Катер вел киберпилот. Беккер и сам мог бы управлять им, по крайней мере еще при Боучеке их обучали чему-то, но это было давно, могло пригодиться лишь на крайний случай, и Беккер не возражал против киберпилота.

В катере было тесно. Перед вылетом второе кресло сняли и вместо него в кабину втиснулся Урал. Робот настойчиво просился с Беккером. Беккер подозревал, что настойчивость эта подкрепляется приказом Веры не отходить от него ни на минуту, защищать его от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Но он и сам успел привязаться к Уралу, поэтому, когда обсуждался план операции (подумать только — стоило привлечь к расследованию Управление космофлота, как начались заседания, совещания, появилась новая терминология, и слово «операция» было в ней еще не самым звучным), Беккер с самым серьезным й даже угрюмым видом, заявил, что «пойдет на задание» один, а с собой возьмет только робота. Охранного, с сухогруза «Урал». Присутствующие, сделав такие же серьезные лица, поспешили согласиться, поскольку предложить иной вариант никто не мог. Правда, старший диспетчер Красноперов, зубы съевший уже на всяких ЧП, разбирательствах и катаклизмах, вяло поинтересовался было, а откуда у товарища… э-э-э… Беккера… оказался охранный робот? На помощь, Беккеру пришел Гарднер. Он был великолепен. На нем была если и не форма, как на представителях космофлота, то что-то весьма напоминающее форму. Неизвестно какую. Поль и держался соответственно — внушительно и чуть надменно. Старые космические волки должны были понять, что имеют дело с людьми, которые постоянно рискуют собой во имя человечества. Вот и сейчас скромный герой Беккер готов идти навстречу неведомому. Волки зауважали Беккера. Что у них в космофлоте? Элементарно — корпускулярное излучение, метеоритные рифы да гравитационные ловушки… Обычная работа. Рутина, можно сказать. А вот неизвестная опасность — это всегда страшно. Если еще учесть, что товарищ Беккер ведет опасное расследование, так сказать, вызывает огонь на себя, то решение навигатора первого класса Веры Грей выделить для обеспечения операции одного охранного робота можно признать обоснованным и не накладывать на упомянутую Грей дисциплинарного взыскания, хотя она использовала робота на Земле, что является вопиющим и грубейшим нарушением.

Гарднер в ответ так и взвился:

— Это как так — на Земле? А чего ради мы все здесь собрались? Уж не спутник ли СЛ-2806 причислен к Земле? Не с него ли проводятся психодинамические диверсии? Не Службой ли связи космофлота пользуются диверсанты, наметив очередную жертву? А когда против этих, так сказать, космических пиратов, ведется оперативная работа, на космонавигатора Грей, внесшую свой вклад в общее дело, не тратившую время на согласования и утверждения, собираются накладывать взыскание! Ну, знаете!

Гарднер картинно откинул голову. Беккер избегал смотреть на него, чтобы не расхохотаться. Краснопёров поерзал, чувствуя на себе косые взгляды сотоварищей-космофлотчиков и неожиданно с энтузиазмом предложил:

— А в самом деле, товарищи, надо рассмотреть вопрос по навигатору Грей. Ведь в непростом случае она разобралась, правильное решение приняла. Благодарность ей надо объявить, товарищи!

Катер лихо развернулся. Ударили васильковые струи плазмы. Мягко, но властно прижала Беккера к креслу тяжелая рука перегрузки. Торможение шло на полутора g, поэтому ощущение не было очень уж неприятным. В тишине отчетливо раздавался высокий, чуть слышный свист инжекторов. Вот он стал громче — кресло застонало под двойной, Беккер плюс перегрузка, тяжестью — и смолк. Как всегда в первое мгновение невесомости, Беккер судорожно ухватился за подлокотники: показалось, что падает, улетает вверх. Тут же это ощущение прошло. На экране виден был сверкающий в беспощадных солнечных лучах, надвигающийся откуда-то снизу металлический борт станции. По напрягшимся в ожидании нервам резко ударил скрежещущий стук первого касания. Металлически клацнули магнитные фиксаторы, мягкими ищущими прикосновениями захлопали по обшивке герметические уплотнители тамбура. Явственно зашипел воздух, успокоительным цветом травы расцвел транспарант «Стыковка».

Беккер вздохнул, кряхтя и посапывая выплыл из кресла, развернулся под потолком кабины и толчком направил тело к люку. Укрепившись магнитными подковками на палубе, он похлопал Урала по панцирю:

— Давай-ка не высовывайся, дружок. Мы здесь в гостях, поэтому, будь добр, держись позади человека.

Урал нехотя уступил место у люка. Беккер нажал кнопку, овальная титанировая плита отошла назад и в сторону, и Беккер, пригнувшись, нырнул в тамбур.

В коридоре спутника ожидал робот. Он был явно из более ранней серии, чем Урал, да и предназначался не для комплектования космических кораблей. Беккер попытался, вспомнить — кажется, таких роботов готовили для комплексных экспедиций на чужие планеты — и рассердился на себя за ненужный экскурс в историю: ты что, друг Беккер, специально отвлекаешься, чтобы не страшно было? Страх не страх, но какое-то неприятное чувство прочно поселилось в нем и, чтобы преодолеть его, Беккер шагнул вперед и сказал:

— Ну, здравствуй. А ты что, весь экипаж спутника? А где же профессор?

— Следуйте за мной, — вежливо сказал вместо ответа робот, и Беккер, удивленно приподняв брови, молча двинулся следом.

После следующей перегородки появилась тяжесть, и Беккер понял, что в этом отсеке расположен один из трех имеющихся на спутнике гравиторов. Ускорение свободного падения здесь было небольшим, не более одной трети g, и движений не сковывало, но идти стало значительно легче.

Исчезло отвратительное ощущение, что ты, как мыльный пузырь, норовишь взлететь к потолку и удерживаешься только подковками, болтаешься вокруг которых, как аэростат на привязи.

Лаборатория оказалась неожиданно большой. Пленки и чертежи, просмотренные Беккером еще на Земле, не давали ясного представления о ее масштабах. Она причудливо ветвилась в пространстве, не скованная цепями притяжения планеты. Беккеру пришлось напрячь пространственное воображение, чтобы запоминать на всякий случай путь.

— Урал, у тебя, случайно, камешков нет? — полюбопытствовал он.

— Нет, — серьезно ответил робот.

— А крошек хлеба? — И ответил сам себе: — Нет, хлеб не пойдет, птички склюют…

— Не понял, — озабоченно забежал сбоку Урал. — Прошу дополнительной информации.

— Да это я, понимаешь, вспомнил, как на Земле один такой, как мы, камешками дорогу отмечал, чтобы не заблудиться.

— Робот или человек? — уточнил Урал.

— Людоед… — машинально ответил Беккер.

— Людоед? «Как мы?» Не понял! — с достоинством сообщил робот.

— А? Да, да… Людоед был не он. Он был человек. Как мы.

— Я не человек. Я робот. Но я дорогу тоже запоминаю.

— Значит, ты у нас Уральчик-с-Пальчик. И не переспрашивай больше. Вот вернемся — расскажу.

Беккер нервничал. Не потому, что боялся. Подсознательно он чувствовал: то, что изощренно губило людей по каким-то — неведомым пока — причинам, едва ли станет расправляться с ним, Беккером. Масштабы преступления автоматически подразумевали и грандиозность цели, а его маленькая жизнь едва ли была с ней сопоставима. Его лихорадочно гнало сюда желание узнать, что здесь происходит, попытаться понять трагедию, которая привела к такому финалу. Не верил он в злой умысел, в свихнувшихся профессоров и роботов с перегоревшими транзисторами в электронном мозге. Вот, Например, их провожатый — вполне симпатичный и несомненно нормальный робот. Беккер попытался вспомнить, как звали Дантова проводника в аду, не вспомнил, раздосадован но хмыкнул — ну и ассоциации в голову лезут! — и окликнул робота:

— Послушай, как тебя зовут?

— РИЛ-14786, — тут же откликнулся их проводник, направив на Беккера объектив зрительного устройства.

Продвигались медленно, поскольку через каждый десяток метров приходилось открывать наглухо задраенные люки аварийных перегородок. Автоматика почему-то не работала, и роботу приходилось вручную вращать многочисленные маховички запоров. Пропустив гостей, РИЛ так же педантично закрывал люки.

Перед очередной переборкой тяжесть исчезла. Припомнив все коридоры, повороты, лесенки и шахты, Беккер сообразил, что они вплотную подошли к находящейся чуть на отшибе гигантской призме, обозначавшейся на чертежах как «лабораторная секция А». РИЛ пропустил их, но сам следом не пошел и люк закрывать не стал.

Перешагнув высокий металлический комингс, Беккер окинул взглядом обширное почти пустое помещение и тихо присвистнул: «Вот над чем работал профессор Стабульский!»

Посреди стерильно белого зала, под прозрачным ке-рамфлексовым колпаком пульсировал большой, неправдоподобно большой Мозг. Беккер так и подумал о нем, с большой буквы: Мозг.