Глава 22
Шардевкатран
Двадцать Седьмой день месяца Алидам
1
День снова обещал быть солнечным.
Ради безопасности они избрали путь через заросшие сосняком холмы, обрамляющие дорогу от поместья Багида Вакка до Ваи. Но как ни всматривался Эгин, он не увидел ни на дороге, ни среди холмов ни одной живой души, ни одного мертвого, но оживленного магией Переделанного тела.
Живые души на службе у хозяина Серого Холма больше не состояли. А костерукие все как один попрятались от солнца в подвалах вайских домов.
Они были на месте за полтора часа до полудня.
Невысокий холм, густо заросший ежевикой и низкорослыми южными дубками, стоящий на самой границе болот.
На юго-западе синеет море и мертвая Вая, на улицах которой повсюду возвышаются кучи свежей земли. На западе – безлюдный тракт. Строго на юге – тоже море и низкий заболоченный берег, поросший желтеющим тростником.
Горцы во главе со Снахом, растянувшись цепочкой, затаились в кустарнике на южных скатах холма вместе с Логой. А Эгин, Лагха, Сорго, Лорма и Авелир (который, к огромному удивлению Эгина, уже мог самостоятельно ходить, хотя его прежде оливково-темный лик к утру стал пепельно-серым, мертвенным) засели на самой макушке холма. Среди ежевики громоздились несколько огромных замшелых валунов, занесенных туда безвестной прихотью природы.
– Так, – сказал гнорр в полный голос, ибо был единственным, кто, несмотря ни на что, ощущал себя полновластным хозяином Медового Берега. – Я чувствую шардевкатрана. Он в ста шагах к северу. Дальше ему ползти нельзя, иначе он вернется в логово и погибнет вместе с остальными. Заводи его под болото, Сорго.
– Слушаюсь, милостивый гиазир гнорр! – молодцевато гаркнул Сорго.
Эгин подумал, что Сорго, похоже, окончательно сбрендил после того, как Авелир сообщил ему, что гиазир Умелый Бобер – не кто иной, как гнорр Свода Равновесия. Тогда Сорго чуть не хватил удар. Зато теперь само слово «гнорр», похоже, действовало на Сорго подобно легендарному Меду Поэзии – в обществе Лагхи он становился неистов и энергичен, как мартышка.
«Так, глядишь, попросится еще в эрм-саванны, а когда ему откажут – набьется к Лагхе преподавать каллиграфию», – усмехнулся Эгин.
Сорго воткнул свою музыкальную палку в землю и сыграл на ней несколько нот.
Спустя несколько минут он осведомился:
– Ну что там, милостивый гиазир гнорр?
– Нет, Сорго, ты играешь что-то не то, – сказал Лагха почти ласково; на самом деле он с трудом сдерживал гнев. – Шардевкатран поворачивает на запад. А нам нужно – на восток.
– А разве восток не там? – Сорго ткнул пальцем в направлении Ужицы.
– Нет, там запад, – поспешно ввернул Эгин.
Сорго вздохнул и сыграл те же ноты, но в обратной последовательности.
– Хорошо, – кивнул гнорр. – Я скажу, когда его нужно будет остановить.
– К нам гости, – процедил Авелир, который внимательно изучал в дальноглядную трубу юго-восточный предел моря.
Труба принадлежала арруму Опоры Вещей Эгину. Трубу эту Эгин вчера, к своей превеликой радости, обнаружил в Сером Холме, куда она попала в качестве трофея после нападения костеруких на Ваю.
– Корабль тернаунский? – осведомился Лагха, затаив дыхание.
– Вот в кораблях я толком не разбираюсь, – к огромному удивлению Эгина, признался Авелир, передавая трубу Лагхе.
Пока гнорр опознавал иноземцев, Эгин невооруженным глазом следил за двухэтажным домом градоправителя, где еще каких-то четыре недели назад спокойно пил сельх с Есмаром и скучал в размышлениях над загадочным делом об убийстве рах-саванна Гларта.
Эгин чувствовал – именно здесь должен был обосноваться южанин.
Хотя бы уже потому, что в доме есть прекрасная наблюдательная вышка. И добротные, вместительные подвалы, где можно спрятать от солнца хоть сотню костеруких.
Эгин не ошибся.
Не прошло и пяти минут, как жук-южанин показался из своей норки.
Открылась крохотная, игрушечная на таком расстоянии дверь, и из дома вышел человек в блестящих доспехах и шлеме, на котором краснел гребень из крашеного конского волоса.
Расстояние не позволяло определить истинное качество доспехов, но Эгин не сомневался в том, что южанин облачился в этот судьбоносный день во все лучшее. И если костерукие не могли оценить по достоинству роскошь убранства своего хозяина, то вот начальство южанина, маячащее сейчас на горизонте…
«Впрочем, может, это корабли Свода Равновесия. Или аютцы», – с надеждой подумал Эгин, более всего уповая на первое. Ему очень хотелось думать, что гнорр все-таки ошибается в своих прогнозах.
– Да. Это «черепахи» южан, – удовлетворенно ухмыльнулся Лагха, опуская трубу.
Эгин не понимал, чему так радуется гнорр.
– Сколько их? – спросил он озабоченно.
– Все, аррум. Совершенно все, которые есть под Солнцем Предвечным.
2
Южанин уже успел вскарабкаться на наблюдательную вышку, убедиться в том, что «черепахи» на подходе, и слезть вниз. А ручной шардевкатран все еще ворочался на краю болот.
– Шардевкатран какой-то ленивый попался, – заметил гнорр, покусывая губу. – Слушай, Сорго, он, кажется, не хочет лезть под болота. А толком принудить ты его, похоже, не умеешь. Прикажи ему подкопаться под холм, прямо под нас.
– А мы не провалимся? – опасливо осведомилась Лорма. Это были первые слова, которые дочь барыни Хены произнесла после выхода из Серого Холма.
– Если провалимся, так все вместе, – обнадежил ее Лагха.
Сорго что-то сбренчал.
Эгин увидел, что южанин вновь выходит из дома. Теперь он держал в руках два зажженных факела.
– Сейчас начнет, – сказал Эгин. – Лорма, золотце, прикрой уши ладонями.
Послушной Лорме пришлось просидеть с заткнутыми ушами довольно долго.
Южанин исчез между домами, потом его гребень пару раз промелькнул подле Ужицы, потом он возник на улице, ведущей на восточную окраину Ваи, в сторону дома Люспены. Теперь в его руках оставался лишь один факел.
В этот момент догорел первый запал – на самом берегу Ужицы.
Блеснула неяркая в свете солнца вспышка. Саженей на сорок вверх поднялся фонтан земли и грязно-серых водяных брызг, взметнулись обломки чьего-то деревянного дома.
«Гремучего камня», судя по всему, в Сером Холме было заготовлено за эти годы преизрядно. Эгин, уже имевший некий опыт обращения с этим воистину хуммеровым зельем, прикинул, что такой эффект должны производить не меньше четырех мешков «камня». У него перехватило дух при мысли о том что будет, если эту дрянь применять при осаде крепостей. «Какая уж там магия!»
Южанин остановился, обернулся, подождал около минуты.
Второй взрыв прогремел шагов на пятнадцать правее.
Южанин удовлетворенно кивнул сам себе – Эгин видел, как качнулась его голова, меченная красным гребнем – и пошел дальше.
Когда он достиг двора Люспены, уже успели отгрохотать десять взрывов. Вода Ужицы теперь заполняла новый, искусственный рукав вплоть до дома градоправителя – проходя, впрочем, на одну улицу севернее.
Южанин избавился от второго факела где-то около пересохшего колодца во дворе Люспены. Вслед за этим он пошел обратно к дому градоправителя, предусмотрительно держась двумя кварталами ближе к морю.
Вскоре взрывы грохотали уже в унисон.
Рядом с Эгином, словно бы из-под земли, возник Снах. Он казался немного испуганным и восхищенным одновременно.
– Гиазира, дозволь нам до него добраться. Он ведь там один, даром что землю переворачивает. Кончим его – и в горы! – обратился он к Эгину через Авелира.
– Ценю твой боевой порыв, Снах, – покачал головой Эгин. – Но он там вовсе не один.
3
Над Ваей висела плотная завеса серой пыли.
Первая серия взрывов (их Эгин насчитал около тридцати, причем среди них попались несколько двойных и даже четверных) подошла с запада к дому Люспены и закончилась там, где зияла черная рана первого взрыва из второй серии.
Очередные взрывы теперь гремели совсем близко – строго к югу от холма, шагах в трехстах.
Начали обнажаться куски шардевкатрановых туннелей. Земля превратилась в исполинский срез источенного червями бревна.
А из Ужицы уже устремлялись мутные, полные грязной пены потоки воды. Они шли по каналу, пересекающему всю Ваю, и исчезали под землей – там, где взрывы второй серии обнажили верхнюю часть главного логовища шардевкатранов.
Зрелище было жуткое, но Эгин подумал, что год назад в Хоц-Дзанге было куда страшнее. Впрочем, тогда он находился в самом сердце сокрушительного Танца Садовника, а теперь – вовне, за границей разрушительной работы «гремучего камня» и воды.
«А вот шардевкатранам придется туго…»
Из дома градоправителя, сгибаясь едва ли не до земли и прячась в тени уцелевших домов, к свежему каналу устремилась цепочка темных фигур, замотанных в невзрачное тряпье. Фигуры добегали до непроглядно мутной воды и исчезали в ней.
– А вот и костерукие, – заметил Авелир.
– Они что – топятся? – брезгливо осведомился Лагха.
– Едва ли.
Вдруг холм под их ногами весьма ощутимо вздрогнул.
– Что, это наш шар-дер… дев?.. – пролепетала Лорма.
– Нет, – мотнул головой Лагха. – Наш шардевкатран сейчас действительно рядом, но он-то как раз внял игре Сорго и бездействует.
При этих словах Лагхи учитель просиял. «Ах, „внял игре Сорго“, как это звучит!» – смаковал он слова гнорра.
– Это зашевелились те шардевкатраны, за которыми направились костерукие, – пояснил Авелир.
4
Вода из Ужицы исправно прибывала, наполняя логовища шардевкатранов, затопляя и самих тварей, и их коконы.
Шардевкатраны нуждались в воздухе и боялись воды не меньше, чем обычные дождевые черви. А солнца они боялись еще больше, чем воды.
Костерукие тоже очень боялись солнца. А вот вода им была совершенно безразлична. Их тела не нуждались в воздухе для поддержания жизни, ибо ее не было у Переделанных Человеков. Поэтому костерукие свободно перемещались под водой, не страшась жгучих лучей полуденного солнца. И если на воздухе шардевкатраны были для них почти совершенно неуязвимы, то в воде у костеруких уже имелись определенные шансы.
Эгин с замиранием сердца почувствовал, что сейчас, вот прямо сейчас, наконец-то увидит шардевкатрана при дневном свете – во всем его завораживающем, ужасном великолепии. И он не ошибся.
В самом крупном провале, где хрипели разом несколько водоворотов, вода неожиданно взметнулась вверх искрящимся снопом брызг. И из мрачных недр с пугающей быстротой вырвалась на свет передняя часть туловища шардевкатрана, сжимающего в жвалах-захватах двух обездвиженных костеруких.
Несколько мгновений он хранил неподвижность, потом его тело, вздымая волны, дернулось вниз. Но назад дороги не было.
Шардевкатран отчаянно рванулся вперед. Теперь все его восьмидесятилоктевое тело показалось на поверхности и, грузно ворочаясь в грязи, устремилось прямо на их холм.
Задняя часть шардевкатрана была сильно изуродована. Похоже, в начале «чистки» он находился довольно близко к поверхности земли и ему нешуточно досталось во время одного из последних взрывов.
А там, где чудесная защитная кожа шардевкатрана была содрана, в его плоть вцепились мертвой хваткой семеро Переделанных Человеков, беспощадно разя его ударами своих костяных конечностей.
К счастью для Эгина и его спутников, наблюдавших за приближением шардевкатрана, тварь быстро познала ярость Солнца Предвечного.
Стоило шардевкатрану выползти за пределы редеющей пелены пыли, как солнце заиграло мириадами разноцветных огней в каплях воды на его шкуре. Буквально на глазах кожа шардевкатрана начала темнеть, покрываться бурыми пятнами, а вслед за тем пошла трещинами, словно лист пергамента над огнем.
Шардевкатран бешено дергался и извивался. Его тело сокращалось и вновь распрямлялось, он катался по заболоченной пустоши, давя повисших на нем костеруких, а его жвалы беспомощно впивались в землю, вырывая из нее комья размером с овцу.
Но шардевкатрану уже не хватало сил, чтобы зарыться обратно в спасительное чрево Медового Берега. Вскоре он затих, испустив волну смрада, которая быстро достигла вершины холма, где стояли Эгин и остальные.
Погибли и девятеро костеруких.
Одних шардевкатран раздавил весом своей грандиозной туши, другие были убиты солнцем.
«Похоже, южанин не прочь очистить Медовый Берег не только от шардевкатранов, но и от костеруких. Кстати, где он?» – вдруг вспомнил Эгин.
Он оторвался от созерцания погибшего подземного исполина и обвел взглядом Ваю. Блеснуло стекло дальноглядной трубы.
«О Шилол! Да ведь южанин пялится с наблюдательной вышки прямо на нас!»
Разглядев озабоченное выражение лица Эгина в свою дальноглядную трубу, сволочь приветственно помахала ему рукой. Южанин явно чувствовал себя в полной безопасности и, более того, не сомневался в том, что костерукие с легкостью смогут защищать его в течение ближайших двух часов, пока флот южан не высадит на берег десант.
– Нас заметили, – сказал Эгин, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
– Да? – спросил Лагха, подымая свою трубу и вперясь в южанина. – Тогда пора выпускать нашего шардевкатрана.
– Но солнце убьет его почти мгновенно, – напомнил Эгин. – Вот где-то через час соберутся тучи и тогда…
– Выпускать надо сейчас, потом будет поздно. И солнце его не убьет, – заявил Лагха, – потому что почтенный Сорго пустит шардевкатрана под землей – строго в направлении дома градоправителя.
– Но если мы убьем южанина сейчас, – вмешался Авелир, – костерукие превратятся в обездвиженных чурбанов и не смогут уничтожить коконы шардевкатранов. А вода для коконов совершенно безвредна. Таким образом, мы уничтожим южанина, но зато на нас обрушатся взрослые девкатры.
В это время, сокрушая уцелевшие дома на восточной окраине Ваи, на поверхность вырвались разом два шардевкатрана.
– Может быть, просто уйдем отсюда? – робко предложила Лорма.
– Нет, – неожиданно твердо сказал Сорго. – Мы должны удостовериться, что мертвы все твари.
– Слова, достойные поэта-воителя, – удовлетворенно кивнул Лагха, и в его словах Эгин не смог расслышать и тени насмешки. – Давайте, милостивый гиазир Сорго, посылайте нашего шардевкатрана. Во-он туда, прямо к дому с вышкой.
5
– А вот и гости! – гостеприимно распахнув руки, будто она и впрямь была хлебосольной хозяйкой дома, сказала Лорма.
В самом деле, южные гости были готовы вступить на гостеприимный Медовый Берег.
Десять барок, в каждой из которых находилось по две дюжины солдат, ритмично вздымая весла, приближались к пристани. А точнее, к тому месту, где ранее была пристань. Но на них пока никто, кроме простодушной Лормы, не обращал внимания.
Сорго сосредоточился на своей ущербной каниойфамме, а шардевкатран – на доме градоправителя.
Эгин гадал, сколько времени потребуется твари, чтобы добраться до многострадального строения.
Лагха стоял неподвижно, как обелиск, скрестив руки на груди.
Авелир по своему обыкновению сидел на земле, а Лорма, грациозно выгнувшись, как носовая фигура парусника, всматривалась в море.
– Он уже под домом, – с авторитетным видом заявил Сорго.
– Пусть начинает, – скомандовал Лагха.
Вначале дом градоправителя затрясся, словно больной падучей перед тем, как грохнуться на пол, давясь пеной.
Затем провалилась крыша. С нею обвалилась, сломавшись ровно посередине, наблюдательная вышка.
Окна строения перекосились, как рты скорбных погребальных масок. Затем рухнул верхний этаж. Дом просел и…
– Скажи ему, чтобы вылез на поверхность! – бросил Авелир.
– Но ведь солнце… – пробовал запротестовать Сорго.
Но Лагха лишь молча указал на небо. Мол, пока ты там бренчал, многое успело перемениться.
Солнце все еще было. Но теперь на небе находилось не оно одно. С севера к дневному светилу подползали массивные низкие тучи.
«Даже раньше, чем я ожидал!» – возликовал Эгин.
Перепелка-птица эх,
Спинка крапленая!
наверное, от удивления затянул Сорго, несмотря на настойчивые просьбы Лагхи не сопровождать столь полезную во всех отношениях игру столь ужасным (вежливый Лагха, правда, сказал «прочувствованным») пением.
Но на этот раз просьбу Лагхи никто не поддержал. Всеобщее внимание было приковано к другому – в желтой глине Медового Берега образовался свежий, чреватый шардевкатраном, провал.
6
Однако самое удивительное произошло не на земле, а в небесах.
За секунду до того, как морда с жвалами-захватами показалась посреди зева чудовищной норы, тучи ускорили свой бег и с небывалой скоростью, словно они тоже познали таинства Раздавленного Времени, схлопнулись вместе, погасив солнце. Будто бы они тоже пеклись о здравии шардевкатрана и подгадали свое слияние как раз к тому мигу, когда их любимец покажется из земли.
Обрадованный или просто опаленный и разъяренный последними лучами светила, шардевкатран буквально взмыл ввысь, взметая фонтаны желтой глины.
Быть может, он чувствовал, что все его собратья погибли жестокой смертью и он, последний из исполинов, безраздельно владевших недрами Медового Берега, должен отомстить за них и, на будущее, за себя.
Быть может, он знал или догадывался, что его враги совсем близко, совсем рядом. И нужно только рвать, давить и крушить все, что попадается на пути, чтобы справедливость была восстановлена и племя шардевкатранов в конце концов восторжествовало над племенем костеруких.
Шардевкатран поспел вовремя.
Из-под обломков рухнувшего дома градоправителя, словно блохи из повешенного над огнем тулупа псаря, начали вылезать костерукие. К сожалению, исчезновение солнца было им столь же радостно, сколь и шардевкатрану.
Как ни странно, уцелел и модник-южанин! Его шлем, который ни с чем не спутаешь, показался из-за единственного устоявшего угла дома.
Правда, движения его уже не были такими выверенными, как всего полчаса назад. Но он был жив и по-прежнему повелевал костерукими!
– Ты смотри-ка, даже смерть этим гадом брезгует! – всплеснул руками Сорго.
– Смерть брезгует любым, на ком надеты хорошо заговоренные доспехи, – пояснил Лагха, пристально следивший за высадкой южан.
Солдаты Ихши в своих барках перестали грести. Они с изумлением смотрели на разгулявшегося шардевкатрана, не решаясь приближаться к берегу.
– Небось кишка тонка! – злорадствовал Снах. – Небось плыть назад!
Авелир с сомнением покачал головой.
– Ну тогда и хрен им в рыло, – заключил угрюмый Снах, несколько вульгарно, но в целом верно выразив общее настроение.
Но южане, застывшие в нерешительности, получили однозначный приказ. Либо высадка с последующей очисткой Медового Берега от всего, что движется, либо веревка, мыло и самая крепкая из имеющихся корабельная рея. В случае чего – выдержит всех.
7
Часть нежити, направляемой на редкость живучим южанином, терзала бока свирепствующего шардевкатрана. Остальные – что-то около полутора дюжин, – не тратя времени на выползка, направились прямиком к холму, где располагалась варанская ставка.
– Всем приготовиться к бою, – приказал Лагха. Его ладонь легла на рукоять меча Кальта Лозоходца.
Горцы обнажили метательные мечи. Объяснять, с кем им придется драться, нужды не было. Лога угрожающе заурчал.
– Костяная рука плохой воин, – бахвалился самый коренастый из горцев по имени Уб. – Мечом разить не уметь!
Его товарищи одобрительно зарокотали. Уж они-то «уметь», да еще как! И дрова рубить, и мясо разделывать, и нежить усмирять. Для того они три штуки с собой и носят, чтобы никто в их умениях не усомнился.
8
Схватка шардевкатрана с костерукими проходила с переменным успехом. Может быть оттого, что, готовясь к высадке начальства, южанин придержал в подвалах самых отъявленных и умелых Переделанных Человеков. А может, варанцам слишком уж хотелось, чтобы шардевкатран поскорее одолел своих противников, и потому каждая его неудача казалась им серьезной.
В какой-то момент Эгину, с тревогой наблюдавшему то за приближением костеруких, то за шардевкатраном, даже начало казаться, что подземный любитель ярмарочных песен скоро будет разодран на куски.
Костерукие облепили его шею, словно саранча. Шардевкатран сопротивлялся отчаянно, однако сбросить с себя зараз больше двух-трех костеруких ему не удавалось. Жвалы-захваты выползка работали без устали, но костеруких вроде бы меньше не становилось.
Однако вскоре шардевкатран изменил тактику. Он принялся сворачиваться кольцами и вслед за тем стремительно распрямлять свое грузное тулово. Так быстро, как умеют только шардевкатраны, и те, кого впускает в себя Раздавленное Время.
Затем шардевкатран, ритмично взмахивая передней частью тела, начал подминать костеруких и впечатывать их намертво в сырую глину. Странно все это выглядело! Словно бы извивающийся на крючке червяк решил вдруг заняться акробатикой.
И тут южане все-таки решились начать высадку.
Наверное, они намеревались помочь костеруким расправиться с шардевкатраном. А точнее, под прикрытием костеруких, которых все равно не жаль, попробовать расстрелять шардевкатрана из луков.
Но эта идея оказалась никуда не годной. Когда две сотни южан появились близ места побоища с луками, изготовленными к стрельбе, шардевкатран уже расправлялся с последними костерукими.
Не успели южане выпустить в чудище первую сотню стрел, как шардевкатран, круто развернув к ним свою жуткую морду, помедлил секунду, собрал все тело в гармошку и… прыгнул.
– Он прыгнул, милостивые гиазиры! – заорал Сорго.
9
Но торжеством шардевкатрана над пехотой южан не смогли толком насладиться ни Эгин, ни остальные.
Ибо как раз в тот самый момент, когда южане натягивали свои луки, у подножия холма показался первый Переделанный Человек. Причем его прародителем или, точнее, прообразом оказался не кто иной, как землевладелец Багид Вакк.
При жизни его звали Черноногом. И ходил он, как помнилось Эгину, опираясь на двух мордатых телохранителей. Ходил, шкандыбая и сквернословя. Но «переделка» явно пошла ногам Багида на пользу – теперь он скакал, словно молодая лань. Правда, обе его ноги были теперь, как и рука, костяными.
– А я-то думал, ты свое уже отвоевал, аррум хренов, – прошипел Эгин и в мощном заплечном замахе рассек тело Багида Вакка пополам. А потом каждую половину еще на две.
В этот раз горцы не оплошали. Эгин с удовлетворением отметил, что, не успел он оприходовать то, что раньше звалось Багидом Вакком, а Снах и Уб уже торжествовали победу каждый над своим костеруким.
Они были увлечены своей удачей и не заметили, что в это время творил Лагха мечом Кальта Лозоходца. Да и Эгину было недосуг, ибо вторым его противником оказался сокольничий из Кедровой Усадьбы. Тоже, разумеется, переделанный.
«Хвала Шилолу, что Лорма этого не видит! А впрочем, еще навидается…» – вздохнул Эгин.
Лорму и Сорго взяли под свою защиту трое горцев, а также бесстрашный Лога, который за время их совместного пребывания в «убежище» Авелира сильно, по-собачьи привязался к девушке.
В деле истребления костеруких Лога работал за двоих – причем жестокая практика в Сером Холме пошла его свирепости только на пользу. Уложив двоих костеруких, сам он был едва поцарапан.
Сорго, разумеется, можно было бы тоже дать в руки меч, который тот, падкий, по его собственным словам, до «доброй сечи», так настойчиво требовал. Но Эгин отлично помнил поединок, свидетелем которого он стал некогда возле милого домика госпожи Люспены. Уже тогда было очевидно, что давать учителю меч хоть против нежити, хоть против комаров – безнадежная затея…
«Ты должен быть возле каниойфаммы. На тебе – шардевкатран!» – сурово рявкнул Эгин. Сорго послушно закивал. В конце концов, это было правдой.
Судя по ободряющим выкрикам Сорго (вроде «бей ублюдка!» и «покажи ему, где Шилол нужду справляет!»), отсиживаться в кустах под благовидным предлогом учителю очень даже понравилось.
«Когда-нибудь опишет, что видел, в очередной героической поэме», – подумал Эгин со смертной тоской. На него наседали сразу двое костеруких.
К счастью, эти были ему незнакомы.
10
Лишь Авелир в том бою не убил никого. Впрочем, он остался цел и невредим, что само по себе значило куда больше.
Когда Эгин расправился со своими и опустил меч, чтобы отдышаться, обнаружилось, что Лагха уже упокоил за спиной свой клинок, лишив Эгина удовольствия насладиться работой и ходом истинного меча Кальта Лозоходца. И что Лога неторопливо обнюхивает всех освежеванных костеруких, дабы определить, не теплится ли в ком-нибудь из них то, что заменяет нежити жизнь.
Горцы тоже были в целом довольны, хотя и удручены потерей двух своих товарищей, одним из которых по злой иронии судьбы оказался Уб. Тот самый, кто сомневался в боеспособности костеруких.
– Южан на берегу больше нет, – заключил Авелир, возвращая дальноглядную трубу Лагхе. – Остались только раненые.
– А шардевкатран? – спросил Эгин.
– А что толстому сделается? – заметил Снах и был прав.
«Южан больше нет, – отозвалось в сознании Эгина. – А тот, с красным гребнем?»
Дальноглядная труба перекочевала в его руки, и он смог самолично убедиться в том, что человек, заваривший на Медовом Берегу эту кровавую кашу, лежит на руинах дома Люспены в крайне противоестественной позе. «Вероятно, с переломанным хребтом и раскроенным черепом…»
Эгин, разумеется, не видел, как шардевкатран, выделив блестящую шевелящуюся игрушку с красным гребешком среди всех прочих, нагнал-таки южанина и схватил его своими жвалами-захватами.
Сила шардевкатрана была столь велика, а его ярость столь неистова, что даже заговоренные самим Ибаларом доспехи южанина не выдержали…
11
Предгрозовые тучи тяжелым щитом закрывали Ваю от солнца.
Их шардевкатран, лениво разложив свою не такую уж и омерзительную, как казалось теперь Эгину, тушу в грязном канале имени «гремучего камня», отдыхал от ратных трудов.
Все было кончено. Руины домов, тела костеруких, шардевкатранов, южан… Эгин подошел к растерзанному шардевкатраном южанину и сорвал забрало с его лица. На Эгина глядел невидящим взором главный конюх гиазира Багида Вакка.
«Ну сыть Хуммерова! На этот раз южане чуть было не переиграли Свод Равновесия!»
Выходило, что он, Эгин, аррум Опоры Вещей, имел возможность еще три с половиной недели назад вот прямо здесь, на этой же кривой вайской улице положить конец всем тем ужасным и кровавым событиям, что обрушились на Медовый Берег вместе с изломом лета.
В тот день когда он, Эгин, вышел из дома Люспены после сумбурной любовной схватки, он мог предотвратить катастрофу. Тогда к нему подошел этот малый и молодцевато гаркнул: «Вам письмо от милостивого гиазира Багида Вакка!» И достаточно было одного удара меча, чтобы Багид Вакк, безвольная марионетка, остался без своего кукловода. Чтобы замерли замерзшими тараканами костерукие. Чтобы остались жить Гнук, Есмар, десятки горцев и людей Багида…
– Ты знал его, – скорее утвердительно, нежели вопросительно сказал Лагха.
Эгин молча кивнул. Потом он посмотрел на юг.
«Хвала Шилолу, что подходы к Медовому Берегу столь мелководны! Хвала Шилолу, что Вая никогда не была и не будет великим варанским портом! Хвала Шилолу, что все это закончилось!»
Так думал Эгин, созерцая корабли южан, замершие в лиге от берега. Сорок галер и двадцать «черепах», прикованных к галерам длинными цепями. Неутопимые, несжигаемые, непобедимые корабли Ихши. И вся эта сокрушительная мощь, которая была призвана обрушиться на корабли Свода, стала теперь совершенно бесполезна! Ибо не было ей в море достойных противников. А шардевкатран – свирепая и послушная боевая машина – был здесь, на берегу, сильнее, чем многие тысячи панцирных пехотинцев. По крайней мере пока нет солнца. А оно, возможно, не покажется до самого вечера. А потом придет ночь. А ночью шардевкатран и вовсе безраздельный хозяин положения.
«Можно убираться в Старый Ордос. Здесь все уже кончено», – подумал Эгин.
Вдруг над «черепахами» раскатились слышные даже на берегу мерные удары боевых барабанов. И сразу же вслед за этим шеи железных драконов на носах «черепах» сломались, противоестественно откинулись назад, а под ними открылись зияющие черной пустотой провалы.
Захрипели сигнальные трубы. Двадцать «черепах» разом исторгли двадцать детенышей. Широкие, неуклюжие, но очень вместительные деревянные баркасы соскользнули в воду по наклонным направляющим.
Оказавшись в воде, баркасы ощетинились веслами и двинулись по направлению к Медовому Берегу.
– Похоже, неудача с первой высадкой не смутила южан, – сказал Сорго тоном бывалого стратега.
Лорма поглядела на него с обожанием, Авелир – с изумлением, Эгин – устало. Лога на Сорго не смотрел, а безучастно вычесывал благоприобретенных в странствиях по Медовому Берегу блох.
– Похоже на то, – кивнул Лагха, поднося к глазам дальноглядную трубу.
Даже безо всякой трубы Эгин видел, что каждый баркас рассчитан по меньшей мере на сто тяжелых пехотинцев. С его точки зрения это означало всего лишь то, что недалекие и самонадеянные южане отчего-то решили подставить под удары страшных жвал-захватов шардевкатрана еще две тысячи отборных солдат. Аррум пожал плечами.
– Ну вот что, – процедил гнорр. – Отойдем к руинам градоправительского дома и будем наблюдать оттуда. А вы, милостивый гиазир Сорго, готовьтесь повелевать шардевкатраном. У вас сегодня есть все шансы стяжать себе лавры великого истребителя южан.
12
Баркасы были в ста шагах от берега, когда шардевкатран, побуждаемый игрой Сорго, покинул свою канаву и пополз к морю.
Баркасы приблизились еще на тридцать шагов, а шардевкатран уже пересек полосу прибоя, готовясь обрушиться в самый центр цепочки посудин, под завязку набитых пехотой.
Расстояние между шардевкатраном и врагами сократилось еще на двадцать шагов. И тогда, скрытые до времени за сомкнутыми щитами воинов, над тупыми носами баркасов показались узкие жерла железных труб, запечатанные смоляными пыжами.
– «Молнии Аюта»? – не удержался Эгин.
– Едва ли, – сдержанно возразил гнорр.
А солдаты на баркасах уже выбивали смоляные пыжи топорами.
Спустя несколько мгновений первая труба изрыгнула длинный, восьмидесятилоктевой язык пламени – словно бы пробуя на вкус затхлый воздух Медового Берега.
Пламя было чадным, почти черным. Быстро набирая силу, огонь угрожающе заревел и вслед за легким доворотом трубы полоснул прямо по перепуганным глазам выползка.
Не успела тварь свернуться в кольцо, пряча голову от губительного колдовского огня, а на ее фиолетовую шкуру уже обрушилось «темное пламя» с пяти соседних баркасов.
И тогда Эгин услышал пронзительный, страшный визг. Так когда-то вопил шардевкатран, которого сравнительно успешно подорвали мужики Багида в Кедровой Усадьбе. Сегодня пока что обходилось без этого отчаянного крика боли. Шардевкатраны погибали беззвучно. А этот – нет.
Шардевкатран еще пытался бороться за жизнь.
Он судорожно сокращался и распрямлялся, он катался по мелководью, стараясь сбить липнущее к его шкуре неотступное пламя. Он даже смог несколько раз достать своими объятыми пламенем жвалами-захватами ближайший баркас. Оттуда просыпались в воду искалеченные меченосцы…
Но шардевкатран был обречен, ибо пламя било теперь в десять струй и казалось неиссякаемым. Лагха вспомнил доклад Альсима. «Десять минут огня. О Шилол!»
– Скоро они будут на берегу, – безучастно сказал Лагха. – Надо уходить.
Сорго в сердцах отшвырнул прочь свой ставший совершенно бесполезным инструмент пастыря шардевкатранов.
– Да, самое время, – кивнул Авелир и в его глазах сверкнула покорность судьбе.
В эту же секунду его любезный брат-близнец Ибалар спрыгнул с ведущего баркаса в воду и, старательно огибая агонизирующего шардевкатрана, спокойно поплыл к берегу. А уж плавать-то эвероноты умели не хуже дельфинов.
13
Они бежали размеренным солдатским бегом по дороге, уводящей прочь от Ваи в направлении Серого Холма.
В этот безумный день им посчастливилось освободить Медовый Берег от нечисти и даже залучить одну Измененную тварь себе в союзники. Но теперь они были совершенно бессильны против грубой военной силы южан. Ибо тушей их шардевкатрана, окутанной клубами пара и зловонного дыма, сейчас играл на мелководье ленивый прибой.
По расчетам Эгина, у них все-таки были шансы достичь Серого Холма раньше, чем южане вышлют за ними погоню. Он надеялся, что южане будут так потрясены открывшейся их взорам картиной, что им понадобится не один час, чтобы определить, кого, собственно, надо преследовать. А тем временем они скроются в шардевкатрановых лазах и выйдут на поверхность уже далеко вверху по течению Ужицы…
Так размышлял Эгин, когда за его спиной раздался окрик Авелира:
– Хватит бегать! Мы на месте.
14
Глупое это было зрелище. Они стояли посреди разбитой дороги, между невысоких холмов, покрытых колючим кустарником, никак не далее чем в пятистах шагах от вайской окраины.
Где-то совсем недалеко от них – самое большее в полутора лигах – на берег сходили сотни панцирных пехотинцев Северо-Восточной провинции.
И, словно бы не было никакой спешки, посреди дороги застыл в неестественной позе, поджав одну ногу, Авелир. В его глазах читалась решимость и… страх перед неотвратимым.
Горцы недоуменно крутили носами, принюхиваясь. Дескать, что это остановило Куха-перевертыша?
Лагха напряженно всматривался в изгиб дороги. Лорма в изнеможении села прямо в дорожную пыль. Сорго тоже подсел к ней и стал целовать ее в шею, нашептывая девушке слова утешения.
«Нашел время и место, лирик шилолов», – фыркнул Эгин.
Отведя взгляд от милующейся парочки, он механически извлек из ножен «облачный» клинок и обомлел. Сталь багровела алчным неукротимым огнем. Такого ему видеть еще не доводилось.
15
Эгин не знал и не понимал, зачем остановился Авелир и что значат его слова. Спросить же он не успел – над дорогой встала спиралевидной воронкой пыль, совсем близко промелькнула едва заметная сероватая молния и совершенно неподвижная фигура Авелира вдруг растаяла в воздухе!
Первым смысл происходящего стал ясен Лагхе. Гнорр Свода Равновесия молниеносно извлек из заспинных ножен двуручный меч Кальта Лозоходца.
– Вот что, Эгин. Вы ведь знаете Раздавленное Время?
– Благодаря Авелиру…
– Если так – входите в него немедленно!
Наконец Эгин смог разглядеть несколько едва заметных, чудовищно быстрых промельков стали в клубящейся посреди дороги пыли. И он наконец-то понял, что происходит.
«Там – Авелир и еще кто-то, способный входить в Раздавленное Время. И они, похоже, сейчас убивают друг друга!»
Лагха уже успел исчезнуть. Эгин посмотрел на вконец обалдевшего Снаха и зачастил, наспех подбирая известные ему горские и несложные варанские слова:
– Сейчас я… исчезнуть. Если… потом… вы смотреть наше тело мертвым, то…
Эгин не знал, что имеет смысл предписывать горцам. Если неведомому врагу, владеющему Раздавленным Временем, удастся одолеть в схватке Авелира, Лагху и Эгина, ему не составит никакого труда убить и горцев, и Лорму с Сорго. И притом сделать это столь быстро, что те даже не поймут, что они уже не жильцы на этом свете.
К огромному удивлению Эгина, Снах понял не только его смешанный горско-варанский диалект, но и то, что тот оставил невысказанным. Снах кивнул и закончил за Эгина:
– …то увидеть себя мертвыми тоже.
16
Эгин прекрасно понимал, что к моменту его входа в Раздавленное Время для Авелира за несколько последних мгновений успело пройти не менее десяти минут. А для Лагхи – около пяти. Значит, думал Эгин, поединок в самом разгаре? То, что он увидел, превзошло самые худшие его ожидания.
Авелир лежал, неестественно скрючившись, вминая в дорожную пыль своим маленьким, обездвиженным телом обломки меча. Взором Аррума Эгин видел, что Авелир еще жив, но, похоже, совершенно обессилен и пребывает без сознания. Двух мнений быть не могло – для эверонота этот бой окончился поражением.
А второй эверонот, Ибалар, стоял в нескольких шагах от лежащего брата-близнеца. На нем был мокрый плащ Правого Крыла Желтого Дракона. В его руках блистал великолепный клинок неизвестной Эгину ковки.
«Вот ты какой, Ибалар, корыстный наставник Лагхи, недобрый брат Авелира», – прошептал Эгин, чувствуя, как тает его решимость…
Эверонот был страшен. Его глаза казались двумя скважинами в преисподнюю, они были налиты черной, злой кровью. Седые редкие волосы стелились по костистым плечам. Пупырчатое, жабье лицо Ибалара было обезображено шрамами, рот кривила сердитая гримаса – как непохоже и в то же время пугающе похоже было оно на умиротворенное лицо умирающего Авелира!
Ибалар вел с Лагхой весьма странную беседу.
– Твой выбор по-прежнему невелик, Властвующий и Покоряющийся, – сказал Ибалар спокойно.
С гнорром явно что-то было не так. Несмотря на то что его устрашающих размеров меч был вознесен над головой в «стойке скорпиона», несмотря на то что он еще явно не был ранен, Лагха производил впечатление неудачно оживленного мертвеца. Его щеки пылали странным голубоватым пламенем, растрескавшиеся губы бессвязно шевелились. На лбу у гнорра выступили крупные мутные капли пота, а в глазах стояла непроницаемая стена сомнения.
– Я могу убить тебя здесь и сейчас. Немедленно. Но могу и не убивать. Ты можешь добровольно предаться моей власти, пройти Черное Посвящение. И тогда, возможно, я прощу тебя. И если я прощу тебя, не пройдет и нескольких недель…
Лагха, похоже, устал слушать. Он с видимым усилием сделал шаг вперед и его меч в каком-то деревянном, любительском ударе попытался настигнуть Ибалара. Но тот лишь лениво махнул своим коротким мечом и…
Эгин, плохо понимая происходящее, увидел, как двуручный меч Лагхи, совершив в точности такое, как предыдущее, но при этом обратное движение, вновь застыл над головой гнорра. А сам Лагха сделал шаг назад. Такой же точно, как до этого – вперед.
Казалось, что гнорр прожил сперва три удара сердца как бы «из прошлого в будущее», а потом еще три – «из будущего в прошлое».
– Стоять, мой непослушный мальчик! – потребовал Ибалар и вновь продолжал спокойным, ровным голосом: – Не пройдет и нескольких недель, как мы завершим начатое. Сейчас моя власть над Ихшей велика, как никогда. Стоит мне, ничтожному лекарю Афаху, хлопнуть в ладоши – и Ихша перережет себе горло фруктовым ножом. С такими слугами, как Ихша, мы в два счета сокрушим Тернаун изнутри. Ты, гнорр Свода Равновесия, и я, верный сын древнего народа эверонотов. Но это будет потом. После того как мы возведем вокруг Черного Цветка, что распустился здесь, на Медовом Берегу, шесть башен. И Хеофор вновь явится миру во всем своем древнем великолепии. Как мне не хватало тебя, Властвующий и Покоряющийся! Южанин Руам, ничтожное существо, которым я думал заменить тебя, на поверку оказался слабым, мягкотелым человечишкой. Но ты – ты по-прежнему силен и несгибаем. Руам больше не нужен мне. Мне нужен ты. Итак, скорее разожми свои одеревеневшие пальцы, Властвующий и Покоряющийся. Отдай земле меч Лозоходца. Я не держу зла на тебя.
Ибалар, похоже, чувствовал себя в полнейшей безопасности. Воля Лагхи, догадался Эгин, была полностью подавлена могущественным эверонотом.
– Я тоже не держу на тебя зла. Я готов, учитель.
Эгин почему-то был полностью уверен в том, что Лагха сейчас не в состоянии связать и двух слогов. А оттого был вдвойне удивлен слышать из уст гнорра такие содержательные речи. Удивлен и испуган.
– Очень хорошо, мой послушный красавец. Ты оступился тогда, в Мертвых Болотах. Скоро я снова выведу тебя на правильный путь. А теперь, прежде чем вверить мне свой меч, в подтверждение своих слов убей этого невежественного офицера, который осмелился помешать беседе двух просвещенных мужей!
С этими словами Ибалар, который, казалось, совершенно не замечал присутствия Эгина все это время, повернулся прямо к нему. И в его холодных глазах саламандры аррум увидел свою смерть.
17
Солнца не было. Справа застыли недвижными изваяниями Лога, Сорго, Лорма и горцы. Единственное, что изменилось в этой картине, – Лога вроде бы немного приблизился.
С точки зрения наблюдателей не успело пройти и десяти ударов сердца. А с точки зрения Эгина время текло быстро, очень быстро. И с каждой его каплей, истекающей в бездну вечности, к арруму неумолимо приближался заколдованный гнорр. «В нем сейчас не больше жизни, чем в костеруком!» – догадался Эгин.
Эгин с горечью вспомнил о том, как был наивен, когда думал, что их будет трое против одного. Оказалось – он один против двух, а вокруг – Измененная ткань Раздавленного Времени.
«Отнюдь не самое выигрышное соотношение: аррум против гнорра и учителя гнорра», – отметил Эгин. Его сердце отбивало сумасшедшую дробь.
Эгину очень не хотелось драться с Лагхой. Он чувствовал, что не сможет отсечь голову человеку, находящемуся фактически без сознания. Поэтому аррум, собрав всю свою волю в кулак, ринулся в сторону от приближающегося Лагхи – против Ибалара.
Увы, болотная тварь была быстра, как самая отъявленная гадюка. Да и меч Ибалара был не самым заурядным клинком под Солнцем Предвечным.
Ибалара и Эгина разделяло не менее семи шагов. И все же эвероноту было достаточно плашмя рубануть своим мечом по воздуху, чтобы на щеку аррума обрушилась тяжелая звонкая оплеуха. В глазах у Эгина потемнело, и он, не удержав равновесия, упал.
– Дерись со своим гнорром, а не со мной! – раскатился издевательский смех эверонота.
Ирония Ибалара, как ни странно, придала Эгину сил. Его обдало волной ненависти, и он вскочил на ноги. Но тотчас же был вынужден присесть – описывая широкое полукружие, над его головой прогудел меч Лагхи. О Шилол!
Гнорр был совсем близко. Так близко, что Эгин, которому собственная жизнь была дороже незапятнанных одежд гнорра, не удержался от соблазна. Острие его «облачного» клинка, кипящего багровыми зарницами, погрузилось в бедро гнорра на пол-ладони.
Лагха отреагировал на это довольно необычным образом. Он возмущенно вскрикнул, на его лицо снизошло осмысленное выражение. Лагха спросил:
– Эгин, это вы?
– Не верь иллюзиям, Властвующий и Покоряющийся, – медвяным голосом прожурчал Ибалар. – Умертви видение.
В глазах Лагхи мгновенно погасли искры осознания. Гнорр был вновь умело возвращен Ибаларом на путь Покоряющегося.
– Какая же ты тварь, Лагха! – взвыл Эгин, с трудом уходя от следующего удара гнорра.
«Похоже, с гнорром придется драться в полную силу…» – решил Эгин, и это решение далось ему нелегко. Ведь еще пять минут назад они были союзниками, друзьями, коллегами…
Кроме этого, Эгин понимал, что против Лагхи ему долго не продержаться. И не ошибся. Следующий, косой удар Лагхи ему пришлось принять на «облачный» клинок.
Но меч Лозоходца был настолько тяжел и бил Лагха настолько сильно, что деревянные плашки на рукояти «облачного» клинка Эгина в мгновение обратились буковой трухой. Меч нестерпимо накалился.
«Не вовремя пришел ему срок!» – пронеслось в сознании Эгина. Он отбросил свой меч и отскочил назад с самой черной хулой на устах.
«А еще… А еще можно убежать!»
Эгин совершенно бесславно показал Лагхе спину и бросился прочь.
Теперь его единственной надеждой было добежать до горцев-изваяний, вырвать у окаменевшего вне Раздавленного Времени Снаха из ножен метательный меч и… и убить гнорра, мужа своей возлюбленной, своего ненавистника и покровителя.
За спиной Эгина Ибалар вновь ударил плашмя по воздуху своим, казалось, бесконечно длинным клинком. Удар был направлен по ногам Эгина. Взвыв от боли, аррум покатился по земле, ожидая своей участи…
«Вот так. Перепуганный загнанный заяц, бессильная игрушка в руках самых умелых и изощренных охотников Сармонтазары…» – с горечью подумал Эгин.
Ему захотелось плакать. Он уткнулся лицом в мягкую дорожную пыль, не в силах больше смотреть в глаза своей смерти, и приготовился принять страшный, распластывающий человека надвое удар меча Кальта Лозоходца.
Прошло мгновение. Два. Десять. И вместо собственного, рвущегося из самых недр глотки, захлебывающегося горячей кровью крика боли, Эгин услышал чужие. Их было два – тоскливых, нечеловеческих крика.
Эгин быстро вскочил на ноги. Лагха стоял в полутора шагах от него, продолжая держать в замахе над головой меч, который так и не повстречался с его, Эгина, хребтом.
А рядом с Лагхой…
А рядом с Лагхой стоял на коленях Ибалар, выронивший меч, завывающий от боли, трясущий правой рукой. Чуть дальше лежал Авелир, под которым расползалось пятно крови. В обеих ногах эверонота зияли раны, а правую ладонь проткнул насквозь обломок его собственного меча. А над Авелиром, медленно-медленно поворачивая голову в сторону Лагхи, пялился на эверонота и в то же время словно бы сквозь него Лога, животное-девять.
Не успел Эгин понять, что же происходит, как Лагха внезапно обмяк, словно бы оттаял, и меч Лозоходца с внушительным стуком упал на землю. А вслед за мечом грянул на дорогу и его хозяин.
– Убей Ибалара, Эгин! – крикнул Эгину Авелир. – Заклинаю тебя!
Эгин знал, что смерть Ибалара повлечет за собой смерть Авелира. Но он знал также, что сейчас не имеет права на малодушие.
Молнией вскочив на ноги, Эгин подхватил с земли двуручный меч Кальта Лозоходца и, быстрее чем одуревший Ибалар догадался перехватить свой меч в левую руку, раскроил эвероноту череп.
Ответом на это был новый страшный крик Авелира.
18
– Ко мне… быстро… – прохрипел Авелир.
Но Эгин и так уже сидел на корточках над своим раненым другом и учителем. Теперь он знал, что произошло.
Логе каким-то чудом – «Он ведь все-таки не человек, а животное-девять» – удалось вернуть в сознание Авелира.
Лога, впрочем, пребывал вне Раздавленного Времени, но по предположению Эгина, Авелир благодаря своей полнейшей обездвиженности не размазывался для пса неопределенным серым мороком и был, видимо, вполне заметен.
И еще Эгин понял, что самое главное в этой заведомо проигранной схватке сделал Авелир. Он самоубийственно изранил себя и, поскольку их с Ибаларом сковывала «цепь теней», его ранения на несколько спасительных мгновений стали ранениями Ибалара… Одного не мог понять Эгин: почему Авелир не вонзил свой меч прямо в свое доброе сердце, чтобы покончить с Ибаларом наверняка? И отчего он, Авелир, еще жив сейчас, после гибели своего брата-близнеца. Ведь он же сам говорил, что у них одна жизнь на двоих?..
Авелир нашел в себе силы ответить:
– Я не мог убить брата своей рукой. Элиен Звезднорожденный не смог. Не смог и я. Убить себя мне не хватило духу, ведь жизнь на этой земле была прекрасна… И то и другое должна была сделать судьба. Я хотел, чтобы ты стал моей судьбой, Эгин. Я еще здесь, ведь я слабее и вместе с тем чище своего брата. Его тело было враждебно его собственной искаженной душе и теперь, обрадованное представившейся возможностью, молниеносно отторгло ее. Но и я умру совсем скоро. Ты помнишь свое обещание?
– Да, Авелир. Я помню все.
– Хорошо. – Авелир едва заметно кивнул слабеющей головой. – Я верю, ты исполнишь его.
Эгин прикоснулся губами ко лбу своего умирающего друга. Он не мог понять – отчего эта фантастическая белая медведица так важна для Авелира, но спросить не решился. Зато ему вспомнился Кух – суетливый, хозяйственный, преданный «раб гиазиры». И он неожиданно для самого себя прошептал:
– Ты был прекрасен в роле Куха, Авелир.
– Теперь совсем хорошо, – превозмогая боль, растянул губы в улыбке Авелир. Это были его последние слова под Солнцем Предвечным.
