Глава 18

Возвращение к месту стоянки было ознаменовано столь же ураганным ревом, сколь и движение к шатру Ланселота. Тайфун с нежным именем сэр Борс двигался вперед, не разбирая дороги, заставляя видавших виды вояк шарахаться в сторону, а то и спасаться бегством, чтобы не попасть под его горячую, да что там, просто раскаленную руку.

– Это как так возвращаемся?! Я не мальчишка-паж, чтобы бегать по указке своего господина туда-сюда! Я король редонов! Я привел сюда войско не за тем, чтобы мой влюбленный племянник тешил придурь вздорной девчонки! Торвальд, скачи к Ллевелину и передай ему, что бы ни наплел здесь Ланселот, я со своим войском иду к нему. Бан наверняка пойдет со мной, а повезет, и Лионель. – Разгневанный рыцарь пнул чан с кипящей водой, неосторожно преградивший ему путь. Вода из него выплеснулась, гася огонь, с шипением вздымая вверх облако пара. Борс прошагал через догорающее пламя, ломая обугленные ветки, и, похоже, не замечая каких-либо неудобств. – Отправляйся скорее, дружище, – кинул он мне, оглядываясь. – Нынче вечером я скручу их всех. Завтра же мы выступаем в Кэрфортин. Пусть Ллевелин готовит лагерь! – Он зашагал дальше в свою квадру, где, полагаю, уже с нетерпением ждали вождя от природы воинственные редоны.

Я вздохнул и отправился к посольскому шатру. Сэр Борс был прав, наступило время прощаться с гостеприимными хозяевами, поскольку засиживаться в Эбораке далее не было никакого смысла. Чем бы ни завершился военный совет нынче вечером, часть войска возвращалась в Арморику, часть расходилась по домам здесь, в Британии, и еще одна часть, вероятно, направлялась к Мордреду, остальные же во главе с моим старым приятелем Борсом шли вместе с Ллевелином.

Конечно, можно было задержаться, чтобы выяснить новую расстановку сил, и, пожалуй, будь я военным атташе Стража Севера, я бы так и сделал, но сейчас это не имело особого смысла. Ланселот не поддержал Мордреда. Как минимум четверть его армии переходила на нашу сторону, а стало быть, основная задача дипломатической миссии была выполнена. Все остальное было потерей времени.

Была еще одна загвоздка, касавшаяся нашего с Лисом задания. Того самого, ради которого, собственно, мы и были заброшены сюда. Но теперь ее тяжесть я искренне надеялся разделить с коллегами из Департамента. Насколько я понял, именно они доставили Ланселоту его ненаглядную Гвиневеру, обеспечив тем самым себе весьма удачную позицию возле этого несомненного лорда Камелота. Следовательно, кому, как не им было организовать явку пророчествоносителя в Камелот, а также провести дальнейшую разработку иных хранителей предсказания, имеющих место быть среди сторонников Ланселота.

Я шел к шатру в печальных раздумьях о суетности нашей работы, пытаясь настроить себя на поиски неведомого сэра икс, побывавшего у Борса перед нами, и невольно ловил себя на мысли, что делать это, в сущности, не стоит, поскольку почти наверняка в результате похищенное окажется у все того же Ллевелина.

Вот его-то как раз и следовало, как говорил Лис, протрусить на предмет изъятия истинных частей пророчества. Очень хотелось верить, что при всем возможном коварстве герцог не станет уничтожать части пергамента, писанного рукой Мерлина. Как ни крути, он все же был валлийцем, а значит, без особой нужды не пожелал бы ссориться с магом, а тем более таким могущественным. Я миновал стражников, стерегущих вход в наше временное обиталище. За перегородкой, отделявшей кордегардию от апартаментов, слышались веселые голоса Лиса и Сабрейна.

– …Притащились мы с Гвиневерой к Камланну, там драка в разгаре. Ну мы, понятное дело, соваться не стали. Магэран, конечно, рыцарь Круглого Стола, но не круглый дурак!

– Весьма ценное качество, – поддакнул ему Лис. – Мой бы, если бы я его не держал, наверное, ни одной драки здесь не пропустил.

– Да ну, зачем, – продолжал Сабрейн. – Переждали мы бойню, я остался с Гвен, а Магэран отправился рыскать по полю в поисках частей пророчества.

– Знаю-знаю, мы его как раз возле Ивейна застукали. Кстати, того ублюдка-мародера вы грохнули?

– Мы. Вернее – Магэран. Он из траттории вышел, мы за ним. Клянусь тебе, у нас и в мыслях не было убивать беднягу! Я хотел предложить ему за пергамент десяток золотых, но он как увидел, что мы за ним идем, схватился за оружие. Видать, нас за грабителей принял. Буйный попался, вот на меч и напоролся.

– А дальше?

– Отправились к Эмерику Кентерберийскому. Он сейчас на болотах отшельником живет, неподалеку от Камланна.

– Эт-то нам известно, – хмыкнул Лис. – Но до архиепископа вы не дошли, поскольку Магэрана на подходе обстреляли из лука. Верно?

– Верно. А ты откуда знаешь?

– Ха! Откуда знаю? Я же и стрелял. Еще удивлялся, шо ж такое, как же мои стрелы вдруг здешние кольчуги брать перестали?

– Вот спасибо тебе! – недовольно кинул собеседник моего друга. – Это значит, по твоей милости мы с Гвиневерой неделю по лесам таскались? Мы-то ее думали у Эмерика оставить, а самим отправиться встречать Ланселота…

– Кстати, – перебил его Рейнар, меняя тему, очевидно, не желая углубляться в малоприятные воспоминания, – вы, когда по лесам шарились, никого чужого не видели?

– Н-нет. Над лесом виверна кружила, но людей не видели. А что?

– Да понимаешь, тут какая кака с маком получается: один фрагмент был у Лукана – палатина короля Артура, тот, умирая, передал его младшему брату Бэдиверу. А того то ли на Камланне контузило, то ли на него действительно с небес креза сошла, но по этой знаменательной причине Бэдивер мерлиновское пророчество выбросил в овраг. Мы этот овраг разве что носом не перекопали, как сквозь землю пергамент канул. Мы было решили, что это вы его до нас нашли, теперь выходит, нет.

– Ну куда-то же он делся?

– То-то и оно, что делся! Так что тут, как ни крути, а некомплект получается. Не хочу всех заранее расстраивать, но очень может случиться, шо ни хрена в Камелоте у нас не выйдет. Потому как, даже если мы предоставим одиннадцать частей пророчества, даже одиннадцать с половиной, я сильно сомневаюсь, что эти самые заклинания возможно снять. В результате чего все наши геройские попрыгушки можно будет смело заносить в число, как обычно, бессмысленных подвигов сэров Круглого Стола.

– Да уж, – вздохнул Сабрейн. – Тут одна операция с Мордредом чего стоила! Э-эх!

Я одернул полог.

– О, Торвальд! Шо, все? Ланселот раскололся?

– Как же! – горько усмехнулся я. – Их величество пребывают в черной меланхолии и оттого желают всех распустить по домам, а самому отправиться уединенно страдать в отчий замок.

– Понятно, – хмыкнул Лис. – Женский роман: сопли и сахар. Слушай, со стороны старины Ланси это просто непорядочно!

– Что ты имеешь в виду? – спросил я.

– Не, ну понятно, депресняк депресняком, Гвини в тоске и печали с башкой поссорилась: «Брошу мир и уйду в монастырь!», но нельзя же так бесстыдно у господ менестрелей хлеб отбивать! Тоже мне, голубка Пикассо, заклевавшая коршуна мировой агрессии! Ведь, посуди сам, даже если сейчас Ланселоту взбредет в голову заровнять Мордреда со всей его компанией под уровень грунта, во всех позднейших «шансон де жест», я уж не говорю о «шансон д’амур», пииты будут утверждать, что пока Ланс Па де Кале не нарыдал, из Британии в Арморику можно было ходить исключительно посуху. А что им теперь прикажешь писать?

– Ничего не прикажу, – покачал головой я. – Мы отправляемся в Кэрфортин. Об остальном расскажу по пути. Да, Сабрейн, а где сэр Магэран?

– Отправился в наш шатер за новым мечом. Скоро вернется.

Перед отъездом, договорившись с Магэраном о вариантах связи, я пошел проститься к сэру Борсу, предполагая при свете дня, быть может, отыскать что-либо такое, что навело бы меня на след неизвестного похитителя.

– Даст бог, скоро свидимся, – хлопнул меня по плечу уже отошедший от утреннего буйства король редонов.

– На все воля божья, – кивнул я, поводя ушибленным плечом.

– А, да! – неизвестно чему обрадовался Борс. – А ты, брат, знаешь, что воли божьей не бывает!

– Что? – изумленно переспросил я. – Чего не бывает?

– Воли божьей не бывает, – вновь повторил исполин.

– То есть как это?

– Да приходил тут намедни один святой, – жизнерадостно громыхал мой собеседник, – вот он и поведал, что поскольку Бог есть совершенство, то, стало быть, воли у Него быть не может. Поскольку к совершенству ничего уже не прибавишь. А раз не прибавишь, то и желаний быть не может. Стало быть, наличие воли признак не Бога, а человека. Дальше он говорил как-то мудрено, но я так понял, что ежели воля правильная, ну то есть какая надо, то сам становишься едва ли не богом. А ежели наоборот, то тогда наоборот. Во!

Я удивленно слушал гиганта, активно жестикулировавшего, словно пытавшегося продемонстрировать руками принцип действия этой самой воли.

– Это какой же такой святой такое рассказал? – Мой вопрос явно застал сэра Борса врасплох. Он наморщил лоб, мучительно пытаясь вспомнить имя проповедника.

– Да ну, валлиец один. – Он снова хлопнул меня по плечу. – С ним еще виверна была! Вот это я тебе скажу, да! Овес жрала, что та лошадь. Правда, мы ей потом мяса дали, уж больно жалобно выла.

– Его, часом, не Каранток звали? – быстро спросил я, не давая приятелю сбиться на рассказ о кормлении чудовища.

– Точно, Каранток! Так ты, братец, его знаешь?

– Да приходилось встречаться. А сейчас он где?

– А кто его знает? Походил здесь, покричал, да и пошел своей дорогой. А что, – неожиданно всполошился Борс, – никак, он лазутчик?

– Нет, что ты! Достойный человек. Между прочим, сын короля Уэльса Берримора.

– Сын короля?! – хмыкнул сэр Борс. – А так и не скажешь. Ну, не лазутчик, и слава богу. Счастливого тебе пути, Торвальд! Передай Ллевелину от меня привет, пусть ждет, уж мы-то ему всыплем! – Он замолчал, обдумывая слова: – Мордреду, конечно.

В который раз за последние две недели мы вновь возвращались в Кэрфортин. Дорога была уже знакома, а потому мы не слишком торопили коней, зная, где и когда можно встретить ближайшее жилье, где сделать привал и подкрепить свои силы. Впрочем, никакой иной дороги в нужном нам направлении не было, если, конечно, не считать таковыми путаные лесные тропы, проложенные не то зверьем, не то промышлявшим охотой местным людом.

«Интересно, что понадобилось здесь святому Карантоку? – думал я, давая Мавру возможность самому выбирать аллюр. – Последний раз его, вернее, даже не его самого, а виверну, мы наблюдали по ту сторону вала над глухим ущельем в Чевиотских горах. И вот теперь он вновь появляется там же, где появляемся мы. Случайность? Навряд ли. Тогда зачем ему это надо?» Ответа не было. Он пришел раньше нас и ушел до нашего появления, оставив лишь след в виде проповеди весьма еретического содержания.

– Сэр Торвальд, – следовавший за мной Годвин нарушил молчание, – скажите, почему Мордред и все те, кто пошел с ним, восстали против короля Артура? Ведь он был добр с ними. Он защищал Британию от врагов! А они!..

– Это сложный вопрос, мой мальчик, – усмехнулся я. – Для поступков любого человека одновременно существует несколько причин, порой весьма различных. Обычно люди пытаются объяснить свои действия самым выгодным для себя образом, а потому нельзя сказать, что их слова – ложь. Но и правдой они тоже не являются. Насчет же Артура…

Расскажу тебе одну историю. Не так давно в Римской Империи, в городе Сиене, люди ожидали нашествия варваров. Силы их были слишком малы, чтобы отстоять город, а главное, в нем не было полководца, который бы смог организовать оборону. Однако нашелся некий наемник-чужестранец, который взялся защитить их земли. И надо сказать, ему это прекрасно удалось: варвары были отброшены и Сиена спасена. Тогда лучшие люди города собрались и стали думать, как вознаградить полководца за спасение. Никакое золото, никакие драгоценности не стоили сохраненных жизней и традиционной городской вольности. Они долго искали способ достойно наградить героя, но так и не могли ничего придумать, пока один из них не предложил такое, с чем все остальные члены городского совета с радостью согласились.

– Они предложили полководцу корону герцогов Сиены?

– Нет. Ведь каждый из тех, кто заседал в совете, был первейшим на землях с населением такого места, как Эборак.

– И что же?

– Конь! – крикнул скачущий рядом Лис. – Капитан, смотри, рыцарский конь!

Я кинул взгляд туда, куда указывал мой друг. Действительно, в нашу сторону, медленно ступая, слегка прихрамывая, двигался гнедой конь, покрытый алой попоной. Три золотые башни, вытканные по ней, не оставляли сомнений, что перед нами конь сэра Турана Галльского, известного как Рыцарь Башен, а пара стрел, торчащих из пробитой попоны, несомненно, свидетельствовала о том, что рыцарь покинул седло не без посторонней помощи.

– Там что-то произошло! – воскликнул я, вмиг забывая о нашей с Годвином беседе. – Возможно, он еще жив! – Я пришпорил Мавра. – Лис, возьми пяток бойцов и давай за мной!

– Куда?! – вслед мне заорал Рейнар. – А если там засада?

Но я уже подгонял коня, спеша на помощь, возможно, еще живому собрату.

Скакать пришлось недалеко. На той самой поляне, где произошла наша встреча с громогласным сэром Борсом, моему взору открылась ужасающая картина побоища. Воронье, вспугнутое появлением нового, подозрительно подвижного персонажа, взмыло вверх, недовольно каркая, но, описав в воздухе круг, вновь опустилось на землю, возвращаясь к прерванному завтраку. Посреди поляны, судя по позам, в большинстве своем застигнутые врасплох, валялись воины рыцарского дозора в разорванных коттах поверх пробитых кольчуг. Многие из них, похоже, так и не успели воспользоваться оружием.

– Что за черт! – пробормотал я, спрыгивая с коня и едва не оскальзываясь в сырой от крови траве. – Дьявольщина! Что здесь произошло?

Трава в том месте, где я осадил коня, была примята, так, словно на ней лежало что-то тяжелое, и обильно полита кровью. Но то самое «что-то», откуда вылилась кровь, исчезло с места преступления в неведомом направлении.

– Оба-на! – догнавший меня Лис остановил коня. – Это шо ж тут такое было? Капитан, гляди-ка, – лежавший неподалеку от нас рыцарь явно был застигнут в тот момент, когда пытался отползти в сторону окружавшего поляну подлеска. Стрела, пробившая его бедро, очевидно, не позволяла бедняге идти, оставляя все же достаточно сил, чтобы передвигаться ползком. Но он был мертв. Красовавшаяся на затылке рана не оставляла сомнений в том, что смерть наступила в результате колющего удара мечом. Таким обычно добивают раненых грабежных дел мастера. – Капитан, их здесь застали врасплох, обстреляли из засады, а затем дорезали еще живых, – бросил Лис, переходя от одного убитого воина к другому. – Да, у этого горло перерезано, и у этого тоже.

– И тем не менее они с кем-то сражались, – вставил я. – Причем противник получал раны и, судя по количеству крови, весьма тяжелые. Получается, что победители унесли всех своих и добили тех, кто еще оставался жив в этом злополучном разъезде. Но кому это было нужно? Разбойники на такой отряд нападать бы не стали, да и не взято здесь ничего…

– Посмотри, – внезапно произнес Лис, – вон там у дерева. Видишь, рыцарь в лазоревой котте?

– Господь моя защита! Семь серебряных львят в лазури! Да это же сэр Лионель!

Мы с Лисом, не сговариваясь, припустили к младшему брату Ланселота, полулежавшему на стволе толстого дуба у самого края поляны. Он был без шлема, голова свесилась на грудь так, будто доблестный рыцарь устроился вздремнуть возле дерева, устав с дороги.

– Может, жив? – кинул я на бегу, придерживая бьющий по бедру меч.

Пустая надежда! Из-под светлой бороды Лионеля на лазоревую ткань котты стекала алая струйка, все увеличивая бурое пятно на ней. Кольчуга рыцаря была пробита в нескольких местах, обнаженный меч валялся тут же, рядом с телом. Очевидно, сброшенный с коня сэр Лионель защищался до последнего, пока не обессилел и не был прикончен неизвестными злодеями. Я присел на корточки возле него, кусая губы от бессилия, от фатальной невозможности что-либо изменить.

– Капитан, погляди-ка, что у него в кулаке. – Рейнар ткнул вытащенной из колчана стрелой в сторону левой руки одного из славнейших рыцарей Круглого Стола. Между неплотно сжатых пальцев виднелся небольшой кусочек пергамента. Я потянулся за ним, осторожно вынимая последний дар Лионеля из скованных смертью пальцев.

– Коелбрен.

– Берегись! – ни с того ни с сего крикнул Лис, и выпущенная им стрела просвистела у меня над головой.

Я ушел в кувырок и подхватился на ноги, обнажая меч. Тяжелый топор ударил меня между лопаток, заставляя по инерции пробежать три шага. Не будь на мне институтской кольчуги, здесь бы я и лег, рядом с сэром Лионелем, с перерубленным позвоночником. Но кольчуга выдержала, и гамбизон немного смягчил удар.

– Х-ху! – выдохнул я, поворачиваясь на месте.

Неизвестный, удивленный моей ударостойкостью, уже вновь заносил топор, желая повторить опыт. Я оказался проворнее. Он рухнул наземь с пронзенным нутром.

– Дьявольщина! Я же говорил – засада! – Лис успел за это время выпустить еще несколько стрел и, откинув ставший бесполезным лук, схватился за короткие мечи. – Держись, Капитан! Мы еще посмотрим, кто тут влип! С минуту на минуту наши подоспеют.

Рейнар был прав, по моей неосторожности мы угодили в западню. Пять рыцарей и несколько оруженосцев, сопровождавших нас, вовсю работали мечами и копьями, отбиваясь от невесть откуда взявшихся головорезов, со всех сторон высыпавших на поляну.

Но силы были неравны. Один за другим они падали возле погибших воинов отряда сэра Лионеля. Так что, спустя несколько часов ни у кого бы не возникло ни малейшего сомнения, что мы, встретившись на дороге с младшим братом Ланселота, поссорились и перебили друг друга. Одного лишь не учли нападавшие. Позади первого отряда, кинувшегося на помощь Турану Галльскому, двигалось еще полторы сотни воинов, сопровождавших посольские возы. И они были все ближе.

Мы с Лисом, прижатые к дубу, едва успевали парировать удары наседавших со всех сторон негодяев, лишенных каких бы то ни было отличительных знаков, но вместе с тем вполне профессионально управляющихся с оружием. Еще удар, еще, пока что мы успевали отбивать их, но неминуемо приближался тот миг, когда хоть один из них достигнет цели, и вот тогда-то гибель будет неотвратима.

Рыцарский рог, трубивший атаку, сейчас казался сладчайшей музыкой, которую мне когда-то доводилось слышать. Наш эскорт, очевидно, заслышав шум схватки, бросил на произвол судьбы неспешные, запряженные волами возы и теперь во всю прыть спешил на подмогу. Разворачиваясь широкой дугой, всадники охватывали поляну, разя неизвестных разбойников направо и налево.

– Не убивайте всех! – крикнул я, устало опускаясь на землю. – Мне нужен тот, кто будет говорить.

Схватка была недолгой. Нападавшие вовсе не горели желанием принимать бой и оттого при первой же возможности пытались скрыться в чаще, вверяя жизни густой листве и непролазным буреломам. Однако уйти удалось далеко не всем. Десятка два пленных понуро жались к середине поляны, окруженные ллевелиновскими всадниками. Еще нескольких волокли из лесу вошедшие в охотничий раж воины эскорта.

– Глядите-ка, глядите! – разнеслось над полем боя. – Рыцаря поймали!

Я встал, опираясь на ствол дуба. Спина болела нещадно, позволяя держаться только прямо, гордо разведя плечи, словно проглотив флагшток.

– Ты, ба, действительно рыцарь! – удивленно воскликнул уже вполне очухавшийся Лис.

– Герб: лазурные гонты в золотом поле, – промямлил я, вглядываясь в котту пленника. – Сэр Перималь из свиты Мордреда. Теперь все ясно.

– Сэр Торвальд, – окликнул меня один из оруженосцев, входивших в посольство, – мой господин, сэр Аграмар, умирает и просит немедленно позвать вас.

– Да, иду, – кивнул я, морщась от боли. Загнанная внутрь во время боя, она вовсю заявляла о себе, лишь миновала смертельная опасность.

Сэр Аграмар лежал на земле, истекая кровью. Пожалуй, окажись рядом с ним в момент ранения человек, сведущий в медицине, он вполне мог бы жить. Но сейчас было уже поздно. Матовая бледность воочию свидетельствовала о последних минутах рыцаря.

– Приподними-ка меня, дружок, – скомандовал умирающий своему оруженосцу, едва только мы приблизились. – Только поосторожнее.

Расторопный оруженосец присел возле господина и, подхватив его за плечи, приподнял над землей.

– Славно, – прохрипел рыцарь. – Я умираю в бою, как и подобает… Сэр Торвальд, снимите кошель у меня с ремня. В нем золото и три клочка пергамента. Золото отдайте этому пареньку, а пергаменты вручите герцогу. Он знает, как с ними поступить. Передайте, что я остался верен ему до конца.

Я поспешил выполнить последнюю волю умирающего. Он улыбнулся, увидев кошель в моих руках, и устало закрыл глаза.

– Умер, – прошептал оруженосец.

– Да, – печально кивнул я, развязывая кошель и доставая из него наследство Ллевелина: вожделенные куски пергамента, вероятно, те самые, что не так давно исчезли из ларца сэра Борса. – Держи, – я, затаив дыхание, протянул золото расстроенному юноше, – это теперь твое.

Вслед за этим мне пришлось быстро, пожалуй, чересчур быстро отвернуться, чтобы скрыть невольную радость. Наблюдай эту картину какой-нибудь спрятавшийся в кустах менестрель, он не преминул бы упомянуть, что тут сэр Торвальд Пламенный Меч отвернулся, дабы не дать узреть рыцарские слезы безусому юнцу.

– Капитан, пока ты тут изображаешь Александрийский маяк, – подскочил ко мне Лис, – я уже успел раскрутить этого самого сэра, перемать его… В общем, Моргана его послала…

– Рейнар, – я положил руку на плечо напарника, увлекая его от оруженосца, оплакивающего смерть своего господина, – отойдем отсюда.

– Что-то случилось? – всполошился Сергей.

– Можно сказать, что так. – Я протянул ему пергаменты. – Сэр Аграмар просил передать Ллевелину.

– Шара приди! – оторопело пробормотал Лис. – Это что, Борсовы?

– Наверняка. Хотя проверить стоит. Ты Годвина еще не видел?

Мой оруженосец, всего лишь несколько дней назад получивший первые уроки владения оружием и потому почти беззащитный в любой мало-мальски серьезной потасовке, по заведенному мною правилу в случае боя отправлялся в обоз и сидел там тихо, вплоть до его завершения. Не сказать, чтобы такая участь радовала смелого мальчишку, но воля рыцаря – закон для оруженосца. Между тем возы уже подтянулись к полю боя, и взволнованный Годвин мчался к нам со всех ног, очевидно, спеша проверить, на самом ли деле мы живы и невредимы.

– Сэр Торвальд! Энц Рейнар! – Юноша порывисто схватил нас, не ведая, что следует говорить в таких случаях достойному ученику рыцаря.

– Дружок, – начал я, отводя недавнего овидда в сторону. – У меня к тебе уже традиционная просьба. Посмотри-ка на эти пергаменты. – Я протянул Годвину нашу добычу.

Он почтительно принял из моих рук части пророчества, прислушался к своим ощущениям и утвердительно кивнул.

– Здесь везде рука Мерлина, милорд.

К нам подошел один из рыцарей отряда, командовавший арьергардом в момент столь неосмотрительной вылазки на помощь сэру Турану.

– Сэр Торвальд, у нас много раненых, есть убитые.

– Те, кто может держаться в седле, пусть садятся в седла. Остальных грузите на возы. И людей Лионеля тоже. Мы возвращаемся в Эборак. Да, вот еще, сделайте отдельные носилки для сэра Лионеля и закрепите между двумя лошадьми. К ним же привяжите сэра Перималя.

– Будет исполнено, милорд. – Рыцарь поклонился и отправился выполнять приказание.

– Мы отправляемся в Эборак, – повернулся я к Годвину.

– Я слышал, сэр, – кивнул мальчишка. – Я сейчас подведу коней. Только, – он замялся, – позвольте один вопрос.

– Слушаю тебя.

– Что же тогда решили лучшие люди Сиены?

– Они умертвили полководца и провозгласили его святым покровителем города. Вперед, мой мальчик, нам следует поторопиться.

– Расступись! Расступись!

Траурная процессия шла по главной «улице» военного лагеря, направляясь к шатру Ланселота. Четыре рыцаря, обнажив головы, несли к нему положенное на изрубленный щит тело сэра Лионеля, короля Бросселианда. Мы с Лисом шли впереди, раздвигая хлынувшую к главному проходу толпу. Но и без того она расступалась, пропуская вперед скорбную ношу рыцарей Ллевелина. Стражники у шатра, скрестившие было перед нами свои топоры, но, разглядев в сумерках знакомый герб на груди убитого, молча убрали свое оружие, освобождая путь.

– …Два десятка властителей Галлии, – слышался из-за перегородки громовой голос сэра Борса, – все короли Арморики, бароны Британии и Уэльса собрались под твое знамя, мой милый племянник. И ты теперь говоришь, что этот поход не имеет смысла?! Что он бесполезен?!

Я отдернул занавес, пропуская вперед рыцарей с их тяжким грузом.

– Что это? Что? – всполошились, вскакивая с мест, собравшиеся на совет военачальники. – Лионель? Святой Бог!

– Почтенный Ланселот, – начал я, – утром ты говорил, что разум отказывает тебе. Но я не верил в это! Ты говорил, что следует бросить все и возвращаться домой. Я не внимал этому, зная, что женщина может заставить страдать лишь сильного мужчину. Но ты утверждаешь, что в этом походе нет смысла, и что Мордред прав, свершая свою черную измену. Так прими же залог его правоты! – Я указал на бездыханное тело Лионеля. – Здесь твой брат. А там, – я указал на Рейнара, волокущего на веревке сэра Перималя, – тот, кто убил его.

Извини, я не стал благодарить его, можешь сделать это сам. Что же ты молчишь, благородный Ланселот? Неужели слова благодарности сами не просятся тебе на язык? – Я развернулся лицом навстречу побледневшему полководцу. – Ланселот, кровь твоего брата Лионеля взывает к отмщению! Кровь Гахериса и Гарета взывает к отмщению! Кровь старшего из моих братьев Гавейна, увидевшего в тебе единственное спасение для Британии, призывает тебя к бою!!! Вся кровь защитников Британии, пролитая в последние месяцы на полях сражений, готова вскипеть, по капле собиравшись вновь из сырой земли при одном лишь слове о том, что славнейший Ланселот отказался от мести предателю и отцеубийце! Да будет забыто твое имя между рыцарями, если это так!

– Замолчи! – резко прервал меня Ланселот Озерный. – Замолчи, если не хочешь скрестить со мной меч! Готовьтесь к походу, милорды. Завтра мы выступаем!