Глава 3
— Не балуй, скотина! — подобные жизнерадостные окрики раздавались то и дело, заставляя оказавшихся рядом путников нервно оборачиваться. — А не то оживлю и продам на мясо!
Мешок Пыль держался в седле с прирожденной грацией куска овечьего сыра. Лошадь в ужасе косилась на всадника, взобравшегося ей на спину, и время от времени порывалась взбрыкнуть. Она явно считала, что везти настолько чудное существо ниже ее достоинства.
Поехать верхом, к удивлению Арса, предложил сам библиотекарь. Как выяснилось позже, он имел представление об этом виде передвижения, но чисто теоретическое.
Теперь он осваивался с ним на практике.
По дороге, ведущей на право-восток, к Близкому морю, они двигались со скоростью не сильно спешащего пешехода. Много времени уходило на то, чтобы извлечь гроблина из придорожных канав, а после этого поймать спасшуюся бегством лошадь.
. — Может быть, все же пойдем пешком? — предложил Арс, глядя на то, как Мешок Пыль в очередной раз пытается сесть в седло. Этот процесс можно было сравнить с попыткой циркуля заняться скалолазанием.
Лошадь, судя по выражению морды, ощущала себя мучеником периода раннего христианства.
— Нет! — решительно пыхтя, ответствовал библиотекарь. — Так будет быстрее…
Лошадь дождалась, когда наездник (применяем это слово, поскольку другого все равно нет) заберется на свое место и переведет дух, и только после этого сорвалась с места.
— Стой! Куда? Тпру! — гаркнул Арс, но оказалось поздно.
Проскакав с полсотни метров, лошадь решила, что набрала достаточную скорость, после чего резко затормозила. Гроблин, до сего момента державшийся за поводья, неожиданно познал закон инерции и тот безотрадный факт, что в седле ремни безопасности не предусмотрены.
Лошадь довольным взглядом проводила пронесшееся над дорогой тело.
Короткий вопль сменился судорожным всхлипом, когда его полет закончился столкновением с другим телом.
— Ой-ёй! — сказал Топыряк, пришпоривая коня. — Ну ты скотина!
Последняя фраза относилась к лошади библиотекаря, которая, сочтя задачу выполненной, принялась неторопливо щипать траву. В ответ на ругательство она лишь фыркнула.
Спрыгнув с седла, Арс бросился к спутнику.
— Ты жив?
— К сожалению, да, — прохрипел Мешок Пыль, — воистину это самый хороший день в моей жизни с того года, когда в библиотеке завелся паук-книгочей…
— Что за паук? — спросил Топыряк, помогая гроблину подняться. В устах того «хороший» значило то же, что «отвратительный» для человека.
— Да прибрел какой-то из подвалов. Выучился читать, зараза, а книгами делиться не хотел. Трех студентов съел, пока я его не пришиб… А это еще что?
Под длинным и тощим телом библиотекаря обнаружилось еще одно, вонючее и бородатое.
— Судя по всему, гном. Ты его чуть не зашиб…
— Не я, а моя лошадь! Что будем с ним делать?
— Надо бы… эээ, привести его в чувство! — сказал Арс осторожно. Одна мысль о том, что придется прикоснуться к валяющемуся на дороге существу, вызывала острое желание вымыться.
— О… о… о, — по счастью, гном пришел в себя самостоятельно и даже открыл глаза. — О?
Заглянув в эти глаза, Арс вздрогнул — в них гнездилось чистое, ничем не испорченное безумие.
— Ничего себе! — Мешок Пыль вздрогнул. — Я вижу на нем след книги!
— Ты хочешь сказать, что его шарахнули фолиантом по голове? А я бы предположил, что кирпичом…
— Нет! «Черная книга» владела его разумом, он был ее марионеткой! — Топыряк никогда не видел библиотекаря в таком возбуждении,
— Посмотри на эти черные следы на матрице сознания…
— Ээээ…
Вагонетка медленно сел, в глазах его появилось осмысленное выражение, подобное тому, что бывает на морде не шибко умной собаки, которой предлагают новую игру.
— Что это было? — спросил гном.
— Это был я, — честно признался гроблин. — Скажи, когда ты расстался с книгой?
— С книгой? С какой?
— С такой большой, черной! В ней еще куча всяких заклинаний!
— Книга, — Вагонетка задумался. С памятью его в последнее время творилось что-то странное. В ней непонятно откуда возникали провалы, большие и черные, словно грузовики с углем. — Вроде была какая-то книга… а я был великим магом! Да, я даже кого-то заколдовал! Только куда она делась?
— Вот видишь, что «Черная книга» способна сделать с разумным существом? — Мешок Пыль нравоучительно поднял палец. — Она выпивает рассудок, отравляет душу гнусными миазмами!
— Всего лишь какая-то стопка пергаментных листов, засунутых в обложку? — покачал головой Арс.
— Главное — не пергамент, а те слова, что на нем написаны! Именно они имеют чудовищную власть над разумными существами…
Именно в этот момент гном оторвался от воспоминаний и решил приглядеться к собеседнику.
— ААААА! — это был самый резвый старт за всю историю дорожных переговоров. Низкорослая фигура, преодолевая сопротивление цепляющегося за бороду ветра, с топотом умчалась в сторону Ква-Ква.
— Гм, — сказал Мешок Пыль, задумчиво поглаживая себя по зеленой лысине. — И чего его так напугало?
— Он просто представил тебя в седле! — хмыкнул Арс. — Давай, поехали. А то пока мы тут болтаем, книга уже где-нибудь в Вершках-Корешках…
Библиотекарь посмотрел на лошадь с опаской. Та ответила невинным, как у профессионального шулера, взглядом.
— Ну вот что, кляча, — проговорил гроблин твердо. — Или ты меня спокойно везешь, или я накладываю на тебя самое страшное заклятие, которое знаю… Принудительное Читалово!
— Это еще что такое?
— Оно заставляет жертву читать все надписи, которые она видит! — мстительно сверкая глазищами, сообщил Мешок Пыль. — Причем вслух!
— Но лошадь же не умеет читать!
— Ей придется научиться! Сначала все пойдет туго, но через пару лет, я думаю, она освоит азбуку!
Коняга, внимательно слушавшая разговор, истошно заражала и затрясла хвостом. Спустя мгновение она оказалась рядом и даже присела, чтобы седоку было удобнее забираться в седло.
Правый берег Близкого моря лесистый и низкий. Крупный порт тут всего один, но зато много деревушек, носящих романтические названия — Конский Зад, Большая Куча, Сопрелый Мох.
Обитатели одной из них, выбравшиеся поудить рыбу на закате, стали свидетелями престранного зрелища.
— Чтой-то там? — поинтересовался Старый Щур, на лице которого было больше морщин, чем за спиной — прожитых зим.
— А где? — спросил его более молодой помощник, за розовый цвет лица и солидную упитанность прозванный Поросячьи Глазки.
— А туда глянь, — Старый Щур поднял руку, — вон тама вроде как рыба из воды выбрасывается!
Поросячьи Глазки поднес ко лбу ладонь.
Вдали от берега вода будто кипела. Одна за другой из нее выскакивали серебристые тела, словно рыбы решили научиться летать. Казалось, что из моря идет странный дождь наоборот.
— Чудно, — проговори старик. — Никак, напугал их кто?
— Акула? — предположил Поросячьи Глазки, и глазки его задвигались, словно хвостик хавроньи, которая заподозрила, что не стоило забираться в дом и лопать прямо со стола.
— Не… — авторитетно сказал Старый Щур. — Акула не пугает, она сразу жреть! Уразумел?
Косяк рыбы ушел в сторону, а чуть ближе к лодке в море вылетел крупный осьминог. Он менял цвет и изо всех сил махал щупальцами, норовя вцепиться в воздух.
Сила тяжести злорадно дернула его обратно. Раздалось громкое «Бульк!».
— Никак к нам движется, — в голосе Поросячьих Глазок появились панические нотки. — Что делать будем?
— А ничего, — Старый Щур вытащил из кармана фляжку, в которой плескалась явно не вода. — Если эта тварь способна проглотить лодку, то бежать поздно… — «хлюп-хлюп-хлюп…»
Добрая порция самогона заставила глазки старика масляно заблестеть. В то время как Поросячьи Глазки метался по лодке, рискуя ее опрокинуть, Старый Щур спокойно сидел на корме и что-то насвистывал.
— Вон она, смотри! — сказал он, указывая вниз. Поросячьи Глазки остановился. На глубине нескольких метров, с трудом различимая сквозь толщу воды, рывками плыла какая-то тварь. Она была черной и имела что-то вроде крыльев.
— Это что, скат? Да вроде и не очень большой!
— А бывают эти скаты… как их… — «хлюп-хлюп-хлюп», — фляжка опустела наполовину, — эректрические… они всех своей ирекцией убивают!
— А что это такое — ирекция? — спросил Поросячьи Глазки.
— Ну, — Старый Щур, неожиданно оказавшийся спецом в ихтиологии, задумался, — что-то вроде шипа такого… — «хлюп-хлюп-хлюп»… — ядовитого, растопыренного!
— О! — Поросячьи Глазки уже предвкушал байки, которые будет рассказывать девкам — что держал огромного, с дом, ската за эту самую ирекцию, а он возьми, да и вырвись…
Ведь скользкая она, ирекция!
«Черная книга» неторопливо плыла к берегу. Она не знала, что такое спешка, она просто двигалась к цели. И то, что живые существа, оказавшиеся на дороге, разбегались, охваченные темным ужасом, ее не огорчало и не радовало.
Точно доисторическое чудовище, решившее преодолеть все стадии эволюции одним махом, черный фолиант неторопливо выбрался на берег. Вода бежала с него потоками, издавая разочарованное журчание. За несколько дней она не смогла размыть ни единого знака на пергаментных страницах.
Воде было невдомек, что пропитанные магией книги по крепости и живучести превосходят крыс и тараканов. Помести гримуар в эпицентр ядерного взрыва, он лишь поморщит переплет по поводу вызванной рентгеновским излучением легкой щекотки…
Встряхнувшись, словно искупавшийся пес, «Черная книга» медленно поползла прочь от берега.
Передвигаться по суше ей было трудно. Имелся неплохой стимул найти разумное существо, которое можно будет подчинить и заставить поработать теми отростками, которые носят название ноги.
У книги не было глаз или носа, но сознание она чуяла за сотни метров. И сейчас рецепторы, скрытые где-то в толще обложки, затрепетали. За ближайшим холмом сознаний было предостаточно, а одно из них было слишком ярким и сложным для животного.
Оставалось только до него добраться.
Первый визг прозвучал в тот момент, когда Арс и Мешок Пыль въехали на окраину Порта. Дальше вопли и визги следовали один за другим, подобно волне, преследующей двух всадников.
— Гм, — сказал библиотекарь, глядя, как визжит, надрываясь, женщина в окошке. Лицо ее раскраснелось, а глаза остекленели от самозабвенности. — Мне кажется, или на самом деле что-то не в порядке?
— Все нормально… — спешно ответил Топыряк, — аккуратнее, госпожа, там песьи какашки!
Вовремя предупрежденная барышня лет пятидесяти благодарно кивнула и упала в обморок на кусочке чистой (по крайне мере, не особенно грязной) земли.
— Нет, что-то тут не так! — продолжал упорствовать Мешок Пыль.
— Их несколько смущает твоя внешность, — сказал Арс со всей возможной тактичностью.
Но собеседник его попросту не понял.
— Что в ней такого? Я же не голый! — Ну…
Занимательную беседу прервали преградившие дорогу горожане исключительно мужского пола. Рожи у них были решительные, а в руках почти каждого имелся заостренный дрын.
— В чем дело? — поинтересовался Арс, судорожно шаря по сусекам памяти в поисках подходящего к ситуации заклинания, менее радикального, чем экспресс-вызов демона.
— Мы всяким мертвякам и прочим зомбям не позволим ошиваться в нашем городе! — мрачно заявил стоящий впереди красноносый тип, по кривоногости могущий поспорить с медведем.
— Где он нашел зомби? — Мешок Пыль оглянулся. — Я бы тоже с удовольствием на него посмотрел. Никогда не видел настоящего, живого зомби!
— А ты в зеркало давно смотрел? — красноносый не дал сбить себя с толку. — Сейчас мы тебя осиновыми кольями попотчуем, кровосос проклятый!
— Кровь сосут вампиры, а не зомби, — сообщил всем Арс, мечтая оказаться где-нибудь подальше от разъяренной толпы, — а мой друг, он эээ… гроблин!
— Кто, блин? — поинтересовался кто-то из толпы.
— Тихо, блин! — одернул загомонивших соратников красноносый. — Это что еще за гроблин такой? Вид у него самый что ни на есть трупный, зенки вон светятся! А то, что он разговаривает и на солнце не горит — нас такими штуками не обманешь!
И красноносый с деловым видом подмигнул, давая понять, что он знает толк в живых мертвецах.
— Разве зомби может ездить верхом? — благодушно сказал Мешок Пыль, явно не осознающий, что его ожидает нехорошая перспектива стать подушечкой для толстых деревянных булавок. — Мы маги из университета, путешествуем по…
— Еще маги? — если лица, составляющие толпу, до сего момента нельзя было назвать дружелюбными, то теперь они подошли бы для картины на тему «народный гнев». Красноносого и вовсе перекосило. — Это куда лучше! Не зря колышки затачивали!
Обитатели Порта с дружным ревом двинулись вперед. — А ну стоять! — выкрикнул Арс, поднимая руку. — Еще шаг, и я вызову демона! — Нам всего лишь нужно переплыть через море! — сказал Мешок Пыль, который словосочетание «забить насмерть» воспринимал лишь как забавный лексический конструкт. — Мы заплатим!
Последнее слово произвело почти магическое действие, оно заставило толпу оцепенеть. У обитателей Лоскута Ква-Ква в процессе естественного отбора (имеется в виду отбор благ у ближнего) выработалась способность в самом ужасающем грохоте улавливать любой набор звуков, имеющий отношение к деньгам.
Великий полководец древности Александр Закидонский разбил армию Ква-Ква только потому, что специально обученный человек крикнул с соседнего холма «Халява!».
Горожане, успевая на ходу продать вражеской армии оружие, ринулись туда с воплями «Где?», «Чего дают?» и «Хапай больше!». По дороге затоптали собственных полководцев, а о проигранной битве вспомнили только в тот момент, когда их взяли в плен.
Но сам Ква-Ква Закидонский штурмовать не стал. Испугался. Знал, что соблазны и «прелести» городской жизни уничтожат его непобедимую армию быстрее, чем мечи и копья врагов. И даже не уничтожат, а сделают чем-то таким, что назвать «армией» не повернется язык у самого закоренелого милитариста. — Вы сказали «заплатим»? — осведомился красноносый, с застенчивой улыбкой пряча за спину руку с дубинкой. — Ну да, так я и сказал! — подтвердил библиотекарь.
— Теперь видно, что это не зомби! — горячо сказал похожий выражением лица на глиста субъект. — Мертвяки — они никогда ни за что не платят!
— Точно! Точно! — загалдели в толпе. Там и сям объявились улыбки, которые до сего момента лежали где-то в карманах.
Осиновые колья мгновенно исчезли.
— Сразу видно, настоящие волшебники! — проговорил красноносый. — Я сам вас отвезу! Мой корвет, «Кривой клык», самый быстрый!
— Осади назад, Фотош Опп! — рявкнул «глист». — Зато на моем фрегате есть занавески на окнах!
— Больно они нужны! — гаркнул еще кто-то. — Вот я отвезу со всеми удобствами! Мой боцман лучше всех поет морские песни!
В толпе завязалась острая конкурентная борьба с применением рукоприкладства.
— Всегда мечтал послушать морские песни! — сказал Мешок Пыль, глядя, как по земле катится чья-то вырванная с мясом пуговица.
— Чего же мы ждем, господин? — самый хитрый обитатель Порта зашел с тыла. — Я сам их вам спою! И про закат над морем, и про шторм, и про ту штучку, которая ждет всякого моряка на берегу… — И что это за штучка? — глаза библиотекаря горели искренней жаждой знаний. — О! Вы не знаете? — хитрец слегка зарделся. — Тогда за эту песню придется доплатить…
— Ты никогда не был мужчиной, Корел Дро! — из драки, которая к этому моменту превратилась в огромный клуб пыли, вылетел башмак и с хрустом врезался хитрецу в лоб. Тот со стоном рухнул наземь.
— Может, мы пойдем посмотрим корабли? — предложил Арс. В душу ему закралось неясное подозрение, что если позволить кораблевладельцам самим решать вопрос, кто их повезет, то дело может затянуться до утра.
Пыль медленно осела. Из нее возникла груда поверженных тел, над которой возвышались немногие уцелевшие. Они замерли посреди движения, с занесенными кулаками, вцепившись друг другу в горло.
— Хорошая мысль, — красноносый Фотош Опп сплюнул кровью и принялся аккуратно отлеплять пальцы на своей шее.
— Э… да, — согласился «глист», опуская руки. — Пойдем и посмотрим…
Держащихся на ногах и могущих ответить на вопрос «сколько будет два плюс два?» оказалось семеро. Они и составили почетный эскорт при двух всадниках на хрипящих конях.
Животные из университетских конюшен — крайне нервные существа.
— А почему вы поначалу хотели нас убить? — спросил Арс у Фотош Оппа, когда поле брани осталось позади.
— Ну, это было недоразумение… — дружелюбную улыбку портила только щербина на месте выбитого зуба. Но взглянув на Топыряка, красноносый понял, что вежливыми отговорками ему не отделаться. — Ну… э… тут у нас побывал недавно один шарлатан, который тоже выдавал себя за мага…
— И что он натворил? — Мешок Пыль в этот момент до ужаса походил на кота, который заметил, как неосторожный цыпленок в одиночестве ковыляет по двору.
На зеленого и лысого кота.
— А превратил трех человек в свиней, — сообщил «глист», звали которого Пейдж Мейкер.
— И после этого вы называете его шарлатаном?
— А как его еще называть? — обитатели Порта изумленно переглянулись. — Приличные волшебники так не поступают!
— Ну… хм… да… — спорить с последним утверждением, несмотря на всю его спорность, почему-то не хотелось.
Впереди показалась собственно портовая часть Порта. Из достопримечательностей тут имелись склады, запах тухлятины и вездесущие чайки, наглые и хищные, похожие на крыс с крыльями.
— А вот и мой корвет! — сказал Фотош Опп. — Он мчится быстрее ветра! Правда красавец?
Возвышающийся у причала корабль выглядел как то судно, которое ставят под кровать. В бортах зияли дыры, а мачта почему-то была кривая. Оставалось непонятным, почему ЭТО до сих пор не затонуло.
— Ну да, — сказал Арс, собрав в кулак всю дипломатичность. — А что там, дальше?
И он показал на парусник у следующего причала, который выглядел ЦЕЛЫМ.
— А это судно капитана Фарша, — злорадно сообщил Пейдж Мейкер. — Но капитан сейчас несколько… не в форме и вряд ли сможет вам помочь…
На трап вышла здоровенная свинья, на которой болталась грязная и изорванная тельняшка. Свысока глянув на двуногих, она выразительно сказала «хрю!».
— Это его шарлатан превратил? — спросил Мешок Пыль.
— Ага.
— Видно остаточное свечение, — констатировал библиотекарь, — свидетельствует о сильном черном воздействии реликтового класса. Ретрансформация объекта представляется затруднительной.
Моряки посмотрели на гроблина с уважением. Он вел себя, как подобает волшебнику — бормотал всякую чушь, но при этом не забывал платить.
— Очень интересно, — голос Арса был кислым, как кефир, — но можем ли посмотреть другие корабли?
— Мой фрегат ждет вас, мой адмирал! — Пейдж Мейкер решил добавить капельку лести.
Фотош Опп кинул на него злобный взгляд.
Фрегат оказался таким крошечным, что его палубу можно было использовать в качестве обеденного стола. На носу зверски храпел матрос, от его храпа колыхалась болтающаяся на окнах рубки бахрома, которую хозяин судна гордо именовал «занавесками».
— Гмм, — сказал Арс и выразительно посмотрел на прочих кораблевладельцев.
В последующие полчаса ему были показаны шлюп, линкор, галера, шнека и драккар.
У Топыряка возникло стойкое ощущение, что он попал в музей, где демонстрируется седая древность мореходного дела. Все корабли переживали глубокую старость и не разваливались только благодаря особой милости кого-то из богов.
— Послушай, — сказал Арс спутнику, когда они отъехали немного в сторону. — Путешествие через пустыню теперь не кажется мне такой уж плохой идеей…
— Но нас захватят в плен эти… ваххоббитлы! — встревожился Мешок Пыль. — Которые осасины…
— С ними, в отличие от моря, можно договориться! Эти же суда, — тут Топыряк понизил голос, — развалятся от моего чиха! Я не рискнул бы переправляться на них и через лужу!
— А мне они кажутся такими… — библиотекарь оглянулся на напряженно улыбающихся обитателей Порта, — живописными…
— Корабли не должны быть живописными! Они должны плавать!
— Ты уверен? — гроблин задумался. — Но через пустыню путь долгий… Давай положимся на Судьбу!
— Это как?
— Кинем жребий! — напыщенно возгласил Мешок Пыль. — И пусть перст Судьбы укажет нам нужный корабль!
— Да? — Арс хотел было много интересного сказать по поводу этого перста, который Судьба то и дело сует в разные неподобающие места, но взглянул в горящие глаза библиотекаря и промолчал.
В конце концов, тот уже настоящий маг, а он всего лишь студент.
Терка Хрен всю не очень долгую жизнь пас коров. Для этой не требующей особого ума работы у него был самый подходящий характер с одной-единственной чертой — ленью.
Деревенские коты казались рядом с Теркой Хреном деятельными тружениками. Другие пастухи хотя бы играли на дудочках, он же не делал и этого. В неподвижности Терка Хрен мог пребывать часами, неделями и даже месяцами. Но увы, должность требовала от него некоторых телодвижений.
А еще у Терки Хрена был внутренний голос. Он время от времени начинал нести всякую ерунду, вроде «Почему бы тебе ни сделать что-нибудь?». Но пастух отбивался от всех поползновений с помощью проверенной фразы: «А нафига?».
И все же он гордился внутренним голосом. Ведь не у каждого есть такой!
Сегодня день задался — погода была спокойной, весеннее солнышко пригревало, коровы благополучно паслись на только что вылезшей из земли траве, и Терка Хрен мог предаваться любимому делу — ничего не делать.
Надо сказать, что он подходил к подобному времяпрепровождению как истинный профессионал. Обычные люди валяют дурака неумело и несерьезно, он же, дорожа репутацией великого лентяя, не мог себе такого позволить.
На склоне одного из холмов Терка Хрен присмотрел удобное место, где, прислонившись к земле, можно было расположиться под углом примерно в сорок пять градусов.
Подобное положение никак не назовешь «стоянием», «сидением» или даже «лежанием». Приняв его, Терка Хрен избавлялся от возможных обвинений в том, что он «валяется» или «посиживает».
Кроме того, пастух не мог позволить себе спать. Ведь сон — тоже вид деятельности. Поэтому глаза его были открыты, но видели ли они что-нибудь — этот вопрос оставался невыясненным. Однажды Терка Хрен не разглядел, как в десяти шагах от него волк жрет корову.
После трепки, полученной от хозяина животины, зрение его улучшилось, но ненамного.
Терка Хрен не-лежал и не-спал, когда ушей его коснулся шорох — неподалеку ползло что-то крупное. С некоторым напряжением включив мозг, пастух подумал, что это может быть змея.
Змеям наплевать на высокие принципы не-деяния, они могут запросто цапнуть за ногу даже величайшего из лентяев, так что пришлось действовать. Терка Хрен сфокусировал взгляд и обнаружил, что на него СМОТРИТ здоровенная книга в черном переплете.
«Беги! Спасайся!» — заорал внутренний голос.
«А нафига?» — ответил ему Терка Хрен.
Поскольку опасности быть укушенным не было, Терка Хрен собрался вновь расслабиться и отдаться лени, но тут что-то твердое уперлось в ногу. Книга подползла ближе и тыкалась в голень, как выклянчивающий подачку кот.
По ясному небу мышления Терки Хрена побежали облака мыслей. Жидкие и редкие.
— Чего тебе? — спросил он, наклоняясь. Книга как-то зашуршала, дернулась, и внутри пастуха кто-то судорожно всхлипнул.
«Опять ты? — подумал он, имея в виду внутренний голос. — А нафига?»
«Встань и иди! — только что придушившая внутренний голос „Черная книга“ принялась отдавать приказы. — Поднимись и шагай! Двигайся и подчиняйся! Шевелись!».
«А нафига?» — был ответ.
«Черная книга» испытала нечто похожее на ошеломление. Первый раз она столкнулась с настолько пустым сознанием. Обычно содержимое головы разумного существа (ну, или того, чем оно думает) напоминает ворох разноцветных светящихся обрывков ткани.
У Терки Хрена все было тихо, как в заброшенном храме.
Обычно «Черная книга» подстраивалась к чужому мышлению, добавляя в его поток свои команды и пожелания, здесь же ей пришлось напрягать мозг самой. Это было похоже на то, как если бы один человек попробовал шевелить конечностями другого.
В принципе возможно, но очень неудобно.
Терка Хрен ощущал, как под сводами его черепа что-то негромко похрустывает и движется. Потом защекотало затылок, и тут же водопадом хлынули мысли: «Как сегодня тепло!», «Правая нога затекла, надо бы пошевелить…», «Ага, у Пеструшки брюхо пучит!», «Поднимись и иди!»…
Собственно пастуху среди них принадлежала одна: «А нафига?».
Через десять минут беспрерывных усилий «Черная книга» ощутила, как с нее льется пот (в метафорическом смысле). Неожиданно остро и сильно захотелось выпить пива.
Одним целым с Вагонеткой она была недолго, но дурные привычки подцепить успела.
Немного передохнув, она решила прибегнуть к страху. Если разумное существо хорошенько припугнуть, то с ним можно сделать все что угодно — этот принцип твердо знал создатель «Черной книги», а значит — и она сама.
Терка Хрен недоуменно захлопал глазами, когда вокруг потемнело, а из мрака, шевеля жвалами, клацая челюстями и пуская с клыков слюну, на него двинулись разнообразные панцирные, хитиновые и шерстистые твари, выглядящие дружелюбно, как топор палача.
«Беги! Они сожрут тебя! — внутренний голос в этот момент был особенно убедителен. — Разорвут на части, распотрошат! Сделают все самое ужасное! Подчиняйся!»
«А нафига?» — решительно подумал Терка Хрен.
Мощь этой мысли, укрепившейся от многократных повторений, была такова, что фантомы отступили, мрак рассеялся, и чудовища начали таять, как туман в лучах солнца.
Никакого эффекта не дали груды золота, соблазнительно изгибающиеся красавицы, забывшие где-то всю одежду, и роскошные яства на фарфоровых блюдах. Пастух смотрел на все это равнодушно.
«Черной книге», которая выступала в роли искусителя, пришлось познать одну очень важную истину — лень, конечно, грех, но в то же самое время — щит против многих других грехов.
Случай попался трудный.
Чтобы найти выход, понадобилось несколько часов, за которые Терка Хрен совершил два действия — посмотрел на солнце, которое клонилось к закату, после чего моргнул. «Черная книга» удовлетворенно хрюкнула, и тут же в голову пастуха вползло подозрение, что находясь на этом холме, он все же что-то делает…
И что на право-востоке есть место, где не придется делать ничего!
Мысль была неприятной, тревожащей, словно заноза в седалище. Терка Хрен зашевелился, а потом даже встал. Коровы, привыкшие, что пастух по неподвижности превосходит валун, поглядели на него удивленно.
— Э… хм… — слышать собственный голос для Терки Хрена было непривычно. На самом деле он был не прочь поговорить, но просто ленился открывать рот. Сейчас же он чувствовал, что должен что-то сказать. — Гм… ну… это…
За этой богатой смысловыми оттенками фразой последовал взмах рукой. Коровы, привыкшие понимать пастуха с полуслова, точнее — с полужеста, медленно побрели к деревне.
Которая, к счастью для буренок и их хозяев, лежала на право-востоке.
Драккар под названием «Коготь рыбы» переползал с волны на волну с проворством завзятого ревматика. Поскрипывали деревянные суставы. Когда скрип становился особенно сильным, Арс замирал в предчувствии, что корабль разложится на части и до берега придется добираться на деревянном конструкторе.
Весел на драккаре было целых два. Одно из них — запасное.
Хозяин посудины, носящий имя Экс Плорер, звучно нарек свой корабль, не особенно заботясь о правдоподобии. На самом деле драккар походил на разжиревшую лодку, над которой болталось дырявое одеяло.
Почему-то называемое парусом.
Попытка отойти от берега на такой штуке попахивала героизмом.
Мешок Пыль в свое время добрался до Ква-Ква по суше. Сейчас он переживал прелести морского путешествия впервые. В данный момент гроблин, перевесившись через борт, знакомился с морскими обитателями.
Судя по рыгающим звукам, знакомство проходило нормально.
— Скоро будем на месте, господин волшебник, — сообщил, подойдя к Арсу, Экс Плорер. — С вашим другом… эээ… все хорошо?
— Нормально! — беззаботно ответил Топыряк. — Эй, Мешок, скоро доберемся до Рехангельска! Отметим мое прибытие!
— А что такое Рехангельск? И что значит «отмечать»? — лицо гроблина, явившееся из-за борта, было не зеленым, а белым с легким зеленоватым оттенком. Глаза глядели в разные стороны.
— Это главный порт Лоскута Китеж, откуда я родом! А отмечать — это значит хлестать зелено вино и веселиться!
— Чем?
— Что чем?
— Чем хлестать? — уточнил библиотекарь. На лбу его появились морщины недоумения. — И зачем? Вино все равно боли не чувствует…
— Ну, — Арс слишком поздно понял, что некоторые сложные штуки под названием «устойчивые идиомы» могут быть непонятны даже существу, знающему все о магии слова.
Ведь в идиомах нет никакой магии.
— Это такая традиция, — вывернулся он. — А вон и берег!
Из-за горизонта появилась зеленая полоска. Экс Плорер украдкой забормотал молитву всем богам. Без их помощи, в этом достойный кораблевладелец был совершенно уверен, драккар не смог бы пересечь Близкое море.
— И нет, вы видели, да? — возмущался Соломенный Брыль, не забывая прикладываться к кружке с брагой. — Он просто взял и ушел!
Слушающие его мужики возмущенно зашумели.
— А тут как он вылетит из воды, как взмахнет ирекцией! — из противоположного угла донесся голосок Поросячьих Глазок.
В каждом уважающем себя китежском селении (не говоря о тех, которые себя не уважают) есть кабак. Все обитатели селения мужского пола, достигшие совершеннолетия, являются сюда каждый вечер, чтобы вдали от жен предаться любимому мужскому занятию
Потрепать языками.
В деревне Сосновка тоже был кабак. И сегодня он просто гудел, напоминая улей, населяющие который пчелы обнаружили, что из меда можно делать кое-что жидкое и веселящее.
— Кто ушел? — спросил Толстый Пень, глухой как… как пень. Весь предыдущий рассказ он благополучно прослушал.
— Да пастух! — от возмущения Соломенный Брыль чуть не подавился брагой. — Терка Хрен! Обычно от него слова не добьешься, а тут вышел я скотину встречать, а этот, вместо того, чтобы ее ко мне гнать, по улице чешет! А стадо за ним бредет…
— Так куда он ушел? — спросил кто-то.
— Скат это был! — настаивал Поросячьи Глазки в другом углу. — Этот… иректрический! Спроси хоть у Старого Щура, он тоже видел! Нет, да не пил я с утра! Мамой клянусь!
— А кто его знает? По дороге к реке, на право-восток! — Соломенный Брыль пожал плечами. — Я всегда говорил, что он немного не в себе! Вот теперь нового пастуха искать надо!
— А куда старый делся? — поинтересовался Толстый Пень, который все это время внимательно слушал.
— А ирекция у него была с руку! — с каждой кружкой память Поросячьих Глазок становилась хуже и хуже, а скат — больше.
Поцент Васис Влад с кафедры магии слова приближался к библиотеке походкой человека, идущего на смертную казнь. В общем и целом именно так он себя и чувствовал.
Неприятности его начались с того, что кому-то из прохфессоров понадобилась книжка. Должно быть, нечего оказалось почитать в туалете. Явившись в библиотеку, он обнаружил что та закрыта на «Тихнический пирирыв».
Приняв эту фразу за оскорбление, прохфессор отправился к ректору и устроил жуткий скандал.
Ректор вызвал заведующего кафедрой магии слова и сказал много неприятных слов.
Заведующий кафедрой вернулся к себе не в самом лучшем настроении.
А отвечать за то, что гроблин Мешок Пыль так не вовремя отправился ловить беглую книгу, пришлось почему-то поценту Васису Владу, с сегодняшнего дня — «в.р.и.о. библиотекаря».
Что означало это в.р.и.о., Васис Влад не знал, хотя подозревал, что что-то крайне нехорошее. Идти на новое место службы не хотелось, и больше всего по той причине, что поцент совершенно не представлял, что будет там делать.
Да, Васис Влад знал общие принципы функционирования живого хранилища знаний, называемого людьми невинным словом «библиотека», но последние тридцать лет занимался «Магическими основами стихосложения» и от книг старался держаться на расстоянии.
Искренне полагая, что они настоящему магу ни к чему.
Спустившись по лестнице, ведущей к черным с серебряными знаками дверям, поцент остановился и прислушался. Изнутри доносился непрерывный и очень кровожадный шорох, словно тысячи муравьев клацали челюстями, ожидая, когда кто-нибудь войдет…
Печально вздохнув, Васис Влад снял с двери табличку «Не вхадить! Тихнический пирирыв!», после чего открыл дверь. Его встретил полумрак,' в котором бастионами возвышались книжные полки. Между ними что-то порхало, а издалека доносились скребущие звуки.
Засветив над плечом небольшой огонек, поцент сделал шаг.
Слева обнаружилась высокая конторка из темного дерева.
— Так, — сказал Васис Влад дрожащим голосом. — Там должны быть каталоги и все такое…
Но конторка была девственно чистой. А на полу за конторкой лежал самый настоящий гроб — широкий и длинный, для удобства обитый изнутри толстой стеганой тканью.
Слухи о привычках библиотекаря подтвердились.
— Ну, э, — поцент ощутил, как на затылке зашевелились волосы. Его очень тревожил взгляд, исходящий откуда-то из-за стеллажей. — Никто не может сказать, что я тут не был! И даже искал каталоги!
Лязгая зубами, он поспешно выскочил за дверь. Табличка с загадочной надписью вернулась на место, по лестнице простучали шаги. Потом они стихли, и из звуков остался только шорох пергаментных страниц, становящийся все более зловещим.
