Эпилог 1
За гранью: Конец и Начало

ОНА лежит лицом вниз на теплом и ласковом мху ровной, идеально круглой полянки. И рыдает. Шаги не слышны, но ОНА чувствует и знает, кто подходит к ней.

…Они лежат рядом на прибрежном песке – беловолосый мальчик и потянувшаяся, прильнувшая к нему молодая женщина. Сверху они кажутся спящими и медленно удаляются, становятся все более кукольными и ненастоящими – две забытых в детской песочнице игрушки.

Вот так, думает Света, – или то, что от нее осталось. Вот так оно, значит и бывает… Не врали те, кого вытаскивали с половины дороги… Но никто и никогда не смог рассказать о конце пути…

Она не слышит этот голос, раздавшийся в мозгу. Ей уже нечем слышать. Но это и не звуки, чистая мысль воспринимается всем тем, что по инерции продолжает считать себя Светой… Да, это не голос, произносящий слова; это гораздо ярче, богаче оттенками и чувствами, чем любые комбинации модулированных звуков. И она чувствует – это Тамерлан, точнее не Тамерлан, а…

Света (?) снова ощущает тугой обруч, сдавивший память; это кольцо сейчас дрожит, разрываемое новой, неведомой силой – еще немного, еще чуть-чуть, и …

…ОНИ кажутся двумя сияющими клубками сжатого, спрессованного в тугие шары света – голубого и алого. ОНИ пронзают стремительным полетом запутанный лабиринт разноцветной паутины; мелькание слепящих нитей меняется безумным калейдоскопом лиц и вещей, все звуки Мира гремят единой какофонией. Полотно времен распускается на пряди, ОНИ встают на одну. Слившиеся потоки материи замедляются и распадаются на людей и предметы. Появляются звуки – отдельно слышимые.

ОНА узнает – по мельчайшим оттенкам, по крохотным деталькам, по какой-то вовсе неуловимой ауре – тот Мир, в который чуть было не шагнула Света в странном переулке Солнечноборска, – но не шагнула, испугавшись. Теперь Света – ЕЙ, не-Свете, – кажется персонажем снившегося от первого лица кошмара.

ОНА с жадным любопытством (но чем? чем??) смотрит на незнакомый Мир. Смотрит и видит – не глазами.

Но не только видит.

ЕЙ кажется, органов чувств стало даже больше, чем раньше; кажется, информация об окружающем хлещет со всех сторон, полными потоками – но что-то в НЕЙ, оставшееся от той Светы, пытается втиснуть эти потоки в узенькие русла прежних пяти чувств… (ОНА – впервые – ощущала прежнюю Свету как обузу. Как мертвый, ненужный кокон, мешающий бабочке вырваться в мир и расправить свои прекрасные крылья.) Но старые русла тесны бушующим потокам, берега постепенно размываются.

При полном отсутствии органов слуха и зрения, обоняния и осязания, не-Света видит – одновременно – тысячи не замечаемых в прежней жизни мелких деталей предметов, и различает тысячи оттенков. Более того – видит то, что внутри, сокрытое от обычного глаза. То же происходит и со звуками – ОНА слышит их миллионы – но может при желании выделить любой: стук сердца отдельного человека, зажатого в тысячной толпе, шорох, издаваемый отдельной травинкой в бескрайнем поле. ОНА знает , каковы предметы на ощупь, не притрагиваясь к ним; знает их вкус, не поднося их ко рту; знает запах всего, не сделав ни единого вдоха…

И – ОНА знает этот Мир. ОНА бывала в нем. ОНА любила его…

…Вокруг стоят – не замечая и не ощущая ИХ – люди. Много. Армия.

“Хайле Арно!!!!” – крик тысяч глоток катится над нешироким полем, стиснутым подступающим лесом – деревья совсем незнакомые, – нет! – ОНА узнает их, названия всплывают , ОНА уже не поражается ничему…

“Хайле Арно!” – кричат люди и… И другие , – невысокие, длиннорукие, кажущиеся сутулыми из-за мускулистых загривков (саарги ?..) – новые имена и названия, рвущиеся из глубин сознания, уже не удивляют.

Невысокий, молодой рыжеволосый человек двигается вдоль строя – и ОНА узнает персонажа своего (чужого?) сна; рядом с ним идут другие, – люди и не-люди – но все эти крики, все внимание и все эмоции направлены на него и только на него. Он идет медленно, осторожно наступая на правую ногу, – это не хромота, просто память тела о недавно зажившей ране…

ЕЙ кажется, что отчаянный вопрос не-Тамерлана рвет и корежит ткань этого Мира. Но, похоже, никто из присутствующих ничего не замечает, не слышит и не чувствует. Лишь невысокий человек (Арно?), еще больше замедляет шаг и смотрит вполоборота в их сторону. Но и он ничего не видит.

Усталые глаза Арно Светло-голубые, почти серые, в мелкой сетке морщинок, и ОНА понимает, что он не молод, гораздо старше, чем показался ей поначалу. А еще ОНА видит то, что скрыто от всех тысяч и тысяч взоров, устремленных на этого человека – угольно-черную кляксу над его левым плечом, колеблющуюся, похожую формой на пламя огромной свечи. Знак смерти (ОНА знает , перестав даже задумываться теперь, откуда берется это знание) – небывало большой и четкий… Удивительно, думает не-Света, как он вообще до сих пор жив…

ОНА инстинктивно протягивает к нему руку – нет, конечно, не руку – но нечто , бывшее частью ЕЁ, тянется вперед; и сжимает, сдавливает черное ничто , леденящее и обжигающее одновременно.

Легкая рябь проходит по картинке Мира. На сей раз что-то чувствуют и остальные – умеющие смотреть лишь глазами – но никто так и не понимает, что произошло…

Черный и опасный знак побледнел и уменьшился. Сейчас он был ничуть не больше, чем у любого рожденного, обреченного когда-то умереть.

ОНА чувствует, как ОН исчезает, выпадает из Мира, из той реальности, которую не-Света может теперь ощущать столь полно – выпадает и влечет ее за собой.

Совсем наверх ОНИ не уходят – но все вокруг смазывается, мутнеет, становится полупрозрачным – и стремительно несется мимо. Призрачные деревья леса – возделанные поля – строения и люди (город?) – снова поля – лента реки – опять лес – берег, усыпанный ослепительно белым песком – безмятежная гладь моря…

…Это остров – круто встают из бирюзовых вод скалы его, и нет внизу пологих берегов и песчаных пляжей – кончается вода и начинается отвесный камень. В скале высечена лестница. Лестница из тысячи – не больше и не меньше – каменных ступеней, стертых и отполированных за века бесчисленными ногами. Внизу, у вырубленного в скале причала, белеет парус. Двое поднимаются по ступеням – устало, медленно, преодолев уже большую часть пути.

ОНИ стоят (не ногами) наверху и смотрят (не глазами) на этих двоих, на мужчину и женщину. Мужчина высок, и годы не согнули его, хоть прожил он их немало. Но – чувствуется в движениях и шагах, в положении чуть опущенных плеч не то усталость, не то безнадежное смирение с чем-то неприятным и неодолимым.

Спутница его кажется младше, но тоже не молода, – на том пике зрелости, когда красота иных женщин вспыхивает особенно ярко – как пламя свечи, готовой погаснуть. Старость женщины не за горами. На лицах обоих читается надежда – и, спрятанная гораздо глубже, – тревога.

Не-Света понимает вдруг, что может слышать (ощущать? понимать?) мысли этих двоих. Понимает и другое: что сей дар был у НЕЕ и раньше – там, на стиснутом деревьями лугу, но тогда присутствие огромного количества мыслящих существ вокруг не дало ощутить этого, мысли их сливались, как сливаются голоса толпы или шорох травинок огромного поля…

ОНА с любопытством – касающимся скорее нового умения, а не содержания мыслей – начинает слушать женщину.

Дарящей? – удивляется не-Света. ОН называл меня Дарящей…

Пара заканчивает подъем – и проходит мимо НИХ, ничего не заметив и не почувствовав. Впрочем… Женщина на секунду останавливает взгляд на том месте, где находится не-Света. Во взгляде сквозит легкое недоумение…

Мужчина и женщина идут по вымощенной дорожке, пересекающей зеленый, полный диковинных цветов луг, расположенный на обширной горной террасе – дальше вновь громоздятся скалы, рассеченные широким проходом. Пара стремится именно туда. ОНИ двигаются следом.

Площадь, два небольших храма на противоположных краях ее, и обелиск в центре появляются перед глазами мужчины и женщины неожиданно – так, очевидно и задумано неведомыми строителями. Они медленно подходят к обелиску.

На площади, кроме пришельцев, никого нет. Ни одного человека.

Это высокая стела из красного камня – увенчанная скульптурным изображением двух рук – судя по изяществу форм, женских. Одна рука свисает вниз – мертво, безжизненно. Ее обвивает стебель какого-то растения, похожего на лиану с толстыми длинными шипами. Каменные шипы глубоко впиваются в каменную кожу, – и кажется, что камень красен от пролившейся на него крови.

Другая рука устремляется вверх, и держит на раскрытой ладони не то огромный цветок неправильной формы из полупрозрачного голубого камня, не то стилизованное изображение пламени. Колючая лиана виднеется и на этой руке – но разорванная на куски, бессильно сваливающаяся…

Не-Свете скульптурная композиция кажется странно знакомой, будящей далекие-далекие воспоминания… ОНА чувствует – еще чуть-чуть, еще одно крохотное усилие, и они, воспоминания, вырвутся наружу… ОНА вспомнит всё.

Женщина опускается на колени. Кладет к постаменту большой букет, который принесла в руках, – цветы голубые и алые. Встает.

Потом пара разлучается. Мужчина направляется к левому храму, женщина – к правому. У него в руке холодное оружие – едва ли боевое, скорее церемониальное, богато изукрашенное, – не то маленький меч, не то большой кинжал. У женщины – небольшой, завернутый в разноцветную ткань сверток.

Левый храм, к которому пошел мужчина, несимметричен – и неправильные формы его рождают чувство тревоги. Не страха или неприязни – именно тревоги, как далекий зов боевой трубы. Из крыши храма – наискось и не по центру – выдается огромная и остроконечная каменная призма, словно наконечник гигантского копья – пронзившего землю и скалы откуда-то из не представимой глубины и закончившего свой путь именно здесь. Стены храма покрывают барельефы – и все они изображают битвы. Рушатся пылающие стены крепостей, и невиданные боевые животные вламываются в ряды насмерть вставшей пехоты, и земля содрогается под колесницами… Смерти много на этих барельефах – но отчего-то не вызывает она мрачных чувств. Лишь азарт последней схватки медленно закипает в крови у смотрящего на них – схватки ради Победы, перед которой смерть ничто… Изображение того, кому посвящен храм, отсутствует. Но дух его чувствуется во всем – пьянящий отзвук всепобеждающей силы.

Под барельефом лежит оружие – самое разное, принесенное давно и относительно недавно – лежит под открытым небом, но ни следа ржавчины нет на нем.

А еще в храме нет входа – вообще, даже с обратной стороны – ОНА видит это не глазами. Хотя кажется, что внутрь попасть все же можно – но ОНА не представляет, как.

И – ОНА отчего-то не хочет оказаться рядом с храмом. Может, и ничего с ней не случится – не-Света чувствует и знает это – но не хочет.

ОНИ тоже разделяются, двинувшись за мужчиной и женщиной.

Храм, к которому направляется женщина, отличается округлыми и мягкими формами, стены его также покрывают барельефы, и также нет нигде входа – но ОНА знает, что при желании окажется внутри легко и просто.

Под барельефами лежат цветы – самые разные, принесенные давно и относительно недавно – лежат долго под открытым небом, но ни следа увядания не виднеется на них. Есть там и другие предметы, невидимые под грудами цветов – невидимые, если смотреть лишь глазами. Женщина вновь опускается на колени.

Не-Света тем временем изучает барельефы, – медленно и неторопливо, хотя новое ее восприятие позволяет увидеть – не глазами – всё разом, одновременно, в самых мельчайших подробностях.

Сражений там нет.

На барельефах колосятся поля под мирным солнцем, и бродят стада по мирным лугам, не тронутым копытами боевых коней. И – люди: матери с младенцами на руках, и влюбленные пары – Любовь их ощущается даже при взгляде на холодный камень…

Паломница подрагивающими руками разворачивает ткань.

Не-Света сосредоточивает все внимание на центральной фигуре барельефа, господствующей над всем и всеми – на женской фигуре в легких развевающихся одеждах.

ЭТО ОНА.

ОНА узнает себя и…

Коленопреклоненная женщина отдергивается в испуге. Из рук ее выпадает – и долго-долго летит вниз, навстречу каменным плитам, принесенный для Светлой дар. Долетает и рассыпается тысячей сверкающих осколков. Это оказывается зеркало – старинное, великолепно отполированное зеркало из горного хрусталя, оправленное в золото и самоцветы – фамильная драгоценность, из поколения в поколение переходившее младшей дочери в семье…

…Глаза женщины наполняются слезами. Рыданий нет. Сил для них не осталось. И ни для чего другого – не осталось. Все кончено. Дар отвергнут. Не будет младшей дочери – с этим она уже смирилась. Просила об одном: дать им с мужем сына… Не будет и этого…

ОНА входит в женщину – аккуратно и осторожно. Нежно. Поднимается с колен и поворачивается – ее телом. Отирает слезы – с ее глаз.

Всё изменилось вокруг. Всё стало иначе.

Храм Пронзающего багровеет, налившись грозной силой – и выступающий из крыши наконечник гигантского копья кажется добела раскаленным.

Но – на монументе, на женской руке, что устремлялась вверх – загорелось, вспыхнуло мягким голубым Светом изображение пламени на раскрытой ладони, – если это пламя. Или – расцвел огромный цветок с полупрозрачными голубыми лепестками, – если это цветок…

Муж возвращается к женщине – от храма Князя Ста Имен. В шагах его нет больше усталости, плечи распрямились и стал он как будто даже выше ростом… Но больше всего изменились глаза – сияющие потоки огня, казалось, льются из них.

ОНА – и женщина – делает шаг навстречу. Навстречу мужчине и ЕМУ.

Шагают, протягивая руки.

– Надеюсь, что у них родится не простой ребенок… – посылает ЕЙ мысль Князь, пока покинутые ИМИ двое приходят в себя – на зеленом, полный диковинных цветов лугу – и пытаются понять, чем стало произошедшее только что между ними: святотатством? или…

– Тройня, Арес, тройня! – отвечает ОНА уверенно и счастливо. – Никак не меньше!

И тут же мрачнеет:

И тут же ОНА не представляет – но видит , видит сквозь Реальность – что там творится. Видит багровый Мир винторогих, видит семь других Миров Перекрестка… И – с особым чувством – смотрит на тот Мир, где провела годы и века в забытьи.

ОНИ спешат.

Вновь все вокруг смазалось, помутнело, стало полупрозрачным, и стремительно несется мимо – теперь в обратном порядке. Бирюзовая гладь моря – берег, усыпанный ослепительно белым песком – призрачные деревья леса – лента реки – опять лес – возделанные поля – строения и люди призрачного города… Нет! Над городом Князь замечает, что ОНА отстала – тут же поворачивает обратно. И видит…

…агонию крепости. Даже не крепости – лесной крепостицы. Два десятка домишек, обнесенных деревянным же полисадом, мирно стояли на неширокой прогалине, почти вплотную окруженной лесом. Стоят они и сейчас – но отнюдь не мирно. Пылают. Осады не было – внезапное нападение на рассвете, метко пущенные в караульных стрелы-срезни, заброшенные на полисад веревки с якорьками-кошками, вырезанная стража ворот и настежь распахнутые навстречу атакующим дубовые створки… Бой еще идет, захваченные врасплох жители еще пытаются сопротивляться на порогах своих домов, – но Князь Ста Имен видел достаточно битв, чтобы понять: все кончено. Обреченно защищающиеся люди уже мертвы. Хотя людьми их можно назвать с натяжкой – чуть другая физиология и анатомия; родственная, но все же иная ветвь эволюции. Атакующие – русобородые воины в начищенных островерхих шлемах – и не считают своих жертв за людей, ни с натяжкой, ни без таковой. Для них это мохнорылые лесные твари – и убивают их как животных. Всех поголовно. В общем, обычная для этого Мира история – причем в следующий раз палачи и жертвы могут поменяться местами. Князь недоумевает: что могло тут заинтересовать ЕЕ? Банальная стычка банальной войны рас… Потом ОН видит Дарящую – и то, что прервало ее путь…

…Саарги – так называют себя жители лесов, гибнущие от рук напавших, – плохие наездники. Их низкорослые, привычные к любому корму лошадки пригодны лишь распахивать небольшие делянки, укрытые на лесных полянах. И этот юноша-саарг держится в седле неуверенно – в седле громадного боевого коня. Судя по пятнам чужой крови на попоне, предыдущий владелец скакуна спешился не добровольно… Новый наездник бьет и бьет пятками в бока коня. За его спиной – вцепившись, прижавшись – девушка. Конь переходит в галоп, несется между пылающими домами – к воротам, до сих пор распахнутым. Кучка воинов пытается преградить дорогу – и разлетается сбитыми кеглями. Конь с двумя седоками вырывается наружу – но они еще не спаслись. Потому что один из упавших поднимается на ноги. Вскидывает дальнобойный самострел, тщательно целится… Князь – он уже рядом с Дарящей – по положению оружия прекрасно видит траекторию полета стрелы. Выстрел будет беспощадный и меткий. Зазубренный наконечник пробьет сердце девушки и застрянет в позвоночнике юноши, сделав того калекой – даже если конь вынесет из бойни и кто-то придет на помощь…

Князь наблюдает, не сочувствуя ни одной из сторон, – наблюдает в основном за НЕЮ. Знает, что ОНА может невидимо толкнуть стрелка под руку, может слегка искривить пространство – и стрела пройдет мимо… Но зачем? Война есть война…

Дарящая посылает короткий импульс – за доли секунды до выстрела. Не стрелку и не оружию, – человеку, стоящему рядом. Молодому воину – шлем с того свалился, растрепанные светлые волосы запятнаны кровью. И он бьет снизу по самострелу. Стрела летит в небо.

Что за видение ОНА послала? – думает Князь Ста Имен. Заставила вспомнить мать, сестру, возлюбленную, которой кто-то и когда-то может так же прицелиться в спину? Неважно… Потому что всё бесполезно. Потому что это всего лишь одна ушедшая в небо стрела и всего лишь две спасенные жизни… Капля в море.

А потом ОН делает странную вещь – не понимая до конца: зачем?

…Из сгустившихся за считанные секунды туч ударяют вертикальные потоки воды – буквально пригибающие к земле. Горящие дома гаснут. Ветер – дующий, кажется, со всех сторон – разметывает горелые бревна и валит с ног бойцов. Палисад рушится. Молнии бьют в землю, грохот рвет уши сражающимся – впрочем, они уже не сражаются, разбегаются кто куда сквозь вставшие стеной струи воды, спасаясь от гнева Громовержца…

– Зачем??? – Светлая безмерно удивлена.

Князь сам отчасти удивлен. Трудно – находясь в бестелесном облике – пожать плечами и виновато улыбнуться. Но Пронзающий делает именно это… И откуда-то – сквозь время и пространство – слышен рык Базарги. Зверь рычит одобрительно.