Глава шестая

В небольшой стране, что между Китаем и Россией, и председателя, и президента встретили по наивысшему обряду: с коврами, почетным караулом, дипломатическим корпусом и всем прочим, что полагалось по протоколу. Никого это не удивило: отношения между двумя странами вот уже два с лишним десятка лет считались хорошими – да и на самом деле были такими. Существовало, конечно, неизбежное соперничество в нескольких направлениях сразу; но решение вопроса о том, кто из братьев старше, был по умолчанию отложен до неопределенного будущего – до греческих календ, как сказал бы любитель античных оборотов речи. Одним словом, все вроде бы выглядело как и всегда: благополучно. И только в узком кругу государственных деятелей с обеих сторон было известно, что существовало немаловажное различие между этой встречей и предыдущими. И заключалось оно в том, что если раньше на долю глав государств оставалось, по сути, лишь торжественное подписание документов, чьи тексты были согласованы заранее профессионалами – дипломатами, военными, экономистами, – то на сей раз единого, втихомолку одобренного обеими сторонами текста просто не было, а были проекты с обеих сторон, увязать которые до последнего мгновения так и не удалось: слишком серьезными оставались разногласия. Так что на этот раз переговорам следовало быть именно переговорами, а не одним лишь театральным действом. И хотя неизбежные улыбки и объятия при встрече выглядели со стороны точно так же, как и два года тому назад, во время предыдущего саммита, однако серьезный, с глазу на глаз, разговор глав двух государств, состоявшийся – без рекламы, журналистов и прочей помпы – уже через несколько часов после официальной встречи у самолета и не дожидаясь торжественного приема – разговор этот, не выходя за рамки приличия, оказался все же непривычно напряженным.

Причина была достаточно серьезной: если еще не так давно стороны как бы выработали единое отношение к предстоявшему Соглашению и созываемой для его заключения Конференции, то теперь картина явно нарушилась. Это стало ясно уже после первого же обмена репликами на этой закрытой встрече, первый час которой прошел даже без участия официальных переводчиков. Оба участника могли свободно изъясняться на двух языках: русском и английском (здесь преимущество было у китайца, получившего образование, кроме отечественного, еще и в Кембридже – в молодые годы еще, когда отец его был первым секретарем посольства в Лондоне). На этот раз беседа началась именно на английском – и это сразу же было правильно воспринято русским как выражение некоторого неудовольствия.

– Я предполагал, – сказал (после приветствий и улыбок) председатель, – что наши отношения, в особенности во всем, что касается Соглашения, происходят в условиях полной откровенности.

– Мне неизвестно, – ответил президент России, – о том, что это условие нарушалось, во всяком случае – с нашей стороны.

– Тем не менее – даже и сейчас мы не располагаем никакими сообщениями с вашей стороны, которые относились бы к известной вам угрозе. Между тем ее возникновение – как вы отлично понимаете – заставляет заново пересмотреть наши взгляды на Соглашение.

Если бы кабинет, в котором происходил разговор, был оборудован прибором, измеряющим уровень адреналина в крови собеседников, то он сейчас непременно показал бы скачок этого параметра в кровеносной системе президента. Так что ему с великим трудом удалось удержаться и не стиснуть кулаки: руки его в этот миг лежали на столе, и такое проявление чувств было бы, конечно, замечено противной стороной. Понятно почему. Уже во второй раз за последнюю пару дней он оказывался в крайне неприятном положении человека, который то ли хочет быть хитрее всех, то ли (и это куда хуже) не имеет представления о том, что происходит на свете, – что было бы никак не совместимо с занимаемым им высочайшим постом. И времени на поиски выхода из этого положения совершенно не было; надо было импровизировать на ходу, найти, как говорят шахматисты, единственный ход, играя уже «на флажке».

С ответом он промедлил не более двух секунд: устремив взгляд прямо в глаза председателя, произнес спокойно, неторопливо, четко разделяя слова:

– Я буду совершенно откровенен даже сейчас, хотя это и сыграет не в мою пользу. О том, что вы назвали угрозой, хотя это утверждение является пока еще спорным, сам я узнал ровно двадцать восемь часов тому назад. И сразу же попросил, как вам известно, о переносе нашей встречи на более ранний час. Я сделал это именно для того, чтобы информировать вас как можно быстрее. Согласитесь, однако, что я не мог делиться с вами непроверенными данными. А уточнение потребовало времени. И теперь могу сказать совершенно откровенно: я удивлен. Изумлен! Ну, как можно серьезно отнестись к какому-то фантастическому заявлению о якобы грозящей нам опасности?! Мы же не дети! Мы политики – и поэтому должны уже с первого взгляда отличать серьезные угрозы от попытки сорвать мероприятие исторической важности при помощи очень наивной и грубой дезинформации. Мне трудно поверить, председатель, что вы восприняли все это всерьез!

– Я не говорил, что принял это всерьез, – ответил китаец неторопливо. – Но мне хотелось выяснить именно ваше отношение к этой информации. Я им был бы совершенно удовлетворен…

(Это не было полной правдой, разумеется. Но и полной ложью тоже. Полуправдивой ложью или лживой полуправдой, как угодно. То есть – ответ был дан в лучших традициях профессиональных политиков.)

– …Я был бы счастлив поверить вам, – продолжал председатель, – но тогда мне трудно было бы объяснить некоторые факты, противоречащие услышанному мною.

– Например?

– Вы говорите, что узнали об угрозе лишь чуть более суток назад. Но как объяснить в таком случае то, что ваш выдающийся политик, возглавляющий в стране объединенную оппозицию (не понимаю, кстати, зачем она вам?), был отправлен в Вашингтон не сутки назад, а вот уже целых три дня? Не означает ли это, что вы сочли нужным поставить президента США в известность об изменившемся положении вещей намного раньше, чем нас?

Президенту должно было стать невыносимо стыдно, однако он и не подумал покраснеть: профессия давно отучила его от какого-либо внешнего выражения чувств. На вопрос же пришлось ответить:

– Таких поручений этот господин не получал ни от меня, ни, я думаю, от кого-либо другого из руководителей страны. Его внезапная поездка связана, вероятнее всего, лишь с необходимостью срочного обсуждения с некоторыми влиятельными там лицами отдельных формулировок текста, о которых мы с вами, я надеюсь, посоветуемся еще сегодня.

При словах «вероятнее всего» китаец чуть приподнял уголки губ – но лишь на мгновение.

– В таком случае его поведение там, о котором нам стало известно, по меньшей мере странно. Судя, во всяком случае, по его встречам. Как вы понимаете, мы принимаем близко к сердцу все, что может иметь какое-то отношение к предстоящим решениям. И мы, скажу вам откровенно, весьма удивлены.

(«Сволочь, сволочь! Хотел бы я знать, чем он там занимается на самом деле. Не может быть, чтобы это космическое тело толкнуло его на совершенно глупые поступки. Ведь если говорить серьезно, на самом деле оно ничем не грозит и если и может быть использовано, то разве что в политической игре или в экономической… А что, если он действительно почуял опасность и начал какую-то политическую акцию? Против меня – потому что в любом другом случае он поставил бы меня в известность. Сказать разведчикам – чтобы занялись им там? Но если я ошибаюсь, а там такое внимание будет замечено – это сразу скомпрометирует меня, а нужно ли это мне сейчас, особенно учитывая, что в подготовке Соглашения страна, как предполагается, выступает единым фронтом – и оппозиция в том числе? Все это надо как следует обдумать – но сейчас на это нет времени. А если бы я не прилетел сегодня сюда, было бы еще хуже: тогда китаец вообще не стал бы разговаривать всерьез…»)

Вслух же президент спокойно ответил:

– Его действия там – это лишь его действия, и ничьи более. Уверяю вас: из его поведения будут сделаны необходимые выводы. Я, правда, рассчитывал вначале получить его полный доклад – после его возвращения на родину… Ведь не исключено, что имеющиеся у вас данные о нем являются неточными – мы знаем, как часто это на самом деле случается.

– Я внутренне желаю того же самого. – Председатель покачал головой. – Господин президент, я всей душой хочу верить, что дела обстоят именно так, как вы излагаете. И что поездка вашего подчиненного не имеет истинной целью выработку линии поведения, более отвечающей желаниям Соединенных Штатов и значительно менее – нашей страны.

Тут просто нельзя было не выразить в голосе обиды.

– Господин председатель, подумайте сами: мне, инициатору Соглашения, какой смысл был бы утаивать от вас подобную информацию? Ясно же было, что вас поставит в известность президент США – как оно и произошло…

Председатель ответил сухо:

– От него я не слышал об этом ни слова. Это наши собственные информационные ресурсы, и ничто более.

– Так или иначе, – сказал президент после едва уловимой паузы в ответ на слова председателя (пауза давала понять, что говорить о деятельности своей разведки в как бы дружественной стране в какой-то степени не укладывается в рамки политического такта), – я думаю, что сейчас – самое время нам обсудить: как новая информация может повлиять на отношение к Конференции, к самой идее Соглашения со стороны намечаемых ее участников. Начиная с нас самих. Не зная вашего мнения, и я не могу принимать никаких решений. Итак?

– Я полагаю, самое лучшее – начать сейчас с уточнения. Что известно об угрозе вам и что – нам. Что сообщили вам из США? Раз вы предположили, что они информировали меня, то, следовательно, наверняка разговаривали на эту тему с вами.

– Разговор был. Однако он вел его, предполагая, что я в курсе дела. И потому никаких фактов не упоминал. Я же в тот миг не знал вообще ничего. Как ни стыдно сознаваться в этом.

– Но вы не дали ему понять это? Это оказалось бы потерей лица, после чего вам оставалось бы только…

Председатель не договорил. Но и так было понятно, что он хотел сказать.

– Думаю, – продолжал китаец, – что вам самое время вытереть пыль и вымести паутину. Произвести тщательную уборку в вашем жилище.

– Это уже решено. Но вы заставили меня подумать о том, что кто-то может принять эту информацию и всерьез; в какой степени, по-вашему, может измениться отношение заинтересованных сторон к Конференции? И какие результаты принесло зондирование почвы у тех, кого мы называем участниками второго ряда? Поймите, председатель: мы просто не можем сейчас вдруг взять и отказаться от этой идеи и всего, что с нею связано: слишком значительна тема, и позволить кому угодно каким-то образом закрыть ее значит – подписать себе приговор как политическим деятелям. Наверное, вам это грозит в меньшей степени, чем любому другому, – но все же и вам это вряд ли доставит удовольствие.

– Что же, давайте рассуждать совместно. После первого этапа тихих обсуждений сложилась ситуация: вы – за, Америка – за, но с оговорками, Соединенное Королевство присоединилось к мнению Америки, Франция – оговорок больше, но это в их стиле, и в конечном итоге они проголосуют так, как другие западные государства. Далее: Индия и Пакистан – не очень охотно и лишь при условии очень строгого международного контроля; при этом Индия ставит свое согласие в зависимости от нашего, Пакистан же – от Индии.

– Это естественно.

– Теперь перейдем ко второму ряду. Иран, Северная Корея, Бразилия и, наконец, Израиль. Здесь обстановка представляется более сложной. Местами, во всяком случае. Легче всего с латиноамериканцами: они постоянно консультируются с госдепом США и вряд ли займут отличную от них позицию. Наших соседей можно, наверное, заставить уступить под угрозой экономических санкций, что будет означать для них голод. Полагаю, что нам удастся убедить их. Об Израиле у меня нет прямых сведений – проблему обсуждают с ними американцы…

– Да, меня проинформировали: они ставят свое согласие в прямую зависимость от уничтожения подобного оружия в исламских государствах. Есть ли какие-то успехи в этом направлении?

– Продвижения почти незаметно, хотя мы прилагаем все усилия. До сих пор не удалось заставить Иран прямо признать наличие у них такого оружия.

– Но ведь…

– Да-да, все мы понимаем… Видимо, надо создать что-то вроде координационного комитета четырех разведок по уточнению этой проблемы. Потому что, пока мы их не схватим за руку, они будут по-прежнему все отрицать.

– Совершенно с вами согласен. Теперь вот еще одна проблема…

Следующая проблема была уже более спокойной, и, наверное, можно было с облегчением вздохнуть: обиды и подозрения отошли, похоже, на задний план, уступив место деловому разговору. Президент с облегчением вытер бы пот со лба; однако он и не вспотел вроде бы: политики если и потеют, то только под кожей, наружу не проступает ни капельки.