Глава 3
Академия

Вот уже три недели, как я нахожусь в этой долбанной Академии. А почему долбанной? Мне очень даже нравиться.

Тихие, прохладные коридоры, которые мне приходиться драить с утра до вечера без перерывов, навевают иногда интересные мысли. Например, куда подевались все люди? За все это время мне пришлось пообщаться с грозного вида мужиком, столь же немногословным, сколь крупным. Он показал где спать, есть. Некоторые другие помещения. Провел по тем местам, где мне в дальнейшем пришлось работать. Назвал их четырнадцатым уровнем и торжественно вручил ведро и тряпку.

— И не вздумай пытаться смыться отсюда. Не удастся, поверь на слово, — сказал он на последок, — Главное работай. Чтоб все блестело. Иначе не получишь еды.

Вот и все. Я и работал. Днем спал, завернувшись в непривычно теплое и мягкое ватное одеяло. Ночью возил взад — вперед тряпкой, не понимая, зачем мыть то, что чисто. Но кушать хотелось всегда, а посему у меня даже мысли не возникало побездельничать.

Четырнадцатый сектор представлял из себя бесконечно длинный, относительно конечно, круговой коридор. Только для того, чтобы обойти его по радиусу требовалось часа два. Я не засекал, но примерно знаю. По всему коридору располагались двери, двери и ничего кроме дверей. Иногда большие, металлические. Гораздо чаще маленькие, но тоже металлические. И все закрыты. Не доверяют. А зря.

Сомнения относительно порядочности людей постепенно пропадали, но я не понимал одного. Как можно использовать меня на таком непродуктивном труде. Можно подумать, что меня купили за пару бирюликов. Но я не жаловался. Во — первых — некому. А во — вторых не в моих привычках. Если есть нормальное дело, за которое кормят и дают место переночевать — я доволен.

В начале четвертой недели за мной пришел работодатель, оглядел сверкающую, очищенную от досок, гвоздей, мягкого верхнего покрытия поверхность, пошаркал ногой по голому бетону, не похвалил, а только поманил рукой.

Я швырнул ведро вместе с тряпкой по коридору, понимая, что теперь они мне вряд ли понадобятся и последовал за спиной уходящего.

Мужчина остановился у больших дверей, приложил к ней ладонь, и она раскрылась. Как просто. Даже удивительно, что я не догадался сделать этого раньше.

— Проходи.

Я прошел.

— Держись. Да не за меня, за поручни.

Бывает. Опростоволосился. Я только думал…

Внутренности подпрыгнули к шее и мне потребовалось приложить массу усилий, чтобы они не полезли дальше. Как только я привык к новому положению желудка, случилась обратная вещь. Все, что имелось, шлепнулось вниз, к коленкам. Пришлось даже немного присесть, чтобы догнать убегающие внутренности.

— Это лифт, — пояснил мужик.

Я понимающе кивнул. Что я, лифтов не видел?

Тут меня и стошнило. Хорошо хоть мужик в сторону отпрыгнул. И почти сразу же к нам рванулись два металлических ящика на колесиках. На вид не страшных, раз дядька воспринял их появление без эмоций. Из них выползли трубочки, щеточки и через минуту от следов моих неприятностей не осталось и следа. Вот только я одного не понял. А зачем я три недели уродовался на четырнадцатом уровне?

— Идем, — немногословный дядька развернулся, и я последовал за ним, приводя недавно выданный комбинезон в порядок.

— Сюда, — дверь, ничем не отличающаяся от остальных услужливо распахнута. Почему бы не войти.

Темнота, хоть глаза выкалывай. Но все равно, не так как у нас на Дорогах.

Круглая, почти овальная комната. Небольшая и теплая. Заставлена разнообразными вариантами печатной продукции в твердых старинных переплетах. В углу большой, по всей видимости диван, на котором сидит преклонного возраста человек. И хоть на нем скрывающие половину лица очки, я сразу признал того мужика, который сдуру купил меня за десять миллионов брюликов.

— Здрасте! — поздороваться с Хозяином первое дело.

— Здравствуй, — приятный во всех отношениях голос. Как у отца, — Проходи и садись на кресло.

Всю жизнь мечтал посидеть в кресле.

— Это ничего, что нет света?

Определенно он принимает меня за дурочка. По всему четырнадцатому сектору понатыканы продолговатые глаза, беспрестанно преследовавшие каждый мой шаг в течении всего этого времени. Ясное дело — следили, как я по ночам пахал. «Пахать» — любимое время провождение среднего слоя интеллигенции этого мира.

— А вот у меня так не получается, вздохнул человек, снял очки и потянувшись к боковой спинке нажал на несколько клавиш. И комната озарилась мягким, ровным светом, — Ну что? Будем знакомиться.

Если бы я выложил за раба десять миллионов, то познакомился с покупкой не отходя от кассы. Но у богатых свои привычки. Хотят смеяться — смеются. Хотят плакать — плачут.

— Я знаю про тебя все. Или почти все. Так вернее. В сопроводительных бумагах указаны только общие данные. А мне бы хотелось узнать как можно больше. Про твою семью, близких. Про планету, на которой ты жил. И все, что ты сочтешь нужным мне рассказать. Мысли. Чувства. Все.

Меня никто никогда не просил поделиться мыслями. Только этот немного странный седой человек с твердым взглядом и хорошей улыбкой. Почему бы и нет.

И я поведал свою историю. Почти со всеми подробностями и мелочами, которые я помнил. Иногда мне казалось, что от моего нудного голоса старик засыпал. Но как только я останавливался, он открывал глаза и делал знак продолжать.

Я рассказал о Дорогах. О большом Пресном Озере. О Росси. Все, что помнил.

Длилось это довольно долго потому, что когда я выдохся, старик первым делом спросил:

— Есть хочешь? Лично я проголодался.

Кто отказывается от дармовой еды?

Пока Глава Академии заказывал еду, я вытащил из — под заднего места книгу, на которой сидел все это время, раскрыл и по слогам прочитал:

«В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил был король у которого было три сына. Два умных, а младший дурак…»

Я осторожно закрыл книгу и положил на полку. Я слишком умен, чтобы не лезть не в свои дела. Наверняка это секретная информация, а я тут шпионю. Еще по башке настучат.

— Ешь, — старик поставил передо мной здоровенный поднос с круглыми штуками и пластмассовую кружку с горячей, красной жидкостью.

Должен признаться, отличные штучки. С начинкой.

Мы перекусили, выпили, как из того следовало, чай. А дальше я не знал, что делать.

Старик сидит и молча смотрит на меня. А я на него. Кто кого переглядит. Мне даже понравилось. Тем более, что дядька первым не выдержал. Усмехнулся, глаза опустил.

— Ладно, счастливчик. Твоя взяла. Глазки у тебя хоть и нахальные, но твердые.

Я был рад.

— А ты хоть знаешь, куда попал?

Я пожал плечами. Говорить или нет? Лучше сказать. Когда ко мне по хорошему, то и я всей душой.

— В Академию попал, куда же еще! Рабом. А ты, значит, мой хозяин.

Вроде все правильно. Как учили. Но старик был другого мнения.

— Давай считать, что купил тебя не лично я. Объединенное Правительство. Спросишь, зачем? Отвечу. Ты мне понравился, — люблю, когда нравлюсь, — В тебе есть что — то такое, что может пригодиться для нашего дела. А вот об этом пока рановато. Придет еще время. Узнаешь. Как ты смотришь на то, что бы получить статус свободного гражданина Коалиции и поступить в Академию в качестве рекрута?

Как я смотрю на то, что бы стать свободным гражданином и поступить в Академию? Хорошо смотрю. Рабом хорошо, а гражданином, наверно, лучше. Почему бы и нет.

— Я согласен. Когда начинаем? — я подскочил с кресла и вытянулся точно так же, как лейтенант перед господином Сэром. Еще и пятками голыми прищелкнул.

Дядька растянулся в счастливой улыбке. Точно, я ему определенно нравлюсь.

— Бумаги для смены статуса подготовлены. Требовалось только твое согласие. А занятия начнутся через несколько дней. В этом году слишком большой наплыв желающих прославиться. Комиссия не успевает. А что касается тебя… Тебя отведут в первый уровень для новичков. Там уже есть новобранцы. Познакомься, осмотрись. Но не болтай слишком много. Будет гораздо лучше для всех нас, если твое появление произойдет без шума. А как знак того, что ты уже не раб, возьми вот эти часы. Не слишком дорогие, но тебе пригодятся. А теперь иди.

Я только было собрался выскочить из кабинета и рассмотреть как следует необычный подарок, но старик остановил:

— И вот еще что. Я отдам распоряжение, чтобы ты больше не занимался уборкой помещений. Слишком рьяно ты к этому относишься. И еще… Не стоит ходить босиком. У нас так не принято.

Дверь за моей спиной захлопнулась, а я так и не понял причины громкого, заразительного смеха старика.

Я очень хотел безукоризненно выполнить пожелания Главы Академии. Но не получилось. Едва я зашел в казарму, расположенную в первом секторе, как на меня обрушилось ведро, полное воды. Оно вроде бы и освежает, но по голове трахнуло прилично.

Я огляделся по сторонам. Штук пятьдесят кроватей, поставленных в два яруса. Аккуратно заправленные тумбочки, со следами свежего пластика. И пятьдесят пар внимательных глаз.

Что на моем месте сделал бы нормальный человек? Я думаю, что обиделся.

Я поднял ведро, поднес ручку к носу и осторожно втянул воздух в себя. Главное не обращать внимание на глупый смех. Потом поставил ведро на место, то есть на верхний косяк дверей, и двинулся вслед за запахом. Незнакомым, похожим на запах белых цветов на Пресном Озере.

Он единственный, кто сидел отвернувшись. Когда я приблизился, смех в казарме стих. Я бы сказал, что наступило затишье перед Северным Ветром.

— Это плохая шутка, — я дотронулся до его плеча. Он резко дернулся.

— Отвали, переросток.

Переросток, это я.

— Меня зовут Счастливчик.

— Сказано было, отвали!

Больше всего на свете Ночные Охотники не любят, когда их не замечает жертва. Ночной Охотник должен сделать все возможное, что бы жертва посмотрела в глаза. Незачем потом говорить, что нападение было неожиданным и вероломным. Таков закон Ночной Охоты. Таков закон Тверди.

Я сжал легонько его плечо, он вскрикнул и повернулся ко мне.

Рука медленно разжалась.

Передо мной сидела Росси.

Ну конечно, это была не сама Росси. Только выражение сердитых глаз. Плотно сжатые губы. Выступающие вперед скулы. Чуть курносый нос. И даже уши слегка прижаты.

Хорошо, когда в такие минуты вокруг играет музыка леса. Шумят листьями деревья. Травяной ручей позванивает колокольчиками….

— Ну что уставился? Переросток!

Самка… брр… девушка оттолкнула мою руку, встала и, свернув набок густые брови, грозно заглянула внутрь меня.

Я знаю, что она там увидела. Она увидела себя. И отшатнулась.

— Ты… Ты… чего?

— Ничего, — я отвел глаза, отвернулся и пошел к свободной койке у дверей.

Я не ожидал этого. И не знал, что сказать. Неожиданная встреча полностью выбила меня из колеи. Вспомнилась Росси. Время, проведенное с ней. Глупые детские игры всю ночь напролет. И последняя встреча на Поверхности. Я то думал, что боль воспоминаний о родном доме со временем утихнет. Но нет. Родной дом не забывается.

— Пятому отряду построиться на плацу. Форма одежды… в чем есть, — голос из прикрепленного к потолку мегафона нехотя сорвал новоявленных рекрутов с кроватей. Через несколько секунд в казарме никого не осталось. Кроме нее.

— Приказ касается всех, — готов поклясться чем угодно, что девушка следила и ждала меня.

— Я недавно здесь, — надо избегать прямого взгляда. А как хочется!

— Не хочешь ли ты сказать, что в школе не проходил начальной подготовки к вступлению?

— На моей планете нет школ, — хоть один раз сказать чистую правду.

— А! Ты с отсталой планетки, забытой Коалицией? Можешь не отвечать. И так видно. Переросток.

Как она это сказала! Пе — ре — рос — ток! Без насмешки, даже уважительно. А может мне только кажется? И действительно показалось.

— И не смей больше подходить ко мне ближе, чем на десять шагов.

— Но я подумал…

— Вам что, бездельники, особое приглашение требуется? — в дверях стоял мордоворот, каких я в жизни не видывал. Ни в прошлой, ни в нынешней жизни. И дай Великое Светило что и в будущей.

Девчонку сдуло ветром, я последовал следом. Но был схвачен за шкварник и беспомощно приподнят над полом.

— Послушай своего сержанта, растяпа! Еще раз опоздаешь в строй — отчислю в один момент, — а потом, как гаркнет в рожу, — Понял?

Я поболтал в воздухе ногами, подрыгал руками и решил, что понял все прекрасно.

— Понял.

За что был моментально отпущен. Двигаясь за все время исчезающей спиной девчонки, я скользил по коридорам, пока не вылетел вслед за ней на плац. Только топот, шагающего позади сержанта, не позволил остановиться на невысоком крыльце и не раскрыть от удивления рот.

Просто принял окружающий меня мир в двух словах. Чертовски прекрасно.

Потолкавшись среди выстроившихся ребят, я нашел укромное местечко позади всех. Поискал глазами девчонку. Но узнать ее сзади довольно тяжело. А и незачем. Десять шагов большая дистанция.

— Стоять смирно всем! — к нам пожаловал сержант — шкаф, — Смотреть перед собой, рекруты.

Он остановился перед строем, раздвинул ноги, заложил руки за спину.

— Меня зовут сержант Гриффит. Излишне напоминать, что обращаясь ко мне стоит всегда добавлять — сэр. Все вы явились сюда, чтобы стать Полными Легионерами. Но вам также известно, что это трудная задача. За последние двенадцать лет из стен Академии вышел только один Легионер. По не уточненным данным, на сегодняшний день в Академию принято более пятисот тысяч рекрутов со всех планет Коалиции. И дай бог, чтобы из всего этого дерьма получился хоть один порядочный Легионер. Далее. Для вас существует только одна привилегия, которой вы можете воспользоваться в любой момент. Независимо от того, на каком вы уровне обучения, на первом или на последнем пятнадцатом, вы всегда можете уйти. Без предварительного уведомления. Днем или ночью. Один или всей казармой. Вас никто не станет преследовать, искать. Потому, что рано или поздно все вы уйдете. А те, кто останется, станут молить всевышнего, чтобы к ним пришло желание поскорее смыться из Академии. Далее. На первом секторе вы пробудете два с половиной месяца. И так на каждом уровне. Предупреждаю особо слабонервных. Легионер это не просто должность или звание. Это постоянная игра со смертью. Начиная с пятого уровня Академия не несет никакой ответственности за ваши ничтожные жизни. Вашим родственникам никто не пошлет уведомления о смерти. Вас никто не станет закапывать в могилу и приносить по выходным цветочки. Потому, что с пятого уровня у оставшихся не будет даже холмика над трупом. Здесь в Академии начинается Смерть.

Сержант Гриффит заметил что — то в строю, одним прыжком предстал перед долговязым рекрутом и красноречиво, с применением отборных археологизмов выложил ему в лицо все, что он о нем думает. Парень обмяк и свалился на бетонное основание плаца. Тут же из строя вышло несколько человек и не на кого не глядя двинули на выход. Гриффит даже не взглянул на них и продолжал, как нив чем не бывало:

— Обучение на первых пяти уровнях преследует одну цель — выбить из вас всю имеющуюся дурь. Никаких выходных. Раз! Никаких праздников! Два. Никаких развлечений. Три! Никаких…

На двенадцатом «никаких…» в строю образовался тоненький ручеек беглецов. На тридцать восьмом ручей превратился в речку. На сто пятьдесят пятом в бурный горный поток. Если бы сержант Гриффит не остановился на двести тридцать четвертом «никаких», то на плацу бы начался всемирный потоп. Даже мне показалось, что Гриффит слегка перегнул палку, запрещая сидя на толчке ковыряться в носу пальцем. Двести восемнадцатый пункт сводных правил Академии.

Пока сержант отдувался, я пересчитал оставшихся. Ровно тринадцать несчастных, качающихся под бременем услышанного, рекрутов.

— А ты что здесь делаешь? — сержант уперся носом в рекрута, — Я же сказал, что никаких слабаков в академии!

— Законы Коалиции не запрещают лицам женского пола вступать в Академию. Сэр, — я с удовольствием услышал голос девчонки.

Сержант задумался, оглядел с ног до головы рекрута женского пола, потом схватил ее за руку, оголил запястье и зарычал:

— Зато Законы Коалиции запрещают ношение часов на территории Академии, — на короткое мгновение часы мелькнули в воздухе и хрустнули под тяжелым сапогом сержанта.

Я почувствовал приближение неприятного удивления потому, что узнал в раздавленных часах подарок Главы Академии. Проверка дала положительный результат. Эта чертовка к тому же самым бессовестным образом сперла без личного разрешения хозяина его носильную вещь. Воровка, грабительница, мошенница, разрушительница гробниц!

— А теперь бегом в казарму, где вас ждет новая форма и такие же как и вы недотепы. Ма — арш!

Тринадцать человек сорвались с места и ломанулись, сбивая друг друга с ног, в казарму. Взглянуть на новую одежду и новых друзей.

— Встать! Лечь! Встать! Лечь! Встать!..

Интересно, как там Янина? Стянуть с руки незнакомца именные часы — большого ума не надо. А вот подергаться вверх, вниз, это надо попробовать.

— Лечь! Встать!..

Гриффит совсем озверел. Третий час под палящими лучами солнца. Сам развалился в шезлонге, кофеек потягивает. Обозвать бы хорошенько, да силы беречь надо.

— Встать! Лечь!..

Слух по Академии прошел. От первого набора осталось процентов двадцать. Ничего удивительного. Можно утром проснуться и обнаружить кровать соседа пустой. Дело ясное. Днем редко кто уходит. Преимущественно ночью. А Янина настырная девка. Даже не поморщится.

— Лечь! Встать!..

Видел вчера Главу Академии. Мимо проходил в сопровождении звезданутых, простите, звездных офицеров. Толи не заметил. Толи забыл. Да нет. Не забыл. Десять миллионов брюликов, плюс часы. Такое не забывается. А про гражданство не наврал. Сам бумажки видел. Черным по белому. В золотой каемочке. Чат Счастливчик. Полноправный гражданин Коалиции. Сектор такой то. Планета такая то. Приятно. Интересно, на что старик теперь рассчитывает? Что сбегу? Не дождется. Не на того напал. Да и некуда.

— Лечь! Встать!..

О, Великое Светило!

— Встать! Лечь! Встать! Лечь!..

Интересно, Гриффит знает какие — нибудь другие слова?

— Лечь! Встать!..

За это время в нашей команде поредело. От самой первой компании осталось всего пять человек. Но зато переехали в казармы второго уровня, ближе к центру. Я тут вспомнил о четырнадцатом. Если так дело пойдет, то немногие выдержат.

— Встать! Лечь!

Тут некоторые попробовали возмущаться. Так мол и так, учите выбранной нами профессии, а не занимайтесь тело издевательством. Ну и что? Перестали выдавать пайку. Единственное радостное событие в Академии. Не успеешь слопать за двадцать три секунды — испаряется, зараза, без следа. Так о чем это я?

Янина молодцом держится. Правда за все это время я даже с ней и не заговорил. Некогда. Навстаешься, наложишься. До кровати доползешь, пайку в рот запихаешь и в отключке. Часа на полтора. А потом все сначала…

— Лечь! Встать!..

Вот и я о том же. А тех, непримиримых, через неделю нашли в местном городском супермаркете. Заперлись на складе и колбасу за обе щеки лопали.

— Лечь! Встать!..

У нас тут большие перемены. Сержант Гриффит подхватил какую — то местную форму желтухи и отсутствует уже неделю. Благодать. Как в отпуске. Хоть я и не знаю, что это такое.

— Встать! Лечь! Встать! Лечь!..

А это Гриффит аппарат интересный с госпиталя прислал. Что б его не забывали. Можно сказать, громогласная память сержанта Гриффита. И попробуй не поотжиматься! Стоит один период на бетоне поваляться, как на тебе:

— Вставай, свинья! Ложись!..

И уже по индивидуальной программе.

Янина близко не подпускает. Я тут по привычке ночью на плац забежал. Дополнительно поотжиматься. В свое личное время, заметьте. Смотрю, а она километры наяривает. Я к ней пристраиваюсь, поговорить чтоб. А она мне ногой под коленку и только след простыл. Ярко выраженная индивидуальная личность. А хороших слов я про нее и не знаю.

— Встать! Лечь!..

Народу еще меньше. Нас все время с кем — нибудь объединяют. Из других казарм. Там ситуация не лучше. И сержанты тоже на подбор. Зато кормить стали лучше. К пайку прибавили поджаренный бифштекс из говядины. Немного жестковатый, жуется плохо. Вкусный, зараза. Но время на прием пищи урезали вдвое. Так что приходиться выбирать. Или паек, набивший оскомину, но вовремя. Или говядину. Все почему — то выбрали первое. В мясо только успеешь зубы вонзить, слюной истечь, как все, времечко по мгновениям растаяло.

— Встать! Лечь!..

По секрету. Я успеваю и то и другое. Быстро поглощать пищу Твердь научила. Там же как, не успеешь вовремя Буяку, (это вроде пиявки), в желудок запихать, все. Изжога на трое планетных суток. Так что по части пропитания вопросов у меня не возникало.

— Лечь! Встать!..

Зря я что ли по ночам всякую местную гадость собираю?

Гриффит штуку интересную придумал. На указательных пальцах отжиматься. А что б мы не шланговали в оставшиеся пальцы по гранате. Оно хоть и не сильно, но потом дня три руки мыть нельзя.

Мне то что, я пальцами покручу, в бетоне ямку пробуравлю и отжимаюсь на костяшках. Сосед мой тоже попробовал, как и я. Не справился. Домой со стертыми пальцами уехал. А жаль. Хороший парнишка, старательный. А Янина по этому поводу заявила, что я диффузор. До сих пор мучаюсь, что это такое? Да, чуть не забыл…

— Встать! Лечь!..

Привычка. Просыпаешься, завтрак в пасть, на ходу перевариваешь, в кусты выплескиваешь, на бетон плашмя шлепаешься и вперед.

Сержант появляется раз в два дня. Морально поддержать. Словом. Иногда делом. Как настроение. Сядет, бывало, сверху. Ботинки на шею поставит и в книжку уткнется. А ты его качай туда — сюда. И ведь что обидно, засыпает иногда и храпит. Вверх — хр — р. Вниз — фью. И так до ужина.

— Встать! Лечь!..

Это теперь постоянно в мозгах. Некоторые во сне сами себе командуют. Про плац и не говорю. Один тяжелый вздох. Как Янина? А никак. Не до нее сейчас. Хоть и привык.

Завтра нас переводят на шестой уровень. Занятия закончились и наш родной сержант Гриффит напоследок объявил день абсолютно свободным. Впервые за все время.

В честь праздника нам выдали по дополнительной порции пайка. Но время урезали еще наполовину.

Я валялся на койке и внимательно рассматривал белый потолок. Уже третий час. От этого занимательного занятия отвлекла Янина. Я чуть не обалдел, когда она присела на край кровати и взяла меня за руку. Как током шибанула.

— Ты что это?… — сейчас начнет или по морде бить, или руки выкручивать. В команде всего одна осталась. Из женщин. К ней тут многие клеились. Без толку. На учении помешана. Как говорил сержант, хочет стать первой женщиной, затянутой в форму Легионера.

— Счастливчик…

— Ну я Счастливчик, — а сам бочком подальше от нее.

— Можно тебя спросить?

— Спросить можно, — не, по морде не станет. Уже не достанет. Но все равно, держаться подальше надо.

— Счастливчик. Когда мы встретились в первый раз… Почему у тебя были такие глаза?

Глаза ей мои не понравились. Мало ли что, кому не нравиться. Зачем помнить об этом целый год? Было б интересно, сразу спросила бы.

— Глаза, как глаза.

— А ты мне нравишься, Счастливчик.

Лучше б по морде дала. Нельзя так с человеком поступать. Свихнуться можно.

— Ну и…

— Я просто хочу что б ты знал. Гриффит сказал, что с шестого уровня начнется обучение на выживание. И иногда придется убивать. Это всем известно. Но… Если так случиться, и мне нужно будет выбирать, то знай… Ты станешь последним из тех, кого я разорву вот этими руками.

Янина наклонилась, схватилась руками за мои разом опавшие щеки и поцеловав меня в губы, испарилась.

Я не почувствовал ничего. Ни радости поцелуя. Ни счастья от того, что кому — то нравлюсь. Только одно сплошное блаженство. Эти губы… Ах эти губы. Эта кожа… Ах эта кожа…

А предупреждение обоснованно. Для того, чтобы пройти следующие пять уровней, не достаточно одних накачанных мышц. Требуется еще одно. Умение убивать. Что и как, врать не стану. В тонкости не посвящен. Как и все остальные. Знаю только, что эти пять уровней не подарок. Нас и так маловато осталось. Двести пятьдесят шесть. Всего. Штук. Потому, что мы не люди. Мы — рекруты. Мясо. И с завтрашнего дня на это мясо будет большой спрос. И никаких ограничений.

Я скосил глаза на койку Янины. Она валялась вниз лицом и мне показалось… Мне показалось. Но проверить стоит. Авось не саданет по башке.

Я опустился на корточки у изголовья. Так тихо, что не услышал бы и папа. Но эта дрянная девчонка почувствовала. Именно почувствовала.

— Ну что тебе еще? — не отрывая лица от подушки, пробурчала она.

Не знаю, что на меня нашло. Толи старое, доброе время вспомнилось, толи голос Росси в сердце услышал. Но пересилить себя не мог. Просто хотелось погладить эти волосы.

Едва рука коснулась мягких волос, Янина стремительно перевернулась и пристально посмотрела в глаза. Ладонь медленно сползла на влажную щеку.

Молчит.

Я замер. Неловко как — то получилось. Янина не двигается, замерла. Только смотрит. А рука непроизвольно ее щеку гладит. Понимаю, что нельзя, а ничего не могу поделать.

А в глазах ее небо играет. Голубое. И что — то еще. Незнакомое.

— Я….

Говорить что?

— Я….

— Да…

— Я…. Во общем… Если что, можешь на меня рассчитывать.

Янина только кивнула. Мне даже показалось, что с признательностью. Но потом тихо так, ласково говорит:

— Еще раз сделаешь нечто подобное — убью.

Тяжело ей не поверить.

И тут по селекторной связи срочный сбор. Всему личному составу. В полной экипировке. Личных вещей не брать. Можно подумать, они у кого то были.

Все на плац рванули. Построились. Чин по чину.

Сам Глава Академии явился. Как всегда в сопровождении офицеров. Прокашлялся, к нам обратился:

— Рекруты! Сегодня у вас особенный день. Вы все, только что, особым распоряжением Сената Коалиции зачислены на шестой уровень. Начальная подготовка закончилась. Все вы показали себя, как мужественные люди. Впереди вас ожидает пять средних уровней образования. Не хочу никого пугать, вы знаете на что идете. Но не всем дано остаться в живых. Опасность и смерть — вот что такое средние уровни. Сейчас каждого из вас проводят в отдельную комнату, которая станет для вас домом на ближайшие пять уровней. В дальнейшем, возможно, вы никогда не встретитесь с друг с другом. Никогда. Ни живыми, ни мертвыми. Если у вас есть друзья — попрощайтесь с ними. Если где — то остались родные и близкие — забудьте о них. Вас больше не существует. Все вы, собственность Академии. И Академия вправе распорядиться вами и вашими жизнями по своему усмотрению. Пять минут на принятие последнего решения. Кто сомневается в своих силах, кто боится смерти, кто испытывает страх, пусть уходит. Пока можно. Через пять минут Зона Академии будет закрыта силовым щитом.

И тишина. Мертвая. Последнее решение не простая штука. Тем более нас никто не предупреждал о существовании силового поля.

На четвертой минуте тишины строй покинула половина личного состава. На пятой осталось человек сто пятьдесят.

Когда последние сгорбленные фигурки исчезли за широкими воротами КПП, воздух наполнился ровным, глухим гудением, и голубое небо пропало. Силовой щит закрыл последнюю Дорогу.

Отныне ни одна живая душа не могла без особого разрешения, выдаваемого только Сенатом Коалиции выйти за пределы Академии.

Оставшиеся рекруты сгрудились в одну большую кучку и прощались друг с другом. Просто так. Только чтобы заполнить пустое пространство.

За все это время я не завел ни одного друга. Так получилось. Я всегда оставался одиночкой. Ночным Охотником. Разве что…

— Простимся? — я приблизился к одиноко стоявшей в стороне Янине.

Она даже не посмотрела.

— А зачем?

Я просто опешил. Как это зачем?

— Но может быть мы больше не увидим друг друга. Никогда.

Наконец настырная девчонка соизволила бросить взгляд на меня.

— Знаешь, что, Счастливчик. Я могу и ошибаться, но что — то подсказывает мне, что нам еще предстоит встретиться. Хотя… Если ты так этого хочешь…

Железные руки сцепились на моем горле, стиснули так, что перехватило дыхание, опрокинули назад и остановили валящееся тело в полуметре от земли.

— До встречи на твоих Дорогах, Ночной Охотник! — или я ослышался.

Губы впились с такой силой, что я почувствовал вкус крови. Ее и своей. Общей. На долгие, долгие мгновения.

А потом последовал приказ покинуть территорию плаца и всем составом переместиться на шестой уровень.

Пока я истошно метался по длинным коридорам в поисках своей фамилии на дверях, одна мысль буравила голову. Ночной Охотник! Откуда она знает? Единственный человек из человеческой стаи? Я уверен, что никогда, ни при каких обстоятельствах не произносил этих слов. Даже Главе Академии.

Мимо глаз промелькнула прикрепленная к дверям табличка — «Чат Счастливчик». Я резко затормозил, вернулся назад и долго не думая, толканув дверь плечом влетел в свою комнату.

Пола под ногами не оказалось.

Я только взмахнул руками, выругался, вспомнив последнюю, явно направленную ко мне лично, хитрую улыбку Главы Академии и рухнул вниз. Пятый уровень начинался прямо у порога.