Автомат уткнулся в ту точку, где шея переходит в затылок.

Бывалые люди рекомендуют, не делая в подобной ситуации резких движений, попытаться выяснить, что от вас требуется индивиду, начавшему таким образом общение, – а далее действовать по обстановке.

Бледный веснушчатый паренек в буро-желтом, совсем не по сезону, камуфляже, не знал этих немудреных правил поведения в критических ситуациях. Он подпрыгнул и резко обернулся. Вскрикнул:

– Ты чего?!

Димка Осиков по прозвищу Ослик заулыбался. Снова легонько ткнул его пластмассовым автоматным стволом, на этот раз в живот:

– В плен ты попал, вот чего! Клади руки на голову и шагай к штабу. – Он быстрым движением сорвал с груди бригана картонку, прочитал надпись. – Шагай, шагай, Федя. В обед будет обмен пленными, променяем тебя на кого-нибудь…

Конопатый Федя без энтузиазма отнесся к перспективе быть на кого-то обменянным. Он, взвешивая шансы, оглядел Димку – ростом и комплекцией они были примерно одинаковы, но бриган на вид выглядел постарше; затем кивнул головой и, подняв руки, двинулся по едва заметной тропинке в направлении, указанном стволом автомата.

Вот вам, гордо думал Ослик, будете знать, кто самый крутой рейнджер в этом лесу! Не захотели взять меня в засаду, – и пожалуйста, я в одиночку “языка” приведу… Этот дебил Дронт вчера грозился, что на игре надерет бриганам задницу, – а сам смылся, и небось дрыхнет где-нибудь под кустом, или дуется с Михой и Укропом в карты…

Из-за кустов, метрах в пятидесяти по направлению их движения, показались брезентовые крыши штабной и санитарной палаток “Варяга”. Федя остановился и автомат Димки снова ткнулся ему в спину.

– Шагай-шагай, пошевеливайся, – прикрикнул Ослик, торопящийся к своему триумфу.

Но пленный уже поворачивался к нему.

– Так вот где ваш штаб… Спасибо, что довел, – сказал он с торжествующей усмешкой. – А то мы полдня бы искали.

Он шагнул вперед, отведя одной рукой в сторону автомат, и сделал резкий выпад другой. Не ударил – просто ухватил торчащий из нагрудного карманчика край картонки, выдернул свой личный знак и, толкнув изо всех сил ствол (Димка едва устоял на ногах), бросился бежать в сторону от штаба.

– Стой, гад! Сто-ой!! – заорал Димка.

Он кричал, не рассчитывая, что беглец остановится: что ему “тра-та-та” в спину из пластиковой игрушки? – но в слабой надежде, что кто-нибудь из своих услышит и прибежит на помощь. Догнать бригана Ослик, наверное, еще мог, но скрутить своими силами уже не рассчитывал.

…Больше всего это походило на то чувство растерянной и недоуменной обиды, которое Димка Осиков испытал несколько дней назад, выудив на Чертовом озере огромного карася, таких не ловил даже Степаныч. Ослик представлял, снимая трясущимися руками с крючка рыбину, как он принесет это чудо природы в лагерь, и как будут восхищенно ахать девчонки, и как будут мальчишки завистливо расспрашивать о снасти и насадке… Тут карась-богатырь вышел из прострации, вызванной фактом, что аппетитный на вид червяк оказался с гнусным подвохом, – и решил побороться (карась, не червяк) за жизнь и свободу. Старожил Чертова озера изогнулся упругой дугой, стремительно распрямился, выскользнул из рук Димки и, с блеском исполнив петлю Нестерова, шлепнулся в воду у берега…

Сейчас Димка метнулся вслед бригану с той же отчаянной и безнадежной решимостью, с какой тогда плюхнулся в воду, пытаясь схватить и удержать добычу.

Федя несся, опережая его шагов на тридцать.

Автомат только мешался – Ослик отшвырнул его в сторону, на секунду пожалев, что это игрушка, не способная срезать бегущего очередью по ногам. Нырнет в заросли, с тоской понял Димка, и поминай как звали…

Беглец действительно юркнул в узкий проход между густо разросшимися кустами бузины. Но тут же вылетел обратно – спиной вперед, с нелепо раскинутыми руками, – и рухнул на землю, перекатившись.

Из кустов вышел Дронт, с недовольным видом массируя правый кулак.

Первый раз в жизни Димка Осиков обрадовался его появлению…

Час назад он, наоборот, радовался тому, что четверка приятелей исчезла в неизвестном направлении в самом начале игры, как выразился Закревский: дезертировала.

– Ты чё, баклан, конвенцию нарушаешь? Про пленных? – поинтересовался Дронт у сбитого с ног бригана. – Пленных, гнида ты лобковая, западло пытать и мочить – а они за это съёбывать не должны. Ну а кто съёбывает…

Кисти рук Дронта изобразили неопределенный жест, не то что-то свертывающий, не то раздирающий и явно относящийся к незавидной судьбе бежавших военнопленных. Конвенции Дронт, понятно, в глаза не видел, но слышал краем уха о ее существовании и импровизировал на ходу.

Беглый Федя не ответил – сидел на земле и очумело мотал головой. Он сильно подозревал, что в голове у него взорвалась граната. Или по меньшей мере мощная петарда…

Когда на его пути выросла громадная фигура Дронта, разогнавшийся Федя не смог остановиться или свернуть, – и напоролся глазом на тяжеленный кулак– к немалой скорости которого приплюсовался и набранный бриганом разгон.

– Тебя сразу убить, или желаешь помучиться? – глумливо процитировал классику Дронт.

По сюжету следовало выбрать мучения, но Федя молчал, затравленным волчонком глядя на вылезающую из кустов троицу: Миху, Слона и Укропа.

Школа выживания уличного подростка (отец сидел, мать запойно пила, – обычное для ребят из “Бригантины” семейное положение) научила Федю держать язык за зубами. Жизнь подкидывала ему задачки, в сравнении с коими трудности Дронта и компании казались проблемами растений, растущих под заботливым присмотром в теплой и светлой оранжерее.

– Я… его… в плен… а он… гад… наш штаб разведать…– Подбежал запыхавшийся Ослик, успевший подобрать брошенный автомат.

– Пошли, пожалуй… Возьмите его, чтоб не рыпнулся. – Дронт кивнул соратникам.

Укроп и Миха наклонились к пленнику, рывком поставили на ноги и повели, заломив руки за спину. Повели не к штабу – обратно в кусты, откуда вышла вся компания.

На этот раз старшина Вершинин ввалился вообще без стука. Начал не здороваясь, резко и собранно:

– К тебе не дозвониться, случилось чего?

– Обрыв кабеля у моста, ремонтников вызвали… А в чем дело? – Голос начальника лагеря прозвучал сухо и неприязненно.

Со вчерашнего дня Горловой пребывал в паскуднейшем настроении – вся отлаженная им за пять последних лет система управлением лагерем рассыпалась на глазах. Он несколько растерялся и считал виноватыми поголовно всех окружающих. Виноватыми в его неспособности вернуть контроль за событиями. Растерянность рождала агрессивную злобу, ожидающую самого малого предлога, чтобы вырваться наружу.

– В чем дело? – повторил начлаг еще неприязненней, исподлобья глядя на участкового.

Вершинин остался стоять, не шлепнувшись, вопреки обыкновению, в объемистое кресло напротив Горлового.

– “Бригантина”, значит, тоже на вашем кабеле… – Старшина задумчиво пожевал губами, обращался он явно не к собеседнику. – Мобильников, небось, в обоих лагерях до хрена, а в РУВД ни одного их номера…

– Да в чем, наконец, дело?! – Горловой сорвался на крик, в котором слились злоба и тревожное ожидание чего-то, что уже окончательно разобьет недавно казавшуюся устроенной и налаженной жизнь…

– Дело хреновое. Вчерашних урканов ловят тут неподалеку. Километрах в десяти к северу. Они с оружием и при побеге перестреляли экипаж патрульной машины. – За прошедшие сутки информации у Вершинина прибавилось. – Срочно закругляй свою “Зарницу”, чтобы через час в лесу никого не было. Я сейчас в “Бригантину”, они тоже без связи, если кого из твоих по дороге повстречаю – предупрежу. И ты не мешкай, тут совсем другие игры начинаются…

Трехчасовое утреннее прочесывание дало наконец результат, и весьма поганый.

– Насколько я понимаю в арифметике, шесть минус два получится ровно четыре, – задумчиво сказал майор по прозвищу Клещ. Судя по тону, это математическое открытие его не обрадовало.

Они с Дериным и Кравцом стояли на краю обширной, старой, поросшей травой воронки, на дне которой возился Борман. Много десятилетий назад сюда упала авиабомба весом не меньше тонны – и земля с тех пор медленно, кропотливо, год за годом затягивала старый шрам. Но до конца пока не затянула.

На дне воронки чернело небольшое кострище, трава была смята, притиснута к земле, – именно в четырех местах. Там не так давно лежали четыре человека.

Версий о мирных грибниках или туристах никто уже не высказывал. Туристы на дне ямы никогда бы привал устраивать не стали, нашли бы уж местечко поживописнее, с красивым видом. Да и грибникам стараться сделать пламя костра незаметным со стороны вроде как ни к чему.

Выходной след, как и в прошлый раз, терялся – в полусотне метров от воронки, где примятая ногами трава сменилась иссохшим мхом, никаких следов не сохранившим.

Борман завершил свои изыскания, поднялся наверх к начальству. Вердикт был короток:

– Они.

– Точно? – спросил майор.

Он и сам чувствовал: они! – без всяких подтверждений Бормана, чувствовал никогда не подводившим инстинктом охотника. Но хотел стопроцентной уверенности.

– Они. – Ни малейших колебаний в голосе Бормана не слышалось. – Всё один к одному: до темноты как раз могли досюда от болота дотопать – если шли уверенно, не плутали. Тряпку вон в костер кинули – не до конца сгорела.

Он протянул майору клочок обугленной с краю ткани. Судя по всему, побуревшее от жара пятно на ней было кровью.

– Бинты из аптечки дэпээсников кончились… – сказал майор полувопросительно, полуутвердительно.

– Точно так, – кивнул Борман. – Хабариков лагерных нет, не иначе как в костер покидали, или прибрали на самокрутки… Но пепел валяется, — курили, стало быть. Еду сготовили – палочки выстрогали и грибы насадили – без соли, без хлеба. Не больно-то им такой харч пошел – по паре раз кусили и выбросили. Тоже сходится – кто тут еще так оголодать мог? Они, дело ясное. Но самое главное – не ночевали они здесь. В лучшем случае до середины ночи просидели и дальше почапали. Видать, не спалось на голодное брюхо.

Едва ли, подумал майор. Тут не в голоде дело, тут на кону голова стоит, потерпеть можно. Должны понимать, что после расстрелянных парней из ДПС живыми брать их никто стараться не будет…

Значит, что-то замыслили ночью. Скорее всего – попробовать угнать машину в ближайшей деревушке. Или на базе отдыха. Или в пионерлагере…

– А ведь это хорошо, – неожиданно сказал Муха, изучавший карту. – Просто здорово.

Все посмотрели на Кравца с удивлением. Тот пояснил:

– По чаще-то ночью далеко не уйдешь. Живо ногу подвернешь на валежине, или глазом сучок словишь. Да и в ориентировании надо спецом быть, а то моментом заплутаешь. Значит, где могли они в темноте пойти? По дороге. По просеке высоковольтки. По берегу речки, если он не сильно заросший… Вот и смотрите, что получается.

Все четверо склонились над картой.

Просеки ЛЭП поблизости не имелось. Речки Каменка протекала далековато. Зато рядом находилась Y-образная развилка лесных дорог.

И по двум из трех можно было добраться до детских лагерей.

– Всё, хватит играть в Фенимора Купера, – мрачно сказал Дерин. – Надо срочно перебрасывать сюда людей. И собак.

Никто не стал спорить с очевидным – Минотавр лишь озвучил общее мнение.

Майор махнул рукой, подзывая радиста.

– Связь с полковником. Срочно.

Сосна. Вблизи ее коричневая кора напоминает марсианский пейзаж – глубокие трещины-ущелья, опасные и липкие смоляные болота, круглые провалы пещер – внутри живут чудища-древоточцы. Ярко-красное озеро в окружении россыпи водоемов поменьше…

Это – кровь.

Свежая кровь.

– Так где, говоришь, штаб вы свой спрятали? – Дронт спрашивает без всякого любопытства. Ему даже хочется, чтобы пленный запирался подольше.

Невезучий разведчик Федя молчит, пытаясь восстановить дыхание. Последний удар угодил в солнечное сплетение. Федя успел осознать, как крупно ошибся, пытаясь избежать появления в штабе “Варяга” под конвоем Ослика.

Ему уже хочется в штаб – дабы быть в обед на кого-нибудь обменянным.

У Дронта – другие планы.

– Вмажь ему еще, Дронт, – без всякой жалости советует Димка. Не питающий страсти к кулачным расправам, он не может простить бригану своего жесточайшего разочарования. И жаждет мести.

Но пленный, вплотную познакомившийся с увесистыми кулаками Дронта, начинает говорить, быстро и сбивчиво. Запираться нет смысла – игры с Дронтом в стойкого Мальчиша-Кибальчиша могут закончиться на больничной койке.

В лучшем случае…

Не дожидаясь подкрепляющих вопросы ударов, Федя изливается: где штаб и где посты на подходах к нему… Рассказывает про численность дозоров и пароль. И – о том, что знамя спрятано в стороне, в отдельной хорошо охраняемой палатке.

Штаб бриганов – на холме, неподалеку от озера Чашка. Минут тридцать-сорок быстрой ходьбы отсюда. Место это хорошо известно компании Дронта. Как и другие окрестности, изученные на нелегальных экскурсиях во время «тихих часов».

– А если гонит? – подозрительно спрашивает Укроп.

– Упакуем и тут кинем под куст, – немедленно откликается Миха. – Сбрехал – вернемся и натянем глаз на жопу.

Дронт молчит.

Ему не нравится эта, предложенная Осликом и на ура принятая остальными идея: не ставя в известность начальство, захватить наличными силами штаб “Бригантины” и унести знамя, выиграв “Зарницу” чистым нокаутом.

У Дронта другие планы.

Мысль Михи: связать пленника – хороша, но абсолютно невыполнима ввиду полного отсутствия веревок. Пойти за ними в штаб, рискуя, что любовно разработанный план присвоят другие, не желает никто.

– Шнурками свяжите, – советует Слон, до сих пор молчавший.

Выдернутые из стоптанных ботинок горе-разведчика шнурки мало помогают делу – накрученные на заведенные назад запястья, они не выглядят несокрушимыми оковами. Без надзора и при наличии свободного времени избавиться от пут труда не составит.

– Придется кому-то за вертухая тут остаться, – констатирует Миха.

Укроп заявляет, что лично он оставаться и сторожить пленного не намерен. И тут Дронт удивляет всех:

– Идите. Я постерегу.

Это неожиданно, но спорить с Дронтом желающих нет.

Через несколько минут маленький отряд охотников за знаменем выступает – идут след в след, стараясь ступать бесшумно, как краснокожие воины из массовки студии ДЕФА.

Дронт паскудно улыбается.

Федя бледен.

– А мы с тобой сыграем в маленькую игру, – Дронт подмигивает связанному шнурками пленнику. Левый глаз Дронта окружен желто-зеленым ореолом проходящего синяка. – Игра простая: я спрашиваю – ты отвечаешь. Вопрос первый: Налима знаешь?

Ответить Федя не успевает. Со стороны штаба “Варяга” доносятся громкие, хорошо слышные даже здесь крики.

Закончив сеанс связи с начальством, майор выругался длинно и замысловато. Повел взглядом по сторонам – и с размаху ударил ребром ладони по оказавшемуся рядом стволу березки – засохшей, сгнившей, потерявшей все ветви, – но пока стоявшей.

Трухлявое деревце рухнуло, развалившись на несколько частей. Радист и Муха с Дериным смотрели на майора с изумлением. Обычно подобных эмоциональных проявлений он себе не позволял.

– Они там уже дырки под ордена протыкают, – сообщил майор. – Раскопали бывшую полюбовницу одного из бежавших. Живет одна, недалеко, в поселке Октябрьском. Установили наблюдение и выяснили – кто-то у нее в домишке сидит, на глаза не показывается. Вчера, поздно вечером, закупила водки и продуктов явно на несколько человек. В общем, домик обложили, готовят операцию, окрестных жителей потихоньку под разными предлогами из домов убирают. “Невод” тоже там, вокруг Октябрьского развернули – на случай, если кто прорвется. А нам говорят: ошиблись вы, ребята, по ложному следу пошли. Четверо, дескать, у вас там никак оказаться не могут – один, много два. Короче говоря, подмоги не будет.

Кравец разочарованно присвистнул и сказал:

– Если у тех хоть чуть мозгов в голове есть, неужто к засвеченной марухе поперлись бы? Ясно же, где в первую очередь искать начнут.

– Начальству сверху виднее, где ордена заработать можно, – сказал майор неприязненно. – Значит так, парни. Действуем исходя из того, что ошибаются они, а мы правы – и вся ответственность на нас. Один положительный момент есть – никаких связанных с машинами происшествий в районе за последние часы не зафиксировано. Возможно, что-то у наших клиентов ночью не сложилось. Выходим в развилке, опять делимся на две группы. Ту дорогу, что ведет к северу, в расчет не берем, не для того они на юг прорывались, чтобы обратно возвращаться. Минотавр со своими движется на юго-восток, в сторону Пятиозерья и шоссе Поляны – Солнечноборск. Мы – на юго-запад, к детскому лагерю “Бригантина”, к базе отдыха завода “Луч” и дороге Поляны – станция Каннельярви. В общем, больше никуда они податься и не могли. В Поляны или на станцию если и сунутся – там их ждут и встретят. Идем широко, цепью. Минотавр, если вдруг повстречаешь транспорт – пассажиров высаживай, выделяй группу пять человек, и пусть едут вот сюда… – Майор показал точку на карте. – …Занимают позицию и маскируются. Тогда мимо них к пятиозерским лагерям проскочить будет непросто. Могут, конечно, обойти чащей или болотом, но они вымотаны еще больше нашего. Вопросы?

Вопросов не было. Все понимали, что майор пытается силами тридцати человек совершить невозможное. И шансов него примерно столько же, сколько у охотника, стреляющего в небо с завязанными глазами, – в надежде, что под ноги свалится подстреленная утка.

Игра сломалась, толком не начавшись.

Штаб и госпиталь “Варяга” разместились в двух стоявших рядом палатках. Выцветший, но крепкий брезент – шефская помощь из Сертолово.

Интерьер меньшей палатки исчерпывался низким столом без стульев, украшенным самодельной и примитивной картой окрестностей.

Большая палатка – медчасть. Армейский операционный стол СОП-3 (по виду – дальний потомок раскладушки), списанные инструменты в потертых укладках, хирургический светильник без ламп – все как у больших. Бинты и зеленка, правда, новые и настоящие – пускай девчонки учатся, навыки первой помощи всегда пригодятся.

Но все закончилось, толком не успев начаться.

Закревский, темнея лицом, выслушал вожатого седьмого отряда Дениса Цветкова – низкорослого, худенького, узкоплечего и нескладного второкурсника. Тот приехал на велосипеде со срочным сообщением от Горлового. Игры закончились. Вокруг начались серьезные дела.

Леша вполголоса выругался и отдал приказ на эвакуацию штаба и госпиталя:

– Все – в лагерь. Немедленно, старший – Денис. Палатки и все остальное оставляйте, некогда возиться. Всех встреченных наших – в лагерь. Бриганам, если увидите, тоже объясняйте: ЧП, игра откладывается. Денис, когда доведешь их до лагеря, возвращайся или подошли кого-нибудь – чтобы дежурили, здесь, у палаток, могут еще подходить ребята. Я – в лес, попробую собрать, кого сумею.

Старлей Закревский знал цену слову “немедленно”. И – цену, порой немалую, порой страшную, – всем и всяческим промедлениям. Черт с ними, с палатками…

Через три минуты он остался один на поляне у штаба.

Ладно, думал Закревский, эти дойдут, не маленькие… Полдела сделано – самая простая и легкая половина. Но… В лесу находились группы, выполняющие свои, полученные на рассвете задания – находились без связи. И – несколько оболтусов из четвертого отряда, нагло двинувших в самоход ранним утром. Да и наверняка там болтаются парни из “Бригантины” – тоже группы и тоже самоходчики, дисциплиной шарага Боровского не блещет…

А еще в лесу были нервные люди, в форме и с оружием. И люди без формы, тоже с оружием – еще более нервные.

Он снова выругался – на этот раз вслух.

Белоголовый мальчик по имени Тамерлан покинул отряд варягов еще раньше, чем Дронт и компания. Но уход его, в отличие от исчезновения соседей по палате, никто не заметил. Имелось у него такое свойство – уходить незаметно. И приходить.

Он сидел один – на дне старого, заброшенного карьера. Именно сюда должен был поехать за песком Володя – и не поехал.

Карьер не разрабатывали давно – и постепенно на песчаном дне поднялась тоненькая поросль, выросшая за годы в молодые деревья. Под одним из них сидел Тамерлан.

Сидел давно – тень березки сместилась, мальчик оказался на солнцепеке – и не замечал этого. Сидел неподвижно, скрестив под собой ноги – поза для непривычного человека на редкость неудобная, но он за последний часы не шевельнулся, даже ни разу не моргнул.

Казалось, он спит – очень странным сном.