Глава 19
Сначала вешать, потом судить.
Кодекс Джедберга, Шотландия
Полутемный зал, длинный и высокий, словно станция метро, скупо освещался горящими вдоль стен факелами и большим, в рост человека, камином, дававшим хоть немного тепла в этом холодном сыром помещении.
— Вальтер фон Ингваринген, — разнеслось под сводами зала, — клянетесь ли вы перед лицом великого суда говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды?
— Клянусь! — Я поднял вверх правую руку.
— Лис Венедин, клянетесь ли вы…
Сегодня утром, хотя черт его знает, было ли это действительно утро или же белый день, в наш застенок явился Ульрих фон Нагель с парой оруженосцев и кузнецом. Ему предстояло снять цепи, накрепко удерживающие узников на дистанции двух шагов от стены. Покончив со своей работой, он полез наверх, делая нам знак следовать за ним. Пошатываясь от голода и усталости, мы вышли во двор, где продолжал накрапывать все тот же мерзкий дождь, и побрели вслед за конвоем, оскальзываясь в жирной грязи монастырского подворья.
— Куда нас ведут? — спросил я.
— На суд, — кратко ответил фон Нагель. — Император прибыл утром, стало быть, сейчас закончит трапезу и будет суд.
— Ага, — горько хмыкнул Лис, — мы, получается, на десерт. Или это тут манера такая — судить людей после еды для улучшения пищеварения? Я слышал, его величество большой любитель проводить опыты на эту тему. Надеюсь, он вспорет брюхо чертовому пастырю, чтоб посмотреть, насколько хорошо влияет на усвоение, например, жареных перепелов осуждение ни в чем не повинных людей.
Ульрих сделал вид, что пропустил его слова мимо ушей. Так же вели себя и оруженосцы, усиленно разглядывающие романского стиля собор, мимо которого мы как раз проходили.
— Кстати, — не унимался Лис, — суд, конечно, хорошо. А такое понятие, как следствие, здесь вообще известно или в Империи о таких чудесах еще не слыхивали?
— Епископский суд проводит следствие, — печально вздохнул фон Нагель. — К счастью, пока что мне удалось вас от него уберечь. Но если государь вдруг решит, что дело должно рассматриваться исключительно церковным судом, боюсь, вам в полной мере придется испытать, что это такое. Надеюсь, что этого не случится. — Он сделал знак рукой, показывая на мощное каменное строение, по стилю более напоминающее крепостной донжон, чем монашеское жилище. — Нам сюда.
— Клянусь, — в тон мне произнес Венедин.
— Итак, высокий суд Сакрум Империум, а также Священный Епископский суд, проведя долженствующие переговоры, пришли к соглашению, что представлять обвинение обоих истцов надлежит преподобному отцу Гервасию, аторнею Римской духовной Консистории в Империи. Защищать ответчиков поручено адвокату Оттису Грампу из Санкт-Йоханесбурга.
— Ты их видишь? — поинтересовался Лис.
— Подсудимые, соблюдайте молчание! — издалека с судейского кресла прикрикнул статный суроволикий прелат в аббатском одеянии.
— Вон тот, в мантии справа, похоже, наш адвокат. Прокурора я пока не вижу, но, полагаю, он сейчас появится, — передал я по связи.
— А вот интересно, старинный обычай дать адвокату возможность пообщаться с подсудимыми здесь не в чести?
— К чему такие формальности? Наверняка господин адвокат уже ознакомился и с материалами дела, и с вынесенным приговором.
— Как мило с его стороны. И все же чертовски хочется послушать, — ухмыльнулся Лис, — что этот судебный крючок будет говорить. О, а вот и наш бесподобный Гервасий.
Аторней Римской Консистории, плюгавый лысый монах с глубоко посаженными злыми глазками тщеславного коротышки, появился откуда-то сбоку и, поклонившись суду, заговорил неожиданно сильным густым басом:
— Рыцари Вальтер фон Ингваринген и Лис Венедин, императорским судом вы обвиняетесь в преступном умысле против государя Фридриха II и Священной Римской империи, выразившемся в похищении невесты принца Людвига киевской княжны Альенор. Суд оставляет за собой право выдвигать новые обвинения, ежели в ходе его для оных возникнет повод.
Священный Епископский суд трирского диоцеза обвиняет вас в злом умысле против матери нашей Первоапостольной Римской католической Церкви, выразившемся в сговоре с демоническими силами и попытке осквернить освященную землю дьявольским отродьем, выдаваемым за принцессу Альенор.
— Вот уж действительно, шо в лоб, шо по лбу.
— Ну, не совсем, — справедливости ради поправил я. — Если суд сочтет более обоснованной первую версию, нам отрубят голову, а ежели вторую — сожгут на костре.
— Во как! А ежели вдруг суду понравится обрезание головы, нельзя ли им предоставить справку из Киева, что эту операцию с нами уже проделали?
— Господин адвокат, теперь ваше слово.
— Я полагаю, что мои подзащитные, несомненно, виновны во всех предъявленных им преступлениях и призываю их к полному и глубокому раскаянию, а высокий суд — к христианскому милосердию по отношению к несчастным сим.
— Слушай, — восхитился Лис, — у нас крутой адвокат! Я даже с ходу не соображу, что можно противопоставить такой линии защиты.
— Господа рыцари, — вновь поднялся со своего места судья, — признаете ли вы себя виновными в указанных преступлениях?
— Нет! — не сговариваясь, в один голос отчеканили мы.
— Что ж, если обвиняемые упорствуют в своем злодействе, — развел руками председатель суда, — мы вынуждены начать судебное заседание. В суд вызывается первый свидетель по данному вопросу: прецептор рыцарского ордена Девы Марии Тевтонской Ульрих фон Нагель.
Ульрих, уже битый час дожидавшийся вызова, возложил руку на заботливо подставленную библию и четко, без запинок произнес текст присяги.
— Господин прецептор, — преподобный Гервасий указал ему на нас, — знакомы ли вам эти люди? Если да, то скажите суду, кто они.
— Знакомы. Это Вальтер фон Ингваринген и Лис Венедин, рыцари, входившие в эскорт княжны Альенор.
— Считаете ли вы их виновными в означенных преступлениях?
— Нет.
— Отчего? — не меняя тона, пытливо спросил церковный аторней.
— Они добрые рыцари и не могли совершить ничего из того, в чем их обвиняют.
— Они добрые рыцари, почтенные судьи, — повторил слова фон Нагеля прокурор. — Я прошу вас это учесть. А также учесть и то, что эти, с позволения сказать, «добрые рыцари» присуждены к смертной казни в Шверине за измену их сюзерену графу Генриху. Адвокат, вероятно, хочет сказать, что мы воюем с Лигой северных баронов?
— Да, — кивнул достопочтенный господин Оттис, до того и не помышлявший ни о чем подобном.
— Действительно, мы воюем с северной Лигой, но мы не воюем с Русью. Более того, мы заинтересованы в союзе с ней. Но и там эти «добрые рыцари» также были приговорены к смерти за измену и убийство пленного. Знаете ли вы об этом, господин прецептор?
— Нет, — тихо произнес фон Нагель.
— Я прошу вас громче!
— Нет!
— Благодарю вас. Увы, господа, мы не можем точно сказать, каким образом эти «добрые рыцари», за последний год дважды приговоренные к смерти, попали в эскорт ее высочества, но мне представляется вполне разумным, что такое могло произойти лишь при помощи весьма влиятельных сил, не желающих союза Империи и Руси. А стало быть, этот факт лишь подтверждает изначальный злой умысел против его императорского величества в деяниях ответчиков. Если позволите, господин судья, еще несколько вопросов свидетелю.
— Господин адвокат?
— Не возражаю.
— Капитан, мы потратили даром, возможно, всю свою жизнь. Что за блажь мотаться по миру, совершая подвиги невесть ради чего. То ли дело вырядиться в мантию и твердить, надувая щеки: «Не возражаю. Вопросов нет». Ей-богу, я освоил бы это искусство в течение часа.
— Господин прецептор, — продолжал допрос преподобный Гервасий, — при каких обстоятельствах вы познакомились с подсудимыми?
— Я выполнял приказ магистра ордена Германа фон Зальца, повелевшего мне возглавить рыцарский эскорт, сопровождавший принцессу Альенор.
— Спасибо. Таким образом, можно ли сказать, что Герман фон Зальца, известный своей проницательностью и тонким умом, имел основания опасаться за судьбу принцессы?
— Да, но…
— Я прошу вас отвечать «да» или «нет».
— Да.
— Прошу суд учесть свидетельские показания.
— Чувствую, показания славного Ульриха нам очень помогут, — вздохнул я.
— Это не в поле мечом махать, тут мозгами шевелить нужно. А они у него, поди, от редкого употребления обрели достойную истинного тевтонца крепость.
— Делали господа Вальтер фон Ингваринген или же Лис Венедин в дороге попытки избавиться от вашего эскорта?
— Нет.
— Вот как! Каким же образом, господин прецептор, случилось так, что вы и ваш отряд оказались в Риббеке, а ответчики вместе с принцессой в это же время близ Штраумберга?
— В дороге мы вынуждены были принять бой со сворой оборотней. У нас было много раненых, им нужна была срочная помощь лекаря и священника. Но в городе могла поджидать засада, а потому мы направились в Риббек, оставив принцессу вместе с господами рыцарями дожидаться нашего гонца.
— Это был ваш план?
— Н-нет, — медленно произнес фон Нагель, — но он был вполне разумен в создавшейся обстановке…
Допрос свидетеля продолжался еще минут десять, и с каждым словом отважного тевтонца тучи над нашей головой приобретали все более мрачный вид.
«Возможно ли взять такой укрепленный замок, да еще и с немалым гарнизоном, столь незначительным числом воинов?» — вопрошал прокурор, и закаленный в боях ветеран был вынужден дать отрицательный ответ. «Видел ли кто-нибудь из вас так называемого риббекского купца?» И вновь звучало «Нет». «Можете ли вы свидетельствовать о тех днях, кои прошли с момента битвы на дороге, и вашего приезда в Санкт-Йоханесбург?» И снова отрицательный ответ.
— Но только благодаря магическому искусству Лиса Венедина нам удалось справиться с бандой волков-оборотней, — в изнеможении вскричал тевтонец, задыхаясь под натиском прокурорских вопросов.
— Попрошу суд внести в протокол два момента. — Преподобный Гервасий, сложил губы в коварную усмешку. — Первое: показания Ульриха фон Нагеля, а также кого бы то ни было из его отряда, даваемые в пользу подсудимых, не могут считаться полностью объективными. Ибо, как только что признался сам свидетель, все они обязаны жизнью магическому искусству Лиса Венедина.
— Записано, — подтвердил секретарь суда.
— Второе: как вы только что все слышали, Ульрих фон Нагель добровольно и без всякого принуждения подтвердил, что Лис Венедин является магом, причем, вероятно, немалой силы. У нас есть также информация на этот счет, данная другим свидетелем, которого мы не преминем представить суду в ближайшее время, — торжественно изрек аторней, поднимая со стоящей перед ним кафедры лист пергамента и демонстрируя его судьям.
— Интересно, что это еще за показания? — раздраженно осведомился Лис.
— Не забывай, что у них Ансельм.
— Ах да, этот! Блин, послал Бог ученичка!
Я безучастно разглядывал собравшихся в зале, пытаясь хоть чем-то отвлечь себя от творимого над нами судилища. Исход его был заранее предопределен. Уж во всяком случае, тот его вариант, который пыталось навязать нам сие высокое собрание, не вызывал никаких сомнений.
Зрителей было немного: архиепископ с десятком приближенных к высокопреосвященной особе прелатов да государь-император со свитой.
Его императорское величество не слишком изменился с того дня, когда мы виделись примерно год тому назад. Все тот же простой, без изысков костюм, более подобающий охотнику, чем монарху, непритязательный, но в то же время выгодно подчеркивающий его невысокую, но широкоплечую ладную фигуру, все та же почти ласковая улыбка, какая бывает у кошки, встретившей давно поджидаемую мышь.
Император Фридрих II Штауфен внимательно слушал говоривших, переводя взгляд то на одного, то на другого, иногда удивленно поднимая брови и довольно кивая после каждого ловкого хода аторнея, оборачивавшего против нас чистосердечные показания простодушного тевтонца.
— На Фрица смотришь? — мрачно спросил Лис.
— Да. Похоже, ему здесь очень нравится.
— Сам вижу, головой шо дятел машет.
В это время судья ознакомился с предъявленным свидетельским показанием и, оценив, видимо, правильность его оформления, вернул пергамент аторнею.
— Дозволяю включить в дело.
— Позвольте! — внезапно проснулся сидевший дотоле в полузабытьи адвокат. — В деле вскрылись новые обстоятельства, с которыми я не ознакомлен. К тому же, как мы только что слышали, здесь было заявлено, будто один из моих подзащитных является магом. Но показания, на которых основано подобное заключение, даны людьми, малосведущими в искусстве магии, а стало быть, не могут иметь силы. Я требую освидетельствования моего подзащитного магистром высокой магии Мартином Камелиусом, чародеем вашего императорского величества. — Адвокат склонился в поклоне, оборачиваясь при этих словах в сторону Фридриха. — Вы позволите?
— Не возражаю, — кивнул государь.
Эта короткая фраза, очевидно, произвела надлежащее впечатление.
— Суд не видит причины отказывать вам в требовании провести освидетельствование подсудимого. Мы постановляем пригласить для этой процедуры достопочтимого мага Мартина Камелиуса и перенести заседание на завтра или же на иной день, когда оный маг сможет явиться в суд, — огласил председательствующий, поднимаясь со своего места и стараясь одновременно поймать взгляды обоих присутствующих в зале почетных гостей.
— Ты ба, никак рак на горе свистнул! — прошептал Лис. — Капитан, говори шо хошь, но с этим гадюшником пора шо-то делать. Я с такой жратвой и ненавязчивым сервисом долго не протяну. Это ж, не дай Бог, с магом насморк случится, и о нас тут вообще забудут.
— Не забудут. Можешь не сомневаться.
— Стража! — громко крикнул председатель суда. — Уведите подсудимых.
— Блин, заяц! — Лис старательно тер пальцем морду Черного дракона.
— По-моему, там был не заяц, а кролик, — заметил я. — К тому же чего ты решил, что талисман для вызывания слуг надо именно тереть?
— Отстань. В детстве в сказках читал, — горячился мой друг.
— Не морочь мне голову, там говорилось о лампе. А кроме того, японский городовой появлялся безо всякого трения.
— Ладно, убедил. Дьявольщина, кролик!
Вышеупомянутая тварь не появилась, впрочем, как и перечисленные ранее покровители годовых циклов.
— Может, по-вьетнамски попробовать, — предложил я, — там вместо кролика кот.
— Блин, лось почтовый! Конь в пальто! Кузькина мать! Еханый бабай! Сивка-Бурка! Ивасик Телесик! Шалтай-Болтай! Гоп со смыком! Слушай, нас накололи, эта хрень ни хрена не работает, у нее, наверное, батарейки сели. Я вообще удивляюсь, как китайский ширпотреб мог так долго продержаться. Если это вообще Китай, а не какая-нибудь монгольская подделка.
— Нет, не похоже, — покачал головой я. — Надо еще поработать.
— Сезам, отворись! — заорал Лис, не сдерживая нахлынувших эмоций. — Ну что, отворился? Держи карман шире! Дерьмо собачье.
— Ты осторожнее, Лис, — вкрадчиво начал я. — Когда колдуешь, будь аккуратнее в выражениях. Не хватало еще, чтобы нас здесь привалило вышеупомянутым дерьмом.
— Это нам кажется, что я колдую, — огрызнулся Лис. — А на самом деле я фигней страдаю, воздух языком гоняю вместо вентилятора. Все не так воняет. А если серьезно, — неожиданно успокаиваясь, проговорил Венедин, — давно уже пора вызвать Базу. Потому как на этот раз, похоже, мы таки влипли основательно.
— Базу? — переспросил я. — Эт-то ты хорошо придумал. Они сюда пришлют катер с ликвидаторами, ликвидаторы разнесут аббатство в дым, вытащат нас, любимых, и мы как есть, в дерьме, как вы изволили выражаться, отправимся в Институт.
— Ну, в дерьме, не в дерьме, — мрачно вздохнул Лис, — а задачу свою мы выполнили.
— Задачу выполнили, с этим спору нет. А девочку, которую нам с тобой, двум самонадеянным идиотам, поручили охранять, кто возвращать будет?
— От того, что нас сначала обезглавят, а потом сожгут, ей станет намно-ого легче, — буркнул в ответ мой друг. — В конце концов ты все время забываешь, что мы не единственные оперативники Института в этом мире.
— И эт-то ты верно заметил. Не единственные. Но будь их здесь достаточное количество, вряд ли бы мы сейчас томились в темнице. К тому же ты что, считаешь, что они сидят и, изнывая от скуки, ожидают, когда ж это мы им с больной головы на здоровую дельце подкинем: иди туда, не знаю куда, ищи то, не знаю что.
— Ладно, ладно, чего расшумелся, — примирительно вздохнул Венедин. — Убедил. Прямо сейчас же отправляемся на поиски. Эй, есть тут кто? Седлайте коней!
Гулкое эхо было ему ответом.
— С этим, похоже, придется подождать. Давай подумаем, как можно отсюда выбраться без помощи наших терминаторов.
— Хорошо, — согласился Лис. — Никаких терминаторов, одни только Рэмбо. М-м… так-так… А шо, можем попробовать. В общем, завтра, когда фон Нагель с оруженосцами поведут нас в суд, мы разоружаем конвой, по-быстрому объясняем Ульриху, в чем тут собака порылась, и делаем ноги. В воротах, как обычно, два-три стражника неким твердым предметом груши околачивают, мы их даже с недосыпу и голодухи сложим голыми руками. А там — ищи ветра в поле.
— Прекрасный план, — похвалил я. — Несколько небольших замечаний, а в целом весьма впечатляюще. Предположим, что нам удастся разоружить фон Нагеля и его ребят и даже удастся убедить их не поднимать при этом шум. Сейчас здесь император, а стало быть, в аббатстве и его окрестностях войск больше, чем в Святой земле. От собора до ворот примерно ярдов тридцать, вот ты у нас как лучник и прикинь, сколько стрел и арбалетных болтов прилетит в каждого из нас, пока мы эти тридцать ярдов на подкашивающихся ногах, так сказать, птицей перепорхнем. Тебя с талисманом они, может, и не убьют, только ребра поломают, а мне хватит с головой.
— Да-а, — проведя нехитрые математические подсчеты, изрек Лис. — А жаль, красивый план.
— Ну, не спеши себя корить, — утешил я друга. — Рациональное зерно в твоих рассуждениях, пожалуй, есть. С Нагелем действительно надо попробовать договориться. А вот бежать, очевидно, лучше не к воротам, а к храму. И как Ансельм просить в Божьем доме убежища.
— Думаешь, сложится? — усомнился Лис.
— Возможно. Предоставлять убежище нуждающимся в нем — святая обязанность Церкви. Здесь, в аббатстве, находится архиепископ Трирский и император. Между собой они не очень ладят, стало быть, вряд ли захотят ударить друг перед другом в грязь лицом.
— Ну хорошо, допустим. Вот мы в соборе. Дальше-то что?
— Пока не знаю, но одно могу сказать точно: чтобы предпринимать какие-либо действия для своего освобождения и поисков Алены, нам нужна встреча с императором. Он — наш единственный шанс. И если с фон Нагелем удастся договориться, то в собор его величеству прийти будет куда как проще, чем в эту выгребную яму.
— Вероятно, ты прав, — печально согласился Лис. — Я тебе честно скажу, ни о чем не могу думать. Жрать хочется, кишка кишке дули крутит. Даже задремать толком не получается. Закрою глаза, сразу еда сниться начинает. Эй! — заорал он негодующе. — Жрать давайте!
— Сию минуту, о великий! — раздался над головой хорошо знакомый голос Ансельма. — Я принес вам мяса, хлеба и немного вина.
— Ну, ты ба! — восхитился Венедин. — Прям-таки маги и волшебники всех стран, соединяйтесь! Ну спасибо, родной, ну уважил старика. Давай сюда скорее.
— Я, о великий, — начал Ансельм, протискивая между прутьев решетки изрядный ломоть мяса, — как узнал, что вы с подменышем в аббатство едете, сразу понял, надо будет бежать в храм, просить убежища. — За мясом последовала краюха ржаного хлеба и булькающая фляга с вином.
— Постой-ка, — ловя вожделенную бутыль, остановил его Лис, — так тебе что же, было известно, что княжна подменыш?
— Да, о великий. Я это еще там, на постоялом дворе, понял, когда мы с ней на лестнице столкнулись. От нее теплом человеческим не веяло.
— Так что ж ты сразу не сказал?! — возмутился грозный учитель.
— Так я хотел, о великий, но думал, вы сами знаете. И потом еще, перед самым отъездом в аббатство…
— Господи! — изрек Лис в пустоту. — Когда ты караешь самонадеянных болванов, ты отнимаешь у них разум.
— Да-а, — восхитился Ансельм. — Я запомню это, о великий.
— Запомни, — согласился Лис, — и вот еще что скажи: чего это тебя вдруг потянуло против нас свидетельствовать?
— Да что вы, учитель! Как вы могли такое подумать?! Я сказал, что вы наняли меня писцом за два дня до приезда в город, а потому мне нечего поведать высокому суду.
— Ладно, предположим, — махнул рукой Лис. — В любом случае спасибо за еду.
— Это еще не все, — заговорщицким шепотом произнес Ансельм, наклоняясь к самой решетке. Юношу, привыкшего работать в алхимической лаборатории без противогаза, похоже, совсем не смущал удушливый смрад, идущий из ямы. — Я подготовил вам побег. Вначале думал, что вы освободитесь сами, но темница защищена перекрестными заклятиями, и лишь тот, кто наложил их, знает порядок снятия. Тут лучше не рисковать.
Он хотел далее углубиться в разъяснения природы перекрестных заклятий, но был сурово оборван Лисом:
— Ты что-то говорил о побеге?
— Да-да, — быстро заговорил Ансельм. — Все уже готово. Вот здесь, — он протиснул сквозь решетку сверток, обернутый плащом, — веревка с крюком и узлами и два кинжала. Скоро должен прийти монах, разносящий объедки. Он уже пошел к свиньям…
— И правильно сделал, — заметил Лис. — Там ему самое место.
— Так вот, когда служка придет, — продолжал Ансельм, — он откроет люк, чтобы спустить ведро. Стащите монаха вниз и выбирайтесь. Стражник в коридоре спит. Буду вас ждать на стене аббатства, там, где она примыкает к конюшне. Я там разобрал черепицу, так что можно попасть внутрь и добыть себе коней. А из конюшни прямой выход в город.
— Ты времени даром не терял, — похвалил старания ученика Венедин.
— Благодарю вас, о великий!
— Но есть одно маленькое «но». Мы посажены на цепь, как сторожевые псы, и кинжалом ее ну никак не перерезать.
— О Господи! — всплеснул руками почтительный ученик. — Как же я не учел этого? Это моя вина. Погодите немного, я сейчас проберусь на кузню и принесу пару напильников. Я мигом — туда и обратно. Тише, — он насторожился, — кто-то идет. Если это монах, втащите его к себе, иначе потом придется возиться с замком. — Он накинул на голову коричневый капюшон, носимый послушниками доминиканского монастыря, поднялся с колен и, подхватив ведро, в котором были принесены сокровища, побрел к выходу, опустив очи долу.
— Оставь факел и убирайся прочь! — на ломаном немецком произнес знакомый твердый голос.
— Ропша?!
Шаги становились все ближе. Неспешные тяжелые шаги уверенного в себе сильного мужчины. И вот наконец кожаная подошва башмака опустилась на прутья решетки над нами.
— Рад видеть вас, друзья мои. — Лицо повольничьего ватажника появилось в зыбком круге света, даваемого факелом. — Вы даже не представляете, насколько я рад видеть вас здесь. — Он переступил с ноги на ногу, прочно становясь на решетку и поводя у нас над макушками любимым самострелом. — Ну что, не ждали, господа рыцари?
— Да уж, признаться, нет, — вздохнул я. — Думали, лежишь, страдаешь от ран.
Лицо Хвата расплылось в глумливой ухмылке.
— Спасибо за заботу. Мое самочувствие сейчас куда как лучше вашего. А в ближайшее время, надеюсь, у вас оно и подавно испортится. — Он усмехнулся, демонстрируя два ряда хищных зубов. — Эх, жаль, мне плохо видны ваши глаза, — продолжал он все тем же издевательским тоном.
— Ну так в чем дело? — хмыкнул Лис. — Помоги нам выбраться, насмотришься вволю.
— Э нет, сидите, где сидите. Мне пришлось так долго ждать этого часа, что теперь не стану рисковать даже в малом. Вот вы, наверно, глядите и думаете, чего это я пришел? Я здесь, чтобы покарать вас. Но не просто убить, это было бы слишком легко, а оказать последнюю услугу своим верным боевым товарищам, потому как смерть от стрелы куда быстрее и спокойнее, чем то, что ожидает вас завтра. Так что, други мои верные, ежели вы очень сильно попросите, я, так и быть, убью вас сейчас, прежде чем вы попадете в лапы палачей. С удовольствием посмотрел бы, как вас будут ломать на дыбе и рвать раскаленными крючьями, но, увы, я лишен этой радости. Так что остается удовольствоваться лишь этой последней услугой.
— Эй, Хват! — возмутился Лис. — Тебе кобыла, кажется, на ногу упала, а такое впечатление, что на голову. Что ты плетешь?
— Я? Я говорю правду, всю правду и ничего, кроме правды. Завтра вас, упорствующих и запирающихся в своем злодеянии, предадут палачам церковного суда. Мне это доподлинно известно.
— И все равно я тебя не понимаю. Это месть? — крикнул я. — За что? Со дня нашего первого знакомства ты был верным товарищем, ты дважды спасал меня от смерти, мы прошли рядом столько верст, деля кусок хлеба. Зачем? Чтобы убить нас?
— Ты на редкость догадлив, славный Вальтер фон Ингваринген. Или же, точнее, Вальдар Ингварсен. Под этим именем я о тебе услышал впервые. И о тебе, Лис, я тоже услышал в тот же день. В тот самый день, когда друзья принесли на окровавленном плаще тело моего брата Годины, изрубленного секирой.
— Быть может, это оскорбит твои братские чувства, — вздохнул я, — но мне никогда не доводилось знавать человека, носившего это имя.
— Честно говоря, мне тоже, — пожал плечами Лис. — Может, его еще как звали?
— Я освежу вашу память, — осклабился Ропша. — Ты, Лис, вспомни Изборск, свадьбу Бригитты Мекленбургской. Не ты ли навел повольничью ватагу на караван ее старшей сестры, когда она возвращалась в Новгород? Молчишь. И верно, что молчишь, это твоя работа. На твоих же руках, Вальдар Ингварсен, кровь моего брата. Повольники, принесшие в родимый дом его мертвое тело, описали мне, что было начертано на твоем щите. У ног Мавра лежал, обливаясь кровью, мой брат, когда ты обнимался со своей мекленбургской сукой…
Конечно, я помнил этот бой на лесной дороге близ Новгорода. Его подстроил мой хитроумный друг, чтобы организовать наше знакомство с Аделаидой. Я примчался, как и было договорено, по его сигналу, но в общем-то, как говорится, в самый разгар шапочного разбора. Я так и не обнажил оружие в тот день, и хотя возле возка графини действительно валялось не менее десятка убитых и раненых, ни один из них не пал от моей руки.
— Вам тогда повезло. Я сам был ранен после похода на Двину и не смог в ту же зиму добраться до Новгорода. Весной же вас и след простыл. Мне оставалось лишь проклинать судьбу-злодейку, позволившую вам избежать моей мести. Но удача сопутствует отважным, и она вновь дала мне шанс.
Я был счастлив встретить вас на новгородском вече. В тот день это я послал тебя в лапы медведя. Но тебе повезло. И в Изборске чертов арбалетчик всадил в меня стрелу в тот самый миг, когда я собирался сделать то же самое с тобой. На Калке мне посчастливилось больше, но и тогда тебя спас прочный шлем и подскочившие на мою беду монголы. Тебе чертовски везло! Когда же оповещенный мною Муромец не стал казнить вас лютой смертью, а отправил сюда, за море, я сам вызвался идти с вами.
В первую ночь на постоялом дворе я было подумал, что вы оставите меня в ближайшем городе и вновь потеряетесь из виду. Этого нельзя было допустить. Но к счастью, господа благородные рыцари, у вас много врагов. Если вам интересно — эти были людьми графа Шверинского. Их план показался мне куда как лучше моего. Их зелье вызвало жар и помогло отвлечь вас в тот момент, когда они стащили девчонку и подсунули эту чертову куклу. И вот вы здесь, завтра вас предадут в руки палачей, и я счастлив оказать последнюю услугу. Так что решайтесь, господа рыцари, стрела или дыба?
— Ропша, — неожиданно ласково произнес Лис. Повольнику еще не приходилось сталкиваться с этой интонацией моего друга, но я-то ее знал хорошо. Ничего доброго она не сулила. — У меня есть встречное предложение.
— Какое же?
— А вот какое! — брошенный Венедином кинжал ударился о прутья решетки, вспугивая тощую длиннохвостую крысу, со знанием дела уничтожавшую остатки вчерашних помоев, налипших на прутьях. Та с визгом сорвалась с места, ища укрытия, вскочила на башмак мстителя и начала карабкаться вверх по штанине.
— Пшла вон! — Хват дернулся, пытаясь стряхнуть с себя мерзкую тварь, оскользнулся на едва подсохшей буроватой жиже и, пытаясь удержать одновременно и равновесие, и самострел в руках, рухнул лицом вниз на решетку.
Я увидел, как пальцы его инстинктивно сжимают спусковую скобу самострела, сухо щелкнула тетива, выбивая из орехового ложа стрелу. Кровяные капли одна за другой застучали по полу, срываясь вниз с уже мертвого тела повольничьего ватажника.
— Не стоило называть судьбу злодейкой, — прижимаясь к стене, чтобы не попасть под кровавый дождь, медленно произнес Лис. — Она обижается.
Я ошарашенно глядел вверх на искаженное смертельной мукой и ненавистью лицо Ропши.
— Слушай, — я подавил комок, подкативший к горлу, — это как?! Как ты до этого додумался?
— Не знаю, — признался Лис. — Наитие какое-то. Меня другое занимает. Что скажет поутру фон Нагель, увидев такое прибавление в благородном семействе. — Мой друг замолчал, настороженно прислушиваясь. — Тихо, — бросил он наконец, — похоже, у нас еще гости.
В коридоре уже ясно слышались чьи-то шаги.
— Вероятно, монах принес нам очередную порцию помоев, — предположил я. — Хотя нет, шаг слишком энергичный.
Лис поудобнее перехватил кинжал, готовясь к очередным дискуссиям.
— Господа рыцари, — отчего-то шепотом произнес новый визитер, — это я, фон Нагель. — Тевтонский прецептор наклонился над бездыханным телом. — Не волнуйтесь, я видел, как это было. Собаке — собачья смерть! Я не все понял из того, что он говорил, но многое мне теперь стало ясно. Император узнает об этом сейчас же. Вот только уберу отсюда труп. Незачем ему тут оставаться.
— Откуда ты здесь, Ульрих? — не имея сил скрыть радость, спросил я.
— Ко мне прибежал Ансельм. Парень твердил, что Ропша не тот, за кого себя выдает, что он вовсе не болен и сейчас намеревается убить вас. — Тевтонец мощным рывком взвалил тело мертвого повольника на плечи. — Да, вот еще, не ждите его, он под замком. Стражу у дверей я тоже поменял. Не пытайтесь бежать. Уповайте на милость Господню, я же сделаю все, чтобы помочь вам выбраться отсюда. А пока прощайте! — При этих словах фон Нагель повернулся и, склоняясь под тяжелой ношей, направился к выходу.
— Немец, — глубокомысленно изрек Лис, слушая удаляющиеся шаги нашего боевого товарища. — Типичный немец. Тотемный зверь его — рейсовый автобус. Хорошо, если пассажиров устраивает его расписание и места остановок, а нет, ему нет до этого дела. Прет себе, как будто так и надо. Хорошо, будем уповать на милость Господню, вернее, на ее наличествующую часть: у нас еще осталось мясо и вино.
Монах, разносящий жидкость для смазывания решеток, в эту ночь так и не появился. Зато утром в наше более чем скромное обиталище заявился здоровенный детина, одоспешенный словно в бой, и уже знакомый монастырский кузнец. В коридоре нас поджидали еще два десятка таких же крепышей при копьях, щитах и кольчугах.
— Ну что, — произнес я, оглядывая ряды нашей новой свиты, — нападать будем?
— Нет, пожалуй. Невинноубиенных жалко. Особенно учитывая то, что скорее всего ими будем мы.
Погода на воле понемножку стала налаживаться. Сквозь обрывки туч вовсю просвечивалось синее небо, и солнце, не по-осеннему теплое, уже начинало подсушивать грязь и лужи на монастырском дворе. От этого становилось радостно на душе и мрачные мысли, пытавшиеся влезть в голову, находили вход в нее наглухо закрытым.
— Слушай, — ни с того ни с сего спросил Лис, — ты не знаешь, что означают эти самые крестообразные заклятия?
— Какие?
— Ну эти… Ансельм ночью говорил: колдовать не получится, потому что эти самые… крестообразные заклятия.
— А, это. Не крестообразные, а перекрестные.
— Один фиг! Шо сия фигура означает?
— Представь себе конструкцию из бревен, выверенную до дюйма, до грамма. Бревна поставлены под углом друг к другу, но все они у тебя над головой. Стоит мухе сесть на одно из них, как они рухнут вниз и сделают из тебя лепешку. Так вот, в нашей темнице подобное сооружение из заклинаний, имеющих, как бы это выразиться, пробелы, и если ты начнешь читать новое заклинание, то непременно заполнишь один или несколько таких вот пробелов. Со всеми вытекающими последствиями.
— М-да, как все запущено, — вздохнул Лис. — Как ты думаешь, а в зале суда этих магических бревен нет? Может, там попробовать колдануть?
— Лис, ты явно засиделся под землей. Что ты собираешься делать? Мы не знаем, как талисман себя поведет в следующую минуту. К тому же ты, вероятно, забыл, что сегодня в зале будет императорский маг. Соображаешь, какой это уровень? Хочешь посоревноваться с ним в высоком искусстве?
— Н-да, пожалуй, ты прав. А красиво было бы там молниями пошвыряться. Вот бы душу отвел!
Придворный маг не заболел. Осенняя сырость не скрутила его в ревматическом приступе, не вызвала насморка и прочих возможных недомоганий. Этот образцово-показательный старец-чудодей в колпаке, халате с месяцами и звездами, с длинной седой бородой и явно волшебным посохом казался сошедшим со страниц детских сказок. Но учитывая, что сказки сочинялись как раз в эти времена, к нему стоило относиться с возможным почтением. Во избежание нежелательных превращений.
Следуя, очевидно, раз и навсегда установленному порядку, достопочтенный Мартин Камелиус принял присягу и, не обращая на нас никакого внимания, начал готовиться к процедуре освидетельствования. Открыв принесенный с собой ларец, профессор колдовских наук достал из оного пригоршню белого порошка и начал, медленно вращаясь вокруг своей оси, посыпать им пол, вырисовывая правильный круг.
— Цып-цып-цып, — прокомментировал действия мага Лис. — Вальдар, шо этот дедуля вытворяет?
— Создает защитный барьер, если ты вдруг решишь демонстрировать против него магическую мощь. Защита, непробиваемая извне, но вполне проницаемая изнутри.
— Хитро устроился! Надо будет как-нибудь по свободе порасспрашивать Ансельма обо всех этих штучках-дрючках. Если мы, конечно, отсюда вообще выберемся.
Между тем волшебник закончил рисовать круг, начертал внутри него пятилучевую звезду, расставил на остриях лучей плошки с горящими свечками, вывел на полу какие-то магические символы и остановился в центре, ожидая сигнала.
— Господа, — произнес председатель суда, — ваше императорское величество, ваше высокопреосвященство. Если будет позволено, мы продолжаем судебное заседание по делу рыцарей Вальтера фон Ингварингена и Лиса Венедина. — Он посмотрел налево, направо и, дождавшись благосклонного кивка, продолжил: — Достопочтенный мэтр Мартин Камелиус, в силах ли вы засвидетельствовать или опровергнуть магическую сущность стоящего перед вами рыцаря Лиса Венедина?
Волшебник коротко кивнул и вытянул перед собой руки, подобно сомнамбуле.
— Да, — после краткого раздумья произнес он, — очень сильный… Да нет, огромный заряд магической энергии! — Он удивленно уставился на моего друга. — Кто бы мог подумать, воистину огромный заряд!
— Благодарю вас, мэтр. Прошу вас, оставайтесь в зале.
Маг поклонился и, опасливо косясь на Лиса, вышел из круга. Три бойких юноши с веничками немедленно стали сметать порошок в тот самый ларец, из которого он был взят.
— Шо, и все?! — удивился мой друг. — А понтов-то, понтов-то сколько! Тоже мне, допинг-контроль!
Я между тем осматривал зал, словно пытаясь найти те самые вожделенные десять отличий от виденной вчера картинки. Фон Нагель и десяток рыцарей его отряда присутствовали на заседании. Само по себе это было отрадно, но говорил ли наш храбрый спутник с императором, и если говорил, дало ли это какие-то результаты, оставалось совершенно неясным. Лицо Ульриха выражало эмоций не больше, чем автобусное расписание.
— Слово вам, преподобный отец Гервасий, — произнес председательствующий в суде аббат.
— Благодарю вас, — с неожиданной слезой в голосе проговорил злоокий аторней. — Благодарю вас, господин судья. Мне многое нужно сказать. Еще сегодня утром я желал заявить о вскрывшихся новых преступлениях освидетельствованного уже мага Лиса Венедина. Я хотел поведать вам о страшном святотатстве, устроенном им в городе Штраумберге, где вышеозначенный Лис Венедин, глумясь над нашей верой, продавал мощи несуществующего святого. Но нет, не об этом сейчас будут мои слова.
Сегодня ночью произошло новое злодеяние — страшное, зверское убийство. Оборвалась жизнь отважного воина и честнейшего человека, русского воеводы Ропши, главного свидетеля по этому ужасному делу. Чья рука оборвала его век, спросите вы? Я не могу вам этого сказать, но пусть на этот вопрос, — голос аторнея уже гудел как церковный колокол, — ответит нам рыцарь Ульрих фон Нагель. Именно его вчера видел здешний монах, выносящего бездыханное тело воеводы из той самой темницы, где содержатся злодеи Вальтер фон Ингваринген и Лис Венедин. Кто он? Убийца или же пособник убийц, пребывающих с ним в сговоре? Пусть он ответит нам!
Ульрих фон Нагель, становясь белым, под цвет своего нарамника, поднялся с места и произнес негромко, но с явной угрозой в голосе:
— Да будет вам известно, преподобный отче, что перед вами прецептор Тевтонского рыцарского ордена. Буллой его святейшества Папы Иннокентия III наш орден выведен из-под юрисдикции церковного суда. И прошу вас запомнить: если мне и надлежит ответить на этот, а равно на какие-либо иные вопросы, то не здесь и не перед вами.
— Вы забываетесь, господин прецептор!!! — вспылил святой отец. — Перед вами аторней Римской Консистории…
— А перед вами… — грозно начал фон Нагель и голос его был поддержан шумом остальной рыцарской братии.
— Браво! Браво! Браво! — произнес император Фридрих II, сопровождая свои слова редкими, но звучными аплодисментами. — Прелестный фарс, давно не видал ничего подобного. Значит, так, — он слегка наморщил лоб, видимо, подбирая слова к формулировке приговора, — в связи с невозможностью прояснить детали по этому делу высокий суд переносит свое заседание на завтра или же какой иной срок, который понадобится для прояснения этих самых деталей. Пока же…
— Позвольте, — вмешался недовольный таким поворотом дела епископ Трирский, — но церковный суд…
— Пока же, — не дослушав слов его преосвященства, продолжил император, — фон Нагель, проводите господ рыцарей в штерентальский отель да позаботьтесь, чтобы они обязательно приняли ванну и были доставлены ко мне. — Он встал и повернулся, собираясь уходить. — Ах да, церковный суд! Церковный суд вернется к этому делу, когда я верну ему подсудимых. Все свободны, господа.
