31. ГРАФФИТИ
Пока автопилот «фиата-уно» пробирается сквозь джунгли светофоров по тропам проезжей части, оба-сан и доктор Джино беседуют о том, о сём. О непомерно возросших ценах на нефть и опий-сырец, о ресторанчиках Чужих в центре Вавилона и пандемии неоСПИДа в Юго-Восточной Азии, о бальзамировании фараонов гудроном и кассией и вкусовых качествах филе карликового кенгуру с шампиньонами под ананасовым соусом. Джино переводит разговор на тему сербского террора и предстоящих выборах мэра. Кицунэ-годзэн политикой не интересуется, она спрашивает мнение Джино о новинках калифорнийских нанооружейных заводов. В общем, о том, о сём они беседуют, наслаждаются общением и пониманием, довольны друг другом, им так хочется, чтобы дорога не кончалась, чтоб разговор длился вечно.
У них взаимная симпатия.
Госпожа Хэйэкэ нервничает, когда мимо «фиата» грохочут траками полицейские «Те-Ке». Госпожа Хэйкэ переживает за Юрико и надеется, что доктору незаметны её волнения.
И Кицунэ-годзэн, и Джино одновременно замечают незамысловатое граффити, испачкавшее рифмованной текстовкой торец старинной девятиэтажки. Чуть ниже узора – бронзовая табличка «Памятник архитектуры. Охраняется законом».
Джино даже цитирует вслух:
"Встану сталью – красно-оргазмной
Пальмой встану – цельно-печальной
А ты в платьице звёздно-венечном
Расцелуешь мою оконечность"
Кицунэ-годзэн смеётся. А потом…
…страсть накатывает внезапно, мощно, перекрывая дыхание – госпожа Хэйэкэ только и успевает, что моргнуть линзами: проверяет – а не зло ли это? а не красного ли цвета её ощущения?
Магия?
Да, пожалуй. Но хорошая, тёплая. Добрая.
И любовь.
И нет сил сдерживаться. Очень своевременно темнеют стёкла «фиата». Госпожа Хэйкэ целует доктора Джино в губы. Доктор Джино – настоящий мачо, племенной жеребец, обладатель нефритового стебля и тысяч добродетелей. Госпожа Хэйэкэ ласкает героя-любовника, его мускулистое тело, его… – ага, те самые органы. Она!!..
Как в юности, как много лет назад, как миллион лет назад, как…
Сидения так легко падают, фиксируясь в горизонтальном положении. Ритм. Ритм. Ритм. Влажно там, где засуха, казалось, уничтожила последние родники сотню лет назад, миллион лет назад.
Стёкла светлеют. ДВС-авто останавливается. Указатель на доме: «Улица имени Акутагавы Рюноскэ, 147». Приехали. Гаснет курсор-указатель бортового компьютера.
– Поднимитесь? Со мной? – игриво спрашивает Кицунэ-годзэн. Ей хочется ритма. Ещё. И ещё. И ещё, и опять ещё! – Подниметесь?
– А как же! Конечно! – чешет стетоскопы доктор Джино. Сексуально чешет. Очень-очень сексуально.
Они – вместе, за руку, обнявшись. Скоростной лифт швыряет престарелую парочку на сорок восьмой этаж. Есть! Стоп машина! Квартира 302/48. Код замка «Лисичка5478пробел47профи».
– Прошу!
– Спасибо! – Джино смешно развязывает шнурки пальцами-ланцетами. Очень смешно развязывает, очень-очень. Госпоже Хэйкэ хочется помочь доктору развязать шнурки и раздеться. Да-да, раздеться и…
Но! – прежде всего, дело, а уж потом…
Так-с, не забыть бы мобильный телефон Юрико – сиреневый такой, с полимер-титановым корпусом, он обычно валяется на тумбочке возле анабиозника внучки, во второй комнате от тясицу. И надо бы покормить Степашку. И взять кое-что необходимое. Очень-очень нужное – кто ж без пары-тройки автоматов навещает больную? И без десятка-другого гранат? Огнемёт тоже не помешает. И пяток автоматических гранатомётов АГР-107 «Месса»…
Госпожа Хэйкэ обозревает содержимое кладовки. А в кладовке у госпожи Хэйкэ есть на что посмотреть. Огнестрельные игрушки и пневматические, яды для стрел и арбалетные болты, пластиковые сарбаканы и финские ножи, несколько десятков не распечатанных упаковок с сюрикенами и длиннющий нодати в чехле-хикихада.
Госпожа Хэйкэ внимательно присматривается к подвешенному на бамбуковых распорках доспеху о-ёрой. Может, переодеться?
Вдова самурая снимает с ореховой подставки маслянисто-чёрный «мини-узи» – это для Юрико. «Ингрем» – для более опытной воительницы. Госпожа Хэйкэ открывает огромный металлический шкаф: на полках – ряды магазинов для сотен типов оружия. Надо основательно запастись патронами. Вот только Джино-проказник, прекрасный принц-кугё… – подкрался сзади, обнимает-целует. Вторая молодость?
Или третья?
А впрочем, какая разница?!