Наверное, Розовая Блузка была из шёлка — иначе она бы не казалась такой воздушной. А она именно что казалась воздушной! Недаром же эта Розовая Блузка постоянно — прямо-таки без остановок — восклицала:
— Ой, я вся такая воздушная, просто кошмар какой-то!
Вообще-то слово «кошмар» она при этом зря употребляла: ведь «кошмар» говорят, когда страшно, а Розовой Блузке было, наоборот, очень приятно, что она вся такая воздушная. Кстати, как раз из-за этой своей воздушности она совершенно не выносила, когда её стирали. Ведь при стирке любую вещь погружают в воду (если это, конечно, не сухая стирка… но что такое сухая стирка, уж и вовсе непонятно), а в воде довольно трудно сохранить воздушность. Когда весь намокаешь — тут не до воздушности!
И надо же такому случиться — перед самым праздником, просто накануне, её взяли да постирали! Она, бедная, так извивалась, так выскальзывала из рук… но руки были ловкие и хорошо знали свое дело. В результате Розовую Блузку, даже и не отжав как следует, повесили сушиться на верёвочку, но что хуже всего — прицепили к верёвочке этой прищепками! А кому понравится перед самым праздником оказаться на прищепках?
— Хорошенькое дело! — фыркнула Розовая Блузка, болтаясь на верёвочке. — Мало того что выстирали, так ещё и прищепки эти! Да в таком жутком соседстве… с трусами какими-то, носками! Ничего более унизительного не случалось в моей жизни!
Услышав это, Трусы и Носки, разумеется, ужасно засмущались — особенно Трусы: они хотели даже отползти по верёвочке куда-нибудь в сторонку, но ведь и их тоже прицепили прищепками, так что не очень-то отползёшь!
А Розовая Блузка ещё немножко повозмущалась и вдруг заявила:
— Всё. Я улетаю. Настала пора.
Трусы настолько обалдели от этого заявления, что, забыв смущаться, воскликнули:
— Как улетаете? Куда?
— Не Ваше дело куда. В дальние дали, вот куда! В дальние дали, которые Вам и не снились.
— Нам — снились… — возразили Носки. — Нам дальние дали только и делают, что снятся.
— Ах, замолчите, пожалуйста! — оборвала их Розовая Блузка. — Я не желаю Вас слушать: Вас надевают на ноги! А про Трусы я вообще молчу: просто даже представить себе страшно, куда их надевают.
От таких её слов Трусы совсем сконфузились, а Носки сказали:
— Всё, что куда-нибудь надевают, одинаково необходимо — и нечего Вам особенно задаваться. Подумаешь, блузка! Ну ладно бы ещё заколка какая-нибудь золотая, а то всего-то навсего — тьфу!..
— Это я — тьфу?! Это я, значит, по-вашему, — тьфу?!
Тут Розовую Блузку внезапно принялись снимать с верёвочки, одну за другой отцепляя прищепки, — на ветру она рванулась изо всех сил: ррраз! — и, смотри-ка, действительно полетела…
— Ну, что вы теперь скажете — там, на верёвочке? Жалкие тряпки с неприличными именами! Я презираю вас! Прощайте, я — птица. Я… — тут у Розовой Блузки даже горло перехватило: — …я Жар-птица! — И она взмахнула короткими своими рукавчиками, как крыльями.
Впрочем, Жар-птицу эту сразу же и поймали — правда, она успела изрядно вываляться в грязи и теперь напоминала скорее ощипанную курицу, чем Жар-птицу. И конечно, её опять сунули в таз с мыльной водой, где принялись отстирывать, причём беспощадно. Трусы и Носки с сожалением поглядывали на неё со своей верёвочки, куда, между прочим, через несколько минут опять водворили и Розовую Блузку — увы, на то же самое место, что раньше!
— Вы, стало быть, уже слетали куда собирались? — простодушно осведомились Трусы — настолько простодушно, что Носки даже шикнули на них, но Трусы продолжали: — Судя по всему, там, в этих дальних далях, довольно-таки грязно…
— Не Ваше дело! — оборвала их Розовая Блузка. — Дайте только срок — и я ещё завоюю весь мир! Тем более что мне это раз плюнуть!
При последних её словах Трусы и Носки вдруг окончательно высохли, и их сняли с верёвочки. Вместе с ними попытались было снять и Розовую Блузку, но… рывок — и вот она снова в грязи. Что ж… значит, всё сначала: таз с мыльной водой, долгая-долгая стирка, Розовая Блузка извивается, выскальзывает из рук, но руки ловкие и хорошо знают своё дело…
И вот она опять висит всё на той же верёвочке, что-то бубня себе под нос, а Трусы и Носки уносят домой, причём Трусы как бы случайно и даже вполне дружелюбно произносят в последний момент:
— Ещё два-три полёта в грязь — и там, в дальних далях, куда Вы так стремитесь, на Вас уже никто не обратит ровным счётом никакого внимания. Подумайте об этом, дорогая Розовая Блузка!
— Ах, оставьте, пожалуйста! — надрывается та. — Я не желаю слушать Ваших дурацких советов, не забывайте о том, кто такая я и кто такие Вы!
— И мы, и Вы — прежде всего одежда, — тихо говорят Носки, но Розовая Блузка, кажется, не слышит их.