9.
И таки да. Подземный ход провел на другую сторону озера. Которая встретила нас влажным субтропическим лесом. Там и сям росли тамариски, магнолии, деревца, похожие на дикие мандарины и лимоны. Имелись тут здоровенные растения, имени-отчества которых я не знал вовсе. Хасан упоминал арабские названия, которые мне мало что говорили, тем более, что и сам иракец раньше встречал этих древесных здоровяков лишь гораздо южнее, в районе Басры. Несмотря на весеннюю пору, здесь уже вовсю порхали увесистые бабочки размером с птицу и какие-то мелкие пернатые не больше бабочки. Плюс кругом все цвело и пахло - и деревья, и кусты, и травы. Вдобавок пейзаж пестрел желтыми, алыми, фиолетовыми и голубыми мазками. Из-за обилия влаги было полным полно лиан - тоже, кстати, украшенных цветочками.
Тут южный регион изумлял натурой. Чисто киношное место. Снимай без лишних трат фильмы про Адама и Еву, Тарзана и Читу, Герасима и Муму, Ромео и Джульбарса. Такой кусочек земли был особенно в кайф после предшествующей болотно-кикиморной жизни.
Мелькали тут и представители фауны, например, лани, однако ни одной из них я бы не обидел и не лишил бы жизни, памятуя о своем по прежнему тяжком вещмешке и недавно приснившемся жертвоприношении.
И еще, на земле после нас оставались цепочки отменных следов, причем от двух пар ног. Неплохая наводка для тех, кто рыщет по мою душу - озверевшего Остапенко и охреневшего Макова. Уверен, что они преодолели полосу подземных препятствий после того, как я отвадил упырей. Это мешало расслабиться. Да и сам Хасан не внушал доверия. Понял я, что придется нынче дрыхнуть, поглядывая сквозь сон одним глазом на спутника. Между прочим, солнце-Ярило-Шамаш заканчивало сегодняшний земной путь, опускаясь в подземную купель на помывку, и небеса прибарахлились в ультрамарин с зеленоватыми и алыми полосками.
Для ночлега мы нашли небольшой овражек, в котором можно было беспрепятственно развести огонек и добавочно подкоптить пострадавшую лань, которой я, в основном, старался угощать напарника - не хватало мне еще такого внутреннего врага, как понос. Сам же в полный рот налегал на безопасные американские продукты. Умяв баночку с форелью, откинулся на охапку веточек посуше и стал пускать дымок «Уинстона» в небо. В ту ночь звездное оно было, глазастое. Вот Луна, - у вавилонян она мужского рода, и этот серьезный мужчина зовется Син. Тот красный глазок - Марс, родная планета душегуба-ежовца Нергала. Вон там Энлиль, который имеет космическое имя Юпитер. А эта пухлая звездочка - Венера, небесное тело сексапильной Иштар. Судя по словам Бореева, каждая из ближних планет излучает на какой-то длинной радиоволне и тем самым капает нам на мозги. А по самым современным представлениям - это все матричные сверхорганизмы, способные брать под контроль поведение и формировать потоки событий.
Чу… как принято было говорить в прошлом веке. Вроде покрикивает кто-то. Я сел. Тут же проснулся и Хасан, схватившись вначале за свои яйца, а потом уже за «Ингрэм».
– Спокойнее, Хася. Нашей жизни ничто пока не угрожает. Но где-то вдалеке кого-то не то кушают, не то насилуют.
– Девушку, да? - оживился Абдалла.
– Кто уж попадется под елдак. Если серьезно, то я схожу на разведку.
– Я с тобой, - твердо произнес подозрительно верный друг.
Спустя пять минут я был уверен, что крики действительно имеют отношение к особе женского пола.
Мы с иракским напарником заторопились, поскольку дама в нашей чисто мужской компании вызывала законный интерес.
Потом я еще прибавил ходу, потому что в этих криках слышалось столько искреннего отчаяния, полнокровного ужаса и еще чего-то знакомого по тональности.
Субтропический лес - это, конечно, не джунгли, однако ночью он был начисто лишен всякого флера. Просто какие-то помехи-ветки, которые хлещут тебя по лицу и норовят выщербить глаза, какие-то помехи-корни, что пробуют зацепить тебя за ногу или устроить подсечку. В общем, все хотят сделать побольнее.
А потом крики вдруг стихли, и мне самому стало жутко от предстоящей моему обозрению сценки. Совершенно неожиданно мы с Хасаном выскочили на полянку, где сновал человек с фонариком и ножом в руке - плюс нечто малопонятное, похожее на огромную тощую обезьяну.
На моих глазах нож воткнулся в обезьяну и остался в ее туловище, впрочем, та отреагировала неадекватно, то есть схватила человека и стала душить. Тут уж я сделал рывок и всадил очередь ей в башку. Тварь даже не отпустила удушаемого. Тогда я взял на излом ее две конечности, одновременно всаживая колено в твердый бок. Рычаг излома все-таки сработал, и добыча выскользнула. Однако агрессивный противник тут же взметнулся на меня. Я дал очередь в упор. Обезьяну шатнуло, но не больше. Это же пули сорок пятого калибра! Останавливающее действие у них специально рассчитано на самых напористых!
Я, чуть ли не уткнув ствол в странного неприятеля, выпустил еще одну порцию свинца, и тут он, наконец, свалился. Вот тебе и обезьянка. У меня из потока мыслей получился какой-то гоголь-моголь. Я никак не мог взять в толк, откуда в дружественном Ираке взялись обезьяны такого размера и такой живучести.
Тем временем чужая добыча судорожно уцепилась за мою руку и я услышал ее прерывистое дыхание.
– Ну-ну, не стоит благодарности. Все образуется.
Образовалось! Я получил удар в ухо, - наверное от того гада, которого уложил очередью, - схлопотал, словно дубиной или большой костью. После чего свалился на землю и наблюдал, как тощая тварь, слегка наклонившись, опускает мне на живот свою волосатую острую ногу, а из дырок на ее груди сочится противная густая жидкость.
Первый раз мне удалось увернутся, потому что я почувствовал упругие едкие волны, идущие от нервных узлов странной обезьяны. Но еще немножко, и вражеская нога расплескала бы мои потроха.
Однако в предпоследний для меня момент тварь куда-то взлетела, и я понял, что Хасан успел накинуть ей на шею веревку и вздернуть, используя в виде рычага толстую ветку. Тут уж я до неприличия остервенело принялся рубить повисшую фигуру своим штык-ножом. Густая вязкая жидкость так и брызгала на меня, соплями застывая на лице, куртке, штанах. Когда иракец отпустил веревку, и тощая тварь упала на землю в совершенно дохлом виде, я успокоился, с помощью глубокого выдоха выведя из себя лишнее напряжение. Затем стал знакомиться с дохляком.
Джоди Коновер, убитый в подземелье, выпитый упырями, вновь оживший и искромсанный нынче на куски. Впрочем, Коновером его можно было назвать лишь условно. Жировая прослойка в теле отсутствовала начисто, кишечник высох, и живот практически прилип к позвоночному столбу. Какой-то кощеев отпрыск. Кожа была не просто коричневой и морщинистой, а напоминала шкуру крокодила. Там, где я орудовал ножом и пулями, имелись рваные дыры, некоторые из них успели затянуться веществом, похожим на каучук. А еще можно было заметить, что в этом человеке нового типа не было крови и кровеносных сосудов, полости тела заполняла какая-то другая жидкость, которая, очевидно, переносила энергонасыщенные вещества. Однако перекачивалась она не сердцем, а, возможно, сокращением брюшных мышц.
Узнал я и человека, спасенного от насильника столь мощными усилиями. Врачиха Розенштейн.
– Лиза, это твой ухажер, надо понимать? Чего ж ты отказывалась гладить его по позвоночнику?
На удивление доктор Роузнстайн откликнулась не слезами, не истерикой, а смешком.
– Тот, прежний ухажер, которого ты отвадил, выглядел куда аппетитнее.
– Уж нет, Сючиц и в подметки не годится Коноверу. Как этот Джоди к жизни тянется и к тебе… Пошли отсюда, пока он не ожил со словами: «а это еще все цветочки.» Сжечь-то мы его все равно не сумеем, остальные же меры, боюсь, подействуют неадекватно.
Покинутую стоянку мы искали битый час, в течение которого я бережно вел американскую докторшу за плечи или за руку. Друг Хасан, поглядывая на нас, завистливо вздыхал вместо того, чтобы высматривать дорогу. Мне и в самом деле было приятно прогуляться со старой знакомой, которую благодаря мне не съели, не трахнули, не пустили на удовлетворение каких-то других надобностей. По дороге я вспомнил ту старую секс-волну, потому что сейчас она возникла снова и даже, забурлив, прошибла меня. Впервые за пять лет, между прочим. Однако сейчас в ней присутствовала и какая-то дополнительная заводка со стороны дамы, некая торопливость. Но я твердо помнил, что излишние аппетиты и «скорострельность» всегда вредят совместному времяпрепровождению, поэтому старался дышать глубже.
Наконец мы расселись на своих долгожданных местах у красноглазых остатков костра, после чего я протянул давней подружке шоколадку и бутерброд с колбаской.
– Закуси, тем более, что мне это ничего не стоит. Все равно, харчи у другого твоего приятеля одолжены, Хулиани, Жулиани, или как там его.
Лиза неожиданно всхлипнула. Довольно горестно. Но как-то чересчур поспешно.
– Коновер с ним что-то сделал. Джордан прошел через подземелье первым, затем мы с Тимом. В лесу Джоди дал условный знак. Тим ничего не ожидал, когда Коновер бросился на него с дерева… И просто вырвал ему горло… а потом стал хлебать кровь…
– Фу, какой невоспитанный! - гневно откликнулся я.
Я видел, что она уже готова зареветь - с истерикой, с подвываниями. Поэтому коснулся ее спины. И опять эта проклятая волна - стоило почувствовать ладонью Лизину кожу и хрупенькие позвонки. Я постарался отогнать все лишнее, заводное и настроиться на нежность и сочувствие.
– Но ты с Коновером, можно сказать, сама управилась. Ничего себе дамочка. Минимум полчаса с чудищем сражалась практически на равных. Десять раундов без ринга и рефери. Да, точно, - у тебя с ним была крепкая ничья… Кстати, скажи, словно врач Беляничкова в передаче «Здоровье», почему таким крепким оказался ваш психованный ирландец? Как он нынче устроен? Отчего так старался твой пациент? Тебе ведь хватило времени его поразглядывать.
Голос доктора Розенштейн сразу перестал дрожать и насытился профессиональными обертонами. Прозвучал почти отчет.
– Внутри него циркулирует не кровь, а зеленая гемолимфа - похоже, кислород переносится соединениями меди, а не железа. Обращение гемолимфы производится с помощью волнообразных движений подкожной мускулатуры. Температура тела пониженная -очевидно, метаболизм сильно изменился, и в холодное время Коновер должен впадать в оцепенение или спячку.
– Желательно вместе с дамочкой, - неуклюже пошутил я.
Все натянуто хохотнули, а потом улеглись. Лиза посередке, а по бокам, так сказать, кавалеры и паладины, христиане и сарацины.
Утром получилось узнать поточнее, на что похожа гемолимфа. Лиза была в ней испачкана, но особенно я представлял своей персоной какое-то мерзкое отродье.
– Мне надо срочно умыться и переодеться, - заявила миссис Роузнстайн. - Такое впечатление, будто кто-то долго и упорно испражнялся на меня с высокого потолка.
– Наверное, ручеек в этой водянистой местности обнаружится быстро, а вот авоська с твоими чистыми вещичками вряд ли бросится в глаза. Впрочем, у меня еще осталась одна стиранная футболка от Джулиани. Хотя на ней надпись неприличного содержания, жертвую в пользу испачканной дамы.
Когда мы уходили на поиски воды для умывания, Хасан мне сверкнул вдогонку завистливым взглядом, отчего даже показалось, что следом полетит пуля сорок пятого калибра. И почему южане демонстрируют полную всеядность в отношении баб, причем охотятся и на сдобненьких, и на худеньких? Обилие солнца, надо полагать, ослабляюще действует на мозг и укрепляюще на срамные органы.
Метрах в двухстах мы с дамочкой нашли какую-то проточную воду, по крайней мере она была не такая бурая, как всякая стоячая жижа.
– Мне кажется, что здесь мы сможем стать несколько чище, - предрек я и швырнул Лизе футболку. - Давай, смывай с себя Джоди Коновера.
– Ты не пялься тут, а отправляйся вот за те кусты,-рявкнула женщина, - тебе тоже неплохо бы подраить физиономию. Она сейчас напоминает никогда не чищенную сковородку с полковой кухни.
Пришлось исполнять. Впрочем, обилие хороших манер не мешало мне подсматривать сквозь ветки. Вот Лиза, стянув замурзанную майку и лифчик, решительно швырнула их на землю. Свежие лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву, превращали общий вид в импрессионистскую картинку. Правда, Ренуар предпочитал дам потелеснее. Но надо отметить, Лизин бюст все-таки сделался повесомее, хоть и сохранил хорошую аэродинамику. Ну, а талия с попкой по-прежнему соотносились в необходимых пропорциях.
Тут я вспомнил, что мне тоже необходимо поплескаться да поскрестись для возвращения обаяния, и когда я закончил это мучительное дело, Лиза уже направлялась к стоянке.
Я подхватил выброшенные ею лифчик с майкой и сунул в карман.
– А что советские майоры, как правило, половые извращенцы? - поинтересовалась она.
– Не берусь представлять всех майоров, но как офицер разведки я, во-первых, следую генеральной линии секса, во-вторых, проявляю внимательность. По этим твоим аксессуарам нас легко найдет не только оживший Джордан, но и пара наших чекистов, которые будут пострашнее любых зомби.
Футболка местами прилипла к влажному телу Лизы и «яблочки» ее так и перли мне в глаза.
– Чекисты ведь в первую очередь охотятся за тобой, Глеб. Ты хочешь отвалить на Запад?
– Я хочу уйти от пуль, от крепких мозолистых рук своих товарищей и скорого гнева своего начальства. Не более и не менее того.
– Это как-то связано со мной, Глеб?
– Это связано с нами, вернее, нашими непростыми порой взаимоотношениями.
Она подошла и положила руки мне на шею. Умелые руки с тонкими длинными пальцами.
– Только потом до меня дошло, чего тебе стоили некоторые любезности, Глеб. Но, пожалуй, я снова предложу тебе сотрудничество.
– Согласен. Но учти, подлинная дружба между народами начинается с пипирки.
Ее тело было совсем рядом, отчасти прежнее, отчасти американизированное. Несмотря на полное отсутствие всяких духов, оно благоухало и даже источало сладкий дурман, как насекомоядное растение. Вот что значит импортный человек. И вообще, приходится с горечью признать, что Лизка действительно единственная особа, от которой у меня ум за мозжечок заходит.
– Значит, ты все поняла и воспылала ко мне страстью, которой было так много, что хватило и на мистера Рифмэна, и на мистера Коновера, и на прочих мистеров и сэров. Ну, Иосиф еще понятно, отец ребенка, главный спонсор. А Джоди? Не зря же он в обезьянку превратился. Что ты в нем нашла, кроме двух метров роста и косой сажени в плечах? У тебя ведь с ним кое-что было, не спорь.
Лиза оттолкнула меня, правда, несколько жеманно.
– Джоди… Либо КГБ все знает, либо ты - колдун. Если бы Иосиф не сдрейфил, у меня с Коновером ничего бы не случилось. Ося частенько дрейфил - ты же в курсе - и предавал то меня, то нашу работу. Мы должны были вдвоем обмозговать эту эпидемию. Вернее, я бы сделала статью, а он протолкнул бы ее в приличный журнал… У него ведь хорошие связи в университетских кругах, а я там пока никто… Мне нужен был материал по распространению инфекции, и я отправилась вместо Оси.
– Какой материал, Лиза? Вы его имеете в любой деревне. Хватайте там вашего микроба за яйца, пардон, за кокки.
– Материал, что коммунисты ответственны за это заболевание. Признайся, ваша группа занималась его распространением… Нет, конечно, не капала отраву в болотную воду… Аппаратура, установленная на вашей амфибии, специально подобранным микроволновым излучением вызывала мутации, и довольно безобидная кокковая микрофлора превращалась в агрессивную и патогенную. Так ведь?
– Значит, мы сумеем и кефирную палочку превратить в чумную? Я, даже как чтец научно-популярных книжонок, выскажусь, что гипотеза слабовата.
– Допустим. Один парень из Гарварда предположил, что вы с помощью пучка лазерных лучей научились «проталкивать» вирусы на приличное расстояние. А уже вирусы, встраиваясь в генный аппарат бактерий, многократно увеличивают их вредность.
– А вот это уже интереснее. Посоветуй этому парнишке поработать в жанре научной фантастики… Однако наша группа не занималась никакой микрофлорой, никакими бактериями и вирусами. Мы занимались людьми - понятно? А больше ты от меня ничего не дождешься, гражданка шпионка.
Действительно, Лизка сейчас тихой сапой пыталась выудить из меня информацию. А я даже теперь не собираюсь превращаться в питательный кисель для штатников.
– Брехня, Глеб, типичное гэбэшное фуфло для прикрытия собственных пакостей. Никто из нас не имеет отношения к ЦРУ. Правда, когда Логан привез пробы в Министерство здравоохранения, там вызвали человека из какой-то спецслужбы, который беседовал с нашим старшим. Но если в ЦРУ и затеяли собственное расследование, то оно проходит независимо от нас.
– Ладно, замнем для ясности. Вижу, что близко к правде. Наверное, цэрэушники нашли время и дамбу рвануть… Как твой киндеренок?
– Учится в частной школе. Это интернат, но дорогой, классный, не то что советские, - в голосе дамы засочилась законная гордость.
– Интернат у нее не советский, но мама явно советская -хорошая общественница.
Она прижала свое тело к моей рубахе - в семьдесят восьмом году Лиза так бы не поступила - и соски ее пробуравили не только шмотку, но даже мою душу. Вот что сделали с женщиной капиталистическая действительность и конкуренция на секс-рынке. А в глазах у Лизы я заметил некий хищный блеск, ранее отсутствовавший.
– Убери свои грязные лапы, - зазывно произнесла она.
– Не уберу свои грязные лапы. Тем более, что они условно чистые.
Уж не помню, кто кого первый отправил на травку, только вдобавок к обычному моему горению добавился ее, я бы сказал, профессионализм. Пять лет назад был «включен» на полную мощность только я, теперь же и она. Мне казалось, еще немного, и из нее сейчас искры посыплются.
Пока она, сидя на мне, работала своими причандалами, я неожиданно угодил в состоянии невесомости, по окончании которой увидел на месте Лизки какую-то восточную богиню. Глаза ее были похожи на черные дыры, титьки сияли как два солнца, физиономия как луна, а вся телесность казалась вылитой из золота, лишь ладошки выглядели платиновыми, а ноготки рубиновыми или даже кровавыми. Сам же я смахивал на ее трон. Не ручаюсь, что у меня были четыре ножки и подлокотники, но богиня использовала меня вместо основания. Благодаря мне опиралась на землю и тянула земную силу - впрочем, заодно и мои силенки.
По окончании мероприятия колени у меня жалко дрожали, а ноги словно растекались. И вообще я как-то «плыл». Чего раньше не случалось. Лиза всю обратную дорогу щебетала про свои американские развлечения и о том, что она подрабатывала в стриптиз-клубе для непрофессионалок. Понятно, первой, как и полагается, освободилась от тоталитарных пут сексуальная сфера. Есть за океаном, оказывается, такие заведения, где могут попробовать свои силы домохозяйки и прочие желающие женщины. А я, немного оправившись, стал думать насчет той богини восточного вида, Иштар или Астарты. Заодно вспоминал сказки о нашей родной бабе-яге, которая одних молодцов поила, парила и спать с собой укладывала, а других пыталась затолкнуть в печь огненную. Получается, что Иштар-яга - то ли плодоносящая секс-бомба, то ли владычица мертвых, а может, и то, и другое вместе взятое. Поди пойми этот глубокомысленный символ.
Когда мы вернулись, Хасан первым делом подскочил, как стартовый флажок. Мне даже показалось, что при этом известная клякса-красномордка выпорхнула из его темечка с заинтересованным видом. Затем горячо спросил:
– Вы где были, а?
– «Где-где». Гуляли, Хася.
– Не волнуйся, Хасанчик, дорогой. Просто погода сегодня хорошая, - добавила Лиза таким тоном, будто в следующий раз она и с ним «прогуляется».
– Ладно, господа любезные, - прекратил я это воркование, - сейчас наше движение приобретет более осмысленный характер. Давайте собирать манатки и навьючиваться.
Вскоре мы уже перемещались на запад. Очевидно, это направление устраивало и Лизу. Что требовалось Хасану, где он собирался найти свою «Манда-ди-Хайя», трудно было угадать. Немного погодя доктор Розенштейн захотела пособирать яркие цветуечки с кустов. Мне это не слишком понравилось. И так уж мы напоминали какой-то табор. Я двигался, как обычно -полускользящим шагом, пригнувшись, стараясь не маячить на открытой местности, останавливаясь и прислушиваясь. Но сейчас в этом оказалось мало толку. Мне не было слышно насекомых и всяких лягушек - Хасан хрустел ветками, словно осел, а Лиза вообще разгуливала, как на пикнике.
Когда докторша оторвалась на десяток шагов, иракец мне зазудел тихим проникновенным голосом:
– Отправь эту женщину, майор.
– А тебя, Хася, не надо отправить подальше? Ты же маршируешь, как на параде перед трибуной с любимым вождем. В смысле маскировки ты такой же ноль, как и она. Если судить строго, то и тебе больше пристало не по лесу бродить, а где-нибудь в застенке допрашивать курдов.
– В этой женщине сидит зло, - не унимался, плюя на мою отповедь, «усатый нянь».
– Во всех нас сидит и зло и добро. Если ваша религия считает женщину дурным фактором, если ее можно только использовать, а гулять с ней нельзя, то это ваши проблемы. Моя собственная конфессия - заключающаяся в отсутствии каких-либо верований - говорит, что баба - положительный фактор, и годится для разных дел.
– В ней присутствует гневная богиня, да, - упирался иракчанин.
– В моей стране эта фраза звучала бы комплиментом. И вообще, Абдалла, ты сказал, а я без удовольствия выслушал, на этом покончим со спорной темой. - После небольшой паузы я решил добавить:- Если в следующий раз она выберет тебя, трахайся на здоровье.
По большому счету, тема действительно была спорной. В Хасике помимо южно-мужской зависти я ощущал то же присутствие, что и в драконе-шакале, и в зомби-Сереге. Опять Апсу. Кажется, я различал его кляксовидную наружность в легком мареве над головой напарника. И что это мой знакомый демон со всеми враждует - и с Нергалом-Кощеем, и с «гневной богиней»? Но вредны ли мне все Отверженные так же как и ему?
Все равно, я не собираюсь шизеть насчет Лизки, просто существует дама за счет своей пиписки, у ней и настрой соответствующий, и «аура». А ты, Хасан, больше занимайся онанизмом, и тогда все будет в порядке.
Кстати, и в Фиминой терадке про гневную или там любезную Иштар ни полслова. Хотя, впрочем, указана точка «Лилит», тоже образующая энергетический канал. Демоницу с таким имечком можно считать каббалистическим эквивалентом вышеупомянутой богини. Опять сомнения, а страстей и так хватает…
Не знаю, каким чудом-юдом я почувствовал неладное. Потом уже, натужно вспоминая, я понимал, что Лиза вела себя неестественно громко, она словно пыталась привлечь внимание. А ведь не дурочка, провела в этих болотах порядочно месяцев.
Неладное заключалось в том, что мы вдруг оказались на расстоянии нормального выстрела от Макова и Остапенки. Причем Хасан, который двигался впереди, должен был заметить и предупредить, но ничего такого не сделал. Они с Лизой являлись удобными мишенями, тогда как я был прикрыт кустом.
При первых же выстрелах иракец приник к земле и ловко закатился в стелющийся кустарник. А Лиза осталась на месте растерявшейся малоподвижной целью.
Я видел, как автоматная очередь идет к ней, все более замедляясь - однако лишь в моем представлении. Пули сшибали листья и ломали ветки, протыкали воздух. Потом все понеслось перед глазами, я рванулся и будто бы проскочил через водопад, бушующую завесу. Там, помимо какого-то сияющего многоцветия, пришлось изведать обжигающе-обмораживающе-ударное воздействие. Миновав «водопад», я стал наблюдать происходящее сразу с трех шизоидных точек зрения. Со своей. Со стороны стрелка, наводящего ствол. С позиции пули, стремящейся к плоти, чтобы вогнать в нее силу - свой смертельный поцелуй - и вышибить навсегда жизненное тепло.
Я видел те пули, которые должны были проткнуть тело Лизы, и, немного опередив их, прыгнул, сбивая ее на землю. Можно запретить красиво жить, но красиво умереть - это личное дело каждого. Я грустно наблюдал пулю, что входила в меня, лопающуюся поверхность своей кожи, дырку с обугливающимися краями, фонтанчики красной жидкости, потом ту дорожку, которую свинец пробивал в моем мясе. А там уж ощутил удар, распространяющийся сразу во всех направлениях.
Сразу понял - что-то не так с грудью и плечом. В голове поднялся такой оглушительный звон, что я перестал чувствовать боль и продолжал поливать из своего ФМГ. Когда стрельба стихла, я прочно отключился.
Очнулся я, когда почувствовал в себе какую-то горячую трубу, она распирала меня, а тугая повязка ей мешала. Видимо, сыграл свою роль санитарный пакет, реквизированный у мистера Джулиани. Пару раз уже приходилось продирать глаза, однако на белом свете было так неуютно, что после укола я с готовностью отключался. И сейчас неподалеку хлопотал с одноразовым шприцом Хасан. Среди моих трофеев не было сильных болеутолящих препаратов, значит, нашлись пожитки Лизы. Она, кстати, обняв колени, отрешенно сидела сейчас у костра. Все из-за нее, суки. Оболочечная пуля - это вам не мелкашка какая-нибудь.
– Куда плюхнулась свинцовая пилюля и откуда вышла, Хася?
Иракский друг с готовностью откликнулся.
– Под ключицу влетела, а выпорхнула из плеча, прямо в небеса.
Эх, еще бы дня три, чтобы оклематься. Иначе не видать мне Кувейта, как своих ушей. Впрочем, мне и сейчас не видать своих ног, мудей, пупка. Почему же Хасан не предупредил о засаде? Неужели все было предусмотрено? И этот его выход навстречу чекистам, и то, что Лиза остолбенеет под пулями, и то, что я брошусь заслонять ее собственной тушкой? Всех этих деяний потребовал наточенный елдак Хасана или же его начальство?
– Э, Абдалла, где мой пугач?
– Да вот же он. - Хасан подкинул ко мне ФМГ.
Левая половина моего тела будто побывала под трактором, но правой рукой, помогая зубами, я проверил затвор и магазин. Вроде все в порядке, без подвоха.
Перейдя на шепот, я поинтересовался:
– Что ж ты не отправил Лизу, когда я не мог уже сказать «нет». А, Хася?
– Куда ее теперь отправлять, когда мы на одном месте торчим? - И сам себе ответил:- Ее теперь только убить можно. Если отпустить, то попадется - не сегодня, так завтра. Сама не расскажет, так ее все равно выпотрошат, и тогда выдаст наше местоположение. Понимаешь, да?… А теперь выпей настой из трав.
Настой из местных трав оказался крепко наспиртованным, я после него явно «полетел».
Мы торчали в каком-то полуокопчике-полуземлянке, было тепло, довольно сухо и после укола не столько больно, сколько тяжело. Потом Лиза и Хасан ушли вдвоем. Похоже, и в самом деле эта парочка даром времени не теряла - успешно снюхались, пока я в отключке валялся. Нашел-таки Хасан свою «манду».
Тяжесть и жар проходили сквозь меня волнами и, от чего-то отражаясь, возвращались обратно. Может, паскуда Хасан отравил меня? Ладно, он мог меня прикончить сколько угодно раз, пока я валялся бессознательным чурбаном. Задушить, ввести три кубика воздуха в вену, пристрелить. Не удружил же ничем таким.
Отраженные волны рисовали под моими закрытыми веками разные похабные картинки. Хасан и Лиза в густой траве, позиция «женщина сверху». Эта картинка перетекала в другую - «Иштар на троне», где мимо владычицы-богини шествовали демоны, суккубы и инкубы, которые опять же рассыпались, превращаясь в какие-то пульсирующие нити. Нити собрались в метлу, Иштар же на троне быстро обратилась в бабу-ягу в ступе и, взмахнув своим движителем, скрылась с места происшествия.
А потом я ощутил чье-то присутствие около землянки. Я не принялся убеждать себя, что это мне прибредилось, а стал с кряхтением выползать из окопчика на правом, непораженном боку.
Я полз, заодно пытаясь выдавить из себя боль. И увидел их сразу. Они были метрах в пятидесяти и уверенно топали в мою сторону. Остапенко и на полшага впереди Маков. Разглядыванию мешали густая растительность, высокая температура моего тела и солнце, бьющее в глаза. А ведь если я не срежу своих бывших коллег первой же очередью, они аккуратно подберутся к землянке и прихлопнут меня, как муху с оторванным крылышком. Потом еще, наверное, с облегчением помочатся на мой долгожданный труп.
Маков был голый по пояс, в непонятных зеленых пятнах, вид имел, как у деревенского дурачка, постоянно шмыгал носом и свешивал челюсть. А может, он и не был таким дураком, каким представлялся. Николай походил на идущую по следу ищейку. Ищейка-Маков даже облизывал листочки и жевал травинки - и, кстати, перся точно в мою сторону.
У Остапенки на шее имелось что-то, похожее на воротник. Я принял это за воротник, но такое усовершенствование скорее напоминало полип или даже медузоид. Мне показалось, что в этом студне я различаю контуры человеческих мозгов. Если считать чудно прилипшие мозги за боевую единицу, то симбионтов было трое. Они безошибочно чуяли меня с помощью нюхательных, вкусовых, электрических и магнитных рецепторов. Кроме того, они были соединены единой сигнальной системой. Даже этот мозг, оставшийся от старшего лейтенанта Колесникова, общался с помощью кровеносных сосудов и нервных волокон с организмом подполковника Остапенко. Вместо десяти получалось двадцать милиардов нервных клеток, которые в несколько раз быстрее анализировали ситуевину, каждое ее изменение. Мне нечего было противопоставить этому мощному наступлению объединенных мутантско-чекистских сил. Мои союзники, то есть красномордая клякса Апсу вместе со своей телесной облочкой Хасаном, оказались в сачке у Иштар-Лизы. Слаб оказался вольный анархический демон против психической атаки Отверженных -наверное, он и в древности продул им игру по той же причине.
Впрочем, откуда мне известно про эти рецепторы, нервные клетки, симбиотические связи у моих бывших коллег?
Пространство, разделяющее меня и охотников, сжималось и снова распрямлялось, как гармошка. Завеса опять стала проницаемой, я пробился через водопад. Психический электрон вновь пошел в дело, охватывая меня и бывших коллег единой орбитой.
Я чувствовал теперь, как ищейка Маков, тысячи новых воней и ароматов, в том числе и свои личные: измочаленнный телесный дух и резкий запах раны. Я мог теперь вжиться в роль своего почти-земляка Коли, поэтому, сжевывая листик тамариска, улавливал тот ароматический отпечаток, который был оставлен прошмыгнувшим мимо пару часов назад человеком или зверем. Я, сидя в Колиной шкуре, ощущал магнитное «гудение», источаемое собственным полутрупом, лежащим в окопчике. Шум был похож на звучание рассерженного пчельника.
Я наблюдал глазами Остапенки тепловые излучения - такие розоватые, почти прозрачные облачка. Я наблюдал то, что находится за преградой для обычного зрения, в том числе и легкий тепловой туман над собственной землянкой.
Я представлял даже работу головы подполковника, спаренной с мозгом-медузоидом. Эта умственная деятельность включала постоянное слежение за тенями, бликами, приметами, состоянием травы, листвы, воды. Всем тем, чем обычному уму-разуму заниматься недосуг. В обмен мозг требовал только паек в виде крови, насыщенной кислородом и питательными веществами -медузоиду тоже хотелось жить.
У этих трех товарищей не имелось сомнений и рефлексий, у них не было страдающего сознания. Их совестью являлся инстинкт. Это были умные животные, знающие как выслеживать, загонять, ловить и уничтожать. И получать от хорошо проделанной работы удовольствие. Борееву бы они понравились.
Но когда я хотел повлиять на функционирование этой троицы, то понял, что у меня есть конкуренты. Моих бывших товарищей заселяло множество бесов, которые и были инстинктами. Вначале я различал их весьма посредственно - как неприятные дерганные пульсации, потом стал воспринимать невнятное жужание и треск. «Полоса прозрачности» продолжала расширяться, они стали более заметными. И более вредными для меня. Бесы были похожи на быстро вращающиеся колеса или клубочки, и трудно было понять, где у них то, что можно именовать «руками», и то, что можно назвать «ногами».
Однако они состояли словно из переплетенных мышц, что я вскоре ощутил на собственной шкуре. Какой-то клубочек, прянув вперед, шандарахнул меня и, оставив с легкой контузией, скрылся обратно в туман. Потом нокдаун повторился. Это выглядело хуже, чем схватка под ковром, это была потусторонняя борьба без нормального пространства, времени, кулаков, клинков и пуль, борьба атеиста с демонами, плотского человека с тем, чего не существует.
Надо бы придать демонам форму, пусть даже они резко против. Это осталось бы благим пожеланием, если бы мой скрытый союзник - светящийся двойник - не пробил каналов в атмосфере неопределенности.
Мой психический электрон, рванувшись по образовавшимся дорожкам, прочитал вражью силу, как это делает магнитная головка с информацией на компьютерном диске.
В итоге я увидел их в привычной сказочной форме. Демоны стали шестирукими воинами о двух головах и в ярких доспехах. Они пытались изрубить меня саблями, проколоть копьями, изранить стрелами. Среди них выделялся один, с головой-многогранником, сидящий на черном слоне - этот командир и направлял все воинство на меня.
Еще немного погодя поединок стал напоминать битву двух армий шумерского периода земной истории. На меня наступала тяжелая фаланга. Самые крепкие воины несли просторные щиты. На них были густо опущены копья, напоминающие поваленный лес. Впереди бежали «разогревающие» - лучники и пращники, которые перед началом рукопашной юркнули под щиты. Где-то позади гудели огромные барабаны.
Мои руки и ноги своевременно расщепились и тоже превратились в воинство: за экраном оказались возможными и такие цирковые фокусы. Ага, значит я теперь великий полководец.
Я построил своих бойцов клиновидными группами, которым легче было перемещаться по неровной местности и врезаться в фалангу, что превращалась на кочках из стройной прямой линии в извилистую и прерывистую. Во главе каждого клина стояли мощные воины с тяжелыми топорами для сокрушения щитов и щитоносцев. За ними двигались бойцы-меченосцы, на их широких плечах лежали копья тех рядов, что ломились сзади.
И воевал Урук с Уром. Гильгамеш, царь Урука, против Урукагины правителя Ура. Владычица Иштар против владыки Нингирсу.
Укрепились мощью святой владычицы и волей Энлиля солдаты Урука и, источая гневный жар из своих ноздрей, рассекли строй бойцов Урукагины, и гнали их, пораженных Ужасом, и отделяли головы от тел, и преследовали вдоль долины. Не ведая жалости, летели за врагом, как коршуны за куропатками, чтобы снискать благоволение богини. И покрылась долина телами, лишившимися жизненного тепла. Витязь великой Иштар, царь Гильгамеш, связал пленных локоть к локтю и предал в объятия Нергала всех до единого…
Чекисты-симбионты стали словно надутые теплым воздухом безобидные шарики. Одного моего дуновения хватило, чтобы их понесло прочь. До свиданья, дорогие, надеюсь больше никогда вас не увидеть.
В этот момент в головах умных животных возобладали такие мысли: поскорее домой, в объятия начальства, начальство все поймет и простит, начальство наградит и облобызает; великий бронзовый Феликс, сокрушитель сильных, владыка Лубянки, ждет их со своей верховной лаской.
Три получеловека свернули влево и проследовали мимо землянки. Наверное, они двигались туда, где кончается лес.
В полном изнеможении я сполз на дно своего окопа. В следующие три дня никто не появился, - ни так называемые враги, ни так называемые друзья. Все это время я только жрал, спал и выделял, стараясь не под себя. На четвертый день я поднялся. Вещмешки, которые я до того таскал довольно легко, показались мне набитыми шумерскими кирпичами. Я вынужден был бросить останки лани (на самом деле расстался с ней без сожаления, от бедняжки можно было завоняться самому). Переложил полегчавшие вещи на здоровое правое плечо, повесил пистолет-пулемет на ослабевшую убогую шею и двинулся вперед, напевая (про себя) «Выдь на Волгу». Конечно, предварительно, в целях маскировки забросал землей и ветками следы стоянки и помойки. Занимался этим для экономии сил по-собачьи, на четвереньках. А в первой же луже ознакомился со свом портретом, который нынче напоминал дурно исполненный натюрморт.
Ослабела у меня не только та деталь, которая называется шеей, но и все прочие. Я это понял спустя пятнадцать минут. А через полчаса я был весь взмокший от пота, жалкий, как котенок и страдающий от общей импотенции. Пришлось двигаться медленно, опираясь на стволы деревьев, и с передышками через каждые двести шагов. Пару раз белый свет в глазах таял, и я обвисал.
А потом набрел на Хасана, вернее, на его труп. Да, поискал он на свою голову «Манда-ди-Хайя». Никаких следов ранений и травм я не заметил. Следовало скорбно признать, что мой друг -а он все-таки оказался таковым - погиб из-за половых излишеств. Злая богиня и демоница, сидевшая в Лизе, сделала свое дело. Хасан круто ошибся, обнаружив в ней источник познания и жизни. Баба-яга сунула Иванушку-дурачка в свою печку, иначе говоря превратила жизненную энергию иракского друга в свою фертильную силу. А еще иначе - сожгла его гормонами и пептидами. Заодно и моего союзника Апсу лишила земной оболочки. Наверное, так.
Гильгамеш и Энкиду. Я все-таки оказался Гильгамешем. Волей или неволей Хася подставил меня под пулю и спас от демоницы, которая его затем употребила. Вместо меня. Мне показалось, что я различаю красномордую кляксу Апсу. Он метался где-то в высоте, не в силах приблизиться и как-нибудь помочь.
Про Гильгамеша в Фиминой тетрадочке ничего не было чиркнуто. Однако у этого фольклорного персонажа имеется библейская параллель, Авраам. Этот товарищ был тоже родом из Шумера и тоже искал бессмертия, правда с несколько иными характеристиками. Одна из точек, образующих энергетический канал, обозначена Гольденбергом, как «Авраам-Фараон». Значит, мне предстоит встреча с каким-то прирожденным властителем?
За такими полубредовыми рассуждениями я поправил ноги Хасана, сложил ему руки на груди - устраивать ямку не было никаких сил - и двинулся дальше.
Ночью проснулся от какого-то шороха в кустах, и сразу же, несмотря на вялость, перешел в позицию для ведения огня. Ну, дайте мне этого злодея, я его сейчас прошью свинцовой стежкой!
Из листвы появилась фигура. Фигурка. Я сразу понял, кто это.
– Я заметила тлеющие угольки, - объяснила свое появление демоница Лиза.
– Уходи, иначе будет пиф-паф. Я уже на границе твоего леса. Топай отсюда, Иштар-подлюка.
– Ты чего, совсем сбрендил, Глеб? Башка стаеросовая, охреневший от марксизма-онанизма чекист! Сrazy mother-fucker, go to prick! - По старой привычке Лиза так и не смогла матюгнутся по-русски, но затем, невозмутимо поводя задком, подошла к бывшему костру. А я, хоть и вспомнил серое изможденное лицо хасановского трупа, так и не смог пристрелить эту атомную секс-бомбу. Оставалась последняя надежда, что ввиду моей общей слабости проклятые любовные флюиды не окажут прежнего действия.
Так оно и выглядело - первые двадцать минут. Ничто во мне не шевелилось, ни в головном ни в спинном мозгу. Я даже расслабился и стал ехидничать:
– Во всяком случае, наш общий друг Хасан помер не от марксизма-онанизма. Ты его испекла на своих угольках, уважаемая яга.
– Он, видимо, съел какое-то ядовитое растение, - сказала демоница. Это объяснение ее вполне устраивало.
– Что-то зябко, иди, погрей хрупкую женщину, - внешне невинно предложила Лиза.
– Ага, сегодня я грелка, завтра плевательница, послезавтра меня в сортир спустят как израсходованного,-мужественно отказался я.
Впрочем, через полчасика меня вдруг взорвало, словно половые флюиды долго накапливались и, наконец, прорвали барьер моей физической немощи.
Одного сеанса интимности будет достаточно, чтобы угробить тебя - кричала правая половинка мозга. Всего один разик, и ты освободишься от этого притяжения - возражала левая.
А еще какая-то «третья половинка» предлагала взять и очередью из ФМГ ухлопать сооблазнительницу. Оп - и нет проблем.
Логика подсказывала: если чего-то хочется, надо представить, что ты это уже поимел. Но живое красочное представление работало лишь на мою врагиню.
В смятении я бросился в лес, ограничившись маловразумительной фразой: «Живот прихватило.» Но все равно флюиды легко настигали и хватали меня на расстоянии десяти, двадцати, тридцати метров. Флюиды сейчас напоминали пучки резиновых лент, которым каждый мой шаг добавлял упругости. Проскочившие через завесу демоны, слуги богини, обретая электромагнитную природу, летели на меня, разогревали в моей истрепанной плоти дополнительный жар и раздували боль в едва заживших дырах. А ведь всего один разок - и свободен!
Был момент, когда упругая сила и гадкие ощущения чуть не швырнули меня обратно. Владычица Иштар уже встала на моем пути золотым идолом. Вся энергия, что имелась во мне, скопилась в нижней части живота и играла сугубо отрицательную сексуальную роль. Я попробовал почувствовать пульс земли. Он был характерным, выражающим долготерпение. Но передать ему ненужные секс-мощности не удалось. Матрицы или демоны, олицетворяющие землю, завернули их назад. Точно так же получилось с воздухом и небом.
Что еще способно выручить меня? Как вырваться из владений Отверженных, если они кругом? От них удрать столь же сложно, как, например, из Иркутска попасть в Париж. Я дернулся, может быть, в последний раз. Зацепился за корень и, взмахнув по-птичьи руками, влетел лбом в какой-то крепкий ствол.
Тогда немного отрешился и заметил нетвердым взглядом дорожку. Она вела за экран, и по ней сейчас следовал мой светящийся контур. Он направлялся в ту сверхсильную пустоту, которая прикрывалась землей, воздухом, небом как одежками. Следом рванулся мой психический электрон и, наконец, по проторенной дорожке вся ненужная энергия излучилось в эту бездну. Я видел, как золотой идол улетает в никуда, словно проколотый шарик.
От этого зрелища меня самого замутило и закачало. В пустоте мой электрон охватила такая дурнота, что он еле вернулся. А мне пришлось уронить набрякшую физиономию в сырую траву и полежать - в нагрузку к излишней сексуальной, я выпустил изрядную дозу лично необходимой энергии. Стабилизировавшись минут через двадцать, я побрел к стоянке.
Кажется, все в ажуре. Отпустила нечистая сила. Лиза дремала у костерка, нисколько не секс-бомба, а бабец не хуже и не лучше других. Когда я немного подкрепился американскими крекерами, то уловил источаемые ею спокойные кроткие вибрации. Никакая она не Лилит, что и необходимо в данный момент. Даже показалось странным, что я испытывал к ней столь сильные и разнообразные чувства. Растянувшись на своей охапке веток, я мирно почивал до утра. Утра, когда мы вышли из леса шумерской бабы-яги - владычицы Иштар.
