Глава 3
10 августа, 11:35, дорога к ДОЛ “Варяг”.
Машина (“Газель”-фургон с надписью “Солнечноборский телефонный узел”) стояла на дороге, ведущей от шоссе к “Варягу”, рядом с деревянным небольшим мостиком. Обмелевшая Каменка журчала едва-едва. Впрочем, и это слабое журчание не слышалось, его начисто перекрывал мат бригады аварийщиков.
Замысловатые эпитеты и пожелания относились к неизвестным гражданам, решившим набрать кубометр-другой желтого речного песка для каких-то своих надобностей из осыпи, спускающейся к воде рядом с мостом. Не менее нелицеприятные пожелания относились к другим гражданам, явным половым извращенцам, уж совсем не пойми для чего утащившим предупреждающую табличку “Не копать – кабель”.
В результате совместных усилий вышеозначенных граждан, наверняка сейчас хором икающих, кабель был поврежден, почти перерублен. “Варяг”, “Бригантина”, еще один лагерь и две базы отдыха остались без телефонной связи.
Аварийщики закончили работу и погрузились в машину. Водитель, ковырявшийся все это время в двигателе, вытер руки промасленной тряпкой, швырнул ее в речку и сел за руль. Бригада уехала. Не долетевшая до воды тряпка осталась болтаться под опорой моста. Меньше чем через час, нагревшись от прямых солнечных лучей, она вспыхнула и первые язычки пламени лизнули пересохшее дерево…
10 августа, 11:36, лес.
Для наших игр не помешал бы комплект портативных раций, думал на бегу Закревский. Чтобы не носиться дурным галопом по лесу, не понимая, что вокруг происходит…
Он пробежал в направлении услышанного выстрела чуть меньше километра – и находился сейчас в окрестностях той точки, где стреляли. Но никого не встретил – ни людей, проводивших облаву, ни дичь, на которую они охотились, ни своих запропавших ребят. Никого.
Леша подумывал, не повернуть ли все-таки к штабу, благо недалеко, – и тут тишину леса нарушил второй выстрел. Пистолет, определил Закревский, и гораздо ближе…
Он засек направление, выбрал ориентир – приметное дерево, и двинулся к нему напролом сквозь густой кустарник, который в ином случае предпочел бы обойти стороной.
Торопливо продрался сквозь зеленые джунгли на небольшую, с трех сторон укрытую кустами полянку, – и чуть не наступил ногой на труп. Чуть поодаль, у “шестерки” с распахнутой дверцей, лежали еще три тела…
Интересные дела, подумал Леша спустя минуту-другую. Стреляли в этих людей давно, ночью или ранним утром – кровь спеклась, почернела. Но одна из нескольких гильз, блестевших под ногами, оказалась совершенно свежая, чуть не теплая, – резкий пороховой запах не успел выветриться. Похоже, первый услышанный выстрел прозвучал именно здесь.
Честно говоря, наблюдаемая на полянке картина Закревского в шок не повергла. Навидался всякого. Гораздо больше его встревожила находка, сделанная, когда он продирался сквозь кустарник. Там, застряв в сплетении ветвей, висел пластмассовый муляж автомата, явно зашвырнутый с глаз подальше. Игроки в “Зарницу” – либо из “Бригантины”, либо из “Варяга”, – побывали здесь…
Леша еще раз осмотрел лежавших, но ничего нового не обнаружил. Затем открыл заднюю дверцу “жигулей” – и сразу увидел валявшийся на днище салона автомат. Старый, знавший лучшие времена АК-47. Подсумок с запасными магазинами, засунутый под переднее сидение, нашелся чуть позже.
По идее, надо было немедленно мчаться в лагерь и оповещать о находках тех, кому такими находками положено заниматься. Но в лесу оставались его парни… Судя по брошенному муляжу – не просто в лесу, а где-то неподалеку. И, услышав в отдалении шум автомобильного двигателя, Закревский побежал туда.
С автоматом и патронами.
10 августа, 11:40, лесная дорога.
Выкаченными глазами Укроп смотрел, как Миха торопливо и неловко пытается снять портупею с неподвижного тела старшины.
– Т-т-ты з-з-зачем его… – дальше Укроп ничего не смог сказать, его кадык дергался и из горла вырывались отдельные булькающие звуки.
Слон наблюдал эту сцену молча и равнодушно, прислонившись спиной к помятому боку «воронка» и ковыряя в зубах травинкой. Миха избавил его от проблемы выбора и взял груз на собственные плечи – никаких других эмоций Слон не испытывал.
– Ты че, дурной? Еще не въехал? Жмуров у “Жигуля” видал? – Миха закончил возиться с ремнем и портупеей, его короткие пальцы забегали по пуговицам кителя. – Зуб даю, это те самые хмыри, которых нынче ищут… хабар небось не поделили… Понял, нет? Теперь под них что хочешь списать можно… и мента они завалили… и бриганов… тоже они …
– К-к-каких б-бриганов… – Укроп с немалым трудом вернулся к членораздельной речи.
Он до сих пор не воспринимал всерьез намерение Слона и Михи нанести визит в “Бригантину”. Вернее – не верил, что это может осуществиться прямо здесь и сейчас.
– Таких!! Я этих блядей достану! Под стволом срать друг другу на головы будут!!! Говно жрать будут!!! Добавки просить! – Миха стянул наконец китель и кинул его на водительское сиденье, рядом с ремнем и фуражкой. Добавил чуть спокойнее: – Хватайся за ноги, в кусты сховаем… Ну что ты встал, как хрен моржовый?! Слон! Объясни ты ему!
Укроп сделал шаг назад, руки его тряслись.
Слон выплюнул изжеванную травинку, вразвалочку подошел к Укропу и молча положил руку на плечо – под закатанным рукавом перекатывались тугие мышцы.
Укроп мелко закивал головой. Нагнулся, глядя куда-то в сторону, взялся дрожащей рукой за ногу старшины и тут же отдернул ее – скрюченные пальцы невзначай прикоснулись к голой коже между носком и вздернувшейся брючиной… Он сглотнул и крепко вцепился двумя руками в форменный ботинок.
Небрезгливый Слон обхватил старшину поперек груди.
Наблюдавшего из кустов за этим зрелищем Димку Ослика никто не заметил. А он медленно отполз далеко в сторону, вскочил на ноги и побежал через лес, не разбирая дороги.
Димка знал одно – в лагерь он не вернется. Никогда.
10 августа, 11:45, ДОЛ “Варяг”, кабинет Горлового.
После нескольких часов молчания телефон вдруг неожиданно заработал. Зазвонил. Из всех неожиданностей богатого потрясениями дня эта оказалась самой безобидной.
– Да… да… понял… – Начлаг отвечал, расправив плечи и выпятив грудь, сразу было видно – на линии начальство Горлового. – Да, “Зарница” уже закончилась, участковый с утра приезжал… Меры приняты, посторонние на территорию…
Он осекся – дверь в кабинет резко распахнулась от удара ногой. Горловой замолчал, пораженный, – так его дверь никто и никогда не открывал.
Вошел Степаныч – и не протиснулся бочком, как бывало в тех редких случаях, когда ему приходилось бывать в этом помещении.
Трубка еще бубнила в опустившейся руке, но начальник не обращал внимания, уставившись на рыжую кошачью голову, безжизненно повисшую из ворота синей спецовки. Казалось, Чубайс смотрел прямо на Горлового мертвенно-зелеными глазами.
– У-у… Вэ-э-э… – попытался что-то произнести начлаг, не замечая поначалу другого взгляда – немигающего, бездонно-черного – ружейных стволов, медленно поднимающихся на уровень его лица.
Заметил, когда безмолвная сталь уставилась ему в переносицу – дернулся назад и вбок, сжимаясь калачиком на вращающемся кресле и пытаясь оградиться выставленной ладонью…
– Не-е-е… – Горловой все еще безуспешно пытался справиться с отказавшими связками.
Вороненое дуло ружья легко качнулось вниз, потом чуть вверх – и на середине этого противохода взорвалось безжалостным огненным вихрем.
Выбитый из кресла и отброшенный к стене Горловой сначала не почувствовал боли в изрешеченном, развороченном дробью животе. У него перехватило дыхание, как от удара под ложечку; в ушах стоял гром выстрела, оглушительного в узком замкнутом пространстве; перед глазами пламенела ослепительно яркая вспышка – видеть что-то можно было только на периферии застилающего взор огненного пятна…
И этим боковым, нечетким зрением начальник увидел Степаныча, аккуратными маленькими шажками приближающегося к нему в обход стола.
– Гни-и-ида-а! – Сквозь колокольный звон в ушах ругательство сторожа прозвучало певуче и ласково.
Горловой никогда (да и вообще никто за последние восемь лет) не слышал голоса Степаныча, и успел – как это ни странно в такой момент – испытать нечто вроде изумления… Боли он все еще не чувствовал, Горловой вообще потерял ощущения, кроме одного: все его мышцы превратились во что-то мягкое, текучее, не подчиняющееся командам мозга, – и он, Горловой, медленно течет куда-то, слегка покачиваясь, – сам себе река, сам себе лодка… Он тек-плыл туда, где нет этой проклятой работы, выматывающей все нервы и иссушающей душу ответственностью, где хорошо, спокойно и уютно; он плыл и удивлялся, как же сам не додумался раньше до простого и чудесного способа путешествовать… Степаныч говорил ему что-то еще, по крайней мере губы его шевелились, но Горловой уже не слышал, в ушах его звучал чистый хрустальный звон, и звучал все сильнее…
Ружье снова устремилось к нему – к оползающему, бескостному манекену, недавно бывшему человеком – и выплюнуло из второго ствола новую порцию огня, свинца, смерти. Начальник лагеря этого не увидел, не услышал, не почувствовал. Река унесла его далеко.
Степаныч неторопливо переломил двустволку, вынул и аккуратно убрал в карман две гильзы – медные, старые, исцарапанные…
10 августа, 11:47, лесная дорога.
Облачившийся в милицейский китель Миха примеривался к рычагам и педалям, когда хрипло забормотала рация, висевшая на передней панели, – по виду столь же древняя, как и “уазик”, – треснувший пластмассовый корпус стягивала синяя изолента.
Миха резко отшатнулся от прибора, казавшегося мертвым и внезапно ожившего, больно ударился затылком о косяк раскрытой двери.
Медленно меняясь лицом, он смотрел на коробочку, издававшую неразборчивые звуки, – смотрел с ужасом, как смотрит на мину сапер, невзначай слишком сильно задевший взрыватель.
Внезапная, ослепляющая вспышка отрезвивила на короткое мгновение мозг Михи, где перемешались кровавым винегретом обрывки всевозможных теле– и киноисторий, в которых сильные и удачливые герои не задумываясь давили на спуск, а их противники падали и бесследно исчезали из сюжета, – и никто не принимал в расчет такие мелочи, как Уголовный Кодекс и огромную машину, претворявшую его в жизнь.
За свистами и хрипами отслужившей свой срок рации перед затуманенным взором Михи встало призрачное видение большого количества зданий с решетками и людей в погонах…
Слон ничего подобного не почувствовал, по крайней мере никаких внешне различимых проявлений ожившая рация у него не вызвала. Не вникая в тонкости душевных терзаний Михи, он применил простую и действенную терапию – коротко и сильно ткнул огромным кулаком в плечо компаньона, впавшего в прострацию.
Тычок отозвался резкой болью и в плече, и во всех других пострадавших в недавней драке местах. Боль сразу напомнила ту, еще более сильную и все удары, полученные стоя на коленях, без малейшей возможности ответить… Недолгое наваждение развеялось, в мутных глазах Михи снова остались лишь ненависть и жгучее желание наконец добраться до проклятых бриганов.
Слон перегнулся в кабину; брезгливо, как кусачее насекомое, ухватил за антенну рацию; выбросил ее на дорогу и два раза с маху припечатал каблуком. Астматическое хрипение смолкло, он хотел зашвырнуть ее подальше в кусты, но не успел, отвлеченный маневром Укропа. Тот тихонько, бочком продвигался вдоль “уазика” в сторону ближайших кустов, но был цепко ухвачен Слоном за рукав униформы.
– Залазь, растение… – Слон легонько подтолкнул Укропа внутрь машины, повернулся и скептически посмотрел на устраивавшегося за рулем Миху. На мента тот никак не походил, даже при беглом взгляде, – выглядел шестнадцатилетним придурком, зачем-то нацепившим милицейский китель.
Слон недовольно пожевал губами и достал из кармана толстый черный маркер…
10 августа, 11:49, ДОЛ “Варяг”, кабинет Горлового
Окровавленные пальцы скребла по бумагам, смахнутым со стола.
Изрешеченное утиной дробью тело начальника лагеря упорно не хотело умирать, но Степаныч не обращал на него внимания, – торопливо вываливал из шкафов папки с бумагами. По полу разлетались старые квитанции и накладные, списки прошлогодних отрядов…
Кроме начальника и сторожа, больше никого в административном корпусе не оказалось. Выстрелы никто не услышал, а если и услышал, то не обратил внимания на два приглушенных стенами хлопка.
Окна начальственного кабинета выходили на ограду лагеря, к которой вплотную подступал лес – и жил мирной негромкой жизнью: тихо шуршали кроны сосен, перекликались в них птицы, неподалеку рассыпал дробь дятел.
Степаныч, распахнув окно, с улыбкой вслушался в эти звуки, потом наклонился, чиркнул зажигалкой, удовлетворенно посмотрел на поползшие по бумаге язычки огня. Снова зарядил “Лебо” и вышел из комнаты, не закрыв за собой дверь.
Бумажная гора вспыхнула на сквозняке мгновенно, горящие листы взметнулись в воздух. Пламя лизнуло ноги Горлового.
Степаныч вышел на улицу, посмотрел по сторонам, щурясь от бьющего в глаза солнца. Ему хотелось найти Рыжую…
10 августа, 11:52, лес.
– Машина, – сказал майор полувопросительно, полу утвердительно.
Они прислушались. Действительно, в отдалении раздавался шум двигателя, излишне газующего на низкой передаче.
– По дороге катят, на той стороне поля, – уверенно сказал Кравец.
Майор согласно кивнул, хотя полем разделявшее их и невидимую машину пространство назвать было трудно. Заброшенная несколько лет назад пашня успела зарасти молодым, в рост человека, густым сосняком, полностью закрывавшим видимость и труднопроходимым.
– Кто у тебя там? – спросил майор.
– Тунгус, а правее Абрек.
– Прикажи, чтоб останавливали и высаживали всех без сантиментов.
Лейтенант взялся за рацию.
Тунгус, пожалуй, высадит, подумал Кравец. Парень он простой, чуть что — уложит мордой в песок, дернешься – огребешь сапогом в ребра.
10 августа, 11:52, лесная дорога.
Абрек и Тунгус ( оба обладавшие, кстати, славянской внешностью) угодили тем временем в неприятную ситуацию.
Перешеек между полем и озером, узкий вначале, становился по мере их продвижения все шире. Они шли параллельно, в полутора сотнях метров и лишь изредка видели друг друга – перелески между ними росли негустые, чередующиеся с полянами, покрытыми жесткой, выгоревшей на солнце травой. Даже переговариваться они не могли, обе рации были настроены только на разговор с лейтенантом.
Ни один специалист, привыкший к прочесыванию в зеленке, не допустил бы такого – их легко могли пропустить и уйти, или прицельно расстрелять в спину… Но Тунгуса и Абрека учили воевать не в лесу – среди бетона и асфальта.
Тунгус услышал звук двигателя еще до того, как запищал вызов его рации. И рванулся к дороге, с хрустом ломая папоротник, – успеть на перехват, чтобы впустую не махать и не кричать вслед удаляющемуся водителю.
Успел… Медленно ползущему по разбитой и заросшей дороге милицейскому “уазику” оставалась еще сотня шагов до выскочившего на обочину Тунгуса.
Вскинув в повелительном жесте руку, он удивился странной манере езды сидевшего за рулем невысокого, черноусого старшины. Мотор едва ползущего на второй скорости драндулета завывал; колеса беспорядочно вихлялись на ровных местах и в то же время бестрепетно бухали в глубокие рытвины и давили валежник, загромождавший дорогу.
Огибая неуверенно затормозившую машину, Тунгус уже прикидывал, сколько бойцов можно набить в эту таратайку, высадив водителя и пассажиров (за спиной старшины смутно виднелись еще две фигуры).
Он резко распахнул дверцу и ошарашено замер, ничего не понимая: как этот мент вообще мог вести машину ? – на кармане серого, великоватого старшине кителя, прямо напротив сердца, расплылось свежее кровавое пятно с рваным отверстием посередине…
Что усы нарисованы не то гуталином, не то фломастером на юном мальчишечьем лице, торнадовец, потрясенный видом смертельного ранения, разглядеть не успел. Из кабины в грудь ему ударили выстрелы – один! второй! третий!
Тунгуса отшвырнуло от машины на обочину.
Старшина-зомби начал вылезать из кабины, примериваясь к автомату, торчащему из-под скрюченного на земле тела, но тут в игру вступил Абрек. На бегу, через кустарник он не мог верно оценить ситуацию. Услышав выстрелы, понял одно: на дороге что-то неладно, – и торопливо выпустил поверх крыши “уазика” длинную очередь.
Машина лягушачьим прыжком рванула с места. Вдогонку Абрек не стрелял.
10 августа, 11:55, лесная дорога.
Абрек хрипел в рацию невнятно, но майор понял одно: они наконец вошли в контакт с неуловимой тенью, за которой гонялись два дня.
Начало неудачное, боец получил три пули в упор – броник выдержал, но от последствий контузии Тунгус оправится не скоро…
– Они едут в тупик, – сказал майор, взглянув на карту, – застрянут и будут разворачиваться. Придется побегать, парни…
Мрачные и взмокшие парни в сером камуфляже не возражали.
10 августа, 11:57, лесная дорога.
Миха ликовал. Правильно, всё правильно говорил физрук Закревский. Побеждает тот, кто сильнее. Он, Миха, победитель. Он сильнее всех. Он, и никто другой. Эти сопливые недоноски, – Слон и Укроп – которые обоссались в самые критические моменты и притихли сейчас на заднем сиденье, будут делать то, что он скажет, делать быстро и без споров, а не то живо отправятся за ментом и тем уродом в камуфляже (тоже мент? а, да какая разница…).
Он рулил туда, где по его представлению находилась “Бригантина”, не зная, что выбранная дорога ведет в никуда, становится всё более колдобистой, – и исчезает. Что они будут делать в лагере противника, как разыщут гада-Налима, каким способом рассчитаются с ним и как сумеют списать свои дела на беглых уголовников, – Миху совершенно не заботило. Сегодня все проблемы решались сами собой. Плохие парни сами подставлялись под выстрел, оставалось лишь нажимать на спуск.
Распиравшие чувства требовали выхода – и Миха, в такт толчкам на ухабах, стал выкрикивать что-то неразборчиво-торжествующее. Мало-помалу выкрики слились в подобие песни, напоминающей вой…
Несмотря на всё ликование, водитель из Михи оказался на редкость хреновый.
“Уазик” мотало и трясло, как прогулочную лодку, ненароком угодившую в семибалльный шторм на море. Протестующие против такого обращения детали изношенной машины порождали самые разнообразные звуки: скрежетали, стучали, скрипели и дребезжали .
Заодно странные хрипы издавал и Укроп, болтающийся вместе со Слоном на заднем сидении. Ошметки мыслей под черепом Укропа постепенно складывались в простой и конкретный план – дождаться первой же остановки, выскочить в заднюю правую дверь и бежать без оглядки.
Сами езжайте в свою траханную “Бригантину”, думал Укроп, с меня хватит… Главное, чтобы эти маньяки на что-нибудь отвлеклись, чтобы не сразу заметили…
Остановка случилась раньше, чем он закончил обдумывать свой спасительный план.
Миха поздно заметил колдобину, более глубокую, чем предыдущие, – и попытался взять правее, в последний момент передумал и круто вывернул руль влево. Колесо ударилось о противоположный край ямы боком. Громкий треск под передком, “уазик” дернулся и заглох…
Они вылезли и обошли машину, вставшую наискось дороги.
– Приехали. – Голос Слона звучал спокойно, как и всегда.
Миха увидел направленные в разные стороны передние колеса и с размаху обрушил кулак на капот. Посмотрел по сторонам, словно кто-то и как-то мог помочь ему в этой ситуации.
– Сука-а-а! Стоять!!! – неожиданно заорал он.
Слон все понял и отреагировал мгновенно —развернулся, вскинул АК и поймал в прицел удаляющуюся в сторону леса узкую спину Укропа.
– Вали его!!! – истошно верещал Миха.
10 августа, 11:57, лес.
Горячий воздух рвал легкие.
Так Леша Закревский не бегал с памятного боя под городом Вуковаром, когда усташи на новеньких немецких бронетранспортерах прорвали фронт сербов, измочаленный натовской бомбежкой, – и взвод казаков-добровольцев, задыхаясь, мчался в гору – успеть оседлать гребень и ударить сбоку из гранатометов по приземистым серым “Кондорам”…
Прошедшие годы не добавили сил и выносливости – но выстрелы, раздавшиеся впереди, подхлестнули и пришпорили, – и он бежал, как бегал девять лет назад. Полузабытая тяжесть автомата сработала, как чека машины времени индивидуального пользования, все вернулось – впереди враги, сзади друзья, в руках оружие, тело само делает знакомую работу, и нет времени на сомнения и душевные терзания.
Стреляли впереди, судя по звуку – километрах в полутора.
10 августа, 11:58, лесная дорога.
Автоматная очередь прогрохотала короткая, на три патрона – грамотная работа специалиста, привыкшего беречь боезапас. Знающего, как уводит отдача ствол от цели при длинной очереди.
Почти добежавшего до деревьев Укропа выстрелы, казалось, лишь ускорили – он скакнул вперед, разом оказавшись среди молодых елочек, растущих между дорогой и лесом. Но здесь ноги его подломились, и он упал очень картинно, взмахнув руками и несколько раз перевернувшись. Так падают на съемках неумелые статисты после холостых выстрелов положительных героев… Однако не нашлось режиссера, чтобы сказать: “Стоп! Вставай! Повторим – ненатурально умираешь!” – и Укроп остался неподвижно лежать, уткнувшись лицом в поросшую брусничником кочку.
Слон в первый момент ничего не понял и недоуменно посмотрел на АК, нажать на спуск которого он все же не решился.
10 августа, чуть раньше, лесная дорога.
– Замочи их… – Окровавленные губы Тунгуса упорно повторяли одно и то же. Абрек устроил его поудобнее на куче торопливо срезанных сосновых ветвей:
– Не надо ничего говорить. И дышать глубоко не надо, – успокаивал Абрек, отбросив в сторону использованный шприц-тюбик. Обезболивающее должно было вот-вот подействовать. – Сейчас наши подойдут, заберут тебя… А козлов этих достанем – будь спок.
Ему совсем не хотелось бросать товарища, но приказ Кравца по рации прозвучал коротко и резко, – Абрек находился ближе всех к той точке, где, по расчетам майора, “уазику” с лже-ментами предстояло развернуться и поехать обратно.
Абрек побежал туда, ориентируясь на слабо слышимый удаляющийся звук двигателя; несся, срезая перелеском петлю дороги; бежал легко, как будто и не было усталости всех этих дней.
Желто-синий кузов показался между кустов неожиданно, гораздо раньше, чем Абрек рассчитывал. Он увидел какое-то шевеление у стоящей машины и немедленно залег, не желая повторять ошибку Тунгуса. А когда метнувшаяся к лесу фигура в дурацком ярко-зеленом камуфляже и с автоматом за спиной вышла из-под прикрытия “уазика” – Абрек срезал ее быстро и точно, как мишень на стенде.
После короткой паузы из-за капота ударил ответный свинцовый смерч – Абрек натренированным движением сменил позицию, перекатившись за небольшой валун.
Невидимый стрелок палил совершенно беспорядочно. Пули то срезали ветки над головой, то выбивали фонтанчики песка со всех сторон от камня, прикрывавшего торнадовца. Абрек приготовился к броску, выжидая, когда у стрелявшего закончатся патроны в магазине.
10 августа, 11:57, площадка для линеек ДОЛ “Варяг” – огородик завхоза Обушко.
Об отмене игры электрика Володю (а со вчерашнего дня еще и сторожа, и подсобного рабочего) никто не проинформировал, не до того было. А сам он избыточным любопытством не отличался и лишний раз мелькать перед глазами начальства не любил, – посему продолжал выполнять полученное вчера задание.
Засыпая площадку для линеек привезенным с речки песком, Володя материл и проклинал все на свете – жаркий день и глубокое похмелье никак не располагали к физическим упражнениям.
Особенно в тирадах монтера-охранника доставалось Горловому, так не вовремя уволившему Степаныча; Степанычу, так не вовремя сцепившемуся с Горловым; заодно получил свою долю матерков и президент, так не вовремя вспомнивший о патриотическом воспитании молодежи.
Иногда, впрочем, Володя возвращался мыслями к бутылке, спрятанной в щитовой после вчерашнего вояжа в поселковый магазин – и тогда монотонная ругань сменялась мечтательной улыбкой.
Работа продвигалась медленно. Но все в жизни имеет обыкновение кончаться – хорошее быстро, плохое гораздо позже, – закончился и песок, привезенный на прицепе “Ранчера”.
Володя осмотрел плоды своих трудов и остался доволен. Размазано, конечно, тонким слоем – после пары дождей грязь снова выступит сквозь песок. Ладно, для сегодняшней церемонии награждения победителей сойдет.
Он отогнал мотоблок, запер его вместе с прицепом в сарае. И быстренько, пока не попался на глаза начальству, пошагал к щитовой.
Бутылка пребывала на своем законном месте – замотанная в тряпки, стояла за жестяной дверцей, украшенной надписью “НЕ ВЛЕЗАЙ – УБЬЕТ!” и скалящимся черепом, перекрещенным молнией.
Володя с трудом, но удержался от желания немедленно сорвать пробку и припасть к горлышку долгим спасительным глотком. Он, в конце концов, не алкоголик, пьет культурно, как белый человек. Нашел относительно чистый стакан, поискал, не осталось ли какой закуски. Таковая обнаружилась лишь в виде изрядно зачерствевшей четвертинки хлеба. Не беда, можно дойти до огорода, нарвать зелени… На природе и выпить куда приятней.
Пряча сверток под спецовкой, Володя добрался до дыры в заборе, выскользнул наружу, вздохнул облегченно – Горловой по дороге не встретился.
Начальник лагеря и не мог заметить Володиного рейда, он лежал сейчас в своем кабинете, и набирающее силу пламя подбиралось к его ногам… Всего этого монтер-охранник, конечно, не знал. И не узнал никогда.
Огородик завхоза монтер с чистой душой полагал общественной собственностью, и свои рейды за закуской воровством не считал. Поэтому неприятно удивился, когда привычно сунулся в лазейку между кустов и уткнулся грудью в колючую проволоку. Проволока была натянута часто – ни подлезть, ни перешагнуть.
Володя дал задний ход, мимолетно пожалев о своей сумке с инструментами, оставшейся в лагере – кусачки оказались бы весьма кстати. Продраться сквозь густой, переплетенный кустарник нереально… Он прошел вдоль него, увидел просвет, радостно туда шагнул… Снова проволока. Володя собралсяя уже плюнуть на закусь, душа горела. Но в голову пришла простая и здравая мысль: сплошных заборов не бывает, должен же как-то попадать внутрь автор этого непотребства?
И он двинулся вдоль живой изгороди, методично обследуя все лазейки. Искомый вход обнаружился с противоположной от лагеря стороны, где кустарник перемежался более высокими деревьями, березами и рябинами, – и оказалась та лазейка достаточно хитро замаскирована наклоненными ветвями.
Ну наконец-то.
Володя торопливо и радостно поднырнул под поваленную ветром березу, увидел совсем рядом грядку с редиской, и…
Неведомая сила схватила за ноги, рванула вверх. Береза, отнюдь не сломанная, лишь согнутая, распрямилась. Володя повис в воздухе, головой вниз. Щиколотки туго стянула петля из толстого провода.
Устанавливая примитивную ловушку, завхоз Федор Павлович просчитался с размерами дичи. Петля должна была охватить пацана лет двенадцати под мышками, более старшего – в районе талии. Что к бесплатной закуске ломанется почти двухметровый верзила, Обушко никак не рассчитывал. Петля стянулась ниже центра тяжести Володи – и при рывке соскользнула на ноги.
Ошибся завхоз и в другом. Он хорошо знал, что малолетние вредители садов и огородов в одиночку свои налеты не совершают. Значит, либо освободят пойманного своими силами, либо с воплями побегут в лагерь. В любом случае, страху натерпятся достаточно и на огород не сунутся, опасаясь других сюрпризов.
…Водка, хлеб и стакан выскользнули из-под куртки. Бутылка мягко упала в траву. Первой мыслью было: ну слава богу, не разбилась. Что он влип, и очень серьезно, Володя понял чуть позже…
