Глава 21
Сон Эгина
Ночь с Двадцать Шестого
на Двадцать Седьмой день месяца Алидам
1
Для ночлега они облюбовали трапезный зал с двумя дверями, что располагался на втором этаже Серой Башни.
Возле дверей были выставлены в караул двое горцев. Остальные легли спать на расстеленных на полу коврах, которые, среди прочего, натащили Дети Пчелы после смелой вылазки в жилые комнаты дома Багида Вакка.
Спали бок о бок, словно солдаты в походе.
Сорго и Лорма посапывали рядом, лежа спиной друг к другу. А между ними, словно драгоценнейшая драгоценность, покоилась невзрачная палка с единственной струной. Словно граница, через которую не велят переступать приличия. Как напоминание о беспрецедентной миссии учителя Сорго. И как музыкальный инструмент, поющий любовь, разлуку и то, что между ними.
Эгину уже давно не снились сны. Ни хорошие, ни плохие. А потому, когда он увидел перед собой Авелира в легком радужном сиянии, Эгин сразу понял, что сновидит.
Сон был на удивление реалистичным и живым.
– Нам следует поговорить с тобой, Эгин, – шепотом сказал Авелир и указал Эгину на выход из трапезного зала, где стояли на часах двое горцев.
Один из них старательно ковырял в носу. Другой накручивал на палец прядь своих длинных волос, мечтательно запрокинув голову, и насвистывал один из мотивчиков Сорго.
Эгин встал на ноги и последовал за Авелиром, который шел, тяжело ступая и громко сопя. Чувствовалось, что каждый шаг дается ему с трудом.
Они вышли на балкон, нависающий над задним двором. Балкон был живописно оплетен диким виноградом. Виноградины уже завязались, но были еще совершенно зелеными.
– Ты выглядишь неважно, Авелир, – неожиданно для себя сказал Эгин, с удивлением обнаружив при этом, что уста его не разомкнулись.
– Посмотрим, мой милый Эгин, как будешь выглядеть ты, когда тебе пойдет пятьсот второй год, – закряхтел, а точнее, засмеялся, эверонот.
Авелир, как оказалось при более внимательном рассмотрении, тоже «говорил», не двигая губами. И тем не менее у Эгина создавалась полная иллюзия живой, настоящей беседы. «Впрочем, – отмахнулся Эгин, – это сон, а во сне все может быть».
Авелир подошел к балюстраде, облокотился о перила балкона и чуть свесился вниз. Затем, пробурчав что-то невнятное себе под нос, знаком подозвал Эгина к себе.
– Ты видишь тень, Эгин? Вон там, на той стене?
Эгин всмотрелся туда, куда указывал Авелир. Действительно, на серой кладке противоположной стены, приобретшей в ослепительном сиянии полной луны цвет слоновой кости, можно было отчетливо различить что-то похожее на человеческую тень. Не очень четкую, но… Эгин вперился в ночь, как это только что сделал Авелир, с тем, чтобы понять, кому эта тень принадлежит. Но никого не увидел.
– Тень я вижу, – подтвердил Эгин.
– Это моя смерть, она совсем рядом, – буднично и даже как-то нехотя изрек Авелир.
Эгин сглотнул свинцовый ком. Наверное, Авелир все-таки шутит?
– Видишь черного дрозда, что уснул в излучине виноградной лозы? – продолжал Авелир.
Эгин поднял глаза в гущу дикого винограда. Там, накрыв голову крылом, спала неприметная черная птица.
– Это вестник. Он прилетел, чтобы сообщить мне, что у меня есть немного времени, чтобы окончить все земные дела.
Эгин пристально взглянул на Авелира. Нет, такие шуточки за эверонотом раньше не водились. «Но я же сплю!» – вдруг вспомнил Эгин и глупо улыбнулся.
– Скоро мне уходить, Эгин. И я хотел с тобой попрощаться. Но не только. – Эверонот лукаво прищурился. – Ты должен пообещать мне одну вещь, Эгин.
– Я готов сделать для тебя все, что угодно, Авелир, – сказал Эгин, положив левую руку на грудь. – Все, что только в моих силах.
– Тогда пообещай мне, что не убьешь белую медведицу.
– Медведицу?
– Да-да, белую медведицу, – подтвердил Авелир.
– Разве бывают на свете белые медведицы?
– Конечно, бывают.
– Только белых медведиц здесь, на Медовом Берегу, нам и не хватало…
– Нет, Медовый Берег здесь ни при чем, – загадочно сказал Авелир.
– Но я и не собирался ее убивать…
– Это хорошо, что не собирался. Но вот чтобы ты не изменил своего решения, я прошу тебя пообещать мне, что если ненароком увидишь белую медведицу, то не убьешь ее, как бы тебе этого ни хотелось…
– Но я не люблю охоту!
– Речь идет не об охоте. Ты просто пообещай – и все.
– Что за странная просьба, – смутился Эгин, уж очень фантастичен был этот разговор. Даже для сна.
– Просьба как просьба. Так обещаешь или нет? Не забывай, ты мой должник. – Авелир шутейно-серьезно пригрозил Эгину своим сморщенным суставчатым пальцем.
– Ну, если ты настаиваешь, то я… обещаю. Ведь это – сущая ерунда. Но скажи, что значит для тебя мое обещание не убивать белую медведицу?
– Оно значит все. – В глазах Авелира колыхнулось таинственное темное пламя.
Прямо вслед за этим он протянул свою сухопарую руку к тяжелой кисти мелкого зеленого винограда и аккуратно сорвал ее с лозы. По одной оборвал с кисти все зеленые ягоды и протянул горсть совершенно несъедобных виноградин Эгину.
– Чтобы не забыть о данном мне обещании, ты должен оставить себе памятку. Выложи здесь, прямо на парапете, любое слово. Какое хочешь. Чтобы не забыть о нашем разговоре, когда у тебя появятся более насущные проблемы.
Пожав плечами – сон – он ведь на то и сон, чтобы происходили странные, порою несуразные вещи и совершались необъяснимые поступки, – Эгин стал выкладывать слово. Не дыша, аккуратно, старательно. Виноградина к виноградине. Словно школьник первой ступени.
Наконец он отстранился и взглянул на плоды своих трудов взглядом утомленного творца.
«Овель» – вот что выложил Эгин на широкой серой плите парапета, чтобы не забыть ненароком о белой медведице.
– Ну как? – поинтересовался Эгин, оборачиваясь к Авелиру, который, как ему казалось, следил за его трудами из-за плеча.
Но Авелира уже и след простыл.
2
Следующим утром Эгин проснулся раньше всех. Было еще серо.
Горцы-караульные спали у дверей здоровым сном детей матери-природы. Авелир тихо посапывал в своем углу, плотно завернувшись в шерстяной плащ.
Сорго и Лорма, сбив в ноги каниойфамму, лежали, крепко, по-детски обнявшись.
Лорма была похожа на сдобный, только что выскочивший из корзины пекаря крендель. Она дышала теплом и свежестью. А вот небритый Сорго, напротив, казался больным и несчастным, из угла его полураскрытого рта на ковер стекала слюна.
Лагха лежал на спине неподвижный и величественный, словно мраморная статуя, которую вот-вот вытащат из ящика с опилками и водрузят на постамент в Публичных Садах Пиннарина. Грудная клетка гнорра двигалась легко и ритмично.
Эгин потянулся и с удовольствием отметил, что ощущает недюжинный подъем сил.
Чтобы не разбудить остальных, он ловко, словно кот, вскочил на ноги и стал пробираться к выходу. Нужно было справить малую нужду, а по пути растолкать караульных.
– Нехорошо спать с мечами наголо. Можно ведь, в конце концов, порезаться! – сказал Эгин, как следует тряхнув горцев за плечи. Те сонно терли глаза и виновато сопели.
Следуя отработанному утреннему ритуалу, Эгин прополоскал рот и привел в порядок волосы.
Как бы между делом ему вспомнился странный сон, что привиделся ему минувшей ночью. Редкий случай – сон удалось запомнить почти во всех подробностях!
«Очень необычный сон, в самом деле! Может быть, вещий. Дрозд… Медведица… Отчего бы и не привидеться вещему сну в такую суровую годину? А если вещий, то что предвещает? Если он в руку, то кому?» – гадал Эгин.
Небрежно скользя по волнам собственных праздных рассуждений, Эгин вышел на балкон, дабы вобрать в легкие бодрящую предрассветную свежесть. Настроение у него было отличным.
Он упер руки в серый парапет балкона и осмотрел двор, где среди полуразрушенных построек и свежих земляных куч, оставленных «ручным» шардевкатраном, еще парили стайки холодных капелек, которые с минуты на минуту превратятся в росу.
Солнце уже начинало свое медленное восхождение где-то за краем горизонта, но его, увы, было не видать, ибо окна общественной «спальни» выходили строго на север.
«Не видать», – заключил Эгин и опустил взгляд, который вдруг, ненароком, зацепился за горстку зеленых виноградин, разбросанных по парапету. И не то чтобы совсем разбросанных, а скорее разложенных в определенном порядке чьей-то неленивой рукой.
«Овель», – вслух прочитал Эгин по-варански.
