Много Тупиков повидала Хранительница за свою Вечность. Но этот… Этот стал для Базарги открытием.

Свернутый наподобие ленты Мебиуса (вернее, бутылки Клейна) единственной своей поверхностью внутрь, он не имел выходов в Реальность – представляясь из нее лишь точкой. Абсолютной и идеальной точкой – ибо любая реальная точка, изображенная пусть самым отточенным карандашом или другим инструментом, имеет и длину, и ширину. Эта же не имела размеров ни по одному из измерений. Но, тем не менее, несла в себе Тупик – странный квази-Мир, неизвестно для чего созданный.

Базарга могла бы пройти мимо – если бы не знала, что надо искать, и искать именно здесь.

Она даже не смогла бы попасть внутрь – если бы не была Базаргой.

Она входит – и тут же на нее нападают. Те же твари, гнездо которых выжег Пронзающий – но здесь их уже не два десятка. Сотни и тысячи. Это странно и непонятно – что делают порождения чистой энергии в материальном как бы Мире, выглядящем изнутри огромной каверной с каменными стенами. Базарга не удивляется. Просто идет дальше.

Твари обрушиваются на нее со всех сторон. Фигура зверя не видна за ослепительными вспышками. Каменные своды дрожат от грохота взрывов.

Продолжается это долго. Потом из огненного ада появляется Базарга – продолжающая движение. На косматой морде ни капли крови, ни одна шерстинка не опалена. Тварей же не стало. Отдельные – последние – еще стремятся к ней, но уже как-то вяло, неохотно – и тоже исчезают во вспышках, не причиняющих видимого вреда зверю.

А потом она видит Замок.

Огромное, светло-серое скопление стен и громадных башен возведено словно бы хаотично – но в нем угадывается некий смысл и порядок. Над Замком высятся два донжона-близнеца совсем уж невероятной высоты – они кажутся зеркальным отражением друг друга.

Время здесь есть – но течет по-странному, не линейно. Быстрое на периферии Тупика, по мере движения к Замку оно замедляется. Зверя это не страшит. Базарга приближается к цитадели – напряженная как сжатая пружина, как взведенный капкан. Хранительница готова встретить врага – и повергнуть его. Невидимого и страшного врага, о существовании которого можно было догадываться только по делам его.

Никто не атакует.

Зверь входит в замок – хотя никакого видимого входа нет. И быстро возвращается.

Князь Ста Имен видел все глазами Базарги.

– Деморги, – говорит он не словами.

– Деморги, – подтверждает зверь, вновь вернувшийся в тело полицейского пса. – Почти застывшие в статисе… Возможно, что в их времени Деймос еще жив, и они ждут его команд… Но как-то умудряются – сквозь стены своего укрытия – влиять на близлежащие Миры… Они и атаковали Светлую.

– Попытались убить, чтобы без помех поклоняться… – соглашается Пронзающий.

Какое-то время они молчат. Мстить некому. Противник давно мертв. Или, по меньшей мере, – не жив. Более того – не жив изначально. Но продолжает делать то, для чего был некогда создан. Бывает и так.

Давным-давно – даже по меркам Нерожденных – жил некий демиург-космократор, действовавший под псевдонимом Демос (или Деймос). Как и прочие очень немногие люди, обретшие способность к комбинаторике, был он недоволен устройством Реальности. И – тоже обычная история – вознамерился переделать ее согласно своим представлениям о добре и зле. Ничем хорошим, как и в других аналогичных случаях, его попытка не завершилась. Космократор тем и отличается от Творца, что способен оперировать имеющимися в наличии элементами на основе существующих в Реальности законов… Но каждый демиург старается как может, и пытается выдать скомбинированное за сотворенное. Этот хоть действительно желал добра – в своем понимании. Был убежден, что наибольшая ценность в Реальности – мимолетное существование крохотных комков органической материи, способных отражать крохотный срез мироздания; что смерть – трагическое недоразумение, а жизнь – высшее благо, и для оберегания ее хороши все средства. И для утверждения этих нехитрых истин стоит многим пожертвовать. Многим из того, что составляет сущность людей – силой и волей, жестокостью и страхом, и – самое главное – стремлением к победе любой ценой…

Воплощение банальной теории вызвало банальные последствия: пара Миров просто перестала быть, остальные заливали кровью креатуры Демоса-Деймоса, внушая его истины всем желающим жить по-другому… В конце концов в нескольких жестоких битвах – и Огнеглазый, и Базарга принимали в них участие – власть Демоса повергли. Но – в отличие от прочих подобных случаев – на этом все не закончилось. Падший космократор оставил наследство.

Деморгов.

Бестелесных обитателей чужих мозгов.

Наиболее близким аналогом этих странных, полуживых, полумертвых существ были обитающие во многих Мирах вирусы. Точно так же деморги выполняли единственную функцию: несли в себе и распространяли некую информацию, называемую иногда Кодексом Деймоса. Распространяли самым простым способом – перестраивая мозг разумных существ. Зараженные деморгами Миры выглядели внешне благополучно – до некоей критической точки в своем развитии… Агрессия и стихийный порыв у их обитателей сменялись стремлением к комфорту, – и к прогрессу, как к средству его достижения. Культ Пронзающего – культ гения, героя, личности , – исчезал и распадался. Культ Дарящей возводили в абсолют – и безжалостно ампутировали из него все живое, превращая в “общечеловеческий” демагогический фантом… Наступающий коллапс иррациональных мужских порывов, тем не менее, не останавливал того, что в зараженных деморгами Мирах именовали “прогрессом”. Напротив, техника прогрессировала стремительно. Комфорт, скорость, поток абсолютно виртуальной информации – стимулировали умирающие души, согревали леденеющую кровь и будоражили атрофированные нервы. И – как любые стимуляторы – помогали ненадолго. Потом – следовали гниение, распад и гибель зараженного Мира. К тому же деморгам необходимо было размножаться – согласно заложенной их создателем программе. Вновь и вновь детища прогресса – стальные птицы – раскалывали небо и заливали жидким огнем землю чужих Миров – разнося все дальше мертвые идеи мертвого Демоса. Была война – еще более долгая и страшная. Война на уничтожение. Ценой огромных жертв деморгов уничтожили…

Считалось, что с ними покончено навсегда.

Как выяснилось – лишь считалось.

– Логово Деймоса, когда-то разрушенное, было фальшивкой, – негромко говорит коп вслух. – Настоящее здесь. Я уничтожу этот Тупик. Надеюсь, ты не против?

У Хранительницы странные взгляды и принципы – и от Базарги можно ожидать всего. Например, если она вдруг решит, что населенный деморгами Тупик зачем-то нужен для устоявшегося в Реальности порядка вещей, убедить ее будет непросто. Сила же Пронзающего не уступает силе зверя – но и только. Любое их противостояние превратится в пат.

– Носители деморгов погибнут, – задумчиво отвечает Базарга. – И в этом, и в других Мирах… А каждая лопнувшая нить ослабляет ткань Реальности. ТЫ уверен, что после разрушения Тупика сможешь разбудить ЕЕ?

– Уверен, что без этого не смогу точно. Единственная альтернатива – наглухо запечатать Тупик и долго рыскать по мирам, находя и разрушая проекции Замка Деймоса. Тогда лопнет еще больше нитей. Проще уничтожить источник заразы.

Пес поворачивается, смотрит на здешнюю проекцию Замка, на два донжона-близнеца. Если Князь исполнит задуманное, стоять им останется недолго… Как и прочим рассеянным по Мирам проекциям. Зверь ничего не говорит. И не посылает никакой мысли. Лишь медленно наклоняет лобастую голову.

– О, мсье ажан! Ви не есть подсказайть как есть ходьют к Рю-де-Пен, то есть, я хотьела сказать…

Рыжая иностранка средних лет тараторит и тараторит, совсем не обращая внимание на то, что адресат ее речей неподвижен – даже грудь под мундиром нью-йоркского копа не совершает малозаметных движений, естественных для дышащего человека.

На сидящую у ног полицейского громадную собаку дамочка не обращает внимания.

Не обращает до тех пор, пока пес не распахивает широко пасть и не произносит, старательно артикулируя звуки:

– Три квартала прямо, потом направо!

Мохнатая лапа поднимается, указывая направление.

– М-м-м-м-м-м… – ошарашено мычит иностранка и пятится мелкими шажками. Чувствуется, что ее представления об окружающем мире и о собственной способности его адекватно воспринимать претерпели некие изменения. Потом приходит спасительная мысль: Чревовещатель! Конечно же, чревовещатель-любитель! Она справляется наконец со взбунтовавшимися связками:

– М-м-мерси! – И быстро исчезает в толпе.

А зверь слышит – не ушами – эхо далекого взрыва. Тупик, куда вошел Сокрушающий, перестал быть.