* * *
Поднявшись в верхние покои, Нгар застал жалкую кучку перепуганных рабов.
— Это все? Больше во дворце никого нет?
— Нет, господин.
Нгар собрал оружие — мечи и арбалеты, — нашедшееся в покоях, и приказал рабам следовать за ним.
Они вышли в ночь, полную угрозы. Обогнув дворец, Нгар открыл двери конюшни. Здесь стояли боевые колесницы.
— Запрягать умеешь? — спросил он раба и, не дождавшись ответа, принялся за дело сам.
Он запряг четверку лошадей, бросил в колесницу пучок железных стрел, приказал рабам занять место копьеметателя, сам взял вожжи.
С грохотом выкатилась колесница на мощеную улицу. От быстрой езды лепестками раскрывались на колесах смертоносные лезвия — и чем быстрее мчались кони, тем смертоноснее вытягивались лезвия.
Нгар подстегнул лошадей и направил колесницу к восточным воротам.
Погруженный во тьму город остался позади. Колесница проехала в проем ворот и помчалась по прибрежной дороге, уводившей в Нуанну.
Несколько минут бешеной скачки — и впереди послышался мерный шум движущихся войсковых колонн.
— А, так вот как вы выполняете приказы! Трусы! Изменники! — С этим криком Нгар направил колесницу прямо в гущу арьергарда.
— Стреляйте в эту падаль! — приказал он рабам. — Рубите их, режьте на куски! Это не аххумы! Это подлые псы!
Заслышав грохот, конный арьергард рассыпался в стороны и колесница мягко, как в масло, врубилась в толпу пеших бессмертных.
Бег колесницы замедлился, и в яростных воплях, среди взлетающих кусков порубленных тел, Нгар почувствовал, что колесница накреняется. Бешено заржали кони, завизжал раб, придавленный падающей колесницей. Нгар изо всех сил хлестал лошадей, две из которых уже были мертвы, а две другие рвались в стороны, запутывая упряжь.
— Нгар! Нгар! Повелитель!
Нгар обернулся на голос: это был Шумаар.
Из тьмы вынырнула гигантская фигура сотника, яростными ударами меча прокладывавшего себе путь.
Еще мгновенье — и Нгар упал бы, погребенный под разбитой колесницей и под грудами тел, но железные руки Шумаара подхватили его и выдернули из мясорубки.
Еще миг — и Нгар оказался в седле, конь понес его назад, к Суэ, Шумаар мчался рядом и кричал ему в самое ухо:
— Эдарк за холмом! Он уже ударил в голову колонны, а теперь вторым отрядом метит во фланг! Аххумам нет спасения!
— Это не аххумы! — крикнул в ответ Нгар. — Это рабское племя предателей! Пусть они погибнут все — все до одного! А первым — Даггар!
— Об этом позаботится Эдарк, повелитель! Скачи! Верные люди ждут нас у Западных ворот!..
ХААХ
По ночам Аххаг теперь часто покидал опочивальню и в сопровождении нуаннийца Анну прогуливался по дворцу. Он запрещал сопровождать себя и не отвечал на расспросы.
Даже Домелле он ничего не рассказывал, и говорил лишь, что близок к разгадке тайны.
Между тем старый лекарь Багу замечал, что государь болен. Он ничего не мог сказать о причинах болезни и о самой болезни.
Аххаг не подпускал лекаря к себе, и, когда у него бывало хорошее настроение, говорил, смеясь, что все болезни вскоре пройдут.
Кроме того Анну приводил во дворец нуаннийских дервишей, они ели и пили, по нескольку дней жили во дворце, и Аххаг запрещал их тревожить.
В одну из ночей Крисс и Ашуаг, заранее предупредив стражу, притаились в галерее неподалеку от царской опочивальни.
Вскоре им донесли, что царь вышел из покоев и отправился в одну из своих таинственных прогулок.
Крисс и Ашуаг, соблюдая меры предосторожности, отправились за повелителем.
Аххаг прошел несколькими коридорами и остановился у развилки.
Он с подозрением оглянулся по сторонам, потом взялся рукой за стену. И исчез.
Крисс и Ашуаг подбежали слишком поздно: стена была невредима.
Зажгли факелы. Крисс долго водил рукой по шероховатым камням, и наконец фокус удался: повинуясь тайному механизму, часть стены провалилась, открывая проход.
Светильник, который нес Аххаг, едва мерцал вдалеке. Ашуаг остался у входа, Крисс отправился следом за царем, крадясь, как дикая киаттская кошка.
Коридор был тесен и вел вниз. Сначала полого, потом появились ступеньки. Крисс следовал за мерцавшим впереди огоньком, опасаясь приближаться и выдать себя. Коридор расширился и постепенно превратился в длинный зал с высоким потолком. Света не стало и Крисс зажег собственный светильник. Из темных ниш вдоль стен на него презрительно глядели каменные изваяния — полулюди-полузвери в передниках-схенти — одеянии нуаннийских жрецов. Крисс медленно шел мимо таинственных изваяний, и они словно выглядывали на свет из своих убежищ, будто звери из нор, и, когда Крисс проходил дальше, снова отступали во тьму.
Потом снова был коридор, уводивший все ниже и ниже.
Но вот раздался скрежет. Видимо, Аххаг открывал какую-то дверь.
Крисс остановился, выжидая, потом снова двинулся вперед.
Перед ним была решетка из толстых проржавевших прутьев. Из тьмы доносился слабый постоянный шум, как если бы где-то в толще каменной кладки журчал ручей.
Крисс попытался сдвинуть решетку — железные петли отчаянно скрипнули. Тогда он капнул на петли масла из светильника — и поздравил себя с успехом: решетка повернулась бесшумно.
Снова путь вниз. Ступени. Впереди замерцал огонек и Крисс погасил светильник.
Поворот и крутая лестница вниз. Крисс выглянул: светильник Аххага стоял на круглой каменной площадке. Самого царя не было видно. Крисс вытянул шею, пытаясь разглядеть нижнее помещение — и в это время железная рука впилась в его плечо.
Крисс вскрикнул, обернулся: позади стоял Аххаг.
— А, киаттская собака! Что ты здесь вынюхиваешь?
Аххаг еще ни разу не позволял себе таких слов по отношению к Криссу, чьи знания и ум он высоко ценил. Крисс ответил:
— Я не собака, великий царь. Я всего лишь верный слуга, который беспокоится о своем господине.
— Разве господин твой болен? — по лицу Аххага блуждала странная ухмылка.
— К сожалению, да.
Аххаг помолчал. Он все еще держал Крисса за плечо, и, кажется, раздумывал, имеет ли смысл продолжать разговор.
— А если господин скажет слуге, что он здоров? — наконец спросил царь.
— Если бы господин видел себя со стороны, он не сказал бы так, — медленно проговорил Крисс.
Аххаг подумал, потом глубоко вздохнул. Он выпустил Крисса, спустился вниз на круглую площадку, где стоял светильник, и пригласил Крисса последовать его примеру.
Крисс спустился. Они оказались на небольшом каменном пятачке.
Стен не было. Из тьмы, окружавшей их, неслось глухое ворчание, и, прислушавшись, Крисс понял, что это шумит заключенная в каменные каналы вода.
— Где мы? — спросил Крисс.
— В гостях у великого жреца Исигды.
— Но ведь Исигда мертв!
— Нет. Он просто принял другое обличье. Ты многого не знаешь, Крисс.
— Так расскажи мне, великий государь! Я всегда стремился к новым знаниям!
— Да, это так, — кивнул Аххаг. — Потерпи. Сейчас ты кое-что увидишь.
Аххаг распахнул плащ, в который был закутан. В его руках появилось маленькое пушистое существо, поскуливавшее и таращившее на свет круглые глаза.
Аххаг дал рассмотреть Криссу, что это был детеныш нуаннийского ручного леопарда — небольшого хищника, которого в Ну-Ане использовали для охоты на диких коз.
Аххаг вытянул из ножен кинжал и, держа маленького леопарда в вытянутой руке, одним движением отсек ему голову. Голова полетела во тьму, закапала кровь.
Аххаг стал бормотать что-то, бессмысленно раскачиваясь, прикрывая глаза.
Крисс вздрогнул: из глубины донеслось ворчание и плеск воды.
Когда плеск усилился, Аххаг бросил вниз обезглавленное тело детеныша.
И сейчас же раздался леденящий душу рев. Там, внизу, из пучин всплыло нечто, и стало реветь и биться, пожирая жертву.
Стало светлее. Таинственный зеленоватый свет поднялся снизу и достиг площадки, сделав невидимым огонек светильника.
Сияние достигло невероятной силы, ослепив Крисса. Он закрыл глаза, а когда решился открыть их — снова было темно и шум внизу затихал.
Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга. Наконец Аххаг спрятал кинжал, вытер окровавленную руку о край плаща и спросил:
— Ты видел?
— Я видел свет, повелитель, — ответил Крисс. — И еще я понял, что внизу, в воде, живет пожиратель леопардов.
— Нет, — повысил голос Аххаг, — ты ничего не понял! Этот пожиратель — один из богов Нуанны, в который вселилась душа последнего жреца, Исигды. Разве ты не слышал его голос?
— Прости, повелитель. Но я слышал лишь рев и шипение, как будто наступил на гигантскую водяную змею…
— Замолчи! — Лицо Аххага перекосилось от гнева. — Если ты оскорбишь Исигду…
Боги Нуанны словно услышали: площадка мелко завибрировала, светильник, подпрыгивая, пополз к краю.
Крисс успел подхватить его, вскочил на ноги и едва не упал.
Из глубин вновь послышался нарастающий шум. Аххаг тоже вскочил, дико озираясь, прижался спиной к каменной спиралевидной лестнице.
Вновь осветилась зеленым светом тьма.
Что-то длинное, белое поднималось снизу, вздымая брызги воды, долетавшие до самой площадки.
— Уйдем отсюда, повелитель! — произнес Крисс, трогая Аххага за руку.
— Нет! Смотри! Ты ведь не верил в нуаннийских богов? Смотри!..
Но Крисс и сам уже не мог отвести взгляда от того, что вырастало снизу. Оно было похоже на червя — гигантского белого слепого червя. Извиваясь кольцами, червь поднялся выше площадки, и то, что могло быть его головой — скользкий чмокающий засасывающий рот — замаячило перед Криссом на расстоянии вытянутой руки.
— Закрой глаза! Иначе он проглотит тебя! — словно издалека донесся до Крисса голос Аххага.
И вслед за тем сильная рука схватила его и толкнула к лестнице. Как во сне, повинуясь какой-то внешней силе, не имея ни желаний, ни воли, Крисс на четвереньках карабкался по лестнице, шел по коридору, и снова поднимался вверх.
Потом он очнулся: Аххаг сильно ударил его по щеке.
Они находились возле железной решетки.
Крисс полулежал на каменном полу, привалясь к стене, а Аххаг сидел возле него на корточках.
— Ты один следил за мной? — тихо спросил Аххаг, пристально вглядываясь в лицо Крисса.
— Нет.
— А кто еще был с тобой?
— Начальник стражи Ашуаг.
— Где он?
— У входа в стену.
Аххаг повернул решетку и молча вышел.
Снова повернулась решетка. Загремела цепь, и Крисс понял, что царь запирает вход, оставляя его одного.
Крисс смотрел, как в колеблющемся мерцании светильника удаляется царь, но не имел желания остановить его. Потом наступила тьма.
Под далекий монотонный плеск воды Крисс задремал, и ему снились бескрайние зеленые поля Киатты, розовые облака и голубые горы.
* * *
Он проснулся от бормотания. Он проспал, кажется, несколько дней, вознаграждая себя за предыдущие бессонные ночи.
Он открыл глаза. Перед ним в смутном зеленоватом свете бродили какие-то люди-призраки в нуаннийских хитонах. Бормотание усилилось.
Крисс с трудом повернул голову и обнаружил, что прикован за руки и за ноги к стене в небольшом углублении вроде алькова.
Рядом с ним, свесив голову на грудь, сидел Ашуаг. Альков был достаточно просторен — здесь было еще несколько мест для узников, но эти места пока пустовали, и громоздкие ржавые цепи валялись на полу, застеленном грязной соломой.
Крисс поднял голову и прислушался. Он различил отдельные слова, произносимые на языке Равнины:
— Остался месяц до дня равноденствия… Ночь станет равной дню, тьма — свету… Настанет время переселений и воскрешений… В эту ночь мы принесем великую жертву… Царь обретет бессмертие… Нуанна — нового великого жреца…
Среди одинаковых фигур, бродивших по залу с низким закопченным сводом, Крисс различил знакомую фигуру: нелепый хитон не мог скрыть могучей фигуры царя.
Крисс снова стал слушать.
— Завоеватели приходили и оставались с нами… Великий жрец Исигда был некогда таосским полководцем Син Тонгом… Син Тонг завоевал Нуанну, поселился во дворце… Прежний жрец, Хавунда, ушел вниз… Хавунда правил сто десять лет… Он пришел из Намута и покорил Нуанну… Исигда правил восемьдесят лет… А еще раньше был Тинуар, он правил Нуанной почти двести лет…
Он тоже был завоевателем… Теперь твоя очередь, Аххаг… Ты принесешь жертвы богу мертвых, семерых самых близких тебе людей, которые отныне становятся твоими врагами… Ты наденешь священное схенти, ты примешь имя великого жреца и будешь править тысячу лет… Свое священное имя ты узнаешь в ночь, равную дню… Сам великий Хаах посвятит тебя…
Голос смолк и раздались мрачные нуаннийские песнопения. Крисс изучал нуаннийский язык, но его знаний было недостаточно, чтобы понять смысл древних жреческих гимнов.
По крайней мере одно было ясно: он, Крисс, будет принесен в жертву кровавому божеству Хааху. Одной жертвы, однако, было мало. Ашуаг тоже станет жертвой. И еще пятеро тех, кто стал теперь врагами царю. Невыразимая печаль заполнила душу Крисса.
Он подумал о Домелле, о наследнике, и о других, кого знал и любил.
Все они станут врагами того, кто получит новое имя в ночь, равную дню.
А потом печаль отдалилась и осталась только усталость. Комната наполнялась дурманящим туманом, фигуры стали размытыми, свет померк. Крисс впал в забытье.
* * *
Ассим поздно вернулся домой — он объезжал расквартированные в Нуанне и ее окрестностях войска. Объезд занял целый день, верховая езда утомила его, и Ассим клевал носом, когда рабы в легком паланкине несли его по городу к царскому дворцу. Небо стремительно темнело и над городом загорались звезды. В сумерках Ассим прибыл во дворец, но Аххаг отказался его принять. Между тем состояние войск внушало опасения, и Ассим лишь подосадовал на странности царя, в последнее время практически не покидавшего дворец.
Ассим приказал отвезти его домой и, откинувшись на подушки, убаюканный плавным покачиванием и перестуком копыт уставших коней охраны, задремал.
Они прибыли к дому, который занимал Ассим, уже в полной темноте.
Охрана спешилась, зажгли факелы. Ассим выбрался из паланкина и уже занес ногу, чтобы шагнуть на ступеньку, когда внезапный шум привлек его внимание.
Какой-то закутанный в плащ оборванец пытался пройти мимо стражи. Его схватили и один из стражников обнажил меч.
— Что там? — недовольно спросил Ассим.
— Нуанниец, по виду — бродяга — домогается видеть тебя, повелитель, — доложил ординарец.
Ассим помедлил.
— Что ему нужно?
— Говорит, что речь идет о жизни и смерти.
Ассим вздрогнул, сделал знак рукой и вошел в дом.
Пока слуги снимали с него доспехи, стража привела нуаннийца.
Нуанниец, все так же пряча лицо, глухо проговорил, что желал бы поговорить с темником наедине.
— Хорошо, — сказал Ассим. — Только тебя обыщут.
Ассим поднялся наверх, в комнату, где он обычно принимал доклады, расположился на невысоком диванчике и приказал впустить незнакомца.
Нуанниец быстро вошел, дождался, когда их оставят наедине, и откинул плащ.
— Хируан? — удивленно воскликнул Ассим.
— Да, господин, это я. Прости, что вынужден был таким образом встретиться с тобой, но дело важное и срочное.
— Говори.
— Прошлой ночью великий царь Аххаг посадил на цепь Крисса и Ашуага.
Ассим привстал.
— На цепь? Что это значит?
— Он приковал их к стене в зале, где всегда содержались те, кого жрецы готовились принести в жертву богу Хааху.
Недоумение в глазах темника сменилось подозрением. О, он никогда не доверял этим хитрым двуличным нуаннийцам, и их кровожадная религия вызывала у него отвращение, смешанное с тайным трепетом.
— Откуда эти сведения? — отрывисто спросил он.
— Мне сказали. Те, кто часто бывает во дворце.
Ассим подумал.
— Ты, наверное, говоришь об оборванцах, которых великий царь привечает, как дорогих гостей?
— Да, господин. Эти оборванцы — хранители. Они тайные жрецы, сохраняющие Знание, когда это необходимо.
— Понимаю. Когда великий жрец исчезает, унося с собой свои тайны, эти оборванцы бродят по городу и сеют смуту.
Хируан слегка поклонился.
— Можно сказать и так. Надо так же иметь в виду — их не видно, пока нет достойной кандидатуры на роль великого жреца. Как только кандидатура появляется — они перестают скрываться.
— Ага! Значит, бунт уже подготовлен! И даже есть некто, кто готовит себя на роль великого жреца!
— Не торопись, господин. Ты еще не знаешь, о ком идет речь.
— Не знаю. Но обязательно узнаю. И все бунтовщики — все до единого — будут сброшены с городской стены на корм шакалам и стервятникам!
Ассим поднял руки, чтобы вызвать стражу. Он уже знал, что делать: надо схватить этого наглого болтуна, донести царю о готовящейся смуте, арестовать всех дервишей и выпытать имена зачинщиков.
— Подожди, господин! — Хируан протестующе поднял руку. — Ты всегда успеешь вызвать воинов и арестовать меня. Ты еще не знаешь главного: опасность грозит не мне, а тебе!
Лицо Ассима вытянулось.
— Что ты несешь, плешивый нуаннийский шакал? Ты забыл, кто из нас господин?
— Следующим великим жрецом станет Аххаг! — свистящим шепотом выговорил Хируан.
Ассим вскочил.
— Не ходи во дворец! Тебя схватят и прикуют к жертвенной стене! Собери верных людей и беги!..
Хируан еще что-то пытался сказать, но ворвавшаяся стража уже заламывала ему руки. Один из воинов ударил старика в зубы и тот замолчал.
— В темницу его! И не спускать с него глаз! — приказал Ассим, тяжело переводя дыхание.
* * *
Как ни был недоверчив Ассим, но слова Хируана все же посеяли в его душе сомнения. Эти сомнения мог развеять только сам великий царь, и Ассим приказал подать коня.
По впавшим в оцепенение кривым улочкам Нуанны кавалькада помчалась к дворцу великих жрецов.
Ассим промчался по мосту и спешился у подножия циклопической лестницы, ведущей во дворец.
Его встретил сотник из хаттов по имени Маан.
— Как здоровье великого царя? — спросил Ассим, и эта ритуальная фраза вдруг обрела зловещий смысл. Ассим понял это и поспешил перевести разговор.
— Второй раз сегодня я пытаюсь встретиться с повелителем. Если и сейчас он не примет меня, я невольно задумаюсь: не случилось ли беды…
— Царь царей, повелитель аххумов Аххаг Великий ждет тебя, темник, — глухо и торжественно проговорил Маан.
Ассим кивнул и отправился во внутренние покои.
Ординарец двинулся было за ним, но стражник-каул преградил ему дорогу.
— В чем дело? — спросил Ассим. Глухонемой стражник молчал.
— В чем дело? — повернулся Ассим к Маану, но тот внезапно выхватил меч. Со всех сторон на Ассима кинулись стражники и он был мгновенно обезоружен.
— Великий царь не любит изменников, — глухо и торжественно изрек Маан. — Ты арестован, Ассим.
— Постой! Это ошибка. Знаешь ли ты, что в Нуанне зреет заговор…
Больше Ассиму не удалось ничего сказать. Маан схватил его за плечи и изо всех сил ударил шлемом в лицо.
Ассим упал, обливаясь кровью и корчась от боли.
АМГУ — ДВАЖДЫ БЕССМЕРТНЫЙ
Ночная битва на берегу могла бы закончиться куда печальнее, если бы нападение Эдарка было неожиданным для Даггара.
Хотя аххумы и понесли огромный урон, все же к утру двум разделенным фланговым ударом данахцев отрядам удалось соединиться.
Организованное, упорное сопротивление бессмертных разочаровало князя Руэна, и его конница, понеся значительные потери, отступила на север. Эдарк, оставшись лишь с преданными ему намутцами, на рассвете тоже был вынужден покинуть поле боя.
Это был плохой рассвет для Агара, смертельно раненого железной стрелой.
Едва закончился бой и черная конница скрылась, Даггар велел раскинуть шатер. Лекарь осмотрел Агара и покачал головой: стрела пробила печень и тысячник умирал.
— Я жалею, Даггар, что послушал тебя. Я должен был следовать за Нгаром, и тогда, даже если бы мне пришлось погибнуть, умер бы со спокойной душой, — сказал Агар, когда оба тысячника остались в шатре одни.
— Ты прав и неправ, — возразил Даггар. — Ты прав в том, что позорно чувствовать себя изменником. Ты неправ, что считаешь изменником себя. Нгар — вот виновник всех наших бед.
Восковое лицо Агара исказилось гримасой. Он с трудом вздохнул и прошептал:
— Хорошо, что я принимаю смерть от боевой раны. Это хоть немного искупит мою вину, и там, в небесах, на Лестнице Богов, мне найдется место. Пусть даже на самой нижней ступеньке…
Больше Агар ничего не сказал. Он впал в забытье и забытье это продолжалось долго, очень долго.
Когда беспощадное солнце раскалило белый песок, и даже оводы попрятались от жары, дух Агара покинул землю.
Даггар велел разложить погребальный костер и назвал Агара Искупившим Вину. Это было самым верным названием, и в глубине души Даггар горько подумал, что сам он умрет непрощенным.
Сотни бессмертных выстроились на месте погребения. Многие из них были ранены, некоторые едва не падали от усталости.
Но они знали, что не пришло еще время отдыхать, что враг копит силы для новой атаки, и что траурная церемония — наверное, последняя возможность немного отдохнуть.
* * *
К полудню потрепанное войско приготовилось к броску на восток.
Даггар хотел во что бы то ни стало успеть добраться до ближайшего поселения, где можно было бы укрыться на ночь.
Полтора дневных перехода, отделявшие аххумов от данахского поселка Нокко, нужно было преодолеть до темноты.
Бессмертным предстоял марш-бросок с полным вооружением, чтобы быть готовыми отразить внезапный налет Эдарка.
Сложив на плечи копья, крепко привязав громоздкие щиты к спинам, в тяжелых пластинчатых кольчугах, бессмертные отправились в путь, то и дело переходя с шага на бег.
Пыль вздымалась над колонной, неистово жгло солнце, утомленные чайки кружились над сонным морским простором.
Даггар, спешившись, бежал в колонне, чтобы своим примером подбодрить бессмертных. Вся наличная конница была выдвинута влево, на гребень холма.
После двухчасового марша многие стали валиться с ног.
Даже лошади не выдерживали темпа и Даггар объявил короткий привал.
И, как и следовало ожидать, именно во время привала, когда многие уснули, лежа прямо на песке, на холме показались черные всадники-намутцы.
Надтреснуто взвыли трубы. Бессмертные стали строиться в фалангу. Но предводитель намутцев, остановившись на гребне, помахал рукой и, отказавшись от нападения, лишь следил за судорожной беготней бессмертных.
Постояв несколько минут, намутцы пришпорили коней, развернулись и скрылись.
Скрежеща зубами, Даггар приказал немедленно выступать.
Снова побежала под ногами дорога, снова поднялась пыль над сбившимися с ноги бессмертными.
Снова Даггар побежал в колонне, и потемневшее его лицо, мокрое от пота, выражало только сосредоточенность.
* * *
— Это бег мертвых, — сказал Эдарк, глядя на пыльное марево, поднимавшееся за холмом.
— Хорошо сказано, — ответил князь Руэн. — Однако, боюсь, что и наши силы на исходе. Кони не поспевают за этими мертвыми бегунами.
— Терпение, князь. Теперь мы хозяева положения, и мы расправимся с ними тогда, когда наступит благоприятный момент.
Право выбора этого момента, как вы понимаете, тоже остается за нами.
* * *
Нокко был небольшим рыбацким поселком, основательно разоренным аххумами во время похода к Суэ. Тем не менее в поселке было достаточно места для ночлега, были пища и вода.
Солнце клонилось к горизонту, когда передовой отряд конницы влетел в поселок. Оставшиеся в поселке жители спешно попрятались по домам. Запаленные лошади требовали отдыха, но время отдыхать еще не настало.
Сотник Амгу, командовавший авангардом, велел немедленно собрать все имевшиеся в поселке повозки и соорудить из них что — то вроде защитной стены у въезда.
Часть всадников отправилась выполнять приказ, другая, спешившись и приготовив луки и арбалеты, заняла оборону.
Каменные домики и сады вдоль северной окраины представляли собой удобный рубеж: лучники, оставаясь незаметными, держали под прицелом гребень холма.
Бессмертные приближались. Они уже не могли бежать, и движение колонны было слишком медленным.
Даггар снова сел в седло. Часть бессмертных, защищая колонну, выдвинулась к холмам, держа наготове многометровые копья. Будь Даггар на месте Эдарка, он ударил бы именно сейчас.
Изможденные стремительным переходом бессмертные вряд ли могли выдержать атаку конницы. Правда, победа обошлась бы Эдарку немалой ценой…
Но Эдарк медлил. Бессмертные беспрепятственно вошли в Нокко и перекрыли дорогу позади себя повозками.
* * *
Солнце закатилось, наступала страшная ночь. Даггар предпринял все меры предосторожности, какие только были возможны. И тем не менее положение отряда было крайне уязвимым.
Но не знал Даггар, что в этот самый момент Эдарк, получивший сообщение из Суэ, пересаживает намутцев на свежих коней, и что князь Руэн, оставшись без Эдарка, ни за что не отважится на ночное нападение.
Нокко погрузился в сон. Усиленные посты, выставленные по периметру, менялись каждые полчаса: люди смертельно устали и не могли выдерживать положенное время.
Даггар, потерявший сон от усталости и тревоги, объезжал посты, подбадривал воинов и ожидал рассвета.
А Эдарк между тем стремительно уходил на запад, к разоренному Суэ.
* * *
Наступил рассвет, а нападения не было. Даггар выслал дозоры в холмы, и все они вернулись с сообщением, что данахцев не видно, хотя пепелища и конский помет говорят о том, что враг всю ночь простоял недалеко от поселка.
Даггар был в сомнении. Он созвал большой совет сотников, на котором назначил двух полутысячников — своих заместителей.
Силы Даггара заметно ослабли. Теперь у него было меньше полутора тысяч войск, включая конницу. Эти пятнадцать сотен, конечно, представляли грозную силу, но их было уже недостаточно, чтобы выиграть открытый бой у Эдарка.
На совете было решено, воспользовавшись паузой, продолжить стремительный марш-бросок. До самой границы княжества не было больше крупных поселений, а значит, негде было пополнить запасы пищи и отдохнуть, не прибегая к строительству укрепленного лагеря.
Даггар выслал вперед три сотни воинов, которые должны были подготовить лагерь в полутора дневных переходах.
Но едва бессмертные выступили из Нокко, как дозор сообщил, что на востоке, на расстоянии двух миль, дорогу перекрыло войско данахцев.
— Вперед! — приказал Даггар. — Примем бой. Или прорвемся в Нуанну, или погибнем в этих проклятых холмах.
* * *
Руэн правильно выбрал позицию и расположил войска так, чтобы не дать бессмертным совершить обходной маневр через холмы. В центре, почти на самой дороге, он поставил намутскую конницу, которой командовали два намутских сотника со странными именами Натуссар и Набудассар — оба огромные, чернобородые, беспощадные и к своим воинам, и к врагам. Арбалетчиков выдвинул вперед, они заняли удобную позицию на возвышенности.
Теперь оставалось только ждать.
Солнце поднялось высоко, когда тучи пыли возвестили о приближении Даггара.
Бессмертные приблизились и на виду у Руэна начали строиться в боевые порядки: «черепахи», прикрывавшие лучников — впереди, за ними — цепи фаланги. Всю конницу Даггар поместил на левый фланг. Она должна была смять данахцев у холмов и обойти намутцев, ударив им в тыл.
В раскаленное белесое небо взметнулись черно-белые орлы аххумов. Потом взревели трубы — и «черепахи» пришли в движение.
Такой битвы еще не знало это иссушенное солнцем побережье.
С неистовостью, так долго копившейся, бросились друг на друга тысячи людей. Арбалетчики успели сделать лишь два залпа и были сметены кавалерийской лавой бессмертных. Бой завязался у подножия холма, потом переместился выше. Конница аххумов дралась отчаянно, и стала быстро теснить данахцев, не привыкших к большим сражениям.
Между тем намутцы, прорвавшись сквозь порядки «черепах», бешено ударили в фалангу. Фаланга не выдержала натиска, ряды смешались, и длинные копья стали бесполезным оружием.
Бессмертные отбрасывали их и сражались, прикрываясь своими огромными щитами.
Сам Даггар в легком киаттском шлеме не выдержал напряжения и с отборным отрядом бросился навстречу прорвавшимся черным всадникам.
Стихли горны, над холмами поднялся грохот сражения.
Ослепительно вспыхивали на солнце сабли намутцев, трещали щиты и кольчуги, сухая трава обагрилась кровью.
— Эдарк, Эдарк! — закричал Даггар, пробиваясь сквозь черные щиты. Оказавшись на свободном от сражающихся пространстве, он неожиданно столкнулся с князем Руэном.
— Зачем тебе Эдарк? Может быть, для начала сразишься со мной, варвар?..
Арбалетчики, сопровождавшие князя, подняли свое страшное оружие, но князь взмахом руки остановил их:
— Пусть будет честный бой. Земля Данаха да поможет мне!
Противники разъехались, развернули коней, и устремились друг на друга.
От страшного удара кони присели и более легкий жеребец Даггара едва не опрокинул всадника, тяжело ударившись крупом о землю.
Даггар снова поставил его на ноги. У князя сломалось копье: оно попало в центр двухслойного тяжелого аххумского щита и не смогло пробить его. Даггар, оглушенный ударом, выпустил свое копье, и противники съехались вновь, выхватив мечи.
Они рубились долго и отчаянно. Руэн сбил с головы Даггара шлем, но пробить кольчугу не смог. Даггар, все еще не пришедший в себя, мог лишь парировать удары.
И когда искусный фехтовальщик Руэн выбил из рук Даггара меч, тысячник почувствовал себя побежденным.
Свита Руэна радостными возгласами приветствовала удачный выпад князя. Еще удар, и свита радостно взревела: Даггар выпал из седла.
Бой еще кипел вокруг, еще рвалась во фланг данахцам конница, которой командовал полутысячник Амгу, и бессмертные, истекая кровью, еще выдерживали натиск в центре.
Но усталость и двухкратный перевес противника давали себя знать. Бессмертные медленно отступали к холмам, а конница все больше увязала в рукопашном бою с превосходящими силами данахцев.
Даггар тяжело рухнул на песок. Седые волосы его потемнели от крови. В глазах плыли цветные круги, в тысячу раз усиленные палящим солнцем.
Руэн спешился и подошел к поверженному противнику. Он легонько ткнул острием меча в открытое горло Даггара.
— Дикарь! Ты будешь продолжать бой или предпочитаешь смерть?
Даггар закрыл глаза. Его обступала тошнотворная кровавая бездна. Бездна засасывала его, втягивала в беспамятство, в вечность… Даггар краем сознания понял, что ему нет места на Лестнице Богов. Он идет в высший мир с клеймом предателя, которому во веки веков не будет прощения… И там, в царстве мертвых, он обречен ежедневно вступать в кровавую схватку с Руэном и ежедневно погибать позорной смертью, недостойной полководца.
Кто-то шепнул ему в ухо: «Даггар! Встань! Бессмертные становятся смертными!» И внезапно тысячник всплыл из бездны. Он открыл глаза. Над ним, усмехаясь, в щеголеватом шлеме, с круглым полированным щитом в руке, стоял князь Руэн.
— Да, я дикарь, — прошептал Даггар, приподнимаясь с кровавого песчаного ложа. — И буду драться, как дикарь.
Он зачерпнул пригоршню песка и метнул его в лицо Руэну. Князь вскрикнул и отшатнулся. В следующее мгновенье Даггар бросился на него и вонзил кинжал в подреберье — туда, где был просвет между латами.
Руэн захрипел и опустился на колени.
Смолкло все вокруг. Кажется, даже бой утих и противники опустили окровавленные мечи, ожидая развязки.
— Я говорил о честном бое, — прохрипел Руэн и упал головой вперед, только глухо звякнули латы.
И тотчас же вокруг обоих полководцев поднялась суета. Свита Руэна подняла князя и положила на коня поперек седла.
Даггара, едва державшегося на ногах, поддержал под руки один из сотников.
— Горны. Стяги. Построение, — приказал Даггар чуть слышно. — И коня командиру!
Повинуясь приказу, бессмертные стали строиться цепями, протянувшимися от самого берега до гребня ближайшего холма.
Их оставалось немного — тех, кто еще мог встать в строй с оружием в руках, — но и они представляли собой грозную силу.
Данахцы отхлынули вслед за своим повелителем — конь уносил его с поля боя, за холмы.
Сотник помог Даггару сесть в седло. С глубокой раной на голове, в окровавленной кольчуге, тысячник выехал на пригорок.
Перед ним, замерев, стояли бессмертные — воистину бессмертные, залитые своей и вражеской кровью, — и над ними гордо реяли черно-белые стяги.
Даггар набрал в грудь воздуха, насколько позволяла боль в ребрах, и выдохнул великие, знакомые аххумам слова:
— Мы победили!
И когда воины разом выдохнули в ответ: «Ушаган!» — конь под Даггаром метнулся вбок и внезапно пал на колени.
Тысячник ткнулся щекой в горячий песок и кровавая бездна мгновенно втянула его в свою тошнотворную пасть.
* * *
Спустя немного времени противники — уже без оружия — вновь сошлись на поле боя. На этот раз для того, чтобы подобрать павших товарищей.
В битве погибли почти двести бессмертных и вдвое больше были ранены.
Потери данахцев были еще больше, и противники, не сговариваясь, соблюдали перемирие.
Здесь же, на склоне, аххумы разбили лагерь. По другую сторону холма лагерем встали данахцы.
Вечером, когда спала жара, полутысячник Амгу выехал на гребень в сопровождении двух сотников и толмача. Один из сотников держал древко с приспущенным аххумским стягом.
Им навстречу из лагеря данахцев выехали тоже четверо, и тоже с приспущенным данахским флагом.
Остановившись в полутора десятках шагов друг от друга, парламентеры некоторое время рассматривали друг друга. Потом Амгу тронул коня. То же сделал и великан в намутском плаще. Они съехались.
— Я Амгу, полутысячник бессмертных, — сказал Амгу на языке Равнины. — Я уполномочен тысячником Даггаром вести переговоры.
— Я Натуссар, заместитель Алабарского Волка, военный вождь Черных всадников Намуза.
— Думаю, долгих разговоров не будет, — продолжал Амгу. — Нам нужно время, чтобы проводить души павших в страну, откуда не возвращаются. Мой повелитель считает, что до утра мы не должны обнажать мечей.
— Я вынужден согласиться с тобой, пришелец, — низким басом ответил намутец. — Хотя наши воины и рвутся в бой.
— Завтра, на восходе солнца, мы снова встретимся здесь для дальнейших переговоров.
— И снова я согласен с тобой, — кивнул великан.
Амгу поднял руку ладонью вперед и повернул коня. На мгновение замешкался и обернулся:
— Что князь Руэн?
— Рана тяжела, но не смертельна, — медленно ответил великан.
Амгу больше ничего не сказал и противники разъехались.
* * *
Прошла еще одна ночь. Ночь, наполненная хрипами раненых и умирающих, ночь погребальных костров, для которых пришлось вырубить все кустарники на целую милю вокруг.
Перед рассветом аххумы были подняты и построены в маршевую колонну. Раненых положили в глубокие щиты, щиты — на копья, копья — на плечи.
Колонна выступила бесшумно, и к рассвету бессмертные были уже далеко от места битвы.
Воины бежали так, что не успевшие отдохнуть лошади снова не выдерживали темпа, спотыкались и падали. Их оставляли околевать на дороге, ибо даже о пище заботиться уже не было времени.
Даггар был на коне. Он еще не оправился от вчерашнего боя, и рядом с ним ехали два ординарца, готовые поддержать командира, если это потребуется.
К полудню они оставили позади еще один поселок: данахцы, разинув рты, дивились на тысячу воинов, молча и сосредоточенно бежавших под сжигающим солнцем.
На мосту через реку Чанд их ожидал слабый отряд, состоявший, видимо, из добровольцев. При первом же ударе конницы он позорно бежал, даже не пытаясь вступить в бой.
Никто их не преследовал, и, поднявшись на холм, они глядели на колонну, выкрикивая глупые ругательства.
От реки Чанд до Нуанны оставалось всего около пятидесяти миль.
Бессмертные при благоприятных обстоятельствах могли преодолеть их менее чем за день. Но обстоятельства были против: во второй половине дня арьергард был атакован догнавшей аххумов конницей намутцев.
Между тем местность изменилась и не казалась столь мрачной и пустынной. Дорога то и дело, отдаляясь от берега, разрезала рощи вечнозеленых дубов и кипарисов, холмы отбежали к самому горизонту, а на открывшейся равнине можно было видеть мирно пасущиеся стада и белые домики, утопавшие в зелени. Эта местность, граничившая с Ну-Аном, была самой плодородной частью Данаха.
Достигнув одной из рощ, Даггар приказал строиться в боевые порядки, лучникам — рассредоточиться и залечь на опушке.
Вылетевший из-за поворота разгоряченный погоней отряд намутцев был встречен дружным залпом. Всадники остановились и повернули назад.
Даггар сосредоточил войска на флангах, сходящихся к дороге.
Когда к намутцам подтянулись основные войска, стало ясно, что бессмертные вряд ли выдержат удар. Данахцы преследовали их, подменивая лошадей, и выглядели свежими и бодрыми.
К Даггару подъехал Амгу.
— Мне больно смотреть на наших солдат, — сказал он. — Трое суток без отдыха, почти без пищи… Боюсь, повелитель, нам не удастся пробиться.
— Что же ты предлагаешь? — спросил Даггар, уже понимая, что хочет предложить Амгу.
— Оставить сильный заслон. Всем, кто еще способен идти — уходить.
— Раненые?
Амгу промолчал.
— Арьергард погибнет, — проговорил Даггар. — Слишком дорога цена. Слишком много крови.
— Но иначе погибнут все, — напомнил Амгу.
Даггар взглянул вперед, туда, где темнела и множилась масса данахцев. Потом перевел взгляд на воинов, стоявших вблизи. Где их былая выправка? Где их победы? Где слава? Измятые, исцарапанные щиты. Зазубренные мечи. Едва ли годные для сражения шлемы. Даже гордые аххумские стяги, казалось, обреченно поникли.
Даггар тронул коня, привстал в стременах и надорванно выкрикнул:
— Воины!
Все стихло. Даже птицы умолкли. Даже деревья перестали шелестеть темной листвой.
— Я увел вас из Суэ в надежде сохранить ваши жизни. Я не хотел, чтобы вы погибли в бессмысленном и бесконечном пути к неведомому Приозерью. Но я ошибся.
Он передохнул и продолжил:
— Теперь у нас нет пути назад. Мы должны дойти до Нуанны. Я спрашиваю вас, бессмертные, храбрейшие из храбрейших, побеждавшие в сотнях битв, вас, для которых долг всегда был высшим понятием, выше самой жизни, — кто готов принять здесь последний бой и задержать данахцев, чтобы остальные успели уйти?
Повисло долгое-долгое молчание. И внезапно все пришло в движение. Взметнулись черно-белые стяги, вспугивая птиц, зашевелились воины и грозно засверкали доспехи.
— Приказывай, повелитель! — выступил вперед израненный, едва передвигавшийся сотник из каулов Уббах. — Каулы готовы выполнить приказ!
— Приказывай, повелитель! — отозвались с другой стороны. — Таулоки готовы выполнить приказ!
— Приказывай, повелитель! Атмы с тобой!..
И еще в нескольких местах раздались голоса, называвшие свои племенные имена.
Даггар поднял руку. По щекам его текли слезы.
— У нас мало времени, — глухо сказал он. — Пусть это будут каулы. Пусть они добавят славы к своему славному имени.
Он развернул коня.
— Амгу?
— Я остаюсь, господин.
— Прощай, Амгу. Твое имя — Дважды Бессмертный.
Амгу развернул коня и стал быстро отдавать команды.
— В колонну! Легкораненых — на лошадей! — крикнул Даггар.
Каулы построились. Их было чуть больше сотни.
— Ушаган! — крикнули остающиеся.
— Ушаган! — ответили уходящие.
* * *
Первым приказом Амгу было рубить деревья и устраивать завалы на дороге и по обе стороны от нее. Едва первые стволы упали на дорогу, послышались горны данахцев, готовившихся к атаке.
За первой полосой завалов залегли воины, вооруженные арбалетами и луками. Их было около двадцати, арбалетчики имели по два заряженных арбалета, и несколько воинов готовы были перезаряжать их. Правда, количество железных стрел было ограничено.
Данахцы, предвидя засаду, атаковали пешим строем легковооруженных воинов.
Их щиты железные стрелы прошили насквозь. Арбалетчики сразу же сделали второй залп, а спустя минуту — и третий, уже в спины побежавших данахцев.
Снова послышалось пение горнов. Конница свернула к северу и большой ее отряд стал огибать рощу.
Амгу, оставивший еще двадцать человек на втором рубеже завалов, с оставшимися воинами бросился к дальней опушке.
К счастью, дорога, выбежав из леса, уходила за холм, и бессмертные Даггара успели скрыться до того, как конница данахцев обнаружила их.
— Лучники!
Залп во фланг летящим во весь опор данахцам оказался слишком слабым, но конница стала разворачиваться фронтом к опушке.
Сорок каулов выстроились в двухрядную фалангу. Это все, что могли они противопоставить почти трем сотням всадников.
Кони остановили свой бег, данахцы вглядывались в заросли, почти скрывавшие фалангу.
— Эй, выходите из леса, жалкие трусы! — послышался голос, говоривший на языке Равнины. — Примите честный бой!
Каулы, поднявшие громадные копья, молчали.
— Это заповедный лес, лес князя Руэна! Но мы сожжем его!
— Отходить! — негромко приказал Амгу и фаланга, пятясь, скрылась в глубине леса.
Если бы в этот момент командующий конницей сообразил, что в роще остался лишь арьергард и, оставив попытки уничтожить его, направился по дороге к востоку, данахцы спустя немного времени догнали бы Даггара.
Но командующий, к счастью, рассудил иначе, и конница повернула назад, присоединившись к основному войску.
Амгу возвратился к оставшимся в засаде. Данахцы спешивались: вероятно, князь Руэн — если он был в силах — решил устроить совещание.
Один из каулов, забравшись на дерево, сообщил, что черных плащей намутцев среди расположившихся на привал не видно.
Прошло уже около двух часов. При хорошем темпе движения Даггар должен был пройти одну пятую часть пути.
До заката оставалось еще около трех часов.
* * *
Вскоре данахцы предприняли новую атаку. Они атаковали севернее дороги, пешими силами, причем передние ряды были защищены огромными аххумскими щитами, собранными, видимо, на поле последнего боя.
Амгу приказал отойди за второй ряд поваленных деревьев.
Взвились огненные стрелы, впиваясь в вековые заповедные стволы. Пламя охватило деревья, взметнулось вверх, и, подгоняемое ветром, стало пожирать лес.
Вскоре пришлось оставить второй рубеж — огонь был невыносим.
Но едва каулы стали отходить, как сзади выросли враги. Черные намутские конники оседлали желтую дорогу, а заросли прочесывали тяжеловооруженные данахцы.
— Они обошли нас с юга, вдоль берега моря, — сказал сотник Уббах. Он был ранен стрелой в плечо и, подложив толстую шерстяную накидку, крепко привязал к плечу небольшой круглый данахский щит.
Отступать было некуда: позади огонь с неистовым ревом пожирал прокаленные солнцем деревья, впереди медленно наступали данахцы.
— На дорогу! — приказал Амгу. — Полное построение!
Взметнулись каульские стяги — в черном и белом квадратах разорванный обруч. Ощетиненные копьями и мечами, прикрытые с ног до головы огромными щитами, десяток «черепах» занял круговую оборону.
Амгу и Уббах на конях выехали вперед, на дорогу, встав лицом к лицу к черным всадникам. Впереди намутцев высилась фигура великана Натуссара, с которым накануне Амгу вел переговоры.
— Трусы! — крикнул великан. — Вы оставили поле боя и трусливо бежали!
— А как здоровье князя Руэна? — язвительно спросил Амгу.
— Князь жив и здоров, аххумский пес! — проревел великан.
— Почему же его не видно среди сражающихся?
— А потому, — загремел великан, выходя из терпения, — что среди вас для него нет достойного противника!
— Значит, князь отправился на поиски более достойных, — сказал Амгу. — И путь ему, видимо, предстоит неблизкий.
Великан взревел и пришпорил коня.
Позади Амгу стояла добротная сосна, и именно в ее ствол Амгу предусмотрительно упер древко своего копья. Великан не успел охнуть: конь помчался прочь без седока, а намутец, выкатив глаза, медленно сполз с копья и рухнул спиной на желтую дорогу.
С неистовым воем намутцы ринулись вперед. Дорога здесь была очень узкой, намутцы скучились так, что не могли развернуться, когда черепахи отпрянули в стороны и передние конники прямиком ухнули в огонь.
Жалобно заржали лошади, крики горевших заживо и треск огня слились в оглушительный шум, добавивший сумятицы. Намутцы никак не могли разъехаться, всадники сворачивали с дороги в стороны, и тут же падали под копьями и мечами каулов.
Но вот в бой вступила пехота и стала теснить черепах к жадно поглощавшему расстояние огню. Жар был уже невыносим, Амгу приказал отступать через лес вправо, к берегу моря.
Когда бессмертные вырвались из леса, их встретили данахские цепи, выстроившиеся вдоль самого берега.
Каулы вновь оказались меж двух огней.
Амгу вырвался вперед, и, привстав в стременах, крикнул на гортанном наречии каулов:
— Мы в кольце! Примем последний бой! Строиться в большую черепаху!
Остатки каульской сотни выстроились тремя кольцами. Враги теперь были со всех сторон. Намутская конница, выбравшись из леса, остановилась, наблюдая за последним сражением.
Первые ряды данахцев присели. Позади них стояли арбалетчики.
Множество железных стрел, невидимых в полете, прошило аххумские щиты. Первое кольцо сильно поредело. Каулы перестроились и все три кольца резко уменьшились.
Арбалетчики неторопливо перезарядили оружие.
Еще залп. Новые трупы усеяли прибрежный песок, а кольца сжались сильнее.
В центре колец раненый Амгу стоял спиной к спине Уббаха. Уббах сжал левой рукой меч, правая бессильно висела, и по ней медленно стекала кровь, просачиваясь из-под данахского щита.
И еще залп.
И тогда, когда от каулов осталась лишь небольшая горстка, с воплями бросились вперед данахские копьеносцы.
То, что не довершили железные стрелы — довершали копья. Каулы еще сопротивлялись, еще пытались вступить в единоборство, но их мечи были слишком коротки и слишком затуплены.
— Ушаган! — прошептал Амгу. И когда перед ним вырос улыбающийся во весь рот бородатый данахец, Амгу дотянулся до его рта мечом.
Потом началась свалка. Данахцы лезли к Амгу, пытаясь достать его мечами. Мертвый Уббах, пронзенный копьем, стал словно вторым щитом Амгу, защищавшим его со спины. И Амгу яростно отражал удары, боясь сойти с места, чтобы мертвый Уббах не упал.
Уббах не падал, казалось, дух его решил помедлить, дожидаясь духа Амгу. Ждать оказалось недолго.
Данахское копье пробило щит и с силой ударило в панцирь. Амгу пошатнулся, и тут же что-то невыносимо раскаленное вонзилось ему в шею, и что-то еще ударило по руке, а потом удары стали сыпаться один за другим.
Амгу медленно падал, слишком медленно для мертвого.
Ведь он был дважды бессмертным.
Амгу открыл глаза и хотел поднять меч, чтобы поразить особенно нахального данахца, который, склонившись над полутысячником, пытался стащить с него богатый золотой пояс с кинжалом.
Меч не поднялся, и взглянув, Амгу увидел рядом с собой свою отсеченную руку, сжимавшую рукоять обломанного меча.
Тогда другой рукой Амгу дотянулся до кинжала, вытащил его из ножен и воткнул в живот данахца. Данахец открыл рот и повалился прямо на Амгу.
— Руку и меч!.. — прошептал Амгу, но его никто не услышал, ибо и губы его уже были мертвы.
Невероятным усилием Амгу сбросил с себя труп данахца.
Вокруг него стояли воины и смеялись. Амгу хотел встать — и один из воинов тут же отсек ему ногу громадным данахским топором.
Амгу подтянул другую ногу, ему уже почти удалось приподняться — но топор взметнулся и опустился снова.
Амгу приподнял руку с окровавленным кинжалом, и вдруг увидел, что рука легко отделилась от плеча и отлетела под ноги гогочущим воинам.
И тогда Амгу стал взлетать. Он поднимался все выше и выше, вот уже взору его открылась гора трупов, наваленных вокруг Уббаха, трупы каулов вперемежку с трупами данахцев, и еще он увидел свое разрубленное на части тело, залитое кровью, будто куски свежего мяса, приготовленного для жертвоприношения. Потом он увидел полоску желтого песка и бескрайний синий простор, в котором с криком висели чайки, и еще был горевший лес, и еще — голубая вода, сливавшаяся с ослепительным небом, и бесконечные поля с белыми домиками, утопавшими в садах, и далекие-далекие, в дымке, горы.
А потом Амгу оказался перед темными скользкими ступенями, уводившими вверх, и он пошел по ним, оставляя позади страх, печаль и тревогу, и еще — смутные бормочущие тени, среди которых он то и дело узнавал знакомые лица. «Дальше, дальше» — шептал Иггар белыми губами; «Дальше, дальше» — шептал Агар, закрывавший лицо черными руками; глухонемые каулы, зарезанные по приказу предателя, кивали ему и показывали руками: «Дальше, дальше»; «Дальше, дальше», — отрешенно улыбался Уббах;
«Дальше», — салютовала мертвая сотня, — и Амгу спешил мимо, дальше, не останавливаясь… Он поднимался выше, ступеньки становились светлее и ровнее, ведь эта лестница вела в небо, и вокруг, в розовом свете, он увидел множество улыбающихся лиц, и сам улыбнулся в ответ, и остановился, окруженный душами тех, кто прославил себя великими подвигами. Но кто-то шепнул ему:
«Дальше, дальше». Он удивился, он поднялся уже слишком высоко, так высоко, как не поднимался ни один из знакомых ему доблестных воинов. Но снова услышал: «Иди, иди. Тебя ждут там, на самом наверху». Он удивился, потому, что знал сотни героев, которые были достойнее его. Но шагнул еще выше, как подобает воину, выполняющему приказ.
И он поднялся к сияющему неземным светом белому дворцу. И из розовой дымки появился Верный Аббу и показал ему рукой — туда, иди туда, ты заслужил! Амгу оказался перед невообразимо огромными белыми дверями. И эти белые двери распахнулись беззвучно, и кто-то, сидевший в ослепительном сиянии громадного белого зала, поманил его рукой. А другой, стоявший в почтительной позе у трона, медленно двинулся навстречу Амгу, говоря:
— Ты вернулся домой. Путь был труден, но ты вернулся.
— Кто ты? — тихо спросил Амгу.
— Я Эхгар. Иди. Он ждет тебя.
— Кто?
— Ни слова больше. Ты узнаешь его. Иди.
И когда Амгу подошел к высокому трону, он увидел на троне себя и попятился в испуге.
— Не бойся, Амгу. Я — тот, кто творит мир, хотя меня называют по-разному, и в разных лицах являюсь я душам павших героев.
Меня называют Аххуманом, отцом-прародителем, Повелителем Лестницы, Кормчим Земли-Корабля, богом аххов и даже богом богов. Но сейчас не об этом, Амгу. Тебя назвали Дважды Бессмертным, и тот, кто сделал это, совершил ошибку. Не во власти смертных творить жизнь, и даже я не могу возвратить ее тебе. Тем более, что время сейчас на земле — не мое. Пробили склянки, сменилась вахта, и другой ведет корабль в будущее. И будущее будет другим. Но все же ошибку смертного нужно исправить. Я не смогу дать тебе новое тело, Амгу. Но могу вернуть тебя в твое прежнее. Только так ошибка может быть исправлена, и ты станешь дважды бессмертным. Хотя для этого тебе придется снова пройти через боль и муку. Иди, Амгу, сделай то, что считаешь нужным, а потом возвращайся. Только тогда ты найдешь здесь покой и забвение… Прощай, Амгу, названный так неудачно. И так гордо… Прощай.
* * *
И снова дух Амгу полетел над полем, над залитыми кровью трупами, над хохочущими данахцами, надругавшимися над поверженными воинами.
Нелепый человеческий обрубок — то, что еще оставалось от тела Амгу — шевельнулся. Амгу открыл глаза.
И разом смолк хохот.
Невероятным усилием Амгу перебросил свое изуродованное тело через труп данахца и зубами впился в ногу намутца с секирой.
Намутец вскрикнул, упал и пополз прочь, завывая от ужаса, волоча за собой тело Амгу.
Воины попятились, некоторые упали на четвереньки. Среди воя и ужаса громадный намутец в черном плаще остановил коня, выругался на лающем языке горных племен Намута, спрыгнул на землю и длинной кривой саблей отрубил голову Амгу.
* * *
А потом, когда голова, откатившись в сторону, наконец замерла, громадный намутец снова вскочил в седло, поднял копье, прицелился и вонзил его в окровавленную шею.
Он поднял голову, насаженную на острие, и поскакал мимо ползавших по земле данахцев.
— Вот он, один из бессмертных! Глядите, трусы! Что страшного в нем?.. Глядите! Набудассар приказывает вам — глядите!
Копыта громадного коня взметали фонтаны песка.
Голова Амгу — черная, с выкаченными белками глаз, — казалось, смотрела на данахцев. И улыбалась.
* * *
Намутцы кривыми саблями добили тех раненых, которые смогли выползти из горевшего леса.
Потом оседлали коней. Отдыхать было некогда. Оставив данахцев далеко позади, несколько сотен черных всадников помчались по желтой дороге. Впереди на огромном жеребце скакал намутец гигантского роста, а на копье его криво ухмылялась мертвая голова Амгу.
НГАР УБЕГАЮЩИЙ
Почти две сотни конных бессмертных — вот и все, чем мог располагать Нгар. Правда, был еще верный Шумаар, а он один стоил сотни.
Отряд, бросив все, кроме оружия, помчался к Западным воротам.
В темноте у самых ворот стояла большая темная толпа воющих женщин.
— Факела! — приказал Нгар.
Огонь осветил молодых суэтянок, закутанных в скромные темные одеяния.
— Возьми нас с собой, царь! — на ломаном аххумском наречии выкрикнула одна из женщин.
Она подбежала к Нгару и ухватилась за стремя.
— Кто ты такая? — грубо спросил Нгар.
— О, разве ты не помнишь, как я ласкала тебя две ночи? Так ласкала, что ты даже велел наградить меня! — Женщина распахнула плащ и на голой груди Нгар разглядел кровавые рубцы.
— Тебя наградили, чего же ты хочешь еще? — спросил Нгар, криво ухмыльнувшись.
— Возьми нас с собой, возьми с собой! — закричало несколько голосов.
Нгар пожал плечами и тронул коня.
— Нет! Не уезжай! — закричала та, что держалась за стремя.
Одеяние упало с нее, невероятной длины темные волосы расплескались по плечам. — Наши мужчины убьют нас! Они сбросят нас со стен на съедение шакалам!
— А, так вот чего боятся эти грязные шлюхи! — презрительно сказал Нгар Шумаару. И крикнул: — Отпусти стремя! Прочь с дороги, верные дочери рабов!
Женщины завыли в голос, цепляясь за стремена всадников.
— Возьмите нас с собой! Не уезжайте!
— Мы не можем вас взять с собой! За нами будет погоня! Прочь!
— Но как же нам быть?
— Убирайтесь из города! Идите в горы и живите, как дикие звери!
— О, ты не знаешь наших мужчин! Они найдут нас, они не оставят нас в покое! Они забьют камни в наши рты!
Нгар молча размахнулся и хлестнул красавицу плетью. Она выпустила стремя и упала в пыль.
Отбиваясь плетьми, аххумы прорвались к воротам и выехали на дорогу.
Вскоре вопли стихли и темные крепостные стены потонули во тьме. Лишь звезды освещали всадникам путь, и темная дорога стремительно неслась под копытами.
Но вот впереди заблестела гладь широкой реки. Это была Альсунга, и здесь проходила западная граница Данахского княжества.
На переправе могла быть засада, и Нгар свернул на север, в холмы.
Ехать приходилось медленно, и на берег уставшие кони вынесли седоков лишь к самому рассвету.
Всадники спешились для краткого привала. Лошадей пустили пастись в богатой травой пойме.
Вскоре вернулся Шумаар и подсел к костру, у которого в мрачном раздумье сидел Нгар.
— Плохие вести, господин, — сказал Шумаар. — В двух милях отсюда я выехал на дорогу и приложил к ней ухо. Войско. Много, очень много копыт.
— Это Эдарк, — сказал Нгар. — Гасить костры. На север!
По берегу реки пролегала сносная дорога, по ней-то и помчался отряд Нгара.
Когда солнце поднялось уже высоко и кони стали спотыкаться от усталости, впереди показалась деревушка.
Нгар спешился у первого дома, из которого высыпала бесчисленная орава детей.
— Еды, — сказал Нгар. — Мы вас не тронем и уйдем.
Женщина с младенцем на руках вернулась в дом и молча вынесла глиняную миску с несколькими вялеными рыбами.
В деревушке жили небогато, но Нгар выполнил обещание.
Подкрепившись, отряд выехал дальше на север.
Когда деревня скрылась из глаз, Нгар остановил коня.
— Будем переправляться на тот берег.
— Река широка, господин, — безо всякого выражения сказал Шумаар.
— Я вижу это сам, Шумаар. Но мы переплывали Тобарру и Алаамбу. А они тоже широки.
Дав коням немного передохнуть, отряд вошел в воду.
Течение оказалось довольно сильным, вода — холодной. Вдобавок ко всему, когда до берега оставалось уже недалеко, в высоких береговых зарослях появились какие-то странного вида люди.
Нгар слышал о загадочных племенах, обитающих на ничейных землях между княжеством Данах и рекой Нерайной. На старых картах эти земли назывались «Чужие территории». Теперь ему предстояло поближе познакомиться с ними.
* * *
Когда они выбрались на сушу, их не встретил никто. В береговой глине остались следы — слишком маленькие для ног взрослых воинов — но они никуда не вели.
Еще один короткий привал — и снова бросок, на этот раз на юг.
Река исчезла за зарослями, отряд скакал по тропе, поднимавшейся на холмы. Редкие искривленные сосны становились выше и гуще, и вот уже воины ехали через густой бор, в котором было темно и прохладно.
— Разреши мне сказать, повелитель, — обратился Шумаар к Нгару.
— Мне не нравится этот лес. Враг может близко подобраться к нам за деревьями, и мы его не заметим.
— Тропа поднимается выше. На перевале лес станет реже, — ответил Нгар.
Действительно, лес вскоре поредел. Отряд выехал на перевал.
Отсюда были видны изумрудные волны невысоких гор, убегавших на запад, и блестящий серп реки.
Шумаар долго вглядывался в речную излучину, и вдруг поднял плеть:
— Вон они — черные всадники Эдарка!
Нгар, привстав в стременах, вгляделся. Множество лодок и плотов пересекало речную гладь приблизительно в трех милях от перевала. Путь на юг, к морю, был закрыт.
— Проклятье! — сквозь зубы сказал Нгар. — Наши лошади падают от усталости. Нужна вода и много травы. И хотя бы одна спокойная ночь…
Он тронул коня и поехал по тропе, которая вела вниз, дальше на запад.
— Поедем шагом лесными тропами. Выставить охранение, — приказал он на ходу.
* * *
Спуск в долину занял много времени, и солнце уже стояло низко над зелеными горами, когда отряд выбрался на берег неширокой быстрой реки с кристальной водой.
— Привал! — объявил Нгар. — Выслать дозоры вверх и вниз по течению.
Измученных лошадей, наконец, разнуздали и пустили пастись на берегу. В реке воины наловили мелкой рыбы и испекли ее на кострах.
Солнце уже закатилось и Нгар задремал под легким навесом, натянутым на берегу.
Вскоре послышался топот копыт — вернулся один из дозоров.
— Повелитель! — доложил десятник-каул, — мы встретили диких людей!
Люди-звери в шкурах, с дубинами и дротиками, напали на дозорных из засады. К счастью, воины остались невредимы, если не считать нескольких неопасных царапин. Зато им удалось ранить одну из лошадей. Оставив лошадь, дозорные поспешили в лагерь. Уезжая, они видели, как люди-звери набросились на еще живую лошадь и начали пожирать ее, орудуя громадными ножами из камня.
— Подождем тех, что уехали на север, — сказал Нгар. — Здесь оставаться опасно. Если этих дикарей тут много, мы останемся без лошадей.
Прошло еще немного времени, и наконец вернулись воины, посланные на север. Они тоже встретили диких людей, которые, однако, не посмели напасть. Но, если судить по голосам — здешние леса буквально кишат дикарями.
По приказу Нгара вверх по склону был вырублен лес и лагерь обнесен не слишком надежной городьбой. Внутри городьбы разожгли костры, лошадей стреножили, выставили часовых.
Остальным Нгар приказал отдыхать, чтобы завтра с новыми силами продолжить путь на запад.
* * *
Едва звезды зажглись в черном небе, как ближние склоны огласил многоголосый звериный рев. В этом реве не было угрозы, а слышались лишь тоска и отчаяние.
Вскоре, однако, в голосах полулюдей послышались нотки озлобления. Часовые вовремя заметили опасность и выпустили из луков несколько зажженных стрел.
Полузвери, напуганные огнем, отступили под защиту деревьев. До утра они не отваживались нападать, однако их голоса, то приближаясь, то отдаляясь, мешали Нгару спать и казались голосами из потустороннего мира.
* * *
Утро было мирным и ясным. Отдохнувшие лошади легко несли седоков вдоль ручья на север, вверх по течению.
Ручей быстро сошел на нет и отряд снова оказался в глухом и мрачном лесу. Узкая тропа забирала все круче вверх.
К полудню они преодолели еще один перевал. Внизу искрилась ручьями и озерами просторная долина.
— Может быть, здесь живут дикари. А может быть, и другой, еще более опасный враг, — в раздумье сказал Нгар. — Но у нас нет выбора.
* * *
Чем дальше под уклон, тем шире и наезженнее становилась тропа.
Нгар ехал впереди, рядом с ним — Шумаар, остальные воины следовали сзади.
Что-то не нравилось Нгару. Хотя ярко светило солнце и лес, пронизанный его лучами, казался веселым, и даже слышался пересвист мирных птиц, — что-то смутно тревожило темника бессмертных.
Он машинально придержал коня и дал нескольким всадникам обогнать себя. И в следующее мгновение увидел, как всадники вылетели из седел с криками изумления — вылетели, будто сраженные невидимыми копьями.
Еще миг — и сам Нгар почувствовал страшный удар в горло.
Солнце померкло и Нгар рухнул с коня в изумрудные травы.
НГАР. НАЧАЛО ПУТИ
…Все произошло очень быстро: сильные руки жреца обняли Амру, приподняли — и швырнули на постель. Она едва сдержала крик, боясь разбудить Нгара, и вытерпела все безропотно.
Но Нгар давно уже не спал. Прикрытый сбившимся одеялом, он молча и серьезно следил за тем, как потный седобородый старик поворачивал мать со спины на живот, с живота снова на спину, слушал его пыхтенье и стоны. Он видел его голый зад и часть спины из-под задранной рясы, — спины, покрытой длинной седой шерстью. Он видел смуглые — и тоже потные — ноги матери, и ее руки, обнимавшие старика за шею…
— Здесь, в Святом городе, мало женщин, — проговорил Пахар, когда все было закончено. — Евнухи и мальчики мне надоели. Я тебя отблагодарю…
Нгар не понял его слов, но подумал, что теперь у него будет много еды и игрушек.
* * *
С тех пор Пахар часто появлялся в келье Амры. Иногда он приносил подарки — сладости и вино. Маленького Нгара взяли в обучение, и теперь он большую часть времени проводил в школе при храме, где был самым юным учеником.
Ему было интересно. Толстый жрец обучал их чтению, заставляя до бесконечности повторять странные звукосочетания. Еще жрец рассказывал о Богах-Строителях, детях Аххумана, и Богах-Разрушителях, детях Намуххи, но Нгар понимал не все, хотя и очень старался. Частенько, выйдя из себя, жрец брал бамбуковую палку, и нещадно лупил учеников, а те выли в голос, изображая страдания. Нгара учитель до поры до времени не бил, и Нгар завидовал мальчикам, которые, получив взбучку, потом весело рассказывали об этом.
Но учение продолжалось недолго, и однажды случилось то, чего так боялась Амра. Пахар прибежал в келью во внеурочное время, вечером, сразу после трапезы. Лицо его было белее бороды.
— Собирайся, Хамра! — вполголоса проговорил он. — Собирайся и немедленно уходи. Я только что был у начальника городской стражи. Он вызвал меня и стал выспрашивать о тебе. Я сказал только то, что знал от тебя. Скажи мне правду, ты была когда-нибудь в Аммахаго?..
— Нет, — испуганно сказала Амра.
— И дом твой не сгорел, и муж не погиб… — Пахар покачал головой. — Тебя схватят и будут пытать. Оказывается, давно уже ищут женщину с ребенком из селения Муттара, что на западном склоне Гемских гор. Объявлена награда тому, кто найдет ее и укажет властям… Эта женщина — ты?
Амра залилась слезами, но Пахар встряхнул ее.
— Ты ведь знаешь законы. После пыток тебя сбросят в пропасть или побьют камнями… Уходи сейчас же, спрячься в Нижнем городе.
Он помог Амре собрать самое необходимое и вышел с ней из ворот храма. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как один из нищих, сидевших у стены, вскочил и завопил, показывая на Амру рукой:
— Вот она! Держите ее!
Нищие бросились на Амру. Особенно лютовал калека, выдававший себя за безногого: он несколько раз ударил ее по голове своей деревянной ногой.
Она упала в пыль, обливаясь кровью. Ее подняли. Воины с факелами оттеснили нищих.
— А награда? Как мне получить награду? — кричал тот, что первым узнал Амру.
— Придешь завтра к начальнику храмовой стражи, — ответил десятник.
— Это вовсе не он, а я первым узнал ее! — завопил другой, пораженный слепотой, с бельмами вместо глаз. — Я давно следил за ней!..
— Замолчи! Ты же слепой! Как ты мог ее рассмотреть? — ответил первый.
Они сцепились, к ним присоединились остальные, и уже по спинам товарищей стала гулять деревянная нога.
Амру тем временем потащили в караульню у храма Аххумана; обернувшись, она попыталась разглядеть Пахара, не увидела, и крикнула во тьму:
— Спаси сына!.. Моего сына спаси!
* * *
Нгар все понимал и помнил. Когда его привели в подвал, где содержались убийцы и святотатцы, он не сразу узнал мать. Глаза у нее заплыли, на волосах запеклась кровь. Увидев Нгара, она стала шевелить разбитыми губами, но Нгар ее не услышал. Он смотрел на высокого чернобородого человека в нарядной одежде.
У человека была жуткая, абсолютно голая голова. Голосом, вызывавшим дрожь, он спросил Нгара, узнает ли он эту женщину.
— Это мама, — ответил Нгар.
— А ты знаешь, в чем она обвиняется?
Человек с голым черепом и черной бородой приблизился к Нгару, наклонился. Нгар почувствовал зловонное дыхание и попытался отвернуться, но незнакомец схватил его за ухо.
— Ты помнишь своего отца?
— Помню.
— Ты видел, как эта женщина убила его?
Амра стояла на коленях со связанными впереди руками, позади нее возвышался стражник с дубинкой в руке. Услышав вопрос, Амра подалась вперед:
— Он не видел, он спал!
— Молчать! — прикрикнул чернобородый. — Это тебе не поможет!
Он снова потянул Нгара за ухо:
— Так ты видел, или нет?
Нгар молчал. Набычившись, он глядел вперед и вверх, но не на мать, а на того, кто охранял ее, поигрывая тяжелой дубинкой.
— Отвечай, иначе ты будешь считаться преступником.
— Почему?
— Потому, что не говоришь правду и тем самым пытаешься выгородить мужеубийцу.
Он тряхнул Нгара, да так, что слезы непроизвольно посыпались у него из глаз.
— Отвечай, или мы заставим тебя!
Он кивнул помощнику — высокому худому жрецу в темной одежде, тот приблизился с каким-то инструментом, тускло блестевшим в сиянии светильников.
— Вот это, — чернобородый снова встряхнул Нгара, заставляя смотреть на неведомый инструмент. — Это называется «отворитель правды». Знаешь, для чего он? Его накаляют на огне…
Амра страшно закричала, рванувшись вперед, но стражник был наготове: он повалил ее на каменный пол и ударил дубинкой.
Амра дернулась и замерла.
— Убери ее, — не оборачиваясь приказал чернобородый. — Так вот, мальчик. Скажи мне правду. И тогда, может быть, твоя мать останется с тобой. Скажешь?
Нгар кивнул. Да, он видел, как отец бил мать. Сначала кулаком, потом ногами, потом разбил о ее голову кувшин. Хихима было вступилась, но отлетела от удара в лицо и затихла за очагом.
Нгар не плакал. Он только присел в своей колыбели и глядел, приподняв голову над каменным краем.
Потом отец куда-то ушел. Хихима бросилась к матери, отерла ей лицо уксусом. Амра поднялась с пола и сказала:
— Побудь с Нгаром.
— А ты? — спросила Хихима.
— Я скоро вернусь.
Она вышла. Ее не было долго-долго, и Нгар уснул под убаюкивающее воркование Хахимы.
А потом — проснулся от страшного крика, нет, — рева.
В комнате было темно, и кто-то рычал и катался по полу, и выкрикивал ругательства, и сбивал на пол горшки и чашки.
Нгар заплакал, но его не было слышно. Тогда он вытер слезы и стал ждать, зажав уши руками. Сквозь ладони все равно были слышны грохот и рев, но было уже не так страшно. А когда наконец стало тихо, затеплился масляный светильник и раздался дрожащий голос Хахимы:
— Что ты сделала, женщина?..
* * *
— И что было потом? — спросил чернобородый. Он присел на корточки и сверлил Нгара пронзительным взглядом.
— Потом мама сказала, что мы уезжаем. Мы вышли и пошли по деревне. Было темно и тихо. Потом мы пошли по горам, и через лес. Мама плакала, а после перестала…
— Значит, — задумчиво сказал чернобородый, — ты не видел, как она это сделала… Жаль. Но и этого вполне достаточно. Есть показания твоей бабки. А теперь… — Он обернулся к помощнику, который, стоя за высоким маленьким столиком, что-то чертил тростниковой палочкой. — Ты все записал?.. А теперь и твои, мальчик.
Он повернулся к помощнику.
Нгар потряс его за рясу и спросил:
— А где моя мама?
Чернобородый не слышал, он просматривал записи.
— Где моя мама? — крикнул Нгар.
Жрец удивленно взглянул на него.
— Твоя мать совершила черное дело, за которое строго наказывают, — терпеливо сказал он.
— Но ты же сказал, что я буду с ней!
Жрец ухмыльнулся:
— Разве ты хочешь, чтобы тебя сбросили в пропасть? В страшную, темную пропасть!..
Он отвернулся было, протягивая записи помощнику, и в этот момент Нгар обеими руками вцепился в руку жреца, потянул вниз и вонзил зубы в запястье.
Жрец взвизгнул по-бабьи, стал сначала стряхивать, а потом отрывать Нгара, по ладони его стекала кровь и заливала упавший на пол лист тростниковой бумаги… Помощник кинулся помогать, пытался разжать челюсти Нгара, но не мог. Наконец, Нгара оторвали — с окровавленным ртом, с куском живой плоти в зубах…
— В клетку его! Выставить на солнце! Не давать воды!.. — визжал чернобородый, а потом, взглянув на залитый кровью протокол, внезапно побелел и со стоном рухнул на пол.
Подоспевший стражник схватил Нгара за шею, пригнул… И Нгару стало так больно, что он полетел во тьму.
* * *
Клетка была выставлена у стены, разделявшей Верхний и Нижний город. Стражникам было лень торчать на солнцепеке, охраняя Нгара, и они уходили в тень, оставляя пленника в окружении нищих.
Нищие всласть отдались новому развлечению. Они совали палки в щели между досками. Они мочились в эти щели, приговаривая:
«Пить хочешь, волчонок? Пей!».
Не лучше относились к Нгару и горожане, которым нищие с удовольствием рассказывали о его преступлениях:
— Это тот самый ублюдок, чья мать зарезала мужа, а потом хотела сварить его. А может быть, и сварила, и накормила своего ублюдка мясом его собственного отца — иначе с чего он такой звереныш? Знаете, что он сделал? Он хотел заживо сожрать человека, ревностного слугу справедливости Аххура, который вывел на чистую воду эту тварь в женском подобии!.. Да вот идет сам Аххур, посмотрите на его раны!
Бледный Аххур в своей темно-коричневой рясе с рукой, привязанной к груди, торжественно приближался к клетке, молился с помощью одной руки, обратясь лицом к храму Аххумана, а потом совал в клетку кусок вареной требухи. Затем снова шептал слова молитвы и удалялся, провожаемый возгласами торговок: «Воистину, слуга справедливости! Благородный, добрый человек!» Торговки, конечно, не знали, что требуха была пересоленной, и после еды Нгар испытывал такие жуткие муки жажды, что готов был пить что угодно — лишь бы побольше.
Правда, раз в день стражник давал Нгару воды: отпирал дверцу и ставил в клетку глиняную чашу. Делал это с опаской — боялся, что звереныш мог оттяпать ему пальцы, а то и всю руку.
И совсем уж редко, поздно вечером, когда расползались нищие и клетку при этом охраняли знакомые стражники, к Нгару приходил юный жрец Амма, быстро просовывал в щели хлебцы, сыр или фрукты, лил воду из кувшина — так, чтобы Нгар успел напиться, — и быстро уходил. Иной раз перепадало и от сердобольных горожанок, а то и паломников.
* * *
Сколько времени так продолжалось, он не мог сказать. Он смутно помнил, что его клетку, наконец, перевезли в темницу, в которой он страдал уже не от жары, а от холода.
А потом наконец Нгара вывели на свет. Какие-то полуголые люди надели ему на шею тяжелое кольцо и привязали к высокой арбе.
Арба покатилась, и Нгар побежал следом: его продали в рабство паломнику из Зеркальной долины. Нгар запомнил бесконечную дорогу, и еще — голод, жажду, ругань, пыль, и пот.
Но Нгар вытерпел и эту дорогу, и работу в мастерской кожевенника, и многое другое, пока однажды не убил раба-надсмотрщика. Он вырос, хотя и не знал, сколько ему лет.
Он выхватил у надсмотрщика длинную плеть, захлестнул ему горло и кинулся под ноги. Надсмотрщик упал головой в чан, в котором вымачивались кожи, и захлебнулся.
Тогда его продали снова и снова для исправления посадили в деревянную клетку, в которой он просидел так долго, что успел сменить нескольких хозяев. Он вынес все и не умер. И ему, наконец, повезло: один из деревенских богачей, чтобы спасти своего сыночка от службы, продал Нгара в военный учебный лагерь. Хотя лет Нгару было еще недостаточно, он был рослым и жилистым, и вполне сошел за новобранца. А жизнь в военном лагере была куда лучше, чем жизнь в клетке…
МАЛЕНЬКОЕ ПРИОЗЕРЬЕ
Когда Нгар открыл глаза, первое, что он увидел — улыбающееся лицо подростка, почти мальчика, одетого в расшитый золотом костюм неизвестного Нгару покроя, с золотым обручем, перехватывавшим длинные волосы.
Улыбка мальчика стала еще шире, он кивнул, и несколько рук приподняли Нгара так, что он увидел большую солнечную поляну, на которой там и сям возвышались странные деревянные домики, похожие на игрушечные. Со всех сторон на Нгара смотрело множество любопытных детских глаз, некоторые — с испугом, но большинство — с интересом, к которому примешивалась неприязнь.
— Кто ты и где я? — спросил Нгар, чувствуя, что не может пошевелить ни руками, ни ногами.
— Добро пожаловать в страну счастливого детства! — весело произнес мальчик с обручем.
Его слова вызвали одобрительный смех остальных детей.
Мальчик говорил на чистом и правильном языке Гор, не искаженном намутскими и индиарскими варваризмами.
Нгар попытался высвободить руки, невольно застонал от боли и спросил на языке Гор:
— Где мои люди?
— Здесь. Все они надежно связаны и все еще не пришли в себя.
Ты — первый, — ответил мальчик.
— Значит, мы в плену. Так кто же ты, малыш?
— Я не малыш! — улыбка мальчика стала неприятной. — Я — повелитель Маленького Приозерья, я бог маленького народа, и ты должен обращаться ко мне как к царю.
Нгар закрыл глаза, пытаясь осмыслить то, что услышал.
Возможно, он не все правильно понял?
— Маленькое Приозерье? Маленький народ? — переспросил он. И сейчас же витая плетка обожгла его лицо.
— Ты забыл прибавить: «повелитель»!
Нгар застонал от бессилия. Напрягся — но путы были слишком надежны, и, скосив глаза, он увидел, что крепко связан сыромятными ремнями, до черноты стянувшими тело.
— Я не знаю, кто ты, но с такими, как ты, я привык обращаться по-отцовски, — выговорил Нгар. — Тебя надо учить правилам хорошего поведения.
— Благодарю, — маленький повелитель шутливо поклонился. — Но мы не для того ушли из вашего мира, мира больших, чтобы позволять воспитывать себя самозваным отцам.
Он круто повернулся и зашагал прочь. За ним последовала вся свита — дети разного возраста, одетые странно и странно державшие себя.
* * *
Шло время. Дети на поляне на кострах жарили мясо, и его запах приносил Нгару, не евшему жаркого со дня бегства из Суэ, дополнительные страдания. Кроме голода он чувствовал невыносимую жажду. Однако вступать в разговоры с бродившими в отдалении детьми ему не хотелось.
Солнце клонилось к верхушкам деревьев, когда из островерхого деревянного дома вышел маленький повелитель и направился к Нгару.
— Некоторые из твоих товарищей тоже очнулись. Они уверяют, что что ты — великий полководец, — сказал мальчик. — Конечно, среди варваров тоже бывают полководцы, я понимаю. Говорят, ты командовал бессмертными в войске аххумов?
— Да, это так.
Мальчик поколебался.
— Ты, наверное, хочешь пить и есть. Тебя накормят, если ты будешь слушаться и называть меня так, как называют мои подданные.
— Повелителем? — Нгар криво усмехнулся высохшими губами. — Хорошо.
Повелитель снова помедлил.
— Я прикажу развязать тебе ноги, но так, чтобы ты не смог убежать.
Он повернулся к свите и отдал приказ на неизвестном Нгару наречии.
Мальчики кинулись к Нгару. Его проворно подняли на ноги, ослабили путы и подтолкнули вперед. Нгар упал лицом в траву.
Дети расхохотались совсем не детским смехом.
Нгара снова поставили на ноги. Подталкивая в спину какими-то острыми палками, похожими на длинные кинжалы, его подвели к одному из костров. Здесь один из малышей — грязный до того, что казался темнокожим, — поднес ко рту Нгара кусок жаркого, надетый на обгоревший сук.
— Пить! — сказал Нгар.
Другой мальчик-раб налил из странной формы металлического кувшина чашку воды. Нгар сел. Чашку поднесли ему ко рту и Нгар с жадностью опорожнил ее.
— Еще.
Ему снова поднесли чашку. Но третью чашку один из вооруженных кинжалом мальчиков выбил у раба из рук.
— Достаточно!
Снова поднесли жаркое и Нгар с жадностью вцепился в него зубами. Это было восхитительное мясо, напоминавшее Нгару вкус молочных ягнят.
Потом Нгара подвели к трону, стоявшему на крыльце островерхого дома. Трон попал сюда неизвестным путем, ибо явно принадлежал взрослому и был изготовлен искусными взрослыми руками.
Маленький повелитель, сидевший на троне свесив ноги, выглядел нелепо и смешно. Тем не менее вокруг него стояли несколько малышей с опахалами в руках, а под рукой у него сидела девочка лет одиннадцати со светлыми волосами. Маленький повелитель гладил рукой ее волосы и она, закрыв глаза, издавала кошачьи звуки.
— Ну, полководец бессмертных, теперь я хочу, чтобы ты рассказал нам о своих подвигах. Мне нравятся интересные истории.
— Что ты знаешь о подвигах? — спросил Нгар.
— О, кое-что знаю. К нам приходят вести из вашего мира. Да вот недавно приходили данахцы — они искали своих пропавших детей.
Они думали, что дети сбежали к нам, в Маленькое Приозерье.
— Они нашли своих детей?
— Нет, — резко ответил повелитель. — Мои подданные никому не принадлежат, кроме меня. У них нет отцов и матерей. Они приходят сюда из разных мест. Например, я пришел из Приозерья.
Это было очень давно. Мне было здесь хорошо. Здесь хорошо всем детям, потому, что они делают то, чего им не позволяют взрослые. Они не хотят возвращаться в рабство к взрослым.
Произнеся эту длинную речь, повелитель притомился и поманил рукой раба. Раб подал ему вырезанный из горного хрусталя кубок, наполненный красноватой жидкостью. Повелитель отхлебнул и протянул Нгару:
— Хочешь попробовать?
— Нет… — Нгар покачал головой. — Но скажи мне… Ведь дети взрослеют. А у вас нет взрослых…
— Этот вопрос решен неокончательно. Здесь нет никого, старше пятнадцати лет. И не будет.
— Где же они?
— Они ушли, — поскучнев, сообщил повелитель. — Но я хотел послушать твои рассказы, а ты все время сам спрашиваешь меня.
— Что ты хочешь узнать?
— Разные интересные случаи из твоих походов… Кстати, куда это вы так торопились, что не заметили наших ловушек?
— Мы держим путь в Приозерье. За нами была погоня, — с трудом выговорил Нгар.
— В Приозерье? — удивленно воскликнул повелитель. — Неужели ты со своей горсткой воинов хотел завоевать Счастливый Край?
— Моя горстка воинов прошла много миль, моя горстка воинов многого стоит… — сказал Нгар. — Но завоевать Приозерье — задача тех, кто придет следом за нами.
— Аххумы придут в Приозерье? — повелитель откинулся на троне и рассмеялся. — Да знаешь ли ты, что дикарей из-за гор в Приозерье держат в железных клетках и показывают за деньги толпе? Я помню, однажды в горах изловили варвара — кажется, это был твой соплеменник, аххум. Его посадили в клетку и возили по улицам. Он грыз железные прутья! А потом смирился и его кормили с рук, как животное. Он гадил под себя и за горсть сладостей показывал желающим свой красный зад!..
— Замолчи! — воскликнул Нгар.
Но повелитель, подняв голову, хохотал и бил себя по колену ладонью. Нгар сжал зубы и прикрыл глаза.
— Ну хорошо… — повелитель вытер выступившие от смеха слезы.
— Теперь скажи, кто же за вами гнался?
Нгар помедлил.
— Враг. Алабарский Волк.
— Какое странное имя! Наверное, он хороший воин. Лучше тебя, да?
— Замолчи! — снова прохрипел Нгар.
Повелитель вскочил и пустил в ход плетку. Глаза Нгара залила кровь, но боли он не почувствовал.
— Я ничего больше не буду тебе рассказывать, пока не узнаю, что стало с моими людьми.
— Я скажу тебе, — ухмыльнулся повелитель, снова усаживаясь на трон и принимаясь теребить волосы юной прелестницы. — Они сидят в яме. Там, за оградой. Ночью придут те, кто живет на деревьях, и возьмут их.
— И что дальше?
— Их, наверное, съедят, — пожал плечами повелитель. — Мы подкармливаем дикарей, и дикари защищают нашу маленькую страну от нежелательных пришельцев.
Он еще говорил, когда Нгар бросился вперед, пытаясь зубами достать горло маленького повелителя.
Тот, однако, успел вскочить, Нгар промахнулся, упал на трон и разбил себе лицо.
Его схватили за ноги и оттащили.
— В яму его! — взвизгнул повелитель. — Нет, постойте! Сначала мы вырежем его внутренности и у него на глазах скормим собачкам!
Мир перевернулся. Нгара тащили куда-то, а он видел лишь темнеющее небо и первые звезды, загоравшиеся в вышине, и слышал крики и смех маленького народца, потешавшегося над поверженным полководцем бессмертных.
* * *
Его выволокли за высокую деревянную ограду, которая, видимо, ограничивала владения маленького повелителя. Здесь в землю были врыты какие-то столбы и к одному из них привязали Нгара.
Потом все ушли, закрылись ворота, и стало темно.
Через несколько минут послышалось низкое рычание. В полутьме к Нгару приближались какие-то существа — возможно, это были люди-звери, названные маленьким повелителем «собачками».
Нгар крикнул — приземистые тени шарахнулись в стороны. Но прошло еще несколько минут — и тени вновь осмелели. Нгар разглядел горевшие во тьме звериные глаза и похолодел. Он напрягся изо всех сил, пытаясь ослабить путы, но все было напрасно. Что-что, а связывать взрослых эти мальчишки научились.
Звериные голоса, в которых слышались жалобы, угроза, ожесточение, приближались, окружали привязанного к столбу Нгара, и даже его крики не помогали.
Казалось, еще немного — и звери вцепятся в него, и начнут, чавкая, пожирать его живую трепещущую плоть, — но тут что-то произошло. Тени шарахнулись в стороны, Нгар услышал дыхание позади и почувствовал, что путы ослабли. Наконец, он пошевелил руками. Поднял их, превозмогая невыносимую боль, и в слабом сиянии звезд увидел круглое мальчишечье лицо.
— Кто ты? — шепотом спросил Нгар.
— Я Амук, я родился в Огненных горах. Люди-звери похитили меня и моего брата из нашей деревни. Они привели нас сюда и обменяли на два бронзовых топора… Возьмите меня с собой! Я не хочу здесь оставаться!
— Хорошо. Дай мне оружие.
Нгар взял длинный острый клинок.
— Где яма, о которой говорил твой повелитель?
— Я провожу. Она совсем недалеко!
Они двинулись вдоль ограды, белевшей во тьме, и по дороге Амук шепотом рассказал Нгару, что ему вот-вот исполнится четырнадцать, но выглядит он взрослее, и его скоро должны убить.
— Ах, вот куда деваются те, кто взрослеют! — пробормотал Нгар.
— Их не просто убивают, господин! Их съедают!
Нгар вздрогнул.
— Да, съедают, и вытворяют с ними другие страшные вещи! Очень страшные вещи!..
Нгар зажал ему рот ладонью.
— Тише! Ты слышишь?
— Это там, в яме… — прошептал Амук.
Издали, с края леса, доносились яростные крики и звуки борьбы.
Нгар различил голос Шумаара и побежал вперед.
Сначала он увидел скопище лохматых приземистых теней, а потом, когда проложил себе дорогу, неистово орудуя кинжалом, оказался на краю ямы, в которую не заглядывали звезды.
— Вот ремни! — шепнул предусмотрительный Амук, подавая Нгару перерезанные путы.
— Шумаар! — крикнул Нгар. — Хватайся за ремни!
Яма была, к счастью, не очень глубокой, и через секунду Шумаар уже был наверху.
— Повелитель! — воскликнул Шумаар. — Там около тридцати воинов. На нас бросились эти дикие собаки, мы рвали их руками, но бой еще продолжается!..
— Амук! — позвал Нгар. — Ты можешь зажечь огонь?
— Могу, но это опасно…
Нгар сунул ему сухую ветку, отломанную от ближайшего дерева.
Пока Амук высекал огонь, Нгар и Шумаар вытягивали из ямы еще живых воинов.
Вспыхнул огонь. Амук сломал еще несколько веток и подал факел Нгару. Нгар прыгнул с факелом вниз. Визг и дьявольское рычание огласили окрестности. Но вскоре все было кончено. Раненых, окровавленных воинов подняли наверх.
— Где остальные воины?
— В других ямах, господин…
— А наши лошади?
— Их завели внутрь, за ограду…
Отправив Шумаара с Амуком и с частью воинов освобождать пленников, Нгар с остальными бросился к ограде, туда, откуда слышалось ржание лошадей.
* * *
Едва Нгар вскочил в седло и вооружился запасным мечом, хранившимся в притороченных к седлу кожаных ножнах, он почувствовал былую уверенность.
Маленькое Приозерье уже пробудилось от шума. От домика к домику, от костра к костру забегали дети, натягивая маленькие луки и посылая стрелы во всадников.
Нгар пустил коня в галоп, перемахивая через костры, ломая неумело сооруженные хижины. Он остановил коня перед домом маленького повелителя и плечом вынес дверь, не обращая внимания на вцепившихся в него сторожей.
Маленький повелитель сидел на огромном ложе, тараща глаза.
Юная наложница даже не успела выпустить из губ его маленькое мужское достоинство.
— Значит, вот чем мешали заниматься тебе взрослые? И за это ты скармливал их людоедам?..
Нгар взглянул на девочку:
— Брысь!
И когда она, скатившись вниз, заползла под кровать, Нгар одним движением снес голову маленького повелителя с плеч. Голова подскочила и вылетела в открытое окно.
Нгар выбежал из дома и прыгнул в седло. Суетившимся вокруг с криками и плачем детям он крикнул, привстав в стременах:
— Ждите меня здесь! На рассвете я вернусь за вами!
Он пришпорил коня. Конь перемахнул через ограду. Где-то там, во тьме, Шумаар боролся с полчищами людей-зверей.
* * *
К рассвету оставшиеся в живых бессмертные собрались перед большим костром внутри ограды.
Дети сгрудились поодаль у другого костра, и Амук шепотом сообщил Нгару, что многих не хватает.
— Нужно быть осторожным, — сказал Амук, косясь на своих бывших сограждан из-за широкой спины Шумаара, — они злые, особенно телохранители. Они еще могут навредить…
— Не бойся. Мы передохнем и на рассвете уедем отсюда, из вашей счастливой страны, — ответил Шумаар.
Однако отдохнуть им не удалось: послышался тревожный свист, а за ним — топот.
— Черные всадники! — вскричал часовой, дежуривший за оградой лагеря.
Нгар вскочил. Сил было слишком мало, и хотя бессмертные нашли спрятанные детьми оружие, луков и стрел было недостаточно, чтобы держать оборону.
— По коням! — скомандовал Нгар. — Эй вы, счастливые дети! Кто хочет — пусть остается. Черные всадники не обидят вас!
— Господин, господин! — раздался тонкий голосок. — Возьми меня с собой!
К лошади Нгара подбежала девочка, служившая маленькому повелителю забавой.
— Шумаар! — крикнул Нгар.
Гигант подхватил девочку с земли и посадил позади себя, велев держатся за пояс.
Через минуту лагерь опустел. Амук, ехавший с Нгаром, показывал дорогу на запад. Отряд быстро уходил неприметными тропами под черными сводами молчавшего леса.
Когда солнце встало над гребнем поросшей густым лесом горы, отряд был уже далеко. На одном из крутых витков тропы Нгар приостановился. Отсюда как на ладони была видна Страна детей — городьба, скопление хижин, островерхий домик, а дальше — ручьи и озера, тонувшие в тумане, и еще — большие отряды черных всадников. Их было не меньше двух сотен, и наверняка были и другие, скрытые лесом и туманом.
С перевала открылся вид на новую долину, за которой горы становились заметно ниже. Долина и подножия гор поросли редколесьем.
— Здесь нам не спрятаться от Эдарка, если он догонит нас, — сказал Нгар. — Амук, не знаешь ли ты какого-нибудь другого пути?
— Нет, господин. Эти холмы тянутся до самой Нерайны. А за Нерайной начинаются Огненные горы, моя родина.
* * *
Отряд без происшествий спустился в долину. У медлительной речушки сделали привал, и после короткого отдыха вновь выехали на запад.
Нгар выбирал самые неприметные тропки, иногда сворачивал с них, и они ехали, путая следы, по редколесью.
К концу дня они достигли следующего перевала. Теперь перед ними была всхолмленная равнина, постепенно повышавшаяся к северу. Далеко-далеко на юге блестела полоска моря.
Здесь всадникам Эдарка было легче нагнать Нгара и предводитель бессмертных решил взять севернее, где лес был гуще.
И еще один день прошел. Ночь застала их в глухой лощине, заросшей кустарником и гигантским папоротником. По дну лощины струился ручеек.
Стреножив лошадей, воины повалились спать, выставив охранение.
И именно этой ночью передовой отряд Эдарка на свежих конях рыская по плоскогорью, наткнулся на лощину.
Короткая схватка завершилась довольно удачно для аххумов: они успели уйти от погони, потеряв лишь несколько человек.
Но кони уже не могли выдерживать бешеной скачки и, едва крики намутцев затихли вдали, отряд перешел на шаг.
Они медленно двигались по каменистому предгорью, пересекая холодные быстрые ручьи, стараясь держаться в тени скал от умопомрачительного сияния полной луны.
Перед самым рассветом снова сделали привал. Шумаар, выехавший на разведку, приложив ухо к камням, услышал дробный перестук копыт.
— Они преследуют нас, повелитель. Милях в трех — не больше.
Сколько их — я не смог определить.
Нгар огляделся. Перед ними вздымались каменистые кручи, на которые не могли подняться лошади.
— Пусть десять воинов и дети отведут лошадей дальше, за тот выступ скалы. Остальные — со мной. Устроим засаду.
Несколько десятков бессмертных, озаренные неистовым лунным сиянием, стали подниматься вверх, на скалистый уступ. Едва они залегли, как послышался топот копыт, и через несколько минут из тени на свет выехали первые черные всадники.
Нгар подождал, когда побольше намутцев соберется под уступом, а потом подал команду.
Засвистели-запели стрелы и тучей рухнули вниз. Нгар с удовлетворением вслушался в ржание лошадей и испуганные вопли намутцев.
Бессмертные быстро спустились вниз. Намутцев погибло немного, большая часть, по-видимому, отступила, опасаясь новой засады.
Зато воинам удалось поймать нескольких оставшихся без хозяев лошадей и собрать кое-какое оружие: колчаны со стрелами и кривые намутские сабли.
И снова был путь под луной, по серебристым камням. Потом откуда-то повеяло прохладой, еще пол-мили пути — и отряд остановился на круче, под которой, разрезанная лунной струной, темнела водная гладь великой реки Нерайны.
* * *
На рассвете отряд нашел спуск и выбрался на берег. Медленно катилась мимо вода, шумели, набегая на галечник, волны, а другого берега, как ни вглядывался зоркий Шумаар, не было видно.
— Нужны лодки и плоты, — сказал Нгар в раздумье. — Но где их взять в этой безлюдной местности?
— Я знаю! — раздался звонкий голос.
Юная наложница маленького повелителя вышла вперед, теребя край своего полотняного платья, кусками оборванного по подолу.
— Как тебя зовут, девочка? — спросил Нгар. Он словно впервые увидел ее — кукольное лицо и детскую набухшую грудь, и не по-детски длинные худые ноги.
— Я Эйга. Я родилась здесь, на берегу Нерайны. Наш поселок стоял на самом берегу, и мой отец ловил рыбу, а дедушка перевозил на огромной лодке людей на тот берег. Он перевозил лошадей, и овец, и верблюдов. И еще большущих быков. За перевоз он брал деньги и был самым богатым в поселке.
— Где же ваш поселок?
Девочка посмотрела влево и вправо и пожала плечами.
— Я была маленькой. Я не помню…
— Там были горы? Такие, как эти?
— Нет. Берег был высоким, но к воде вели широкие лестницы…
Нгар взглянул на Шумаара.
— Как ты думаешь, где безопаснее в этих местах держать перевоз?
— Я думаю, ближе к морю, повелитель, — прогудел Шумаар.
Нгар кивнул и тронул поводья, поворачивая на юг.
* * *
Эйга не обманула: действительно, через несколько миль пути, когда скалы остались позади, отряд вышел к небольшому поселку.
Только поселок этот был пуст. Обгоревшие остовы домов стояли на высоком берегу, и деревянная лестница, которая вела к воде, тоже наполовину сгорела и обрушилась.
Неважно, какие враги сожгли мирный поселок: был ли это набег диких племен с Территорий, или, может быть, один из отрядов Алабарского Волка. Главное, что внизу, в воде, виднелись полузатопленные плоскодонные лодки.
Бессмертные спустились вниз, лодки вытащили на берег.
Две-три из них, днища которых были просто пробиты, можно было починить, и воины принялись за дело.
Через час лодки были готовы. Большая часть отряда поместилась в двух плоскодонках, остальные вместе с лошадьми погрузились на два сколоченных из негодных лодок и остатков обгоревшей лестницы плота. И когда на высоком берегу показались намутцы, бессмертные были уже вне досягаемости намутских луков.
Река постепенно сносила плоты вниз по течению, гребцы на лодках следовали за ними.
Над темными волнами мирно кружились чайки, противоположный берег приближался, и в прибрежных зарослях не видно было никакой опасности. Вдали поднимались пологие предгорья Огненных гор.
ДАГГАР ОТРЕЧЕННЫЙ
Последний мост, отделявший бессмертных от Ну-Ана — старое каменное сооружение, оставшееся от Древних Царств, — был свободен.
Дорога отвернула от моря и теперь впереди можно было различить квадратные поля нуаннийцев с каналами и пальмовыми рощицами.
Выдохшиеся, перешедшие с судорожного бега на шаг бессмертные достигли моста, и Даггар, оставив колонну, вгляделся в тучу пыли, поднятую отрядом: он еще ждал внезапной атаки намутцев.
Но атаки не было. Амгу сделал свое дело, и вражеская конница не смогла догнать бессмертных.
Там, за мостом, стоял сторожевой отряд аххумов, и полусотник, командир отряда, подскакал к Даггару на буланом коне.
Он спешился и замер с поднятой рукой.
— Полусотник Хунаар. Командир отряда пограничной стражи из тысячи Агмара.
— Дай мне коня, Хунаар, — устало сказал Даггар. — И скажи, где мои бессмертные смогут отдохнуть. Они не отдыхали несколько суток.
— В нашем лагере вы сможете отдохнуть. Придется поставить полсотни новых шатров. Разреши мне отдать приказания. Коня я пришлю тебе.
Даггар кивнул.
Запыленные воины брели мимо них. Лица их ожили и скорое окончание страшной дороги вдохнуло новые силы.
Вскоре прибыл воин с оседланной лошадью. Даггар с трудом влез в седло и поскакал через мост к голове отряда.
* * *
Пока темнокожий раб растирал и умащал уставшее тело Даггара, тысячник неторопливо рассказывал Хунаару о гибели войска Нгара. Даггар ничего не утаивал, и лишь собственное предательство представил в другом свете: войско раскололось, Нгар с горсткой безумцев отправились дальше на запад, а Даггар и геройски погибший Агар попытались спасти остатки бессмертных.
Мазь, которую раб втирал в спину и плечи полководца, не только прогоняла усталость, но и действовала успокаивающе. Рассказав о подвиге Амгу, Даггар движением руки отогнал раба.
— Прости, Хунаар. Уже поздно и я хочу отдохнуть. Завтра на рассвете я поскачу в Нуанну. Прикажи разбудить меня до восхода солнца.
Хунаар кивнул и вышел из шатра.
* * *
На рассвете несколько всадников въехали в лагерь, коротко переговорили с часовым и остановились перед шатром Хунаара.
Разговор с Хунааром тоже был короток. Полусотник, едва успев одеться, в сопровождении всадников подошел к шатру Даггара.
— Вставай, тысячник! Солнце встает, пора! — громко сказал Хунаар в полутьму шатра.
Всадники спешились.
— Войди, — кратко приказал один из них Хунаару. Тот безмолвно повиновался.
Через минуту он появился, кивнул, и отошел в сторону.
Едва Даггар появился, как двое крепко схватили его за руки.
— Я посланник Тмаггар. Я привез тебе, тысячник, приказ великого царя Аххага.
Даггар тупо взглянул на золотой герб, украшавший грудь говорившего, перевел взгляд на его лицо.
— Тмаггар? Я не знаю тебя.
— Неважно. Приказ царя царей Аххага Великого предписывает немедленно доставить тебя в Нуанну для отчета и для принятия решения о твоей дальнейшей судьбе.
— Суд тысячников? — спросил Даггар.
— Суд тысячников, может быть, и ожидает тебя, но мне велено лишь доставить тебя в царский дворец.
— Велено самим Аххагом?
— Нет. Тысячником Мааном.
— Я не знаю Маана!
— Тысячник Маан назначен командующим дворцовой стражей и временно исполняет обязанности военного коменданта столицы, — терпеливо пояснил Тмаггар. — Так ты готов повиноваться приказу?
Даггар опустил голову.
Державшие его отступили, но Даггар был обезоружен. Даже кинжал был отобран у него вместе с шитым золотом кожаным поясом командира.
Склонив голову, тысячник молча взобрался в седло подведенного к нему коня. По еще спящему лагерю кавалькада двинулась к воротам. Перед самым постом Даггар приостановил коня и повернулся к ехавшему рядом Тмаггару.
— Ответь, посланник, честно: что происходит в Нуанне?
Тмаггар молчал.
— Где прежний комендант? Кто управляет гарнизоном?
Тмаггар молчал.
— Значит, и там — измена, — проговорил Даггар тихо.
— Ты оскорбляешь посланника! — Тмаггар привстал в стременах.
— Нет, Тмаггар. Я просто хочу знать, что происходит.
— Ты обо всем узнаешь в свое время. Соблюдай воинскую дисциплину, тысячник! Ты знаешь мои права!
— Да, знаю. Ты можешь связать меня, можешь даже убить — никакие неприятности не грозят царскому гонцу. Но те, которых я вел от самого Суэ самым страшным маршем за все годы войны — они еще здесь, Тмаггар. — Голос Даггара вдруг повеселел. — Смотри!
Из шатров выбегали бессмертные, их было гораздо больше, чем пограничной стражи и лагерного гарнизона.
Они указывали на кавалькаду и голоса их становились угрожающими.
Тмаггар изменился в лице. Он снова привстал и громко приказал:
— Вперед!
Кавалькада рванулась к воротам, один из сопровождавших посланника воинов хлестнул плетью коня Даггара. Конь присел и с места взял в галоп — Даггар едва удержался в седле.
— Вперед! Вперед!
Крик Тмаггара растворился в свисте ветра, но Даггар справился с конем и развернул его назад.
— Остановись, тысячник! — прокричал посланник. — Ты нарушаешь приказ самого царя!
— Нет, не царя, а Маана, имя которого неизвестно ни одному боевому командиру!
Даггар поскакал назад к лагерю, из ворот которого уже выносились бессмертные на неоседланных в спешке конях.
Тмаггар поднял руку. Один из всадников молча поднял лук и выпустил стрелу в спину Даггару.
Тысячник упал лицом на шею коню, но удержался в седле. Еще минута — и его окружили бессмертные.
— Вперед! — прохрипел Тмаггар с потемневшим лицом. Всадники пришпорили коней и понеслись по дороге в Нуанну.
Закатывая глаза, изнемогающий от потери крови Даггар прохрипел:
— Догнать… Посланник не должен вернуться…
* * *
…Даггар снова вернулся. Тошнотворная бездна выпустила его, и, открыв глаза, он увидел перед собой горящий светильник.
Какие-то люди двигались вокруг — беззвучно, как во сне, и лица их были скрыты темными сетчатыми покрывалами.
Потом он почувствовал острую боль в спине и снова впал в забытье.
* * *
Когда он опять открыл глаза, светильник горел по-прежнему.
Он повернул голову и увидел двух сотников из своей тысячи.
— Где я? Что со мной? — спросил он едва повиновавшимся ему языком.
— Ты жив, повелитель! Бессмертные с тобой, — ответил сотник Ахханар. — Мы там же, где и были — в лагере пограничной стражи Хунаара. Лагерь охраняется бессмертными, никто не выйдет и не войдет в него без нашего приказа.
Двое с закрытыми лицами приблизились к ложу Даггара.
— Это друзья, — успокоительно продолжал Ахханар. — Они прибыли из Нуанны по приказу Крисса, — так они говорят. Они — великие лекари, повелитель. Если бы не их искусство, ты бы умер уже.
— Крисса? Крисс — предатель… А впрочем… — И тут Даггар вспомнил и попытался оторвать голову от жесткого войлочного подголовника. — Где Тмаггар?
— Тмаггар — цепная собака Маана и тех, кто предал Аххага Великого и стал служить мерзостным богам Нуанны. Собака подохла собачьей смертью. Не беспокойся, повелитель: никто из них не вернется к Маану.
— Вы догнали их и убили? Это было вчера?
— Нет. Это было почти десять дней назад… Но молчи, повелитель: ты еще слаб и должен выполнять все указания посланцев Крисса.
Кто-то приподнял голову Даггара и он ощутил на губах терпкий горячий напиток.
Едва он сделал несколько глотков, как глаза его закрылись сами собой и Даггар погрузился в сон.
* * *
Прошло время, и наконец однажды Даггар очнулся свежим и почти здоровым. Солнце бросало яркий свет в приоткрытый полог шатра.
Перед тысячником, по-нуаннийски скрестив ноги, сидели двое юношей в темных плащах — это и были лекари, исцелившие смертельную рану Даггара. Чем-то они неуловимо напоминали того несчастного гонца, которого Нгар пытал в Суэ.
— Даггар, — негромко говорил один из них. — На тебя возложена великая миссия. Мы все расскажем тебе, но при одном условии — на время ты должен отречься от своего имени.
— Аххум не может отречься от имени! — повысил голос Даггар. — Ты чужеземец и не понимаешь, чего требуешь от меня!
— Я чужеземец, но хорошо понимаю, что означает для аххума, полководца к тому же, его имя. Он может лишиться бессмертия и будет навеки проклят богами. И после смерти душа его не взойдет по лестнице Аххумана, а будет спускаться в бездну Амхуна, — долго-долго, бесконечные века… Но речь о другом, тысячник. Ты назовешься другим именем. Для богов же ты останешься Даггаром. Но Даггаром — Отреченным.
— Никто не может лишить меня имени, — упрямо повторил Даггар.
— Даже если от этого зависит спасение всего аххумского мира?
Великого царя Аххага? Войска? Империи?
Даггар привстал на ложе и пристальнее вгляделся в лица своих собеседников.
— Кто послал вас ко мне?
— Тот, кто имеет права дать тебе новое имя — Отреченный, а потом вновь вернуть прежнее. Тот, кто поможет тебе искупить все грехи, которые сейчас еще чернят твою душу.
— Кто же это? Кто?
— Сначала согласись, что выполнишь все, что тебе скажут.
Клянемся именами всех богов на свете — мы не обманем тебя.
Тот, кто послал нас, знает, что делает.
— Крисс? Нет, он, как и любой другой чужеземец, не имеет права менять мое имя. Это может сделать лишь аххум, старший меня по званию, тот, у кого больше заслуг и выше происхождение.
— Это не Крисс.
— Темник Ассим?
— Выше темника Ассима, Даггар… Ты единственный, кто сейчас находится недалеко от Нуанны и может остановить уже начавшийся распад империи аххумов…
— Скажите мне его имя — и я соглашусь на все. Покажите мне письменный приказ с его печатью. Нет, я хочу увидеть его самого!
— Ты увидишь его.
И лекарь, нагнувшись к самому изголовью, шепнул в ухо Даггара всего одно слово.
НГАР БЕСПРИЮТНЫЙ
Горстка бессмертных высадилась на западный берег Нерайны, когда солнце уже закатилось. Берег был низким, но впереди высился береговой уступ, поросший кустарником.
Из плавня, вынесенного на берег речной волной, соорудили подобие шалашей и запалили костер.
Отряд Эдарка должен был находиться далеко-далеко на север, на противоположном берегу. Нгар чувствовал себя в безопасности, однако велел Шумаару выставить часовых наверху.
Ночь прошла спокойно.
Когда рассвело, отряд двинулся вдоль берегового уступа, пока не обнаружилась зигзагообразная тропа, ведущая наверх.
Ничто, кроме плеска речных волн да щебета птиц, не нарушало тишину.
Бессмертные поднялись на уступ и углубились в заросли кустарника, постепенно переходившего в светлый вечнозеленый лес.
А далеко впереди, над лесом, таяли в дымке массивные отроги Огненных гор.
* * *
Дальнейшие злоключения остатков отряда бессмертных под предводительством Нгара изложены Криссом из дома Иссов не в виде хроники, а в виде копии протокола допроса, который вел специально созданный Тайный военный совет. Крисс, труды которого легли в основу этого повествования, воспользовался одним из протоколов (их было несколько) допроса Советом бывшего сотника Шумаара. Шумаар явился в Нуанну спустя некоторое время после кончины Аххага Великого, был арестован и в течение нескольких суток давал показания. Несколько придворных писцов протоколировали допрос. Неизвестно, был ли Крисс в составе Тайного совета, или же присутствовал на нем в качестве доверенного лица царицы Домеллы, или же, наконец, воспользовался готовыми протоколами уже после того, как Шумаар был оправдан и отправлен в войска на Север, где и погиб в стычке с одной из орд «медных котлов», прорвавшейся на Равнину Дождей с северо-запада, через южные перевалы Туманных гор.
Вопросы членов Совета в протоколе не персонифицируются. Крисс не приводит начало допроса, где идет речь о событиях, уже известных читателю, а начинает с того момента, когда отряд Нгара высадился на западном берегу Нерайны.
И последнее. Придворные писцы пользовались особым видом письма — арлийской скорописью, которой владел лишь очень узкий круг образованных людей. Скоропись не отражала живые обороты речи, поэтому нижеприведенный текст содержит множество канцеляризмов и отличается сухостью, хотя Крисс, по-видимому, при расшифровке протоколов вносил в них правку.
* * *
— Сколько человек насчитывал отряд, когда вы высадились на берег?
— Сорок два человека.
— Были ли среди них офицеры?
— Сотник Мхаар, полусотник Унар и два десятника.
— Бессмертные?
— Тридцать четыре бессмертных, двое из них были тяжело ранены и умерли через некоторое время.
— Кто были эти два человека, которых ты не назвал?
— Девочка Эйга из прибрежного поселка и мальчик Амук из племени авров, с Огненных гор.
— Сколько у вас было лошадей?
— Сначала больше сорока, но уже на второй день пути лошади стали падать одна за одной. Мы решили, что они поражены какойто неизвестной нам болезнью. А может быть, их кусали ядовитые насекомые, водившиеся в предгорьях. Однако вскоре выяснилось, что лошади были отравлены: девочка Эйга во время ночлегов давала им дурную траву. Она была застигнута на месте преступления во время третьей или четвертой ночевки.
— Что было дальше?
— Нгар допросил ее. Эйга говорила, что всего лишь играла с лошадьми, что у нее и в мыслях не было, что трава, которую она давала лошадям, ядовита. Нгар не поверил ей и велел напоить отваром этой самой травы.
— И дальше?
— Эйга умерла.
— Что это была за трава?
— Трава, которая растет на западе, я не встречал ее здесь, на Равнине Дождей. Мальчик Амук называл ее «священной», и говорил, что в его племени отваром этой травы поили больных лихорадкой.
— Что было дальше?
— Мы подошли к предгорьям. Пали последние лошади. По горным тропам мы стали подниматься к перевалам.
— И вы еще не догадались, кто был истинным виновником гибели лошадей?
— Нет. Нгар думал, что ошибся, и лошади действительно гибнут от укусов крылатых тварей… Мы поднимались все выше. Еще несколько человек умерли, один сорвался в пропасть, другие, как я думаю, просто не вынесли тягот пути. Нам приходилось все время быть начеку, так как в горах жили дикие племена, которых Амук называл «люди-звери».
— Они нападали на вас?
— Только однажды. Это было ночью, когда по оплошности караульных погасли костры.
— Люди-звери питаются человечиной?
— Да, так говорил Амук — я уже рассказывал об этом.
— Дальше.
— Потом мы достигли одного из перевалов. Но за ним поднимались совершенно неприступные скалистые пики. Они были красноватого цвета, наверное, потому эти горы и назвали Огненными.
— Не только поэтому, Шумаар. Огненные горы отделяют Приозерье — страну наррийцев — от Равнины. И там, в Огненных горах, наррийцы обычно встречали завоевателей, шедших в Приозерье.
Разве ты не слышал о «стреляющих молнией»?
— Слышал, господин. Но не знал, что наррийцы умеют стрелять молнией.
— Хорошо. Продолжай.
— Мы спустились в ущелье, повернули на север, нашли новую тропу и снова стали подниматься на хребет. Это заняло несколько дней. У нас не было еды, и вокруг не видно было никакой дичи. В тех местах нет деревьев, нет даже травы. Мы выкапывали какие-то корешки, собирали яйца горных птиц. Но путь был так труден, что до перевала мы не дошли.
— И что же случилось тогда?
— Мы решили двинуться в обход хребта. Амук говорил, что где-то недалеко, на севере, проживает его народ — авры. Они смогли бы помочь нам.
— Сколько человек оставалось в отряде?
— Вряд ли больше двух десятков.
— Разве вы не соблюдали правил воинской службы?
— К тому времени уже нет. Люди слишком устали, и даже Нгар не пытался требовать от них соблюдения дисциплины.
— Хорошо. Мы еще вернемся к этому моменту. Скажи, почему ты не исполнил приказа и не остался со своим полководцем до конца?
— Я исполнил приказ. Нгар велел мне возвращаться в Нуанну и рассказать обо всем, что я видел.
— К тому моменту вас оставалось только двое? Как это случилось?
— Они ушли. Все, кто еще мог ходить — ушли, господин. Однажды я и темник Нгар проснулись у погасшего костра, в одиночестве, среди голых скал. Над нами парили стервятники, у нас не было ни пищи, ни воды. И тогда, в конце дня, Нгар приказал мне возвращаться.
— Ты можешь приблизительно указать место, где это случилось?
Вот карта.
— Нет, господин. Я не обучен обращению с картами.
— Хорошо. Сколько хребтов вы преодолели?
— Два. А может быть, и три. Я не помню. Я тоже устал.
— А Нгар?
— Нгар устал еще раньше.
— Ты помогал ему идти?
— Да. Я нес его на спине последние несколько дней пути. Потом мы остались одни. Я поднялся на ближайший утес. Это было трудно. Не хватало воздуха. И с утеса я увидел озеро.
— Озеро Нарро?
— Не знаю. Я только увидел далеко-далеко, внизу, в дымке, много воды.
— А может быть, это был Великий Западный Океан?
— Я не знаю. Нгар Непобедимый сказал, что это озеро. И что идти дальше не нужно.
— И ты оставил его?
— Да. Он приказал.
— Он мог идти?
— Не знаю. Я положил его на камни, там, где не было льда. Он приказал мне идти, и я пошел.
— Что он еще сказал?
— Он сказал: Амра, я вернулся к тебе. Так. Но я не понял его.
— Амра? Это имя он говорил тебе раньше?
— Нет. Никогда.
— Сколько дней ты шел до Нерайны?
— Кажется, три недели. Или больше. Я не помню. В пути я заболел. Меня подобрали люди, одетые в звериные шкуры. Они накормили меня и указали дорогу. Я отдохнул и пошел дальше.
Потом стало легче. Я шел под гору. Ел траву и ягоды. Спал на камнях или на деревьях.
— У тебя было оружие?
— Только кинжал.
— А у Нгара?
— У него был кинжал, и еще я оставил ему данахский самострел и три железных стрелы.
— Хорошо. А что стало с этим мальчиком, Амуком?
— Я убил его.
— За что?
— За то, что он оказался лазутчиком проклятого Эдарка…
— Амук сам сказал тебе об этом?
— Нет. Но я видел, как однажды ночью он встречался с человеком в черном плаще. Амук дождался, пока уснет караульный воин, и пошел в лес. Это было в узкой долине, за первым перевалом, когда мы ушли далеко на север. В лесу его ждал черный намутский воин. Когда Амук возвращался, я зарезал его.
— Ты не говорил с ним?
— Говорил. Приставив к его горлу кинжал, я сказал, что лишь он один в нашем отряде знал о свойствах ядовитой травы. Я сказал, что именно он отравил наших лошадей.
— Что он ответил?
— Ничего. Я убил его и вернулся, чтобы проследить за намутцем.
— Ты убил его?
— Я проследил за ним. Он оставил коня на опушке леса. Вскочил в седло и умчался. Больше я не видел его.
— А видели ли вы других намутцев во время похода по Огненным горам?
— Нет.
— Тогда почему же ты говоришь об Эдарке? Разве мало в Намуте воинов, носящих черные плащи?
— Не знаю, господин. Но намутцы гнались за нами от самого Суэ, и я подумал…
* * *
Здесь отрывок из протокола, приведенный Криссом, обрывается.
То, что случилось с Нгаром в действительности, не знает никто.
Решением высшего военного совета Нгар был лишен званий и имени, и отныне народ аххумов должен был забыть о нем. О нем и о трех тысячах бессмертных, навсегда отступивших в бессмертие.
На этом заканчивается описание странствия первого — странствия полководца бессмертных Нгара Непобедимого, потерявшего имя и Родину.
СИДЯЩИЕ У РВА
Те, кто сидели на краю света и тьмы, не оборачивались. Они и без того знали, что случилось, и что случится еще. Они ждали, и впереди у них была вечность.
Темные спины истуканов заслоняли свет, поднимавшийся из рва.
Этот свет не был благом; это был эпицентр тьмы, пульсирующая черная дыра, та точка, в которой сходится и к которой неосознанно стремится все сущее.
Они знали, что где-то за их спинами, в великой северной степи, родился вождь, проникший в тайну мироздания. Теперь он будет их рабом, их рукой, которая сметет ненавистный им мир в пылающую бездну, в ров, в котором нет места несправедливости или малейшему нарушению гармонии. Огонь переплавит пространство и время в чистый, как слеза, кристалл. И, может быть, этот кристалл и станет краеугольным камнем нового мира.
