Книга: Закон Единорога
Назад: Глава двадцать пятая
Дальше: Глава двадцать седьмая

Глава двадцать шестая

Ad madgorim gloria Dei!
Девиз иезуитов
Мы уезжали из монастыря утром, сопровождаемые звоном колоколов и звуком благодарственных молитв Господу – то ли за наступающий день, то ли за наш отъезд. День был великолепен, пейзажи восхитительны… но на сердце у меня было еще неспокойнее, чем всегда. Я, правда, изо всех сил старался казаться веселым, добросовестно шутил, восхищался птичками, цветочками и красотой своей возлюбленной, но уже через час услышал на канале встревоженный голос Лиса:
– Что-то произошло, Капитан?
– Не то чтобы произошло… – после некоторой паузы отозвался я. – Но скорее всего произойдет.
– Ты о чем? Вчера проиграл будущую корону в шахматы? – как-то неубедительно сострил Лис.
– Много хуже, Сережа. Ты слышал об альбигойских войнах?
– Ты что, меня за дурака держишь? – возмутился он. – Я, конечно, неуч, но все-таки с высшим образованием!
Лис собрался с мыслями и выдал странную фразу:
– Герцог Альбигойский у себя в замке за обедом убил Папу Римского, после чего на него ополчился весь христианский мир. Так?
– М-да… Почти, – скептически ответил я.
– А как? – с подковыркой обиженно спросил мой друг.
– Ну ты сам нарвался, – предупредил я. – Теперь внимай.
И я со свойственным мне занудством начал читать Лису краткую лекцию по истории альбигойской ереси.
– Вернемся в незапамятные времена…
– Я так понял, ты намерен рассказать мне историю от сотворения мира? – опасливо покосился на меня Рейнар. – Тогда гляди, чтобы мы не проехали Тулузу.
– Не волнуйся, – заверил я его. – Начало нашей истории приходится на тридцать третий год от рождества Христова.
– Всего-то!.. Стоп, ты что, имеешь в виду распятие, что ли? – удивился он.
– Именно его. Ибо с этого момента началась религия, получившая название христианской, и закончилось учение Сына Божия.
– Эк загнул! – восхитился Лис. – Люблю я, как ты говоришь! Ну давай, излагай.
– Ну, с религией, как ты помнишь, дело обстояло тоже не слава Богу, – оседлал я любимого конька. – С одной стороны, апостолов развелось как собак нерезаных, а с другой – в землях Септимании, то есть здесь, – я указал ладонью на землю под ногами коня, – появилась Церковь Святого Грааля, знак отличия главы которой болтается у тебя на шее.
Лис похлопал лапой по медальону на груди.
– Да, я знаю, я крут. Ну и что? Ересь-то тут при чем?
– Ну, это зависит от того, что называть ересью, – резонно заметил я. – Ибо и Церковь Апостолов, и Церковь Потомков Сына Божьего заявляли неоспоримые права на слово истины. Понятное дело, когда император Константин признал первых, здесь Меровинги, как мы помним, связанные родственными узами с потомками царя Иудейского, в пику Византии не преминули поднять на щит учение сторонников Церкви Святого Грааля. Поэтому кто из них еретики – тебе решать.
– Нам, казакам, все равно – что пулемет, что самогон, абы с ног валило, – философски заметил мой напарник. – Так что там наши альбигойцы? – зевнул он. – А то ты все время уклоняешься от ответа куда-то в сторону.
Я наставительно поднял палец.
– Не уклоняюсь, Лис, а предваряю. Ибо каждое дерево растет из корней!
Д’Орбиньяк мученически закатил глаза.
– Так вот, – продолжал вещать я. – Однажды где-то на Востоке одной персидской вдове пришла в голову светлая мысль выкупить некоего раба по имени Манес.
– Святая женщина! – восхитился Лис. – И что, он был молод и хорош собой?
– Ты угадал, – подтвердил я. – А кроме того, был очень умен и обладал несгибаемой волей. Но, что особенно ценно для нас, он объявлял себя Параклетом, возвещенным Христом своим учеником.
– Это был голый понт или у него на это дело таки была ксива? – гнусаво спросил меня Рейнар, держа вожжи между растопыренных пальцев.
– Следствию установить не удалось, – лаконично отвечал я. – Однако доподлинно известно, что он был сведущ в александрийской философии, посвящен в мистерии Митры, прекрасно знал все Евангелия и долго странствовал по Индии и Китаю.
– Миклухо-Магеллан, большой человек! – подытожил Рейнар.
– Итогом всех этих странствий являлась довольно стройная теория, которую он объявил продолжением христианства.
Лис, молча слушавший меня некоторое время, возмущенно воскликнул:
– Как его звали, говоришь? Манес? Так ты мне что, про манихейство все это время втирал? Я тебя про это спрашивал, Цицерон несчастный? Я тебя про альбигойцев спрашивал!..
– Тише, Лис, не шуми, – успокоил я гайренского менестреля. – Альбигойцы в общем-то и есть типичные манихеи. Правда, с изрядной долей гностицизма, – злорадно добавил я. Ответом мне было невнятное шипение на канале.
– А как же герцог Альбигойский? – придя наконец в себя, выдал Лис.
– Рейнар, – строго оборвал я его. – Какой герцог? Альби – это маленький городок, собственно, и являющийся центром катаров.
– У них там тусовка, – подобрал адекватное определение д’Орбиньяк.
– Да, Сережа, тусовка, – обреченно вздохнул я, понимая, что серьезного разговора не получится. – Так вот, герцог Альбигойский, как ты изволил выразиться, там не тусуется!
– Да-а? – Лис явно надо мной издевался. – А где он тусуется?
– Нигде! – взорвался я. – Его вообще в природе не существует! Ты все напутал!
– А как же он тогда Папу убил? – продолжал настаивать мой напарник. Я попытался взять себя в руки.
– Рейнар, послушай. Пока что никто никого не убивал. Но!..
И я рассказал внимательно слушавшему меня Лису о своем разговоре с Аббатом Аббатов и о случайно услышанном тексте его письма в Рим, об армии Симона де Монфора, скапливающейся сейчас у границ Лангедока, и о многом другом, что должно непременно произойти на этой благодатной земле в случае, если ничего не изменит ход истории.
– Да уж… дела… – озабоченно протянул мой друг. – Ну что, свяжемся с Центром? Попросим «добро» на новый тарарам? – с сомнением в голосе произнес он.
– Зачем? – пожал плечами я. – Тебе не кажется, что благородный рыцарь Вальдар Камдил и его верный спутник Рейнар Л’Арсо д’Орбиньяк давно уже стали неотъемлемой частью этого места и времени? И мне почему-то не хочется дожидаться решения очередных «яйцеголовых», вмешиваться нам или нет, – завершил я.
– Ну и ладно, – философски изрек Лис. – Что такого хорошего мы забыли в том мире? Итак, считаем, что «добро» уже получено, – деловым тоном заговорил он. – Что это за история с папским легатом?
– С легатами здесь вообще в последнее время тяжело. За эти годы их тут сменилась тьма-тьмущая, и все без толку. Местное население попросту не обращает на них внимания, сеньоры вежливо, хотя это уж как повезет, выслушивают их пламенные проповеди и делают по-своему, а горожане Альби, Безье и ряда других городов просто не подпускают их к воротам.
Лис восхищенно присвистнул.
– Несколько лет назад, – продолжал я, – наш вчерашний сотрапезник добился назначения двух новых легатов, так сказать, из здешних аборигенов. Рауля из Фонфруе и Петра де Кастельно.
– И что, их стали пускать в город? – усмехнулся Лис.
– Конечно, нет. Но оба эти монаха были известны своей фанатичной преданностью вере, железными принципами и стремлением к мученичеству. Кстати, один из них, Рауль, наиболее впечатлительный, уже загнулся от огорчения, устав втолковывать слово Божие упрямым провансальцам.
– Гвозди бы делать из этих людей! – продекламировал Рейнар подходящую к случаю цитатку.
– Но тем не менее деятельность эти святые отцы развили бурную, – продолжал я. – Особенно, так сказать, по искоренению «внутреннего брожения».
– Не понял тебя… – вытаращил глаза Лис.
– Они резонно решили, что, прежде чем бороться с катарской ересью, нужно очистить собственные зажравшиеся католические ряды. И начали они с того, что накатали «телеги» Папе Римскому на всех имевшихся в округе епископов – нарбонского, безьерского и тулузского.
– И что? – заинтересовался Лис. – Мне это до боли напоминает что-то из родной истории.
– Те, понятное дело, возмутились. Но это им особо не помогло – из Рима пришло отлучение всех троих от епархии. Тогда епископы решили ехать к самому Папе, жаловаться. И совсем было собрались, да вот беда – умерли.
– То есть как – умерли? – опешил Лис.
– Один за другим, – мрачно ответил я. – Сначала нарбонский и безьерский, а потом тулузский.
– Да, веселые тут нравы… – Рейнар призадумался. – Интересно, кому это было нужно?
– А ты до сих пор не понял? – спросил я.
– Ну-у… – Лис почесал в затылке.
– Хорошо, тогда я продолжаю. Слушай внимательно. Все три епархии остались без руководства. Уж не знаю, как это повлияло на очищение церкви, но то, что еретиков от этого не убавилось, – факт. Тогда граф Раймунд Тулузский сделал самый банальный и логичный ход, который можно сделать в этой ситуации.
– Он посадил своего епископа? – догадался мой друг.
– Да, он посадил епископом в Тулузе некоего Госелина, который такой же христианин, как, скажем, Магомет.
– Так это граф грохнул святых отцов? – прямолинейно предположил Лис.
– Отнюдь! – возразил я. – О графе говорят, что он больше рыцарь, чем политик, и больше поэт, чем рыцарь. Хотя и поэт весьма посредственный. А в общем, граф Раймунд очень милый человек. Да и что он, в общем-то, может, когда в Тулузе еще с римских времен 24 консула и все средства идут через их руки… И вся власть, естественно. Но своим поступком он выдал себя с головой и дал повод святому престолу призвать монархов к крестовому походу против ереси. Правда, для начала войны не хватает одной мелочи, так сказать, веского основания…
– И Аббат Аббатов решил подставить своего легата под нож? – наконец понял Рейнар. – Вот сволочь! – уважительно охарактеризовал он его преосвященство.
– Умница, Сережа! Именно сволочь. Но из рода здешних сюзеренов. Что после должной расчистки даст ему неоспоримое право превратить эту богатую землю в свой духовный феод. Так сказать, во славу Господа.
Некоторое время мы ехали молча. Южное солнце весьма ощутимо припекало, в возке было тихо – Лаура, видимо, разморенная послеполуденной жарой, дремала. Сэнди ехал сзади, погруженный в созерцательную задумчивость. Судя по выражению его лица, он сравнивал крутые холмы, леса и туманные болота родного Нотингемшира с буйным цветением этого края.
После разговора с Лисом на душе у меня полегчало, и тоска «патовой» безысходности сменилась поиском вариантов удачного хода. Дорога вилась меж холмов, изредка взбегая на их вершины, откуда открывался чудесный вид.
– О! – нарушил наше молчание Лис. – Какое-то селение! Надеюсь, там нас накормят. – Он указал рукой в направлении кучки домиков, белеющих на склоне холма. Я энергично кивнул. Есть хотелось давно…
В возке послышался шорох. Лаура с заспанным выражением лица высунулась из фургона. Ее черные кудри рассыпались по плечам, а на нежной коже щеки отпечатался след – видимо, она дремала, положив руку под голову.
– Вальдар, долго я спала?
– Нет, милая, – ласково ответил я, с искренним восхищением разглядывая порозовевшее личико моей милой. Лаура взглянула на свое измятое платье и, издав недовольное «Ox!», скрылась в глубине возка. После героического продирания через лес великолепный наряд, что был на принцессе в момент похищения, превратился буквально в лохмотья, и поэтому первым делом, проезжая через ближайший городок, мы купили Лауре новое платье. Хозяин лавки, узнав, какая высокая гостья к нему пожаловала, вывалил перед нами все самое лучшее, что у него было. Принцесса, сморщив нос, нерешительно указала на платье из светло-коричневого атласа с парчовой вставкой и золотым шитьем. Теперь она жутко стеснялась своего провинциального наряда и норовила поглубже забиться в возок. Как по мне, она была хороша в любых нарядах…
– О, а это еще что за стадо баранов? – поднимаясь на козлах и пристально вглядываясь куда-то в сторону, вопросил Лис.
На окраине поселения, в ложбинке между двумя холмами, стояла коленопреклоненная толпа людей в длинных белых рубашках и, вознеся очи к небу, в абсолютной тишине слушала старца в снежно-белом одеянии.
– Так, я понял, – высказался Лис по мыслесвязи. – Дурдом «Солнышко» на прогулке. Вальдар, посмотри, у них рукава на спине не завязаны?
– Лис, – урезонил я своего напарника, – в этих краях веротерпимость прямо пропорциональна продолжительности жизни. Ты, кажется, интересовался аспектами альбигойской веры? Вот один из них.
Сэнди, ехавший позади, поравнялся со мной и, показывая на людей в ложбинке, подозрительно спросил:
– Что это за толпа?
Я не успел ответить. Лаура, с любопытством наблюдавшая за этим явлением, с готовностью пустилась в объяснения.
– Я уже видела такое! Они так молятся. Дядя Раймунд рассказывал мне о таком обычае.
– Они что, такие бедные, что церковь не могут построить? – с неодобрением буркнул Шаконтон.
– Да нет же! – рассмеялась Лаура. – Я же тебе говорю – они так молятся. У них такой обычай. А церквей они не признают.
– Диковинный обычай… – хмуро заметил Сэнди.
– Катары могут молиться где угодно, – воодушевленно делилась своими знаниями принцесса. – Посреди поля, в лесу, в сараях, даже на скотном дворе!
– Глупо, – произнес мой оруженосец. – Для того и построен Дом Божий, чтобы мысли верующих в нем возносились к Господу.
– Они считают, что если душа каждого человека таит в себе искру Божию, то ему нет никакой необходимости ни в каменных изгородях, ни в посредниках для общения с Вседержителем, – пояснила Лаура.
– А как же таинства? – возмутился Сэнди.
– Альбигойцы успешно обходятся без них, – довольно безразлично ответил я. – Как, впрочем, и без остальных атрибутов веры.
– Как?! Они не признают святого креста? – растерянно спросил Шаконтон. – Эти люди – еретики! – убежденно заключил он.
– Совершенно верно, – спокойно отозвался я. – Хотя я бы их назвал иноверцами. Они не признают ни креста, ни плахи, ни кола и никаких других орудий убийства. А насчет Христа… У них есть свое мнение на этот счет. В частности, катары не считают его Сыном Божьим.
– А кем? – выдохнул Сэнди.
– Совершеннейшим из ангелов, воплощенным в человеческое тело.
– Господи, – перекрестился он, – они все будут гореть в аду!
– Это уж точно, – подтвердил я эту мысль. – Но должен тебя огорчить, по их мнению, мы все уже давно там находимся. С самого момента рождения. Ибо катары уверены, что землю сотворил вовсе не Господь, а дьявол, поэтому мы все обитаем в аду.
– Ну они-то, во всяком случае, для своего мученичества выбрали не самый худший его уголок, – иронично заметил Лис. – А вообще-то идея хорошая… Сколько ни греши – дальше катиться уже некуда.
Мы все, за исключением ошеломленного Сэнди, весело рассмеялись.
– Дядя Раймунд говорил мне, что враг рода человеческого слепил первых людей из морской грязи и обманом заманил в них бессмертные души, – нравоучительным тоном произнесла Лаура. – И теперь они мучаются в нечистых телах и все стремятся на небо, в Царствие Божие…
– Люка говорил что-то подобное, – наморщив лоб, вспомнил Шаконтон.
– Конечно, – печально отозвался я. – Ведь он родом из этих мест. А вы, Лаура, весьма сведущи в вопросах еретичества, – насмешливо глядя на принцессу, заметил я.
– Так ведь и мой дом недалеко отсюда, – спокойно заметила она. – Я с детства все это слышала.
Между тем наш пышный кортеж торжественно въехал на главную и, по-видимому, единственную улицу селения, носившего гордое название Виллафранка.
– «Свободный хутор», – перевел Лис, скептически озирая три десятка маленьких, но очень аккуратных домиков. И тут…
– Ой! – как-то сдавленно пискнула принцесса Лаура, быстро прячась за кожаную занавесь фургона. Навстречу нам в сопровождении пожилого стражника, понуро опустив голову, вышагивал абсолютно голый человек.
– Да-а-а… – потрясенно протянул Лис. – Смотри, Капитан, и запоминай: когда ты растранжиришь все казенное золото, с тобой будет то же самое, – нравоучительно изрек он.
– Не пори чушь, – досадливо отмахнулся я, с не меньшим интересом разглядывая местного нудиста. – Видимо, нравы в этом поселке столь же свободны, как и его название.
– Ага, ты еще скажи, что это его так от жары проняло. Эй, приятель! – обратился Рейнар к прохожему. – Скажи, это что за обычай такой – по улице нагишом разгуливать?
Виллан остановился, смерил нас оценивающим взглядом и, решив, что собеседники вполне респектабельны, с достоинством ответил:
– Обычай. Как кто ложную клятву в суде принесет или в торговых делах обманет, так голым по всему бальяжу гуляет, чтобы все видели и другим неповадно было. А как нагуляется, так должен еще нобелю ремоден уплатить.
– Да, – вздохнул Рейнар. – Славный обычай. Принцесса, вылезайте, – обернулся он к Лауре. – Гроза миновала!

 

Мы ехали еще два дня без особых происшествий, зато с массой интересных встреч. Шаконтон, ошалело взиравший вокруг, узнал немало нового о нравах, обычаях и религиозных воззрениях южан. Сообщение о том, что, по мнению катаров, Мария Магдалина была супругой Иисуса Христа, Сэнди решительно отверг как дикое и абсурдное. Когда же он услышал, что с матерью у Спасителя совсем нелады, ибо альбигойцы никак не могут для себя решить, была ли Мария земной женщиной, духом-предвестником Христа или поэтической аллегорией, «матерью всей альбигойской церкви», он хмуро заявил, что вызовет на бой всякого, кто будет оскорблять имя Девы. После чего погрузился в мрачную меланхолию и начал подозрительно осматривать каждого встречного, словно ища повод для драки. Между тем встречные приветливо улыбались, некоторые кивали, и, хотя никто не спешил рвать с головы колпак и бухаться в придорожную пыль, было заметно, что к незнакомому рыцарю и его прекрасной даме относятся с должным почтением, но без всякого подобострастия. Так, не спеша, мы пересекли границу графства Альбижуа и въехали на благословенную землю Тулузы. Землю, ступив на которую, раб становился свободным человеком и где городской сенат мог по своему усмотрению менять неугодных графов. Где приговоры выносил суд из двадцати присяжных, избираемых из народа, а местный епископ вещал с амвона: «Божественный законодатель отвечал вопрошающим его: „Воздайте кесарево кесарю, а Божие – Богу“. А мы вам скажем, следуя тому же примеру, – вам, которые в одно время и подданные Бога, и вожди народа: „Воздайте Божие Богу, а народу воздайте все то, что подобает ему“.
И вот к концу второго дня, когда майская жара стала спадать, пред нашими взорами открылись древние стены великой Тулузы. Оставив позади на удивление ухоженный лес, мы приближались к городским воротам. Принцесса, в нетерпении выглядывающая из возка, наверняка уже предвкушала встречу с родственниками и тот фурор, который произведет здесь наше появление. Внезапно Лис привстал со своего места возницы и, приложив руку «козырьком», стал что-то пристально высматривать.
– Ну да. Конечно, – тоном, полным деланного отчаяния, произнес он. – Я знал, что когда-то это должно было произойти!
– Что произойти? – удивился я.
– Неизбежное, – обреченно отозвался гайренский менестрель. – Крепись, Вальдар. Я должен сообщить тебе радостную весть.
Лис произнес это таким тоном, что я, признаться, занервничал.
– Да что случилось, в конце концов? – возмутился я.
– Погляди. – Рейнар указал рукой вперед, по направлению движения. – Видишь, вон, на холме, прелестная всадница на рыжем коне? Она тебе никого не напоминает?
– Нет, – честно признался я, пытаясь разглядеть женскую фигуру, облаченную в длинное зеленое платье.
– Да?! – откровенно изумился мой напарник. – Тогда, может быть, тебе знаком тот вороной конь, что пасется рядом?
– Мавр… – оторопело прошептал я.
– Блестящее наблюдение! – покровительственно отозвался Лис. – А та наездница рядом – твоя сестра.
Назад: Глава двадцать пятая
Дальше: Глава двадцать седьмая