Глава 17

На какую-то долю секунды в шатре повисла мертвая тишина. Подъем вращением, и рыцарь серебряной совы стоит, как ни в чем не бывало, готовый продолжить бой.

– Разрешите представиться, – Лис сделал эффектную паузу, раскланиваясь, – Сергей Лисиченко, страший оперативный сотрудник Института экспериментальной истории.

– Уолтер Камдейл, – не спуская настороженного взгляда с оппонента, в тон напарнику продолжил я, – начальник группы Института экспериментальной истории.

Наши противники переглянулись с нескрываемым удивлением.

– Джой Магэран, – отсалютовал рыцарь в лазорево-черной тунике, – ведущий агент Департамента координации исторического процесса Имперского научного общества.

– Марвин Сабрейн, агент, – сознался его соратник, державший факел. – Все тот же Департамент.

«Валлиец и французский шотландец, – невольно отметил я. – Что-то я таких в Институте не помню. Стоп! Какого черта?! Какой еще Департамент?»

– Простите, – я начал обескураженно, – вы сказали, Королевское научное общество?

Магэро, очевидно, французская ветвь Мак-Гвайров, удивленно посмотрел на своего напарника, пожимая плечами:

– Мы сказали Имперское научное общество. А вы, – продолжил он, – надеюсь, не из Северо-Американских Соединенных Штатов? – Он замолчал и вновь заговорил, несколько запинаясь: – Не поймите меня превратно, я с пониманием отношусь к вашим идеям, но, честно говоря, мне не доводилось слышать ни о каком Институте экспериментальной истории.

Тут уж пришла наша очередь удивляться. Насколько я помнил, наименование Северо-Американские Соединенные Штаты не упоминалось в нашем мире уже многие десятки лет, давным-давно смененное на Соединенные Штаты Америки.

– Так, – прокомментировал услышанное Лис, – чем дальше в лес, тем страньше вылез. Джентльмены, я, должно быть, огорчу вас, если сообщу, что здание Института находится в сорока минутах езды от Лондона.

– Где?! – в один голос выпалили «коллеги».

– Мой друг не обманывает, – подтвердил я. – Институт действительно находится в сорока минутах езды от Большого Лондона в сторону Кембриджа. Поправьте меня, если я не прав, но вероятно, мы не просто из разных организаций, мы… из разных миров.

Молчаливая сцена осознания происходящего была ответом на мои слова. Пожалуй, вернись сейчас сэр Борс из своих разъездов, он рисковал застать в своем шатре четырех одеревеневших истуканов с выпученными глазами и лицами, выражающими крайнюю степень удивления. Первым нашелся тот самый агент, в фамилии которого звучало древневаллийское название реки Севен – Сабрина.

– Господа, насколько я понимаю, нам есть о чем поговорить. Давайте по возможности перенесем разговор в более удобное место. Поскольку мы с вами занимаемся одним делом, надеюсь, вас не смутит, если мы завершим то, зачем сюда пришли. После этого вполне можем продолжить наше общение, скажем, у нас в шатре. Или, если хотите, у вас.

– Вы ищете резную шкатулку с геммой на крышке? – на голубом глазу начал блефовать Лис.

– Д-да, – удивленно кивнул сэр Магэро, или уж как там его здесь называли.

– Вы слышали наши слова, – ухмыльнулся Сабрейн, – перед тем как войти. Джентльмены, давайте не будем пробовать обмануть друг друга.

Его спутник попытался было что-то сказать, но Сабрейн остановил его.

– Постой, Магэран, нам было приказано хранить тайну нашего задания в том мире. Про этот князь Суррей ничего не говорил.

Я недоуменно взглянул на Лиса. Конечно, империум-президент Америки-Руси Заморской Петр звучало не менее экзотично, но все же князь Суррей – подобное титулование для англичанина выглядело, мягко говоря, дико.

– Мы ищем здесь части предсказания, которое великий Мерлин передал покойному Артуру, а тот, в свою очередь, разделил его на двенадцать частей…

– Да-да-да, – вмешался Лис, – и выдал лордам Камелота на долгую память, велев через месяц собраться у Круглого Стола, ну и все такое.

– Значит, и вы здесь тоже за этим? – недоуменно проговорил сэр Магэран. – Но зачем пророчество вам?

– Видимо, за тем же, что и вам. Ладно, к делу! Нехорошо, конечно, обижать сэра Борса, но работа есть работа. Ищем шкатулку, забираем пергаменты и уходим.

– Зачем забирать? – удивленно спросил Сабрейн. – Для этого есть дубликатор. Три секунды, и молекулярная копия у нас в кармане.

Тут пришла моя очередь удивляться:

– Дубликатор, конечно, хорошо, – проговорил я, – но у вас что, не было Льежской конференции, посвященной техногенному вмешательству в хронопотоки?

– Нет, да и какое тут вмешательство? Обычная шкатулка. Через пять лет сработает механизм самоуничтожения, и вся электроника превратится в труху. Даже если здешние археологи, паче чаяния, ее и найдут когда-нибудь, скорее всего предположат, что это обычный реликварий.

– Толково, – похвалил Лис. – А монету он тоже дублирует?

– Конечно. Закладываешь в контейнер любую массу, по молекулярному весу достаточную для трансмутации, закрываешь, включаешь и все дела.

– О-очень толково, – похвалил Лис. – Весьма ценный прибор.

– Ладно, господа, – перебил я напарника, явно оседлавшего любимого конька и собиравшегося предложить нашим новым знакомым максимально рациональные планы использования бесценного агрегата, – за работу! Надеюсь, вчетвером мы быстрее отыщем пророчество. Кстати, вы уверены, что оно здесь?

– Постельничий сэра Борса, которому мы отвалили полсотни эстерлинов, утверждал, что тот хранит свою часть в шкатулке и что она находится здесь.

– Часть одна? – спросил я, начиная поиски.

– Кто знает? А что?

– У нас их нашли три. Вероятнее всего, изначально фрагменты принадлежали Борсу, Галахаду и Персивалю, но потом все они очутились у Борса. Вернее, в нашем мире у потомков Персиваля.

– У нас по-другому, – шаря под застланной мехами соболя и куницы лежанкой, сказал сэр Магэран, – у нас обнаружили часть пророчества, принадлежащую сэру Сагремору. Там значилось: «…истекающий кровью алый дракон ужален змеей». Вы сами понимаете, еще со времен восстания в Филадельфии змея, свернувшаяся в кольцо, – герб Северо-Американских Соединенных Штатов. Ну а червленый дракон Тюдоров и сокол Рюриков – герб Империи. И вот… вот, вот она! – Магэран подцепил кинжалом люк на ложе сэра Борса и, ликуя, вытащил из-под его крышки небольшую шкатулку, украшенную тонкой античной резьбой с большущей геммой на крышке.

Я стоял, в полном недоумении наблюдая за действиями собрата по тайной операции. То есть нет, все, что он делал, было вполне понятно, но сокол Рюриков в гербе Британии?.. То есть да, червленый дракон тоже не являлся ее официальным символом. У нас. Хотя все, даже прямые потомки саксов, выступавших в мерлиновские времена под знаменем белого дракона, сейчас считали его своим, буквально домашним. Валлийский род Тюдоров, пришедший к власти после Войны Роз, вполне мог поднять на знамя эту традиционную эмблему Уэльса. Со змеей тоже, в общих чертах, все было понятно. В те времена, когда мы с Лисом под началом Пугачева сражались против войск Георга III, готовая к броску змея с девизом «Не тронь меня!» была одной из любимейших эмблем континентальной армии. Но сокол Рюрика?!

– Точно, здесь три куска, – щелкнул пальцами сэр Магэран. – Сабрейн, давай дубликатор.

Напарник моего сотоварища по рыцарскому званию вытащил из сумы, скрытой под плащом довольно внушительных размеров, шкатулку тончайшей работы, воистину изготовленную искусными гномами по причудливым эскизам лесных фей.

– Сейчас сдублируем, – улыбнулся Магэран, – и положим на место. Будет полный порядок.

– Скажите, джентльмены, – куда-то в пространство произнес Лис, внимательно следя за действиями бывших конкурентов, – а магические заклятия ваша машинка тоже копирует?

– Н-не знаю, – расширяя глаза, выдохнул Сабрейн.

– Черт возьми, какие еще заклятия?! – закрывая крышку с дублируемыми пергаментами, оглянулся Магэран.

– Преимущественно магические, – хмыкнул Лис. – Я сейчас точно не вспомню, как там все устроено, но на тех пергаментах, которые Артур раздал лордам Камелота, заклятие на заклятии сидит и заклятием погоняет. Во всяком случае, друиды утверждают, что это именно так, и у нас нет причин им не верить.

– Проклятие! – выругался Сабрейн, оторопело глядя на напарника, а затем на нас. – Вы что, серьезно?

– Какие уж тут шутки! – возмутился Лис. – Я ж так понимаю, дальше мы играем в одной упряжке?

Сэр Магэран печально покачал головой.

– В одной. Ну что, Марвин, выходит, вся операция с Мордредом псу под хвост?

– Получается, что так. Хотя, с другой стороны, Гвиневеру к Ланселоту доставили, тоже хорошее дело.

– Да ну, может, все еще не так фатально, – попытался я утешить коллег. – Никто не знает, быть может, дубликатор вполне копирует заклинания.

– Может быть, – хмыкнул Магэран. – Но как это проверить? Насколько мне известно, в войске Ланселота друидов и магов нет.

– Ответ неверный, – строго заметил Лис. – Проверить это легче легкого! Для этого нам достаточно покинуть сей гостеприимный шатер, тем более что как-то мы тут засиделись.

– Хорошо. Тогда кладем копии в ларец Борса, а настоящие возьмем с собой. Пойдемте.

– Сэр Магэран, – напомнил я, – не забудьте забрать обломки меча.

Покончив с наведением порядка в апартаментах сэра Борса, мы вышли в полотняные «сени», прислушиваясь к звукам ночного лагеря.

– Светильню надо вернуть, – сам себе напомнил Лис. – А то проснется мужик, расстроится.

Рейнар тихо подошел к караульному, продолжавшему дрыхнуть, невзирая на шум недавней перебранки, и, неловко взмахнув руками, рухнул на спящего.

– Черт! – выругался он, вскакивая на ноги. – Вот же ж упурок, вино разлил! – сделав было шаг в нашу сторону, мой напарник остановился, повернулся к охраннику и, наклонившись, положил два пальца ему на шею.

– Черт побери, да он не спит! Он мертв. – Лис резко развернулся к нашим новым знакомым. – Ваша работа? – Брови его гневно сошлись над переносицей.

– Клянусь честью, нет, – пробормотал Магэран, и обескураженный вид не вызывал сомнений в его искренности.

– Поспешим, – тихо произнес я. – Вероятнее всего, здесь уже кто-то побывал до вашего прихода. Светильня горела, значит, когда стражник приложился к бутылке, начинало темнеть. Но масла в ней было больше половины, стало быть, все произошло минут за сорок до нас.

– Вино могло быть у караульного еще днем, – возразил сэр Магэран.

– Все равно. Если откинуть версию, что таким образом кто-то свел счеты непосредственно с этим человеком, то, вероятнее всего, кто-то проник в шатер перед нами, и очень может быть, искал он то же самое, что и мы.

– Но, черт возьми, кто? Зачем? – недоумевая, спросил Сабрейн.

– Ллевелин, Моргана, а может, кто его знает, здесь действует еще какая-нибудь группа вроде наших. В любом случае, стоя здесь, мы этого не выясним. Пойдемте скорее!

Годвин ждал нас, притаившись за солдатской палаткой, там, где мы его и оставили. Даже в темноте было видно, как округлились его глаза, когда после четвертьчасового отсутствия мы появились из шатра сэра Борса уже вчетвером, как ни в чем не бывало переговариваясь с теми, за кем с такими предосторожностями следили и вроде бы даже пытались захватить врасплох.

– Знакомься, Годвин, – выпалил Лис, едва лишь мой юный оруженосец попытался открыть рот, чтобы задать резонный вопрос, что это все значит, – сэр Магэран и эсквайр Сабрейн.

– Годвин, – я положил руку на плечо недавнего овидда, – мы возвращаемся к себе. Это наши старые приятели, мы их давно не видели.

Мальчишка кивнул, хотя, как мне показалось, наши объяснения его не сильно удовлетворили.

Расставленный для меня шатер вполне соответствовал статусу полномочного посла могущественного владыки Севера, к тому же и самого человека на островах небезызвестного. Мы вчетвером свободно расположились в нем на отдых, спеша совершить вечернюю трапезу и успокоить расшалившиеся нервы чашей неразбавленного по варварскому обычаю вина. Годвин был отправлен спать, что с нашей стороны было низким коварством, но иного выхода не было. Не могли же мы с места в карьер, едва выйдя от сэра Борса, совать под нос овидду наши трофеи. Вот, мол, удачно грабанули рыцарственного собрата, оцени-ка, что за добыча нам попалась? Полагаю, и так вопрос, чем, собственно говоря, занимались мы в чужом шатре, да еще столь долгое время, гвоздем засел в мозгах мальчишки, восхищенно взиравшего на весь этот мишурный блеск благородного рыцарства. Времени для того, чтобы задать Годвину мучивший всех нас вопрос, было еще предостаточно. Пока же у нас было чем заняться и без этого.

Картина мира, нарисованная почтеннейшими коллегами, потрясала воображение. Впрочем, ответное повествование, похоже, так же привело Магэрана и Сабрейна в состояние шока. Представьте себе мир, в котором голландоговорящие Соединенные Штаты после долгой войны с испанской короной и войны за независимость объединились с французской Луизианой, купившей себе суверенитет еще у короля Генриха IV. Мир, в котором англо-российская империя граничит и с империей Поднебесной, включающей Китай, большую часть Сибири, с полдесятка независимых у нас государств Дальнего Востока. Империю, имеющую в качестве доминионов кусок Канады, Калифорнию и Австралию. Мир, где испанская корона уже много лет как перенесена в Латинскую Америку, именуемую Новой Испанией… Воистину было чему удивляться!

Неспешно, шаг за шагом мы начали углубляться в историю наших миров, пытаясь выяснить, где же была та самая роковая развилка, о которой великий русский поэт Владимир Маяковский говорил: «У истории нет указателей, / Осторожно, крутой поворот!» Конечно, всевозможных различий было множество, иначе и быть не могло.

Однако основное, на мой взгляд, произошло после одной единственной, правда, вероятно, очень шумной свадьбы. Свадьба, не состоявшаяся в нашем мире, хотя переговоры насчет нее велись долго и упорно, и благополучно свершившаяся у соседей. В тот день дали брачные обеты два незауряднейших монарха, и в нашей-то истории стоящие особняком среди бесконечного списка коронованных особ. В тот день, вернее, в те дни, поскольку обряд состоялся сперва в Москве, столице жениха, затем был повторен в Лондоне, столице невесты, под колокольный звон и гром орудий сочетались законным браком королева Елизавета Английская с царем и великим государем всея Руси Иваном Грозным.

Правда, семейная жизнь их, по словам наших новых знакомых, не могла служить идиллической картинкой патриархального уклада. Спустя неделю после свадьбы царь Иван отбыл в Россию в сопровождении эскадры под управлением адмирала Джона Хоккинса.

Надо сказать, герцогства и княжества Балтии весьма опечалил этот свадебный подарок, преподнесенный Елизаветой любимому супругу. Впрочем, спустя пять лет после свадьбы Россия при помощи английских мастеров и сама начала спускать на воду один за другим многопушечные линейные корабли, маневренные фрегаты, хищные корветы, сохранявшие по образцу английских собратьев, охотившихся за золотыми и серебряными галеонами, весла для движения в штиль. Не знаю уж, какие штили бывают на Балтике, но очень скоро выяснилось, что такие корабли, не слишком зависящие от направления ветров, очень удобны для ведения боевых действий в шхерах и фьордах Скандинавии.

Обеспокоенные растущей мощью новообразованной державы Швеция и конкурирующая с ней Дания поспешили расписаться в своем лояльном отношении и спокойно, хотя, возможно, со скрытою слезой, продолжали наблюдать, как одно за другим «возвращаются» в отеческое лоно Руси земли некогда славянской Поруссии, уже и думать забывшие о своих исторических корнях.

Стоит ли говорить, что английская деловитость, подкрепленная практически безграничным российским ресурсом, послужила мощным толчком для развития Северо-Римской Империи, как не замедлили назвать крепнущую державу угодливые борзописцы. Иван грозною рукой правил на континенте, его дражайшая супруга – в Британии и новоприобретенных заморских колониях. Крушение Великой Армады, посланной еще одним разобиженным претендентом на руку и сердце Елизаветы I, его католическим величеством государем Испании, довершило эпоху фатальных изменений, подтолкнув короля гугенотов Генриха IV к созданию «вечного» союза против испанцев. Насколько я мог понять, усиливаясь и ослабляясь, этот союз продолжал существовать и по сей день. После смерти царя Ивана шапкой Мономаха венчался на царствие царевич Георгий, великий князь Московский, он же принц Джордж герцог Уэльский и пошло, пошло… Правда, злые языки утверждали, что Джордж-Георгий больше похож на бравого пирата и утонченного поэта Уолтера Рейли, познакомившего Европу с картофелем и ядом кураре, но что бы там ни говорили, а династия Рюриков-Тюдоров по-прежнему оставалась одной из могущественнейших сил того мира.

Мы слушали друг друга, не уставая удивляться тем замысловатым тропам, по которым двигались наши родственные, по сути, цивилизации. Когда же речь зашла о частях пергамента, доставшихся нам в наследство от Персиваля, коллеги и вовсе переполошились. Было из-за чего! Если в нашем мире слова о том, что принцесса покинет этот мир, толковались как прямое указание на несчастную принцессу Диану, то здесь принцесса Мария, дочь императора Георга IX, должна была наследовать престол вскоре после кончины своего отца, ожидавшейся, увы, со дня на день. Лишь оптимистическое замечание, что «спасение придет», несколько успокоило коллег, собравшихся уже посылать сообщение шефу имперской безопасности князю Суррею Долгорукому.

– Ладно, джентльмены, – сэр Магэран, настроенный сообщением об опасности, грозящей будущей императрице на деловой лад, хлопнул себя по колену, – все это очень интересно, но время вернуться к пергаментам. Вы говорили, что можете выяснить, дублирует ли наш прибор магические заклинания. Думаю, самое время это сделать.

– Легко! – Рейнар щелкнул пальцами. – Эй, кто там… стража! – взбудораженный криком моего друга охранник вбежал в шатер, прикидывая на ходу, зачем он мог понадобиться в столь поздний час. – Разбуди Годвина и скажи, чтоб немедленно явился сюда! – распорядился он. – Я правильно говорю, сэр Торвальд?

Оруженосец появился через несколько минут, заспанный, с соломой в волосах, наскоро одетый в непривычное еще воинское снаряжение. Толстая кожаная куртка с нашитыми металлическими пластинами была перекособочена, и пояс с кинжалом висел чуть ли не на бедрах, вызывая невольную усмешку у присутствующих.

– Вы звали меня, сэр? – протирая глаза, спросил Годвин.

– Да, дружок. Будь добр, подойди поближе. Здесь у моих друзей есть части пергамента, вроде тех, какие ты видел на Камланне. Посмотри их и скажи, какие из них написаны рукой Мерлина, а какие нет.

Вчерашний овидд приблизился к нашим новым соратникам и одну за другой начал рассматривать протянутые ему части пергамента.

– Эт-то, – он замялся, поднося к глазам один из кусочков пророчества, – очень похоже на тот, что вы мне показывали. Рука, несомненно, Мерлина, но заклинаний нет, и получается полная бессмыслица. Вот эти два настоящие. А эти, – парнишка вздохнул, словно не желая нас огорчать, – обычный коелбрен, такой же, как и у вас. «Верный медведю дракон золотой», – звонко продекламировал юноша, – «Воронов злых сокрушит», «станет великий дракон».

– М-да, – проговорил я, беря из рук оруженосца злополучные клочки-подменыши, – это те самые куски, за которыми мы охотились у Борса. И точки на месте.

– Какие точки? – удивился сэр Магэран.

– Над i, – перебил меня Лис, беря разговор в свои руки. – Вот посмотрите. – Он ткнул пальцем в пергамент. – Пометки, чтоб легче было складывать. На оригинале их нет.

– Спасибо, Годвин. – Я похлопал парнишку по плечу. – Ты нам очень помог. Отправляйся спать, больше мы тебя сегодня не потревожим. Стало быть, те, кто побывал в шатре у Борса перед нами, нашли, что искали, – сказал я, когда оруженосец скрылся за пологом. – Похоже, это дело рук Ллевелина и, вполне возможно, настоящие части пророчества у кого-то из нашего конвоя. Если, конечно, Моргана не обвела вокруг пальца самого Стража Севера.

– Но, черт возьми, как же теперь узнать, не являются ли все наши переводы копией с такой же фальшивки?

Я покачал головой.

– Никак. Пока текст не будет собран весь, заклятия с него снять невозможно. А весь он может быть собран на Круглом Столе в Камелоте. Именно этого, судя по всему, и не желает герцог Ллевелин. Если наши предположения верны, он хочет, чтобы за Круглым Столом было собрано предсказание, объявляющее королем его. Тогда выходит, что в его интересах подменить истинное пророчество на ложное везде, где он сможет это сделать, и заставить остальных лордов Камелота не появиться в нужный день в означенном месте.

– То есть как не появиться? – удивился Сабрейн.

– Скажем, предварительно убив их. В утешение я могу заметить только одно, что та часть пергамента, которая была передана мне от имени погибшего сэра Сагремора Желанного Ллевелином, никоим образом не совпадает с той, которая от того же имени дошла до вас.

– Слабое утешение, – хмыкнул Магэран.

Утро четверга было ознаменовано ревом, который я спросонья принял за шум надвигающегося урагана, чуть позже за начало штурма Эборака и лишь потом, окончательно придя в себя, узнал яростные раскаты голоса неистового сэра Борса.

– Я оторву голову этой змее! Отравительница! Она хотела погубить меня! Она хотела погубить Ланселота! Гадюка! Авалонская гадюка!

В армии Ланселота большинство воинов знали буйный нрав короля редонов. Тем же, кто еще не был с ним знаком, вполне хватало здравого смысла держаться подальше от взбешенного гиганта, размахивающего в такт своим словам двуручной секирой, словно дирижерской палочкой.

– Сэр Борс, что случилось? – крикнул я, выскакивая из шатра.

– Ага, Торвальд, ты здесь! Ты собирался, кажется, говорить с Ланселотом? Ты с ним уже говорил? Нет? Пошли вместе! – все это он выпалил одним махом, предоставляя мне самому расставлять вопросы в нужном порядке.

– Что произошло? – спросил я с деланным недоумением.

– Моргана пыталась отравить меня и Ланселота! Лишь случай уберег нас от смерти!

– Но каким образом?

– Эта старая чертовка преподнесла мне в дар дюжину фляг аквитанского вина. Она знала, что я не стану пить их один. Проклятие, там ведь могли быть и Богарт, и Бан, и Лионель! Коварная ехидна! Мы все могли его пить! Не отправься я вчера в разъезды, и мы бы угощались аквитанским у Ланселота!

– Да что произошло? – вновь кинул я.

– Вернувшись утром в лагерь, я нашел в своем шатре мертвого стражника, а рядом полупустую флягу с вином. Моя собака лизнула это вино и издохла. Мор-ргана, раздери ее бесы! – подняв молотовидный кулак, процедил он. – Это ее работа!

– А фляги? Ты нашел остальные фляги?

– Да, я велел опорожнить всю дюжину в нужник.

– Как дюжину?

– Что за глупости, Торвальд?! Дюжина в Британии и в Арморике означает ровно дюжину!

– Но ведь из одной фляги пил стражник.

– Так значит, их было больше! – бросая на меня гневный взгляд, громыхнул Борс. – И вообще я не силен в счете.

Между тем мы стремительно приближались к златотканому шатру в центре лагеря, возле которого, как и вчера, толпилась многочисленная свита, заметно скучающая от безделья.

– Мой племянник уже проснулся? – проревел сэр Борс, не доходя ярдов десяти до стражи.

Это был в высшей мере странный вопрос. Если еще и оставался в округе кто-либо спящий, то разве что спящие вечным сном. Но даже наблюдай сейчас Ланселот самые радужные из всех возможных сновидений, он наверняка бы вернулся из мира грез, разбуженный этим трубным гласом.

– Король никого не принимает, – попытались было остановить его очередные крепыши, сменившие в карауле вчерашних, но не менее представительные, чем прошлые.

– А, ерунда! Пошли прочь! – Сэр Борс несильно толкнул караульных, и те разлетелись в стороны, словно сбитые палкой сосульки. – Ланселот! – взревел дядя главнокомандующего. – Ты что, спать сюда приехал?! – громыхнул он. – Что за черт, уселся посреди лагеря и никого не принимаешь?! Что, в конце концов происходит?! Моргана травит меня, травит тебя, а ты здесь в кулак трубишь?! Да в своем ли ты уме!

– Вероятно, нет, дорогой дядя, – из глубины шатра донесся тяжелый вздох. – Ум отказывается мне служить. И смерть была бы лучшей участью, которой я достоин.

Я вгляделся в завешенную темной тканью шатровую залу, посреди которой, обняв себя за плечи и склонив голову, стоял славнейший рыцарь Европы Ланселот Озерный. Его статную фигуру, лишь самую малость уступавшую сэру Борсу в высоте и ширине плеч, тяжело было спутать с чьей-либо иной. Но и узнать Ланселота было бы непросто. Передо мной стоял не тот ясноглазый рыцарь, одна улыбка которого кружила головы прекрасным дамам и наполняла воинов уверенностью в собственных силах. Передо мной стоял человек убитый и лишь по оплошности забытый валькириями пред вратами Валгалы (желающие могут считать, что это были врата святого Петра, и дальше не пустили самих валькирий).

– А, Торвальд, – заметив меня, кивнул он. – Приветствую тебя. Я бы сказал, что рад встрече, но, увы, радость навсегда распрощалась со мной. Богарт рассказал мне о цели твоего приезда, – вновь тяжело вздохнул он. – Я высоко чту герцога Ллевелина, он славный рыцарь и верный слуга Артура. Но я не выступлю с ним против Мордреда.

– Да ты спятил, дорогой мой! – рявкнул сэр Борс. – Разве не за тем плыли мы сюда, чтобы проучить коварного негодяя?

– Мордред прав, – покачал головой Ланселот. – Наши страсти, наша любовь к Гвиневере губят Англию. Мы с Артуром сцепились из-за нее, как псы из-за кости…

– Ага, ваши страсти, получается, Британию губят, а измена Мордреда ее спасает. Племянничек, ты ничего не путаешь?!

– Как бы то ни было, сегодня вечером я соберу совет и при всех военачальниках сложу с себя те полномочия, которыми вы меня наделили. Я не поведу вас в бой и заповедую всем, кто верит мне, возвращаться по домам. Прости, сэр Торвальд, но это мое последнее слово.