ЭПИЛОГ 2
Конец игры
10 августа, ближе к вечеру, ДОЛ “Варяг”.
Гроза, похоже, так и не собралась.
Помехи потихоньку слабели, когда запищал вызов рации, – сквозь треск и вой с трудом, но прорвался голос капитана Дерина. Главное майор понял – армейцы подвезли наконец понтон и машины начали переправу. На подходе колонна разнокалиберных автобусов, спешно снятых с районных и областных линий.
Отлично, подумал майор, максимум через полчаса начнем эвакуировать детей, но пассажиры этих автобусов попали крепко, домой доберутся не скоро…
Майор еще не знал о двух группах туристов, немцах и финнах, высаженных торнадовцами из шикарных евроавтобусов с какой-то мстительной радостью, и призывавших сейчас на его, майора, голову все небесные кары и земные наказания, до приговора Гаагского трибунала включительно – особенно неистовствовали получившие по шее за пререкания и медлительность.
…Дерин не договорил, помехи вновь усилились, с большим трудом различались обрывки фраз: “…шишки из ГУВД…”, “…андование операцией..”, “… канов и с ним подполковник…”
– …Что отряд спецназначения “Торнадо” подчиняется лишь Главному Управлению Исполнения Наказаний Министерства юстиции РФ, и они пробуют связаться с Управлени… – Голос капитана зазвучал неожиданно чисто, как будто он стоял с рацией за соседней сосной, но окончание фразы вновь утонуло в сплошных помехах.
Пускай пробуют, безучастно подумал майор. Пускай, со связью творится совершенно небывалое, полное впечатление, что в непосредственной близости разразилась локальная магнитная буря – только вот не бывает подобных бурь на столь малой площади, буря явление глобальное, из верхних слоев атмосферы и на сотни километров сразу…
Подбежал Кравец, коротко отрапортовал:
– Телевизионщики!
Примерно таким тоном и с таким выражением лица можно было сообщить об обнаружении в супружеской постели грязного и вонючего бомжа.
– Семь человек, – продолжал Кравец, – с двух телеканалов. С камерами, со всеми причиндалами. Говорят, что перешли речку вброд и перевалили вон ту гряду – километров пять пешком сделали, падальщики…
– Т-а-ак, – нехорошо протянул майор, угол рта приподнялся в зловещей усмешке. – Оружие оставить, чеченки натянуть и отмудохать их как следует. И в подвал, чтоб ничего не увидели. Причиндалы ихние – в озеро.
Кравец с сомнением промедлил.
– Я тебе ничего не приказывал, – устало добавил майор. – А ты ничего не слышал. Ты вообще во-он тот берег озера прочесывал… партизан ловил.
Кравец кивнул и скользнул обратно за угол, на ходу доставая черную шапочку с прорезями…
Майор медленно, расстегивая липучки бронежилета, пошел к воротам, где с минуты на минуту ожидались машины и автобусы. Он сделал сегодня все, что мог сделать. И ему было тошно…
Тогда же. Берег речки Каменки.
Луч заходящего, кроваво-красного солнца как-то прорвался сквозь сплетение ветвей. И впился в открытые глаза. Женщина застонала. Приподнялась.
– Что… это.. было… – Собственный голос казался ей чужим, и слова звучали, как на хорошо известном, но не на родном языке.
Мальчик молча протянул ей руку, помог встать. Затем зачерпнул воду ладонью и смыл со своих губ запекшуюся кровь. И только потом ответил:
– Это ? Да ничего особенного, иллюзии коматозного мозга… Видения умирающих и лишаемых кислорода нервных клеток.
Он улыбался, глядя на нее.
Сияющие потоки пламени, лившиеся из глаз, медленно гасли, сменялись бездонно-темным провалом взгляда.
Света (или не Света?) ничего не понимала.
И не поняла бы еще долго, если бы в голове не появились, – высветились, вспыхнули, взорвались, – слова. Слова, которые произносил не белоголовый мальчик Тамерлан – которые где-то очень далеко отсюда сказал (подумал?) Князь Ста Имен, Огнеглазый, Пронзающий, Сокрушающий Миры.
– Пусть умирают те, кто рождался; у нас свой путь, Дарящая…
А Базарга просто улыбнулась, странно растянув свою звериную морду. Улыбнулась молча. Но они – и Света, и не-Света – как-то услышали, почувствовали из невообразимого далека эту улыбку.
Глаза Тамерлана окончательно приобрели обычный вид. Но в одном из них продолжал пылать знак Базарги.
Не-Света вдруг вспомнила: где, у кого и когда она видела похожие глаза – темные колодцы с пульсирующей в одном из них звездой; колодцы, рождающие порой неудержимые всплески сверкающей силы…
Это было давно.
Очень давно.
Душной ночью на дороге в Дамаск…
А теперь пребывают сии три: Вера; Надежда, Любовь; но Любовь из них больше…
1 Кор. 13, 13
Тамерлан рассмеялся чисто и звонко, как умеют смеяться двенадцатилетние дети.
2001 г., 2003 г.
notes
