небосклона, сделали резкий поворот влево. А затем – вправо. Уши Эгина заложило и на секунду его глаза словно бы ослепли. В этот миг Раздавленное Время снова приняло Эгина.
Он видел, как когтистые передние лапы князька медленно отрываются от земли.
Как его задние лапы, покрытые чистой волнистой шерстью, сгибаются в суставах, как когти входят в снег до самого мха, как хвост волка касается снега. Как дуга спинных мышц распрямляет и отталкивает тело зверя от земли.
Эгин видел, как волк начинает свой медленный полет. И он не нашел ничего лучшего, чем прыгнуть навстречу оборотню, выводя клинком замысловатую фехтовальную фигуру «павлин поднимает и разворачивает хвост».
Лезвие облачного клинка встретило горло медленно летящего белого волка, грозовые облака встретились с белой искристой шерстью князька.
Быстрое и холодное лезвие раздвинуло снежную шерсть, врезалось в челюстную жилу, взрезало кровеносный сосуд на шее, рассекло мышцы, переломило хребет и вышло на свободу, омывшись в волчьей крови.
Обессиленный Эгин покинул Раздавленное Время.
Обезглавленное тело волка лежало перед ним на снегу, бессмысленно, судорожно суча лапами. Шейная артерия послушно выплевывала на снег ненужную кровь.
Голова зверя со стоящими вверх ушами лежала рядом, в двух шагах от тела. Из раскрытой пасти сочилась черная, липкая жидкость. Алое сияние глаз становилось все более трудноразличимым.
«Твоя взяла», – сказал волк. Эгин едва разобрал слова.
В этот момент из обезглавленного тела выползла крохотная ледяная змейка с розовой полосой на спине. Змейка затаилась, опасливо глядя на Эгина, склонившегося над отрубленной головой князька. Затем, улучив момент, она сползла со стремительно коченеющего трупа и вертко шмыгнула в сугроб.
