Глава 2
Рассвет. Нежилая деревушка Каменка.
Майор по прозвищу Клещ проснулся от холода.
Сел, поеживаясь. Светало. Вставляя титановые пластины обратно в бронежилет, послуживший подушкой – неудобной и жесткой – майор тоскливо подумал: самое позднее через час они опять начнут погоню за тенью – бесплотной, призрачной и ускользающей.
Что их дичь никуда и ни от кого уже не ускользнет – майор не знал.
Рассвет. Сосна над волейбольной площадкой.
На рассвете Астраханцева потеряла сознание.
Ненадолго.
Рассвет. Чужой сон.
Корнет-а-пистон пропел на заре – пронзительно и нежно. В его бодром, призванном разбудить спящих звуке слышалась нотка грусти, почти обреченности.
Среди разбросанных меж деревьев палаток зашевелились люди. На ходу затягивая амуницию, коноводы бежали за лошадьми. Заранее сложенные сухие дрова вспыхнули под котлами с уже приготовленной – только разогреть – пищей. Шеренги торопливо выравнивались на полянах и хриплые голоса эскадронных командиров начинали перекличку…
Света смотрела на всю суету со стороны, в отличие от кошмаров последних ночей в этом сне она никакого участия не принимала.
…Кавалерийская пула сворачивала лагерь и готовилась к выступлению – все происходило с отрепетированной четкостью регулярной армии. Хотя не больше трети людей были в форме имперской легкой кавалерии – поношенной, со споротыми знаками различия. Остальные кто в чем: цивильные камзолы, заштопанные охотничьи зеленые рубахи, потертая и потрескавшаяся кожа жилетов и курток… Оружие у всех содержалось в идеальном порядке.
Из самой большой палатки торопливой, слегка прихрамывающей походкой вышел человек – молодой, невысокий, с соломенно-рыжеватыми, коротко остриженными волосами. Вышел и сразу стал центром всего окружающего движения, уже не кажущегося хаотичным. Света с удивлением поняла, что знает, кто он и как его зовут.
Арно – инсургент и партизан.
Лорд Арноваль – когда-то блестящий кавалер столичных балов.
Последний паладин рухнувшей Империи.
Человек, палатка которого обвешана патентами на высшие офицерские чины от одних нынешних как бы государств, – и смертными приговорами от других. Приговоров гораздо больше.
Корнет-а-пистон пропел снова, на резкой и требовательной ноте. К Арно подвели коня. Палатки сворачивались словно сами собой, как по мановению волшебной палочки.
Пула выступала – поход в никуда, поход, не сулящий даже посмертной славы…
Скоро на полянах перелеска не осталось никого и ничего – лишь следы кострищ и палаток, несколько обрывков рваной упряжи да позабытая белая тряпка, сушившаяся на ветвях куста.
Света подумала, что видит не свой сон – и проснулась.
Странно, но сегодня ей почему-то не пришлось мучительно долго соображать, кто она и где находится. Вспомнила все и сразу.
Рассвет серел за окном. Света встала и начала одеваться, опять отменив утреннюю пробежку. Сегодня она ехала в Солнечноборск, дел очень много, надо навестить СВ, навестить Пробиркина…
И было еще одно дело, о котором она предпочитала не упоминать даже в разговорах с собой, потому что такое упоминание стало бы капитуляцией мозга перед наведенными кем-то кошмарами, а она не хотела капитулировать, она хотела нормально жить в нормальном мире среди нормальных людей, и…
…Пула шла крупной рысью.
Арно спешил.
Рассвет. Солнечноборск. ЦРБ (центральная районная больница).
На рассвете СВ открыла глаза – пустые глаза трупа. Или растения – если есть в иных мирах растения с глазами. Или животного – давно мертвого, ставшего экспонатом зоомузея.
Закорючки неправильных синусоид на прикроватном кардиомониторе вытянулись в прямую линию. В нить. Нить лопнула с хрустальным звоном.
Галочка Савич – улыбчивый Галчонок – умерла тридцать лет назад. Теперь умерла СВ.
Рассвет. “Варяг”.
Автоматы – пластмассовые муляжи.
Камуфляжная униформа – “Костюм охотника”, ГОСТ…, артикул…, два размера, точь-в-точь как в армии: слишком большой и слишком маленький. Шефская помощь Горловому с базы бывшего райкоопторга – провалявшаяся там еще со времен социализма с человеческим лицом…
Неведомые творцы снабдили охотничий костюмчик огромным количеством крохотных продолговатых кармашков – вставлять срезанные веточки в целях маскировки. Четвероногие и пернатые братья, надо понимать, должны были пристраиваться на отдых под сенью человека-куста и падать от метких охотничьих выстрелов. Оперетка…
Ткань на униформу пустили никудышную и гнилую, покрасив якобы в защитные ярко-зеленые пятна. Неудивительно, что охотники не спешили раскупать сей шедевр совковской легкой промышленности.
Облачившиеся в камуфляж парни старших отрядов зевали и терли кулаками глаза… Вся затея казалась глупой и ненужной.
– …Вопросы есть? – закончил инструктаж Закревский.
Вопросов не нашлось.
– Тогда – все к столовой. Через десять минут там накроют. Если сделаем все по плану – победим обязательно. Мы их сильнее – и победим.
– Но ведь бывает так, что слабый побеждает сильного? – с надеждой спросил Димка Осиков.
Ослик лелеял давнюю и заветную мечту: заехать однажды с размаху в челюсть дебилу Дронту и смотреть, спокойно смотреть, занеся с холодной усмешкой кулак, как тяжело ворочается под ногами поверженная туша – ворочается и не смеет подняться на ноги…
– Нет, – твердо сказал Закревский. – Такого никогда не бывает. Сильные всегда побеждают слабых. Если кажется, что побеждает слабый – то это только кажется. Потому что сильный – это не тот, кто кажется сильным другим. И не тот, кто считает сильным себя. Сильный – это тот, кто побеждает. Силу определяют не по объему бицепса или калибру пистолета. У силы один критерий – победа.
Слон, который до сих пор слушал вполуха, демонстрируя своим очумело-сонным видом резко отрицательное отношение к идее ранних подъемов, неожиданно заинтересовался рассуждением Леши о природе силы. И спросил:
– Это, значит, что получается? Скажем, качок какой, мышца – во!!, кирпичи ладонью рубит и все приемы знает; а подкрадется к нему сзади сморчок задохлый, шандарахнет доской по черепушке и вырубит – и, значит, он, сморчок, сильнее?
При словах о доске рука Слона потянулась к затылку и угол рта дернулся в мимолетной неприятной усмешке.
Закревский улыбнулся – нехорошо, краем губ:
– Именно так, значит, и получается. Если не позаботился прикрыть спину и подпустил сзади сморчка с доской – дурак он при всех своих приемах. Мышцы – просто оружие. И доска, и мозги – тоже оружие. Сила в том и состоит, чтоб грамотно применить оружие – и победить.
– Убить?
Леша посмотрел на Слона с интересом:
– Убить. Обезоружить. Не дать убить себя. Прорваться к объекту. Все, что ты должен сделать – и что не хочет позволить тебе противник.
Слон понимающе кивнул.
Он и сам так думал.
Рассвет. Берег речки Каменки.
Утро наступило убийственно-гнусное. Тащиться на старый карьер, за пять километров, не было никакой возможности. Володя решил набрать песок в первом подходящем месте – на песчаном откосе Каменки, у моста, неподалеку от лагеря…
Плевать на водоохранную зону, всего-то несколько мешков, никто и не заметит… Он тоже не заметил – чуть большего, чем раньше, сопротивления при очередном движении остро наточенной лопаты. Володя вообще не совсем адекватно воспринимал окружающую действительность, организм настойчиво требовал опохмелки…
Мотоблок бодро зафырчал и потянул в гору груженный песком прицепчик.
Рассвет. “Варяг”.
Повариха Вера, злая на весь белый свет вообще, и свой ранний подъем для дурацкой игры в частности, махнула половником из дверей столовой. Закамуфлированные фигуры потянулись туда.
Света, подошедшая к ним в конце инструктажа, проводила мальчишек напряженным взглядом, высматривая знакомую фигурку. Увидела, и… И замерла. Мелькнувшее вчера подозрение подтвердилось.
– Леша… – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно. – Тебе не кажется… По-моему, этот мальчик – Тамерлан Хайдаров…
В дверях Тамерлан обернулся и посмотрел на нее – внимательным долгим взглядом. Света осеклась. И закончила мысль, только когда он вошел в столовую.
– …Что он стал за считанные дни выше ростом. И – чуть-чуть шире в плечах…
Ей показалось это еще вчера, у Старого дома. Но увидев Тамерлана стоящего рядом с Димкой Осиковым, – убедилась. Раньше Тамерлан был с Димкой одного роста. Сейчас – выше. Не намного, но выше.
– Это же давно известный факт, – сказал Закревский. – Военная форма положительно воздействует не только на извилины человека, на скелет тоже. Хребет вытягивается в струночку, межпозвонковые промежутки увеличиваются, плечи распрямляются. Результат – после года службы любой боец на три-четыре сантиметра выше, чем был раньше, на военкоматовской медкомиссии.
Если физрук задумал эту тираду как шутку – то не достиг цели. Слова звучали холодно, а выражение лица – Света удивилась – стало тяжелым и суровым. Она не улыбнулась как бы шутке, даже краешками губ. Бесполезно, подумала она, он не видит … И остальные не видят , или тут же забывают об увиденном… Помню лишь я – и то наверное, потому, что забываю многое другое…
– Шучу, – сказал Леша мрачно. – Того же роста парнишка, что и был. Дети летом подрастают быстро, но не настолько же. Надеюсь, хоть в моральном аспекте прирост будет заметен.
Он улыбнулся. Не обычной своей доброй улыбкой – жестко, хищно.
Да что же с вами со всеми! – хотелось закричать ей. Не закричала.
– Страшные вещи ты им говорил, – сказала Света, слышавшая окончание инструктажа Закревского. – Про то, что сила – это способность убивать… Сила – это способность любить, не больше и не меньше.
Она не хотела спорить, да и некогда было спорить. Чтобы успеть на утреннюю, до перерыва, электричку на Солнечноборск, стоило поспешить к шоссе и ловить там попутку до станции.
– Вот и я же про то самое… – ответил Закревский, тоже не настроенный на философские диспуты. – Чтобы любить, надо быть живым. А для этого нельзя дать убить себя в первом бою. Потому что с трупами бывает не любовь, а некрофилия…
Света фыркнула и пошла к воротам – не прощаясь. Лешу Закревского она больше никогда не увидела.
10 августа, 08:04, шоссе.
Поймать машину оказалось непросто.
Света шагала по обочине в сторону Полян, иногда оборачиваясь на догоняющий звук мотора и безуспешно голосуя. Все, вставшие в такую рань, катили по своим делам и подсаживать одинокую пассажирку не торопились.
Она подумала, что придется шагать до остановки, а потом втискиваться в переполненный автобус вместе с местными торговками, спешащими на рынок – втискиваться и стоять всю дорогу между наполненных коробок, корзин и молочных бидонов. Не пришлось.
…Потрепанная жизнью “Нива” остановилась; водитель, молодой и улыбчивый, гостеприимно распахнул дверцу, даже не интересуясь, куда и за какую сумму Света собралась.
Он оказался местным, из Полян, куда и возвращался со смены, но не чинясь, за тридцать рублей согласился сделать крюк до станции. Словоохотливый на редкость, парень не нуждался в уклончивых междометиях собеседника для продолжения разговора – говорил и говорил.
Главной темой бесконечного монолога стало самовосхваление: какой он хваткий, практичный и удачливый, способный вывернуться в любой ситуации и преодолеть все жизненные трудности.
– …Прямо Сахара натуральная, слышь, ботва вянуть пошла, верхушки, слышь, все желтые… а у меня картохи, слышь, пятнадцать соток – от шоссе натурально до озера. Баба беременная, мне некогда, так что ты думаешь? Поехал в Солнечноборск, затарился, слышь, водярой, бомжам тока свистнул…
Казалось, он говорит на иностранном языке – звуки, лишенные смысла, стучали по гудящим вискам. Света закрыла глаза и пыталась думать о своем – и с удивлением обнаружила, что мыслей нет. Нет ни о чем, кроме самых простых дел, предстоящих в ближайшие минуты – доехать до станции, купить билет, сесть в электричку… Если это можно назвать мыслями.
С гораздо большим удивлением Света обнаружила – опять же при закрытых глазах – что хваткий и оборотистый водитель тяжело болен. Очень тяжело.
Возможно – смертельно…
Печень?
Наверное, печень, она не разбиралась в анатомии, но ничего кроме печени не могло быть там, где Света видела что-то воспаленное, ядовито-желтое – нет, конечно, не желтое, и не видела – ни к зрению, ни к ощутимым им цветам все это не имело отношения, просто мозг пытался оперировать знакомыми понятиями даже в разговоре с собой, и…
Она не понимала ничего.
И, за этим непониманием, доехав, чуть не пропустила самое главное. После двадцатиминутной дороги, когда Света расплачивалась с ним на станции – улыбчивый водитель оказался здоров.
Теперь – абсолютно здоров.
Мерещится, неуверенно подумала Света и закрыла глаза. Если и мерещилось – то сейчас по-другому. Сейчас самым серьезным нарушением в организме парня оставалась легкая, почти незаметная “краснота” в горле… Не долечил ангину? Повредил слизистую каким-нибудь суррогатом?
Она открыла глаза. Водитель взял деньги, смотрел по-прежнему с улыбкой. Света всмотрелась – под изучающе-микроскопным взглядом он нервно сглотнул. С трудом? Или показалось? Бред…
Она отпустила стиснутую дверцу, поблагодарила, – “Нива” уехала.
Я сошла с ума, билась в мозгу Светы ставшая уже привычной констатация факта. Билась и сталкивалось с другой мыслью, не то чтобы исключающей первую, но несколько меняющей вектор мыслительного процесса… Вторая мысль была: стоило поступать в медицинский…
Издалека задребезжала электричка.
Света пошла к платформе.
