Глава 3
С ним стало невозможно говорить на какую-либо тему, кроме Продукта и «Хорошей жизни». Шнор ухитрялся сбывать хренолайф повсюду, даже изловчился продать банку гному Отбойнику.
Учитывая, что тот из жадности мылся под дождем, это был настоящий подвиг.
Зажженные свечи Арс расставил неровным треугольником вокруг кровати приятеля, кристалл взял в руки. На ощупь тот был холодным, как кусок льда, ладони быстро занемели.
В сонных настойках Топыряк разбирался примерно так же, как рыба в устройстве кузницы, поэтому заклинания читал негромко, чуть ли не шепотом — не попусти боги, Шнор проснется!
Покачивались в такт словам язычки пламени, кристалл в руках потихоньку нагревался. Когда он мягко засветился, словно в камне загорелась маленькая красная звездочка, Арс осторожно прикоснулся им к ноге Шнора.
Что-то пискнуло, треснуло, запахло паленым волосом.
Затаив дыхание, Топыряк смотрел, как по скрытой под одеялом фигуре Орина бежит тонкая оранжевая линия. Тот знай себе посапывал, а полоса огня миновала колени, прошлась по животу, охватила плечи, скакнула на шею, и дойдя до макушки, с легким шипением растаяла.
— Э? — недоуменно спросил Арс, вглядываясь в освещенные алым глубины кристалла. Там было пусто, как в голове недоучки.
Прозрачная Дыра ничего не нашла.
Шнор Орин зашевелился и открыл глаза. При виде застывшего посреди комнаты Топыряка в них появилось недоумение.
— Ты чего? — спросил Шнор сонным голосом.
— Да так, — ответил Арс, спешно пряча кристалл за спину, — готовлюсь к этой… контрольной…
— Ну-ну, — Орин повернулся на другой бок и захрапел.
В наступившей тишине негромко потрескивали оплывающие прозрачные свечи. Деньги на них оказались потрачены зря.
Игг Мухомор занимался важным делом — протирал тряпочкой парадный шлем, предназначенный для приемов и церемоний. Этого он не доверял никому, зная, что тупицы и бездари, состоящие у него в подчинении, неспособны почистить даже собственные штаны…
Когда дверь в кабинет распахнулась самым наглым образом, без стука, то Игг Мухомор так удивился, что выронил шлем. Тот со злорадным лязгом приземлился МЕНТу на ноги.
— Ах, демоны вас задери! Кто… как я рад вас видеть! — сказал Игг Мухомор, увидев вошедшего, и злобная гримаса на его лице удивительным образом трансформировалась в радушную улыбку.
Главный жрец Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), замер на пороге, подозрительно принюхиваясь. Лицо у него было как у человека, который явился в пещеру к живущему уединенно мудрецу, желая обсудить с ним смысл жизни, а наткнулся на разнузданную оргию с участием малолетних девиц.
— Присаживайтесь! — сказал МЕНТ, осторожно стряхивая шлем с ноги. Под столом звякнуло, жрец перевел изумленный взгляд ниже.
— Чем это у вас тут пахнет? — поинтересовался он. — Пивом? Или брагой?
— Проводили следственный эксперимент, — заискивающе ответил Игг Мухомор, в очередной раз давая себе клятву, что завтра пойдет к волшебникам и выпросит, нет, потребует у них заклинание от проклятого запаха! — Ну, немного не рассчитали…
— Ага, — Зубост Дерг хмыкнул. — Следовой экскремент, ну-ну… Это когда водку с пивом мешаешь, что ли? Да, тут не рассчитать очень легко!
Игг Мухомор улыбнулся еще раз, напоминая старого злобного бульдога, который пытается выглядеть игривым щеночком.
— Что привело вас к нам?
— Уж не желание поговорить с умными людьми, — ядовито ответил служитель Бевса-Патера. Только тут МЕНТ обратил внимание, что лицо жреца украшено парочкой добротных синяков, полученных не далее как вчера. — Нам нужна помощь…
— Всегда рады помочь нашим духовным… эээ, отцам, — Игг Мухомор задумался о религиозных ритуалах, исполняя которые можно получить такие вот фингалы. В голову не приходило ничего, кроме церемониальной драки, призванной услаждать взор бога…
Святилищ МЕНТ не посещал очень давно. Нельзя было сказать, что он был атеистом — в мире, где бог за неверие может набить тебе морду, отрицать его существование не очень-то разумно. Просто Игг Мухомор не знал храма, чей хозяин опекал бы стражников, и это задевало его ранимую душу.
Даже у проституток и воров были свои боги!
Вот и выкусите поклонение, жертвы и все прочее…
Игг Мухомор жил с этой фигой в кармане, но вовсе не желал, чтобы о ней узнали обитатели Влимпа или их служители. И те и другие ревнивы и обидчивы, могут все понять совершенно превратно, разгневаться…
А уж с гневом богов не захочет иметь дело даже атеист.
— На наш храм напали! — глаза Зубоста Дерга гневно сверкнули. — Вчера вечером! Толпа безумцев осквернила святилище, учинила непотребства и сорвала службу!
— А, — Иггу Мухомору показалось, что нечто подобное он недавно слышал. — А что же могучий Бевс-Патер почему он не покарает нечестивцев? Ведь бог не может не ответить на молитву верных служителей?
— Не может, — согласился жрец, глаза его плутовато забегали, — но нигде не сказано, какими именно словами он будет отвечать… Нам приказано действовать самим. И, — тут Зубост Дерг опасливо посмотрел на потолок, украшенный желтыми пятнами подозрительного происхождения, — мне кажется, что великий Бевс-Патер, Отец Богов, просто не в силах найти обидчиков…
— Хм, да, какая неприятность, — Игг Мухомор поскреб голову. Если дело с Господином Молчания, представляющим второстепенный— культ, можно было пустить на самотек, то с главным жрецом Бевса-Патера, одного из самых почитаемых божеств, это не получится. — Эй, сержант!
Последний вопль был рассчитан на то, чтобы его услышали за дверью, на лестнице. Зубост Дерг нервно вздрогнул.
— По вашему приказанию прибыл! — дежурный сержант возник в дверях. Он мученически пучил глаза и изо всех сил старался втянуть похожий на подушку живот. Живот упорно сопротивлялся.
— Найди лейтенанта Лахова, — приказал Игг Мухомор и пояснил жрецу: — Это офицер, который занимается расследованием нападения на храм Тумпа Немо…
— Ну-ну!
Лейтенант появился так быстро, словно прятался за дверями. Вид у него был такой, будто его лицо только что пытались замесить, как тесто для пирогов. Глаза блестели двумя пуговицами.
Утро для Лахова всегда было временем тяжелым.
— Лейтенант, доложите, как идет расследование! — приказал Игг Мухомор, радуясь, что запах перегара в атмосфере кабинета уловить невозможно.
— Идет должным курсом! — бодро ответил Лахов. — Проводятся розыскные и оперпротивные мероприятия!
Впечатление от доклада портило только то, что лейтенанта слегка покачивало.
— Какие-какие? — изумился жрец. — Противные? И чего это офицер у вас трясется?
— Это он после ночного дежурства, — не соврал МЕНТ, умолчав о том, что дежурил Лахов у стойки «Потертого уха». — А мероприятия оперативные…
— Э… да, — согласился Зубост Дерг, ощущая, что чего-то не понимает.
— Лейтенант, — Игг Мухомор взглянул на Лахова строго, — сейчас ты возьмешь своих людей и вместе с ними отправишься в святилище Бевса-Патера. На него тоже было совершено нападение.
— Есть! — деревянным голосом откликнулся Лахов.
— И обязательно составишь протыкол!
— Так точно!
— Благодарю, — Зубост Дерг поднялся, — мы не забудем вас в наших молитвах.
Когда дверь захлопнулась, с лица МЕНТа мгновенно исчезла улыбка, оно вновь стало мрачным и сердитым. Короче говоря, приняло обычное выражение.
— Ходят тут всякие, — сказал Игг Мухомор с чувством, — с ерундой всякой пристают! Людей от дела отвлекают!
Наклонившись, он извлек из-под стола шлем.
— Что такое протыкол? — поинтересовался Зубост Дерг, когда они с лейтенантом оказались на улице.
— Кто же его знает? — грустно вздохнул Лахов. — Но если начальство желает, то мы его обязательно составим.
За лейтенантом тащились Ргов и Калис, на лицах сержантов красовалось выражение, которое бывает у плакальщиков на похоронах. Жрецы из свиты Зубоста Дерга старались держаться от них подальше.
Всю дорогу верховный служитель Бевса-Патера пытался понять, что его тревожит. И только в храмовом квартале осознал, что обоняние по-прежнему ощущает запах хмельного. Словно витавший в кабинете командира городской стражи дух пожелал отправиться на место преступления и принять участие в расследовании.
Подобная инициатива со стороны запаха выглядела довольно странно.
Зубост Дерг подозрительно покосился на Торопливых. Но те шагали, как ни в чем не бывало.
По пути к храму пришлось протискиваться сквозь густую толпу попрошаек. От их немытых тел поднималось зловоние. Со всех сторон доносилось жалобное блеяние: «Подайте, кто сколько может…», «Помогите на хлебушек…», «Же не манж па си жюр…….»
Толстые лица нищих прятались под грязными волосами и искусно нарисованными язвами, к жрецам тут же потянулись десятки рук.
— Помогите, во имя Отца Богов! — это прозвучало почти хором. Гнусавым, жалобным и донельзя противным.
— А ну цыц! — рявкнул Лахов. — Ты, Драный Борщ, еще должен мне за прошлый месяц! А ты, Грим Три Носа, имей в виду, что я могу напомнить сержанту Калису, кого ты три дня назад обозвал блестящей поганкой…
Каждый из нищих попытался спрятаться за спину соседа, в результате чего возникла жуткая давка. Двое дистрофиков, спешащих убраться подальше, сцепились в драке, которую прекратил врезавшийся в них убогий на костылях. В стремлении удалиться он развил такую скорость, что обошел бы и гепарда.
— Ладно-ладно, начальник, — поспешно сказал Грим Три Носа, прозванный так за два выдающихся фурункула на щеках. Он всячески холил их и лелеял, расковыривал и добавлял грязи, не желая терять источник дохода. — Мы все поняли… будем вести себя тихо…
Сержант Калис ловким пинком сбросил с тележки безногого калеку, который проявил недостаточную расторопность. Тот вскочил на неожиданно отросшие конечности и собрался выругаться, но наткнулся на взгляд сержанта, очень далекий от определения «добрый», и подавился собственными ругательствами.
— Вот так-то лучше, — сказал Лахов. — Давайте жить Дружно!
Зубост Дерг глянул на Торопливых с уважением. В этот момент он чуть не впервые в жизни заподозрил, что от городских стражников может быть какая-то польза.
— Вот мы и пришли, — сказал он.
Храм Бевса-Патера был одним из красивейших в городе. Это признавали даже служители соперничающих божеств. Острая крыша напоминала горную вершину, обитую блестящей жестью. Величаво поднимались толстые колонны из розового мрамора, валялись на земле створки выломанных ворот…
Последнее украшение появилось только вчера и не было предусмотрено изначально.
— Неслабо, — сказал сержант Калис. — Чем они их вынесли? Магией?
— Не, — ответил Ргов, оглядев раскуроченные петли. — Ломами!
— Посмотрите, что внутри, — предложил Зубост Дерг.
— Пойдем, — согласился Лахов.
Внутри все мало отличалось от уже виденного в святилище Тумпа Немо. Разбитые сосуды, поваленные на пол статуи поменьше, изуродованная скульптура самого бога.
— Ого, ну и хозяйство! — завистливо высказался Ргов, глядя на отцовские атрибуты, которые несколько жрецов пытались прикрепить на место.
Занавеси в главном зале свисали лохмотьями, обнажая довольно занимательные картинки.
— О! — сказал Калис, завидев одну из них, глаза его выпучились. — Какая поза! А я такой и не знаю!
— Ладно пялиться, — Лахов повернулся к главному жрецу. — Вы что-нибудь особенное заметили в нападавших?
— Ну… — Зубост Дерг почесал нос. — Некоторых из них мы узнали.
— Ага, и кого именно? — такой подарок судьбы лейтенанта Лахова вовсе не обрадовал. Всем известно, что Судьба — капризная богиня, а ее подарки часто оказываются фальшивыми. Крылся тут какой-то подвох, но какой именно, оставалось неясным…
— Сейчас я созову братьев, — сказал Зубост Дерг, — и они сами вам все расскажут.
— Хмм, да, — спустя полчаса заметил Лахов, разглядывая составленный по результатам допроса список, — пекарь Конопляник, кузнец Пых с улицы Звезд, сапожник… парикмахер… гном Большая Кирка, добрый и злой феи, что каждый вечер пьют в таверне «У Толстого Маззи»… гмм, странная компания.
— Похоже, что на храм напала куча самых обычных горожан, — высказался Ргов.
— А, у них были еще эти, значки! — вспомнил Зубост Дерг. — Такие круглые, которые носят разносчики…
— А, эти, — оживился Васис Ргов. — Которые «самое-последнее-уникальное-предложение-только-сегодня» и скидка, после которой товар оказывается в два раза дороже, чем в лавке на соседней улице. Как же, к нам недавно один такой приходил, предлагал хренолайф какой-то…
— И что? — поинтересовался Калис.
— А я ему в морду дал, — улыбнулся Васис. — Чтобы у меня дома мне всякую хреновину в нос совали?
— Мы найдем всех этих людей… существ, — сказал лейтенант, пряча список, — и допросим. Если будут результаты, дадим вам знать…
— Хорошо, — кивнул Зубост Дерг, — храм хотел бы принять участие в наказании виновных, когда те будут найдены. А они ведь будут найдены?
Лахов поспешно кивнул. От улыбки жреца ему почему-то стало нехорошо.
Таверна «У Толстого Маззи» пользовалась не просто Дурной, а гиблой славой. По слухам, тут подавали человечину, а в списке напитков встречались коктейли с настоящей кровью.
Содержал таверну представитель подземной расы выползней, и работала она только по ночам. Здесь собирались существа из видовых меньшинств Ква-Ква, не очень любящие людей (разве что в жареном или копченом виде).
Лахов готовился к предстоящему визиту в таверну с некоторым душевным трепетом. Лейтенант даже предпринял попытку наточить меч. Она оказалась безуспешной по причине того, что клинок, многие годы не покидавший ножны, намертво сросся с ними.
То же самое было у Ргова.
Оставалось надеяться на арбалеты Калиса, да еще на один хитрый трюк.
— Итак, запомнили, — сказал Лахов, когда стражники, стараясь особенно не шуметь, подкрались к двери «У Толстого Маззи». Дверь была необычной формы, круглой, а над ней болталась вывеска с изображением зубастой пасти. Пасть не выглядела особенно гостеприимной, — никаких комментариев типа «о, а у того типа кожа зеленая!» или «вау, какая занятная трехголовая тетка с большими сиськами!».
— А почему? — спросил Ргов.
— Нас могут неправильно понять! — грозно сказал лейтенант. — И вообще лучше молчите, пока я не позволю вам разговаривать… На провокации ни в коем случае не отвечать!
— Это как? — засопел Дука Калис.
— Если тебе дадут в морду, то не бей сразу в ответ! Для начала разберись — вдруг тебе всего лишь сказали «привет»!
Судя по округлившимся глазам, подобная концепция взаимодействия с прочими разумными существами была для Калиса внове.
— Ну, пошли, — Лахов поправил шлем и толкнул дверь.
Внутри оказалось шумно и тепло. В воздухе витали ароматы крови, в полутьме, рассеиваемой висящими кое-где тусклыми масляными лампами, двигались силуэты посетителей. Некоторые из них выглядели так, что повторно смотреть в их сторону не хотелось.
— Идите за мной, — шепотом приказал Лахов, стараясь не глядеть в угол, где трое чудовищно лохматых людей со слишком большими (на взгляд любого не желающего быть съеденным) челюстями рвали на части огромный кусок мяса.
Лейтенант двинулся к стойке. За ней ворочалось нечто громадное, похожее на ожившую груду навоза. Подобным обликом трудно произвести хорошее впечатление. А если упомянуть о запахе, напоминающем коровью лепешку в жаркий день, легко понять, почему выползни не пользовались большой популярностью среди представителей других рас.
Но в Ква-Ква, самом огромном вместилище всякой грязи и пакости, которое только можно представить, даже груда разумных экскрементов может найти себе место.
Как нашел его Толстый Маззи.
На стражников глядели десятки глаз. Некоторые из них были фасеточными, другие напоминали куски стекла или вообще непонятно что, но доброжелательности во всех взглядах не набралось бы и на чайную ложку.
У стойки пили пиво двое малорослых существ, тощих, словно они голодали полгода. Но феи всегда так выглядят, даже если кормить их десять раз в день. Из прорезей в одежде, расположенных на спине, торчали полупрозрачные крылья, похожие на стрекозиные.
Лицо одного из феев светилось розовым, другого — бирюзовым.
— Они-то нам и нужны? — шепотом спросил дышащий чуть ли не в затылок Лахову Ргов.
Лейтенант кивнул.
— Эй, вы, — сказал он дрожащим голосом, — собирайтесь. Пойдете с нами…
Феи дружно вытаращились на него.
— Ты чего, начальник? — сказал розовый фей басом. — Мы в чем виноваты?
— Да! — голос его собутыльника был еще ниже и подходил хрупкому крылатому созданию так же, как кабану — клюв.
Оба существа у стойки были мужчинами, членами одной семьи. Обыкновенной фейской семьи, состоящей из трех особей, одной — женского пола, и двух — мужского. Отливающего в синий цвет называли обычно добрым феем, а того, в окраске которого доминировал багрянец — злым.
Без всякой привязки к свойствам характера, просто для различения.
— Это всего лишь проверка, — проговорил Лахов почти жалобно. — Надолго мы вас не задержим…
Острый взгляд стражника уже нашел на одежде феев круглые значки. Надпись на них в полутьме было не разобрать.
— Они честные парни, начальник, — пробулькала высящаяся за стойкой груда плоти. Лахов едва не упал от обрушившейся на него вони выгребной ямы, через которую пробивался запах хвои.
Толстый Маззи использовал освежитель дыхания. С таким же успехом можно было надевать на топор ласты.
— Может, не стоит? — ротовое отверстие хозяина таверны, расположенное где-то на середине высоты, сложилось во что-то вроде улыбки. — И все будет тихо, мирно и хорошо…
Бульканье трудно сделать угрожающим, но Толстому Маззи это удалось.
Краем уха Лахов слышал негромкое рычание, треск суставов, неприятный шелест, с которым извлекаются из ножен клинки, а также тяжелые шлепки, наводящие на мысли об очень большой лягушке.
Если вся эта орава бросится на стражников, то ее не остановить никаким оружием. Настал момент прибегнуть к хитрости.
— Учтите, — сказал Лахов громко, — что о нашем визите сюда поставлены в известность активисты лиги «Чистый город». И если мы не выйдем отсюда, то они нанесут вам визит. Вооружившись топорами, вилами и достаточным количеством горючих материалов…
В таверне стало тихо.
Лига «Чистый город» объединяла агрессивных сумасшедших, считающих, что в Ква-Ква должны жить только люди. О слове «милосердие» ее члены могли сказать лишь, что оно состоит из десяти букв.
Завидев на улице обычного эльфа или гнома, они скрипели зубами. А от таверны «У Толстого Маззи», где собирались представители не столь гуманоидных рас, они оставили бы груду залитых кровью углей.
Если бы только узнали, что тут был убит или ранен человек.
— Ладно, — булькнул выползень, отшатнувшись, — это не наше дело. Особенно если это только проверка…
Лахов перевел дыхание — его блеф удался. На самом деле «Чистый город» слыхом не слыхивал о троих Торопливых.
— Пошли, — буркнул злой фей, сам протягивая руки, чтобы на них можно было надеть наручники, — и побыстрее.
Добрый повиновался молча. Активистов лиги феи боялись куда больше, чем стражи.
Пока они шли до выхода, никто не осмелился преградить Торопливым путь или бросить в них чем-нибудь, хотя судя по доносящимся из полумрака звукам, многим хотелось. Ну а к полным ненависти и презрения взглядам стражникам было не привыкать.
Кузнец Пых был могуч, будто средних размеров вулкан. Впечатление усиливало доносящееся из широкой груди пыхтение. Тяжелый молот в руке смотрелся словно изящный инструмент ювелира.
На фартуке висел значок с надписью: «Кросота — страшшная сила!». К самому кузнецу надпись не имела никакого отношения, рябое лицо симпатичным назвал бы только слепой.
— Что, стража? — спросил кузнец, поворачиваясь. Торопливые дружно отступили на шаг. Калис неожиданно заподозрил, что его арбалеты тут окажутся бесполезны.
— Да, — повторил Лахов, — следуй за нами… Ибо, эта… подозреваешься!
— В чем? — удивился кузнец.
— В преступлении! — доходчиво объяснил лейтенант, На всякий случай отодвигаясь еще на шаг. — В каком?
— В противозаконном! — пискнул Ргов, на мгновение высунувшись из-за спины Лахова.
Подобный аргумент заставил Пыха задуматься. В городе Ква-Ква имелось столько всяких противоречащих друг другу законов, что всех не знал никто. Ни один из горожан не мог быть уверен в том, что не является злостным нарушителем какого-либо закона.
Хотя бы того, который регламентировал правила использования городского воздуха.
— Ну, — кузнец положил молот, Торопливые дружно испустили вздох облегчения, — ладно…
Надевать на задержанного наручники стражники не стали — металлические браслеты не были рассчитаны на столь толстые запястья, да и сдержали бы они Пыха примерно так же, как взбесившегося медведя — гнилая веревка.
— Уф, — сказал Калис, когда кузнец был упрятан в Место Временного Тишайшего Отдохновения, — и почему нам всегда достаются такие задержания, на которых одна морока? То за тем сбрендившим сапожником с прозрачным мечом бегали, теперь вот эти… феи… и кузнецы!
— Это ничего, — мрачно ответил Лахов, — нам еще гнома арестовывать идти… Как его там? Большая Кирка… Он держит лавку на улице Жирной Мыши.
— Это же самый гномий квартал! — ужаснулся Ргов. — Нас там на завтрак съедят!
— Гномы не едят людей, — Дука Калис всю жизнь считал, что метафора — это такая бабочка с темно-синими крыльями.
— Зато эти мелкие засранцы очень неплохо рубят их в капусту! Как налетят с воплем «Ургх!», и ты неожиданно обнаруживаешь, что в животе у тебя застрял топор! — лейтенант сделал все, чтобы морально разложить подчиненных. — Ну что, пошли?
— Куда? — голос Ргова слегка дрожал.
— В гномий квартал. И не забывайте время от времени пересчитывать конечности, а то глазом моргнуть не успеете, как останетесь без руки или без ноги!
— Дикие существа, — вздохнул Калис.
— Дети гор, — обреченно согласился Ргов.
Вопреки распространенному заблуждению тайные дела лучше всего обсуждать в местах людных и общедоступных. Где-нибудь в глухомани, в лесной чащобе или в подземелье, даже на необитаемом острове непременно отыщется существо (не обязательно разумное, но это ничего не меняет), которое все подслушает и запомнит.
И вскоре секрет станет известен всем.
Если же обсуждать тайны там, где тебя видит всякий, то никому и в голову не придет подслушивать.
Арс выбрал для серьезного разговора ночную берлогу «Три поросенка».
Менее подходящее место трудно было придумать. Во-первых, в ночных берлогах, большей частью располагающихся в душных и сырых подвалах, разговаривать вообще трудно — из-за того шума, который здесь по недоразумению называют музыкой.
Во-вторых, в берлогах вечно царит дружелюбная толкучка и найти укромное место можно разве что в каком-нибудь темном углу (при условии, что там уже не лежит перебравший любитель ночных развлечений).
Но Арс и не собирался искать укромный уголок. Разговор он начал прямо у стойки, а если учесть, что его собеседниками были Рыггантропов, чей интеллект нельзя было оценить даже как «слабый», и Тили-Тили, наличие рассудка у которого вовсе не было доказано, то никто бы не подумал, что речь идет о чем-то другом, кроме девиц.
На самом деле обсуждались исключительно важные вещи.
— Надо что-то делать! — сказал Арс довольно громко.
Длинные мохнатые уши Тили-Тили удивленно зашевелились, а на том месте, где у Рыггантропова располагалось лицо, появилось изумленное выражение.
— Типа, пиво тебя не устраивает? — спросил он, поглядев на кружку в руке. — Хочешь выпить чего покрепче… или покурить?
В ночных берлогах, называемых в приличном обществе не иначе как «вертепами», можно с куда большей легкостью, чем кусок хлеба, достать любое из запрещенных веществ, после выкуривания, нюханья, заглатывания или выпивания делающих мир чуточку красочнее.
— Нет! — Арс был суров и серьезен. — Шнор и Нил просто сошли с ума! Мы не можем это так оставить!
Тили-Тили тревожно засвистел.
— А… да… — согласился Рыгтантропов. — Они, в натуре, ведут себя как-то странно…
— Странно! — Арс едва не подавился пивом. — Да Шнор на этот хренолайф почти молится! Только о нем разговаривает! Даже на девчонок внимание перестал обращать!
— О!
Последний симптом был самым тревожным. Если молодой человек прекращает уделять внимание противоположному полу, то у него что-то повернулось в мозгах, и явно не в ту сторону.
— А еще, — 'Арс изобразил на лице настоящий ужас, — иногда он не помнит, что делал!
Тили-Тили так вытаращил глаза, что стало страшно, как бы они не вывалились.
— Это как? — нахмурился Рыггантропов.
— А вот так. Уйдет куда-то и приходит через час или два, глаза безумные и бормочет чего-то. А спросишь потом, где он был, так он отвечает «Как где? Ты меня не видел, что ли? Я же тут сидел!».
— Да… надо что-то делать! — согласился Рыггантропов. — Может быть, кому-нибудь морду набьем?
— Кому? — поспешно возразил Арс. Рыггантропов, выросший в Дырах, от всей души предлагал то, что умел делать хорошо, и даже очень хорошо (с этим соглашались и те, кого Рыггантропов избил. После того, как к ним возвращалась способность говорить). — Нет, мне тут помогли найти отличное заклинание, которое возвращает рассудок тем, кто его утратил!
Тили-Тили выразил одобрение целой серией шипящих звуков.
— Но чтобы оно подействовало, человека нужно держать на одном месте полчаса! Так что Шнора и Нила придется оглушить и похитить!
— Ага, типа все одно почти как морды бить! — обрадовался Рыггантропов.
— Без вашей помощи мне никак не обойтись, — вздохнул Топыряк. — Ну что, поможете?
— Нема базару, — довольно невнятно выразился Рыггантропов. Тили-Тили просто кивнул.
— Признавайся, каменная башка! — сержант Калис предпочитал вести допрос в стиле «говори-а-не-то-по-поч-кам». — Это ты сделал?
— Это у троллей головы каменные! — сидящий на стуле маленький, но очень бородатый гном воинственно выпятил невидимый под рыжими волосами подбородок. — И в чем я должен признаваться?
— Во всем! — посоветовал Лахов. — Чистосердечное признание облегчает вину!
Ргов с удивлением посмотрел на командира. Самая умная фраза, на которую до сего дня был способен лейтенант, звучала примерно так: «Эйты, ещепива, побольшеипобыстрее!».
— А какую вину? — несмотря на отсутствие под рукой топора, гном не собирался сдаваться.
— Свою! — рявкнул Калис, нависая над гномом. Сегодня сержант нацепил клетчатую юбку — традиционную одежду обитателей Лоскута Низкие горы, и торчащие из-под нее кривые волосатые ноги выглядели настоящим орудием уст-Ращения.
— Да ни в чем я не виноват! — гном несколько оторопел.
— Это ты так думаешь! — вновь вступил в дело лейтенант. — А вот мы уверены в обратном! Что ты делал вечером того дня?
— Какого дня?
— Ну и тупые задержанные пошли! — сокрушенно вздохнул Лахов. — Тебе что, в детстве на голову булыжник упал? Того дня, в который ты совершил преступление!
— Да какое? — гном по имени Большая Кирка, судя по всему, готов был зарыдать. — И на голову мне упала вагонетка с рудой, а не булыжник!
— Признавайся сам! — Калис порылся где-то под плащом, который носил постоянно, и с легким звяканьем извлек большой и очень кривой нож. — А не то мы перестанем разговаривать с тобой… как это называется?., вежливо, и перейдем к настоящему допросу!
— А что был за день, в который я совершил преступление? — завидев нож, Большая Кирка решил пойти навстречу страже.
— А ты не знаешь? — удивился Лахов.
— Я… эээ, забыл!
— День Изящного Слизняка.
— Да я в тот день из лавки не выходил! Чем хотите поклянусь!
— Точно? — Калис вытащил из-под плаща устрашающего вида щипцы и попытался с их помощью откусить заусенец. С таким же успехом можно было использовать лом в качестве иголки.
— Да! Да! Никуда не выходил!
Стражники удивленно переглянулись. Одним из навыков их профессии было умение отличать ложь, даже тонко спрятанную. И каждый из них готов был поклясться, что Большая Кирка не врет.
Мало кто осмелится врать, завидев инструменты Калиса.
Гном был уверен, что в тот вечер не выходил из лавки. Но в то же самое время его видели среди толпы, громившей храм. Большинство гномов для людей на одно лицо, и Лахов мог заподозрить, что жрецы просто ошиблись. Но Большая Кирка благодаря рыжей бородище выделялся сильнее, чем баран в волчьей стае.
— Ладно, — сказал лейтенант Калису. — Давай этого назад в камеру и тащи сюда этих феев…
— Отпустите! Я ни в чем не виноват! Не хочу в камеру! — вопли гнома стихли в коридоре, а Калис вскоре вернулся. Сержант из тюремной охраны вел за ним скованных одной цепью феев.
Надпись на значке каждого из них гласила: «Хочишь пахудеть? Спраси меня — КАК!».
— И что, люди спрашивали у вас «как»? — полюбопытствовал Ргов, глядя на существ, больше всего похожих на голодающих дистрофиков с крыльями.
— Почему только люди? — обидчиво вскинулся злой фей. — И все прочие тоже! Даже Толстый Маззи!
Ргов поперхнулся.
— Ладно, это к делу не относится, — Лахов наклонился вперед, — а ну-ка скажите мне, что вы делали в храмовом квартале в день Изящного Слизняка?
Лейтенант примерно догадывался, каким будет ответ, и до ужаса боялся, что он именно таким и окажется.
Правила, которым обязаны следовать решившие пообщаться главные жрецы разных божеств, куда сложнее, чем этикет взаимоотношений между матерью чернокожего императора Дагомеи и его второй женой.
Ошибка тут будет стоить потери репутации, а среди жрецов лишиться ее куда хуже, чем утратить жизнь.
Войти на территорию чужого храма для главного жреца считалось не просто неприличным, а УЖАСНО неприличным, поэтому Зубост Дерг некоторое время прогуливался около открытых ворот святилища Одной Бабы, пока его не заметил один из ее младших служителей.
Внутри храма закипела суета и вскоре на улицу выбрался крошечный человечек, облаченный в оранжевую рясу. Он Уставился куда-то в небеса и тонким голосом проговорил:
— Неплохая нынче погода…
Зубост Дерг, который за время «прогулки» успел оценить царящий на улице мороз (теми частями тела, которые не были прикрыты одеждой), поглядел на затянутый тучами Небосвод и заметил:
— Несомненно, — и только после этого служитель Бевса-Патера; Отца Богов (звание номинальное) повернулся к человеку к оранжевой мантии: — О, господин Пуфик Нал? Как приятно вас встретить так неожиданно!
— Да-да, — обладатель тонкого голоса сделал вид, что только что заметил Зубоста Дерга. — Исключительно приятно… Как поживаете?
— Великолепно, — уныло ответил служитель Бевса-Патера, разглядывая проломленную стену святилища Одной Бабы. — А вы?
— Все отлично, — Пуфик Нал, главный жрец Одной Бабы, проследил за взглядом Зубоста Дерга и поперхнулся.
Можно было предположить, что главному женскому божеству Лоскутного мира служат жрицы, но на самом деле Одна Баба исключительно ревнива, и в храмах ее подвизаются только мужчины.
Лишенные, правда, некоторых существенных частей тела.
— Может быть, обойдемся без вежливости? — шепотом предложил Зубост Дерг, предварительно оглядевшись. — Поговорим нормально?
Пуфик Нал вздрогнул, на его лице, размерами не превосходящем кулак, отразился ужас.
— Ладно, давай, — выдавил он через силу.
— На вас тоже напали? — быстро спросил Зубост Дерг. — Разгромили все, а сила богини не помогла? А на воззвания она не ответила?
— Ответила, но лучше бы не отвечала, — жрец Одной Бабы поперхнулся еще раз, — я некоторые новые слова узнал…
— Представь себе, то же самое у Турнепса, Раздины, Мили-Пили-Хлопса и даже у Вяжи…
— Ого! И у Вяжи?
— И у него, — кивнул жрец Бевса-Патера. — Боги оставили нас и почему-то не могут или не хотят помочь! Но если мы не остановим этих святотатцев, то разрушения будут продолжаться! Так что надо действовать самим!
— Что же ты предлагаешь? — Пуфик Нал сгорбился, став еще ниже, и Зубосту Дергу приходилось опасно наклоняться, чтобы собеседник слышал его шепот.
— Обратиться к магам! — отрывисто бросил служитель Отца Богов.
— Что? — Пуфик Нал так подпрыгнул, словно ему дали хорошего пинка под зад. — Ты с ума сошел? К этим надутым тупым индюкам?
— А кто еще в состоянии нам помочь?
— Ну, стража, — без особой уверенности предположил жрец Одной Бабы.
— Надеюсь, это была шутка, — ледяным тоном проговорил Зубост Дерг.
— Да… и не очень удачная… к магам?
— Я понимаю, что это стыдно, но что же делать! Не погибать же?
— Но мы не можем пойти туда вдвоем! — выпалил Пуфик Нал. — Не можем говорить от лица всех!
— Это верно, — кивнул Зубост Дерг. — Но нам нужно уговорить лишь с десяток самых влиятельных. Остальные никуда не денутся!
Пуфик Нал мрачно посмотрел на собеседника.
Предложенный тем план ему не нравился. Но не нравился куда меньше, чем перспектива регулярно подвергаться набегам одержимых страстью к разрушению горожан.
— Ладно, — сдался жрец Одной Бабы. — К кому пойдешь ты?
