В комнату внесли свежую сирень из сада и поставили на вечереющее окно.

На столе зажгли свечу.

Потом включили совсем тихую музыку.

И стало торжественно.

— Ах, как стало торжественно! — воскликнул Язычок Пламени, прыгая над свечой, но никто ему не ответил.

Язычок Пламени огляделся вокруг.

Распространяемого им света хватало только на то, чтобы освещать стол. На столе же не было ничего, кроме шахматной доски с расставленными по ней фигурами. С ними Язычок Пламени и решил поболтать.

— Очень торжественно стало, говорю, — повторил он, но ему опять никто не ответил.

Язычок Пламени немножко покачался взад-вперёд.

— Когда цветы, и свеча, и музыка, — сказал он, — всегда бывает торжественно! Вы любите торжественные моменты?

Он бросил взгляд вниз, на шахматную доску. Фигуры стояли молча и смотрели прямо перед собой.

«Какое скучное общество! — подумал Язычок Пламени. — Стоят, как дураки — слова произнести не могут, чурки деревянные… Даже не замечают торжественности, в которую всё погрузилось! У них сердец, наверное, нету — одна древесина: снаружи и внутри».

Он опять покачался взад-вперёд.

— Я слышал, что королев и королей отличает тонкое понимание торжественных моментов. От какой-нибудь пешки я, конечно, такого понимания не ожидаю, но королевы и короли — уж они-то ко всяким торжествам привычны!

Тут Язычок Пламени пристально посмотрел на Королеву и Короля с одной стороны шахматной доски, потом на Королеву и Короля — с другой, дабы они понимали, что он не вообще о королевах и королях речь ведёт, а о присутствующих королевах и королях. Впрочем, сколько он ни пучил глаза, королевы и короли даже не удостоили его взглядом: они продолжали стоять, как стояли — величественно и молчаливо.

Язычок Пламени пожал маленькими плечиками и перевёл глаза на четырёх офицеров.

— Господа офицеры! — обратился он сразу ко всем четырём. — Говорят, в вас течёт голубая кровь, — и я это уважаю. Кстати, во мне самом течёт голубая кровь, если вы внимательно приглядитесь. И потому я полагаю, что нам с вами есть о чём поговорить. Не правда ли, господа офицеры, настоящий момент — один из самых торжественных в нашей с вами жизни?

Ни два офицера, одетые в чёрное, ни два офицера, одетые в белое, не шелохнулись. Они даже не кивнули Язычку Пламени: дескать, Вы правы, дорогой, именно сейчас мы и переживаем один из самых торжественных моментов в нашей жизни… или что-нибудь вроде этого.

Тут уж Язычок Пламени и совсем удивился: воспитанные ведь, похоже, люди, а не знают, получается, что невежливо не отвечать, когда тебе вопрос задают! Может, они не понимают, что я их на разговор вызываю?

Он ещё немножко поёрзал и с досадой произнёс:

— Ну, хорошо, господа офицеры, если вы такие невоспитанные, я тогда с вашими конями разговаривать буду: может быть, они повоспитаннее окажутся!

Правда, как разговаривают с конями, Язычок Пламени не знал — он даже не знал, как к коням обращаются.

И обратился к ним, как смог.

— Сивки-бурки, вещие каурки! — крикнул он, ожидая, что в ответ раздастся весёлое конское ржание.

Только никакого — а уж тем более весёлого — конского ржания в ответ не раздалось: похоже, кони были под стать хозяевам! Ни один из четырёх даже головы в сторону Язычка Пламени не повернул.

— Тааак… — разъярился тот, — кто там у Вас ещё есть из более-менее приличных… а-а-а, ладьи! Хорошо-с, поговорим с ладьями. Вот смеху-то будет, если бессловесные ладьи окажутся разговорчивее людей!

И он обратился к ладьям, не особенно задумываясь о том, как к ним обращаются и обращаются ли вообще:

— Привет вам, быстрые ладьи! Вы-то хоть чувствуете торжественность обстановки? Тишина, полутьма, свеча, благоухание сирени, тихая музыка… настроение — бла-го-го-вей-ное… а? Ладьи?

Впрочем… если совсем честно, Язычок Пламени на ответ ладей не очень рассчитывал. Потому-то он и не слишком удивился, когда ни одна из них не издала ни звука. Между тем на шахматной доске оставались теперь только пешки. Разговаривать с пешками Язычку Пламени не то чтобы не хотелось — на худой конец можно бы и с ними, конечно, парой слов перекинуться… а только неловко: он пешек, вроде как, с самого начала обидел.

Хотя — была не была!

— Я тут давеча сказал не подумавши… будто пешкам якобы торжественные моменты понимать не дано, — с места в карьер начал Язычок Пламени. Сказал, а сам засомневался: прав ли я? И тотчас же вспомнил, что простой люд иной раз проявляет бия.

— Добрый вечер, — сказала нота До первой же увиденной ею новой ноте. — Не Вы ли моя высокопоставленная родственница из Второй Октавы?

Нота взглянула на неё и переспросила:

— Из Второй Октавы?.. Так, пожалуй, нельзя сказать. Видите ли, я живу не в самой Второй Октаве, а немножко до Второй Октавы. Меня так и зовут До Второй Октавы. Но я определённо Ваша родственница.

Нота До горделиво посмотрела на своих спутниц и сказала:

— Вы слышите? Это моя родственница. Сейчас я попрошу её разрешить вам подняться со мной во Вторую Октаву. Впрочем, не знаю, стоит ли! Вас так много — и вы такие шумные… Знаете что: возвращайтесь-ка назад. А я, пожалуй, остаюсь во Второй Октаве.

— Во Второй Октаве? — снова переспросила До Второй Октавы. — Нет, моя дорогая! Вы можете остаться только здесь, у меня, до Второй Октавы. — Она улыбнулась. — Но Ваши спутницы могут подняться и выше!

Тут из Второй Октавы раздались радостные голоса: сначала нота Ре Второй Октавы, а потом и все остальные — Ми Второй Октавы, Фа Второй Октавы, Соль Второй Октавы, Ля Второй Октавы, Си Второй Октавы — бросились встречать своих родственниц. И что за встреча это была! Всю ночь во Второй Октаве не смолкали смех и весёлые разговоры… А к утру надо было собираться домой: Скрипичный Ключ просыпался очень рано — и ему ни в коем случае не понравились бы такие перемещения.

Осторожно спускаясь вниз, ноты из Первой Октавы подобрали по пути и ноту До. Кстати, с этих пор нота До никогда уже не поминала свою высокопоставленную родственницу… впрочем, никто особенно и не спрашивал.