Эпилог
Это будет славная охота! Хотя для многих она станет последней…
Акела
Сражение началось как-то вдруг, так, как прорывает давно назревший нарыв. Сарацины, подпираемые сзади собственными все прибывающими отрядами, бросились в атаку.
– Аллах акбар! – разнесся над полем жуткий вопль, вырывающийся из тысяч оскаленных ртов…
– Дени Монжуа! – взревели французские ряды, опуская копья для таранного удара.
– Святой Георгий за старую Англию! – отозвался грозным эхом Меркадье.
– Босиан!!! – Ворота Монсегюра распахнулись, и оттуда вынесся железный поток тамплиеров. Впереди него на белом единороге, грозно наклонившем голову, мчалась облаченная в доспехи девушка с развевающимися по ветру светло-русыми волосами.
И начался бой. Самый страшный и бессмысленный, случившийся на этой земле. Ибо в нем не было и не могло быть победителей и побежденных, потому что каждый сражался за себя и своего соседа против всех. Души, опаленные кровью и гневом, падали на чашу мировых весов, словно дрова, подбрасываемые в дьявольскую топку, и багровый закат разгорался над горами, ограждающими поле боя. Странный закат… Слишком ранний для этого времени года.
Небольшая группа всадников, словно нож, рассекла беспорядочную свалку, которую потом седобородые историки в пыльных кабинетах окрестят Великой Битвой Народов. Подле всадницы на единороге, чуть позади нее, скакал рыцарь на огромном смолисто-черном коне с золотым леопардовым львом на лазоревом щите. Голубое пламя его клинка беспощадно разило всякого, кто осмеливался преградить им путь. Позади него мчался худощавый английский лучник, в бесшабашном опьянении декламирующий во всю глотку стихи на непонятном языке. Так бей же по жилам, кидайся в края, Бездомная молодость, ярость моя… Длинные стрелы, обитавшие в его колчане, одна за другой устремлялись в гущу боя, поражая врага. Еще несколько всадников в белых плащах с крестами тамплиеров завершали этот небольшой отряд.
– Вон он! Анри-и! – раздался пронзительный женский крик, так неуместно звучащий на поле брани. Единорог, разбрасывая перед собой зазевавшихся копейщиков де Монфора, устремился туда, где в кольце врагов отчаянно сражался высокий рыцарь с орлиной лапой на щите. Он был уже несколько раз ранен, но держался молодцом.
– Подмога, Анри! – прокричал рыцарь на черном коне, поражая мечом плечо вражеского всадника. Внезапно двое копейщиков, подскочивших на помощь своему хозяину, с двух рук вонзили свое оружие в брюхо вороного коня. Жеребец жалобно заржал и, встав на дыбы, начал заваливаться набок. Рыцарь быстро освободил ноги из стремян и успел соскочить на землю.
– Мавр, дружище! – крикнул он. Конь был мертв. Воин в ярости обернулся, готовясь покарать убийц. Они уже лежали рядом, пронзенные трехфутовыми стрелами.
– Спасибо, Лис, – прокричал он своему другу.
– Ерунда, Вальдар! – Тот отбросил лук. – Только у меня две неприятные новости: во-первых, у меня кончились стрелы, во-вторых, мы окружены.
Рыцарь с леопардовым львом огляделся. Вокруг небольшого отряда, щетиня копья, толпилось разнообразнейшее воинство, обуреваемое единственным желанием – убить.
– Ты жив?! – Инельга спрыгнула со спины единорога, бросаясь к раненому барону де Мерета, сползающему с седла.
– Я не могу… принять помощь от дамы… – прохрипел он. Оставшись без всадницы, единорог в несколько скачков преодолел людское кольцо, моментально сомкнувшееся за его спиной. Девушка, не обращая ни на кого внимания, обняла шатающегося рыцаря.
– Анри…
Тот, кого лучник назвал Вальдаром, еще раз обвел взглядом сомкнутый строй противника и поднял над головой пылающий голубым пламенем меч.
– Фривэй! – взревел он.
– Фривэй!! – разнеслось над долиной, заглушая шум схватки.
– Фривэй!!! – неправдоподобно четким эхом подхватили горы.
Раздался чудовищный грохот, похожий на горный обвал. Сражающиеся друг с другом люди опустили оружие. Тысячи лиц поднялись к небу, где в звенящей тишине один за другим сами собой возникали пылающие клинки как две капли воды похожие на меч с рубинами в рукояти…
– Фривэй!.. – вновь разнеслось над долиной, и, словно повинуясь этому сигналу, закатные сумерки, будто распластанные этими клинками, разошлись… А в прорехах багрового света одна за другой стали возникать призрачные фигуры воинов. Каждый из них сжимал в левой руке Катгабайл. Впереди этого нереального воинства мчался хохочущий черноволосый гигант с мечом, отливающим голубым пламенем. Правой руки у него не было…
– Тюр! – выкрикнул кто-то.
– Тюр! Тюр! – разнеслось по полю. – Дикая охота!
Люди в панике начали метаться, ища спасения, кое-где вспыхивали беспорядочные стычки, кто-то, бросив оружие и пав на колени, молил о пощаде, кто-то доверил свою жизнь быстрым ногам. С жутким свистом всадники понеслись над долиной, убивая тех, кто еще продолжал сражаться.
– Бросайте оружие! Бросайте его все! – раздался звонкий женский голос, и меч Инельги первым полетел в высокую траву. Выбив у застывшего Анри де Мерета его клинок, она продолжала кричать:
– Долой оружие, если не хотите погибнуть!
Рыцарь леопардового льва продолжал стоять, держа меч над собой. Смолисто-черный конь, вдруг судорожно дернувшись, поднялся на ноги и подошел к нему. Копыта его не касались земли. Раздалось тихое ржание.
– Мавр! Мой хороший, ты жив! – произнес воин, опуская меч. – Что ж, мы снова вместе.
Рыцарь одним движением очутился в седле.
– Стой, Вальдар! Не смей!! – отчаянно закричала девушка. Не слушая ее, всадник дал шпоры коню, и тот помчался вперед, все выше и выше…
– Не смей… – опускаясь на землю, прошептала Инельга.
– Не останавливай его, – подошедший к ней Лис положил руку на плечо рыдающей Инельгердис Камдил. – Раз он так сделал, значит, он должен был так сделать. Впрочем, – немного помолчав, добавил Сережа, – я не помню случая, чтобы он не вернулся.
Бесплотные фигуры одна за другой взмывали в небо, оставляя внизу залитую кровью землю. И вслед за ними на поле боя опускалась ночная мгла.
– Что же теперь будет? – поднимая на лучника заплаканные серые глаза, тихо произнесла девушка.
– Не знаю, – печально пожал плечами он, провожая взглядом призрачное воинство. – Наверняка что-то новое.
notes