– Сразу диагноз не поставить, надо делать энцефалограмму, другие исследования…

Врач «скорой» оказался относительно молод, циничен и лыс.

И едва ли был отличником в своем мединституте, подумал Горловой. Отличники в его возрасте сидят в столицах и пишут диссертации. А на станциях «скорой помощи» в провинциальных городишках вкалывают разгильдяи и троечники.

– Склонность к обморокам не наблюдалась? – спросил лысый троечник. – Сильные головные боли? Спиртным по жаре не злоупотребляла?

Горловой растерянно помотал головой. За пять лет их знакомства СВ ни разу не брала бюллетень, ее организм представлялся начальнику вечным двигателем, никогда не дающим сбоев…

– Ну не знаю, не знаю… – Эскулап посмотрел на фельдшера и водителя, показавшихся с носилками из темного провала коридора. – Бывает, что клиент вроде здоров как бык, не чихнет, не кашлянет – а в мозгу, в сосуде тромбик – бац! – и в лучшем случае соболезнования родне, а худшем проскрипит еще лет несколько полурастением, с капельницей и уткой…

– А… простите… когда мы можем рассчитывать… э-э-э… на выздоровление… – Горлового раздражала перспектива остаться на неопределенный срок без главной своей помощницы.

– Поймите, милейший, – доктор говорил снисходительно и ласково, как педагог в школе для дефективных, – она жива только потому, что вы сразу ее нашли, быстро позвонили и мы оказались тут рядом, в Полянах. Это – кома, поймите. Ну, сердечко мы ей активизировали, по дороге, если надо, кишку подключим… Но это – кома, она на грани, никаких гарантий… Кстати, вот у нее нашлось в кармане, можете собрать по-быстрому белье и одежду для больницы…

Горловой недоуменно смотрел на связку ключей на длинной серебрящейся цепочке.

– Вадим Васильевич, давайте, я быстренько все соберу. – Ленка вынырнула из дальнего угла крыльца Старого дома, где о чем-то вполголоса переговаривалась с Пробиркиным и Светой. – Спальное белье тоже брать?

Эскулап молча кивнул головой.

Замок лязгнул несмазанным затвором, Ленка торопливо шагнула в комнату СВ.

Она никогда здесь не бывала, но не удивилась ничему – именно так все ей и представлялось: узкое помещение с узким окном, шкаф, над кроватью с панцирной сеткой – бра казенного вида и маленькая полочка с книгами, к названиям на переплетах Астраханцевой присматриваться было некогда…

…Так, халат… есть тут у нее какой-нибудь пакет?.. отлично, этот подойдет… теперь белье… шкаф заперт… зачем запирать шкаф в запертой комнате… а вот этот ключик на связке… ага, оно… значит, ночнушку, и простыню… а это что?..

Ленка медленно наклонилась над конвертом, из которого выпали несколько фотоснимков. Конверт оказался старинный, из черной бумаги, и столь же давнишние лежали в нем фотографии – напечатанные на старой, зернистой бумаге. Бесконечно-долгую минуту Ленка смотрела на них, сжав губы в тонкую ниточку… Затем решительно стала шарить в глубине полки.

С таким количеством снимков СВ стоило завести альбом. Но она держала свой архив в конвертах: и в древних, похожих на первый выпавший, и в новых, с фирменными надписями “Kodak” и “Konica”. Астраханцева торопливо перелопатила все, отобрав штук тридцать фотографий – и старых, черно-белых; и новых, цветных, глянцевых… На цвета и качество Ленке было наплевать.

Ее заинтересовали сюжеты.

Володя, восседающий в своей будке, выглядел внушительно – камуфляжная куртка (на рукаве эмблема – два скрещенных кортика и надпись “Охрана”) и такое же кепи; темные очки прикрывали похмельные глаза и придавали лицу сурово-непреклонное выражение. А тот факт, что нижняя половина тела секъюрити облачена в вытянутые на коленях тренировочные штаны и резиновые шлепанцы, открывался посторонним взглядам только в редкие моменты, когда он выходил открыть-закрыть ворота, пропуская очередную машину.

«Скорая» выехала из лагеря и осторожно запетляла вниз, направляясь к деревянному мостику через небольшую, в этот год вконец обмелевшую речку. Монтер-охранник проводил ее взглядом и завистливо вздохнул. За десять минут доедут до Полян… Из всех сосредоточенных там благ цивилизации больше всего Володя ценил магазин, точнее – его отдел, специализирующийся на продаже прохладительных и горячительных напитков.

Да и на велосипеде можно шустренько сгонять туда-обратно…

Но Володя опасался покинуть пост – заметил, как мрачный начальник прошел к себе, в административный корпус. А из кабинета Горлового прекрасно видно, есть ли кто в будочке у ворот…

Володя совсем уже затосковал, когда узрел приближающегося Степаныча, явно кого-то или чего-то искавшего – медленно идущего со стороны котельной и внимательно поглядывающего по сторонам.

Смутные намерения мгновенно сложились в простой, но продуманный план, и монтер-охранник устремился к Степанычу с заманчивым предложением. Но не успел ничего изложить, тот первым начал разговор (если про Степаныча вообще можно так выразиться).

“Чубайса не видел?” – прочитал Володя на сунутой ему под нос осьмушке плотной бумаги. Пачечку этих листков и огрызок карандаша Степаныч постоянно держал в кармане спецовки.

– Не видел. Ни Чубайса, ни Гайдара, ни Кириенку с Хакамадой, хе-хе… – Изысканным чувством юмора страж ворот не обладал. – Но у меня к тебе другой консенсус. Помаячь тут за меня недолго, часок, не больше… А я до лабаза быренько; и тебе затарюсь, если надо…

Степаныч с сомнением покачал головой. Показал на окна начальственного кабинета.

– Да ничего, тут главное, чтоб торчал кто-нибудь в будке, – постарался развеять его опасения Володя. – Натянешь мою куртку, и все путём… Чужих, главное, не пускай, а то Васильич живо мне хвост накрутит…

Степаныч согласно кивнул, он вообще редко кому в чем-либо отказывал. Обрадованный монтер стал расстегивать свою охранную спецодежду.

Доктор Пробиркин наконец закончил все хлопоты, вызванные прической Астраханцевой и внезапной болезнью СВ. Он заменил марлевый тюрбан на раненом пальце аккуратным кусочком пластыря, – и занялся давно лелеемыми личными планами.

Плаврук удалялся от лагеря тропой, огибающей Большое озеро – слева крутой склон, поросший непонятно как держащимися на нем вертикально деревьями; справа, в полушаге, зеркально-гладкая – ни волнения, ни малейшей ряби – вода.

Думы в голове Доктора бродили невеселые. Ему предстояло испытание, куда более страшное, чем сегодняшний “Орленок” и завтрашняя “Зарница”…

День Нептуна.

Дело в том, что инструктор по плаванию ДОЛ “Варяг” сам этим немудреным искусством не владел. Нет, он не передвигался в воде, как топор-колун, который плавает лишь по кратчайшему расстоянию от поверхности до дна, но…

Но и загадочный стиль, коим Пробиркин с трудом мог преодолеть десяток-другой метров водной преграды, плаванием назвать было сложно – фонтаны воды, вздымающиеся от беспорядочно шлепающих конечностей, скорее вызывали ассоциации с брачными играми гиппопотамов.

Впрочем, трудоустроиться на должность плаврука Сергею сей тщательно скрываемый недостаток не помешал. Выученные наизусть упражнения из “Азбуки плавания” Доктор объяснял малышне с безопасной суши. Расхаживал по берегу в спортивном костюме со свистком на груди и секундомером в руке – и бодро руководил процессом.

Тем не менее отлаженный за долгие годы алгоритм приобщения детей к воде не давал сбоев – в озеро выпускались только благополучно проплывшие туда и обратно тридцатиметровый дощатый “лягушатник”. Но вот грядущий День Нептуна…

В этот день, один раз за смену, проводился чемпионат лагеря по водным видам спорта. Вожатые с воспитателями в нем тоже участвовали, и, естественно, от плаврука ожидали рекордного выступления.

От предыдущих Дней доктор сумел отвертеться.

Июнь выдался холодный, вода толком не прогрелась – и праздник, к его великой радости, отменили.

От прошлого, июльского, Дня Нептуна Пробиркин спасся, на редкость вовремя простудившись, но изобразить что-либо подобное теперь не стоило и надеяться – Нина Викторовна, школьный врач с тридцатилетним опытом, симулянтов чуяла за версту. И отнюдь не жаловала.

Пробиркин, после долгих и трудных размышлений, решил-таки принять участие в соревнованиях. Более того – поставить рекорд. Конечно, водное поло и заплыв на время ему абсолютно не подходили – Доктор собрался удивить народ нырянием.

Соревнования ныряльщиков проводились в “Варяге” по старинной, описанной еще Джеком Лондоном методике: в воду бросается горсть монет, каковые и надлежит оттуда достать, – как можно больше и как можно быстрее. Правда, у Лондона дело происходило в океане, кишевшем акулами.

Спасти свой престиж плаврука Пробиркин решил не особо честным способом. Прямо говоря – совершенно жульническим.

Главная роль в хитроумном плане отводилась шикарным разноцветным плавкам Доктора, точнее, зачем-то украшавшим их двум кармашкам на молниях. Именно туда плаврук-аферист собирался поместить монетки, номиналом точно соответствующие тем, которые будут брошены в самом глубоком месте, где деревянный понтонный пирс дальше всего вдавался в озеро.

Единственным моментом коварного замысла, вызывавшим тревогу, стала необходимость нырнуть с трехметровой вышки, установленной на пирсе. Нырял Пробиркин примерно так же, как и плавал, – входил в воду под непонятным углом, с громким плюхом и фонтаном летевших во всех направлениях пенных брызг…

Необходимо было потренироваться.