Глава седьмая. ПОТЕРПЕВШИЙ КРУШЕНИЕ

Ночь — и самая тёмная её серединка, и предутренние сумерки, — слилась в бесконечную беспамятную гонку. Шли с потайными фонарями, светя только под ноги. Темп задавал Дворжак, и трое его сыновей, здоровые лбы, выбивались из сил, вподменку таща носилки с Олегом. Но, если и рассчитывал пан Ярек стряхнуть с хвоста увязавшихся с ним мушкетёров, — не вышло. На самолюбии, на упрямстве, на закушенных пенных удилах они держались вровень со взрослыми до самого утра, до той секунды, когда Дворжак завёл всех в низину, поросшую дождевым кустарником, и скомандовал ложиться на днёвку, — да и то пацаны дождались, пока он сядет на землю и скинет обувь, и только тогда попадали сами. Идти в светлое время было слишком рискованно. Если колдуна примутся искать всерьёз — а чего ещё ждать? — то местные пустят в небо своих драгоценных, трижды бережёных охотничьих птиц, редких и вроде как вымирающих, но все ещё не вымерших тварей, зубастых и противных, но страшных не зубами, а зоркостью и внимательностью. Беглецам оставалось прятаться в густых кустах и надеяться лишь на то, что за ночь они успели уйти в отрыв, — да на младших Дворжаков, которые несколькими группами всю ночь разбегались в разные стороны от фермы, путая следы.

— Всем спать! — приказал пан Ярек, распластавшийся на земле, как загнанный медведь, и почти тотчас захрапел.

Через несколько минут спали все. Кроме Олега. Чёрт побери, думал он, как же заставить этих мушкетёрских паразитов вернуться домой, — и осторожно разрабатывал голеностоп. Согнуть — разогнуть. Согнуть — разогнуть… Всё бы ничего, и не больно даже, только вот поскрипывает…

Вляпаться так по-глупому. На ровном месте.

Кретин.

Козолуп…

Олег усмехнулся. Этим словом в Артеке называли самых последних идиотов, собирающих все репьи себе на задницу. Он так давно не вспоминал об Артеке и вообще о Земле. Наверное, настало время.

То, что происходит с ним, — не вполне болезнь. Он останется жить. Но через некоторое время перестанет быть человеком. А будет «шлюссоре-аха», "дух гор", если переводить с местного дословно, а если по-дворжаковски — то железный гном, вполне даже сказочный персонаж, да только за гранью добра и зла. Не-человек.

Об этом ещё будет время подумать, а пока — повспоминаем Артек…

Да, там не могло быть этого твёрдого, как гранит, беззвёздного неба, где всех светил — две звезды да искусственный спутник. Там небо усеяно звёздами и гуляет луна. Там восходы над морем… Там тепло ночами, но не так, как здесь, и пахнет не болотом, а розами и горячим камнем.

В общем, никакого сравнения, горько усмехнулся Олег.

Как хорошо, что я не впал в панику. Как хорошо. Если бы впал в панику, было бы скверно. А так — ещё можно думать…

Думать было не о чем. Ну да, конечно, впереди не один путь, впереди два пути — в железные гномы, во-первых, но это никогда не поздно, всё равно что в могилу, — и во-вторых — искать «барха», что по-местному означает многое: и большой пень дерева, росшего на бугре, и коварную яму на старом болоте, и проигравшегося игрока в колышки, и очень умного, но заносчивого человека. А также — то ли настоящих, то ли самозваных старых учёных и инженеров, за неизвестно какие грехи изгнанных из Верхнего. Тут, в долине, они занимаются малопонятным шаманством, пытаясь возобновить контроль над обезумевшими механизмами, собирают по лесам и свалкам железяки — не на металл, как местные кузнецы, и не для переделки «на зажигалки», как Олег и другие земляне, а чтобы изучить, восстановить, спаять, заставить работать…

Пока это ещё вроде бы никому не удалось. Ну а вдруг?..

Или сразу податься в Верхний? Подойти, постучать в ворота, попроситься переночевать… старый приятель у нас тут живёт, тридцать лет не виделись, Потапов его фамилия…

Уже не говоря о том, что не дойти — по разным причинам, — и о том, что ворота им никто не откроет, жители Верхнего точно так же, как и барха, вряд ли знают, что делать. Иначе не забирали бы без возврата всех бедолаг, угодивших в ползун.

А Потапов… что Потапов? Когда-то писал письма. Лет десять писал. Потом перестал. У него уже была своя лаборатория, и сто человек персонала, и важная тема — что-то с энергетикой. А у нас — деревенская школа на полтораста ребятишек, трения с местным населением и хлеб насущный…

Олег сел. Потом попытался встать. Ноги не держали. Уже должны бы отойти, а вот — не слушаются. Возможно, эта дрянь в первую очередь обрабатывает нервные волокна. То есть наверняка так оно и есть, потому что иначе — было бы дьявольски больно. А боли нет. Просто тепло. Очень тепло. И изредка сами собой подрагивают мышцы. То одна, то другая…

А если на четвереньках?

На четвереньках вполне даже получилось. Теперь можно отползти немного, чтобы не осквернять испражнениями ночлег. Ну и густы кусты, приходится методом тыка: тык-тык-тык… сейчас будет шлакбамм…

Что ж, подумал вдруг он холодно и беспощадно, ещё дня два, новые ноги освоим — и можно будет сматываться… нечего ребятишкам со мной таскаться, убьются насмерть или заразу подхватят, риск невелик, но есть, а главное, что ведь бессмысленно всё и бесполезно. Со мной покончено. Надо просто надёжно подвести черту…

Корень, на который он опёрся рукой, вдруг подломился — гниль! — и Олег плечом вперёд вывалился на лужайку. Он замер, прислушиваясь. И что-то услышал. Повернул в ту сторону голову…

Под громадной кроной плачущей ели (по-местному «гиана-а-хыст», что значит "не будь рядом" — такие вот тяжёлые и твёрдые у неё шишки) стоял космический корабль. Это был маленький корабль и совсем не похожий на те, которые Олегу уже доводилось видеть; но он был более настоящий. Его совсем не хотелось сравнивать со всякой там посудой, даже и неопознанной. Скорее уж он походил на катер — на мощный скоростной океанский катер для каких-нибудь гонок века.

Сбоку у него была дверь — только она открывалась не вперёд или назад, как на автомобилях, а откидывалась вверх, и Олег сначала принял её за крыло. Изломанное, как у чайки, крыло.

В двух шагах от корабля на земле лежал человек. В голубом комбинезоне. Лицом вниз. Голова его была в крови. Это он издавал звуки, привлекшие внимание Олега: тихий мучительный хрип.

— Старшший… Старшший!

Санька открыл глаза. Он так и заснул в кресле стрелка.

Над ним нависал Рра-Рашт. На обычно невозмутимом лице читалась крайняя взволнованность.

— Я не сплю, — сказал Санька.

— Всё переменяется. Нужна помошщь. Наша помошщь. Далеко.

— А где мы сейчас?

— Маленький точка. Заправка. Горючее. Потом хотел возврашщаться — но нет. Зовут.

— Кто?

— Нет имени. Больно. Знаем куда.

Санька вспомнил, как маленький Кеша объяснял про раненых: "Кому плохо — зовут". Получается, тот, кто зовёт, — без сознания.

— Это имеет отношение к нашим поискам? — осторожно спросил он.

— Да. Очень много.

— Инженеры с имперского корабля? — сообразил Санька.

— Один. Не много. Один живой. Другие — не зовут. Других нет.

— Тогда, конечно, летим. А далеко?

Рра-Рашт помедлил с ответом. Санька привстал. Такого за старым котом раньше не водилось.

— Слошжно… Пространство — нет. Время — нет. Не здесь. Вот… — он показал чёрную ладонь с шестью растопыренными пальцами. — Так мы. Вот… — другая ладонь над ней на небольшом расстоянии и под прямым углом — будто на одной ладони что-то невидимое и не очень большое лежит, а другой сверху он это невидимое прижимает. — Так суб. А вот так… — верхняя ладонь встала вертикально, коснулась кончиками пальцев нижней, — так оно. Куда попасть. Здессь, — Рра-Рашт чуть пошевелил кончиком пальца, — здессь слышно из. Больше нигде никто.

— Не понимаю… — почти беспомощно сказал Санька.

— Я слышал о таком, — сказал Барс. Он подошёл беззвучно. — Развёрнутое пространство. Оно как бы всегда здесь, перед нами — но мы смотрим на него с ребра и поэтому не видим. Чтобы попасть туда, нужно делать манёвр в субпространстве — что является полным законченным безумием. Якобы в этом развёрнутом пространстве и находится древняя Империя — Архипелаг. В разное время с разных планет многие пытались туда попасть…

— Никто не вернулся, — догадался Санька.

— Не совсем так, — сказал Барс. — Один из наших кораблей вернулся. Он ничего полезного не нашёл. В полнейшей пустоте — звёздное скопление из семи подозрительно одинаковых звёзд, два десятка одинаковых стерильных планет: каменные шары с атмосферами из азота и углекислоты… Корабль выскочил из суба почти сразу, как ушёл туда, — но на борту прошло девяносто лет. Только один из пилотов остался в живых. Мой отец. Они очень долго искали обратную дорогу…

— Почему? — жадно спросил Санька.

— Пустота. Нет координат.

— Но почему — пустота?

Барс пожал плечами.

— Мы знаем так, — сказал Рра-Рашт. — Мы можем найти.

— Как? — хором спросили Санька и Барс.

Кот приложил вытянутый указательный палец ко лбу, потом провёл им линию — от себя и вперёд, вперёд…

Он пойдёт на зов, понял Санька. А назад…

И вдруг понял, что не хочет спрашивать.)

— Давайте расставим все точки над «ё», их там явно больше одной… Итак. По очевидным соображениям я не могу покинуть это убежище. Я не могу даже позволить вам каким-то образом запеленговать его расположение. Думаю, вы поняли, что на Кергелене — лишь вход…

— Это род того туннеля, который нынешняя Империя предлагала прорыть к Земле? — догадался Некрон.

— Да. И я не уверен, что они отказались от свого намерения. Но это мы обсудим отдельно. У нас ещё будет время. Разумеется, если мы станем работать сообща… Боюсь, что и ваш президент не сможет пока прибыть сюда ко мне — он лицо официальное, каждый жест должен быть отточен и подготовлен. Я не могу предложить вам выступить посредником в переговорах — во-первых, вы представляете свою сторону и потому пристрастны, а во-вторых — переговоры через посредника чертовски долгая и неприятная вещь. Поверьте моему богатому опыту… Но у ваших глав государств существует такая замечательная штука, как прямая связь. Что-то подобное я и предлагаю организовать — примерно так, как я начал общение с вами. Через людей с развитой психотической составляющей.

— Своего рода живые рации?

— Можно назвать и так. Было бы неплохо — чтобы не расширять круг посвящённых — использовать тех же лиц, которые уже участвовали в сеансе связи…

— Только не это. В смысле — не Римму. Её муж с меня голову снимет. Он грузин и очень горячий человек.

— Ну, есть ещё юные пилоты… Ладно, это не самая важная деталь. Вам, Нестор Кронидович, в этом деле отводится самая деликатная его часть: убедить президента в том, что я существую на самом деле, представляю собой реальную силу, готов предложить партнёрство — а главное, что друг без друга мы не выживем. Нас раздавят по одиночке.

— Вообще-то мы… как бы это сказать… отбились, — напомнил Некрон.

— Да. Пока. За вас просто не взялись по-настоящему. Вы всё ещё принадлежите этакому концерну или крупному министерству, если пользоваться земными аналогиями. И имели пока что дело только с их ведомственной охраной… Обычно этого хватает, но вам сказочно повезло. Кстати, о сказках. Могу предложить другую аналогию — вы нанесли сокрушительное поражение… э-э… ну, скажем… вообще-то их государственное устройство проще описывать в анатомических терминах… да помните, конечно: богатырь подъезжает к горе, к пещере и орёт: эй, чудо-юдо, выходи на смертный бой! Гора поворачивается, появляется большая такая голова и говорит: ты что, не мог мне это в лицо сказать?.. Сейчас на Тангу наверняка клочки по закоулочкам — ваши формальные владельцы бьются за сохранение статус-кво, а другие силы желают вас — кто поделить, кто заграбастать в свою пользу, а кто и наказать понаглядней… Хотя там тоже масса точек зрения, всяческих интересов и амбиций… опять же, запустить механизм активизации регулярной армии, произвести смотр сил, все подсчитать, перебросить, скоординировать… в общем, года два относительного покоя у Земли есть. Кроме того, вы ведь у Тангу не единственная кость в горле. Взбунтовался ещё один генетический заповедник — Тирон. Это лямбда Змееносца… Правда, у тиронцев нет таких возможностей, как у вас, — там век пара и совсем немного электричества.

— И тем не менее они взбунтовались…

— Ваш пример подействовал. Конечно же, это случилось не само по себе — планету на восстание подняли. Давно и повсеместно существует что-то вроде Сопротивления режиму Тангу, хотя лично я с этими людьми знаться не стал бы — это или фанатики, или авантюристы. Однако вот уже второй месяц Тирон — большая проблема для правительства…

— Понял. Что вы получаете от союза с нами — и, соответственно, что получаем мы?

— Я получаю почву под ногами, юридический статус и в конечном итоге — реальную возможность вернуть себе корону. Вы получаете очень быстрый прирост военной мощи, достаточный для сопротивления любым усилиям Тангу навязать вам свою волю. Но действовать нам нужно очень быстро. Счёт пошёл на дни.

— Даже так… А где же вы были раньше, дорогой Бэр?

— Я был здесь же, дорогой Некрон. Естественно, я использовал другую тактику. Наверное, более правильную. Во всяком случае, более осторожную и осмотрительную. Я намеревался постепенно взять под мягкий контроль французское правительство и уже через него… и так далее. Не врываться, а тихо оказаться внутри.

— И то, что имперцы обнаружили эти планеты-ворота?..

— Да. Поломало все мои хитрые планы. Пришлось звонить в колокол, привлекая к себе всеобщее внимание. Вот — вы и появились…

— Просто первым? Или вы искали контакт именно с Россией?

— Скажу так: я надеялся, что вы откликнетесь раньше других.

— А почему?

Бэр впервые помедлил с ответом.

— Мне понравился ваш стиль. Бой двадцать пятого августа. Выйти вшестером против семисот — и выиграть с соотношением потерь один на триста двадцать. Такого унижения Тангу не знала никогда. И вообще всё, что вы сделали в тот день, — было гениально. Эти переговоры… И я почти не сомневался, что именно вы окажетесь здесь, у меня. Как видите, не ошибся.

Некрон почувствовал, что у него зачесалось в носу.

— Бог ты мой, — сказал Ярослав. — Ещё и такие бывают…

Тот, кого Олег принял издали за человека, человеком явно не был. То есть тело совершенно человеческое, просто поджарое и мускулистое — но вот голова и руки… Можно сказать так: лежащий походил на человека, очень добротно загримированного под кота. Не маска, а именно грим: приклеенная коротенькая шёрстка, паричок с круглыми ушками, замшевые и губчатые накладки на нос, усы и брови из лески… Но руки — нет, руки так изменить невозможно, руки настоящие. Шестипалые. Три пальца с ногтями, три — когтистые.

И хвост. Впрочем, хвост приделать проще всего…

— Что ж, — сказал Олег. — Это лишний раз доказывает, что Вселенная велика.

Ярослав тем временем осмотрел рану на голове. Михель маячил у него за плечом, жадно заглядывал — учился. Так. Рана поверхностная, скальпированная. Кость цела. Вряд ли это он из-за неё вырубился. Так, что ещё?.. где же оно расстёгивается?.. ага. Очень удобно, надо запомнить. Пулевых ран тоже вроде бы нету, и рёбра целы…

Конечно, не человек. Шёрстка по всему телу. На спине погуще, на груди совсем короткая.

Так, а это что?

— Олежка, посмотри…

— Да. Прижигалка. На очень большой мощности.

— Как же он машину посадил, если это прижигалка?

— Не знаю…

Прижигалку помнили оба, и оба носили отметины от неё: вечно шелушащиеся и зудящие пятна. Уже сколько лет прошло, а пятна так и не сходят.

Их били малой, редко когда средней мощностью. А у этого парня кожа на груди была в трёх местах сварена до мяса: серые морщинистые круги размером в пол-ладони, окаймлённые чёрно-багровым кольцами. После таких ударов наступала почти мгновенная смерть от шока.

— Э-э… — сказал Ярослав, и через секунду аптечный мешочек оказался у него в руках. Михель снова замер наготове. — Запаслив ты, однако, учитель… — удовлетворённо ворчал после паузы Ярослав, роясь в аптечке. — Вот только опасаюсь, не навредить бы. У тебя на Земле кошки были? Чем лечил?

— Порошком Бертольда Шварца и свинцовыми пломбами, — огрызнулся Олег. — Пенициллином колол один раз. Когда иголку проглотила и я ей полшеи располосовал.

— Что, ценная была иголка?

— С золотым ушком, индийская. Как сейчас помню.

— Не, кроме шуток. Если я ему на скальп сулему спиртовую вылью?..

— Ну Слава! Ну откуда я знаю? Я же его вижу первый раз, как и ты. Взялся — делай. Хуже всё равно не будет. Бинтуй. Так он кровью изойдёт.

— Да кровь уже почти и не течёт… Пульс сто двадцать — это как?

— Это хреново. Но сделать мы тут всё равно ничего не в состоянии. Только поцеловать его в задницу.

— Зачем?

— Вдруг поможет…

На полянку неожиданно выбрался Вовочка — на четвереньках. Нет. Не так: он полз на коленях, помогая себе одной рукой. А второй — что-то судорожно прижимал к груди, и лицо у хлопца было совершенно ошалелое…

Заметив, что на него смотрят, он встряхнулся, привстал, вгляделся в небо.

— Что там? — спросил Олег.

— Не, — сказал Вовочка. — Показалось.

— Тучки бы нам сегодня… — крякнул Ярослав. — Не дадут.

— И было им ясное небо и пиковый интерес… — Что бы ни стискивал Вовочка в кулаке, он решительно сунул это в карман. В кармане металлически брякнуло. — Помочь?

— Ты лучше посиди, — вмешался Михель. — Ты какой-то с лица не такой. Давайте я всё буду делать.

— Ну уж нет, — сказал Вовочка.

— А где Атос?

— За едой шарится. Он аккуратненько.

— Ладно. Пошарьте пока в кабине, — велел Олег. — Вдруг сообразите, где может быть аптечка. Только постарайтесь не улететь без нас.

— А вы собрались лететь? — спросил Вовочка уже из кабины. — Как интересно… Так, а это… Не. А… ага… ага… А он тут уже стоял или сейчас прилетел?

— Стоял, — сказал Олег.

— Тогда это явно не тот, который за Пятнистым лесом упал, — продолжал Вовочка, чем-то шебурша. — До Пятнистого леса километров двадцать… да и не похоже, чтобы эта штука падала…

— Вот это — не оно? — Михель вынырнул с какой-то полупрозрачной коробкой размером с хлебную буханку. На крышке коробки был изображён жук с расправленными крыльями. — Там что-то брякает…

— Давай посмотрю, — Олег протянул руку.

Но Михель уже нажал на невидимую защёлку, крышка откинулась — и из коробки, судорожно шурша, выбрались три здоровенных жука с зелёно-золотыми надкрыльями, оттолкнулись, с громким треском развернули крылья и улетели. Михель выронил коробку и теперь стоял с открытым ртом.

— Оригинально, — сказал Ярослав. — Попробуй найти что-нибудь с изображением шприца.

— Не понимаю… — сдавленно сказал Михель и полез обратно в кабину.

Олег расхохотался.

— Почему вы смеётесь? — обиженно сказал из кабины Михель, — Ничего смешного… На Земле — змея. Ну, я и подумал…

Жуки, описав круг, вернулись и с ходу опустились на раненого.

— Эй! — Ярослав заозирался, потом подхватил с земли обломанную ветку. — Вот я…

— Постой, — поднял руку Олег. — Не трогай.

Жуки топтались на лежащем как-то очень целенаправленно. Деловито. Вот один ткнулся усиками в жуткий след прижигалки, замер. Несколько мелких движений… Два других жука тоже выбрали себе пятна от ударов. Олег и Ярослав переглянулись. Наверное, всё шло как надо. Просто непривычно.

Грюк… Грюк… Пятясь, Вовочка с Михелем выволакивали что-то большое и тяжёлое. Ярослав, стараясь не спугнуть странных насекомых, медленно сместился мальчишкам на выручку.

— Да мы сами, пан Ярек…

— Бросьте пока. Похоже, чутьё вас, парни, не подвело.

— Что?

— Смотрите.

Как по команде, все три жука одновременно вкололи в пятна острые хоботки-стилеты и, страшно напрягшись, что-то впрыснули под мёртвую кожу. После чего очень медленно, внезапно отяжелев, сползли с тела и остались лежать рядом, поджав ножки.

— Что думаешь, учитель? — спросил Ярослав. Он сел рядом с раненым, сорвал травинку и стал жевать. — Что всё это значит?

— Была такая наука — бионика…

— Я тебя не про науку. Я тебя про плутовской роман. Смотри: у нас на руках без пяти минут покойник. У нас погоня на хвосте…

— А здесь стоит что-то очень похожее на летательный аппарат. Ты это имеешь в виду?

— Ага.

— Уй!.. О-о… — на два голоса прогудели мальчишки.

— Остаётся всего ничего: научиться им управлять.

— Ну, ты же у нас летающий колдун…

— Не дашь забыть… — проворчал Ярослав и поднялся. — Дурная затея… Да и куда лететь?

Он всунулся в кораблик.

А не тесно — он одобрительно окинул взглядом салон. Два пилотских места, утопленные в полу, какой-то кожух-горб между ними, а позади — пустой объём почти как в автобусике РАФ. Нет, поменьше — покороче потому что — но не намного. Перевозка пассажиров не предусмотрена… а вот это что? Хм. Будь это земная техника, решил бы — крепления для носилок. Двое носилок, одни на пол, другие под потолок. Интересно…

Так, а что у нас с управлением?

С управлением был полный швах. Полный и окончательный. Никаких приборов, только несколько больших квадратных кнопок без подписей. Да и были бы подписи… Ага, вот есть рычаги — прямо под руками, не сразу в глаза бросаются.

А толку?

— Олег! — внезапно ввинтился в голову пронзительный Вовочкин голос. — Ты рассказывал, что земные кошки — которые мелкие — на больного человека залазят и его своим теплом лечат. Может, большого кота человеком лечить можно?

— Тобой только заразить можно, — заметил Артём. Пришёл, значит. Значит, перекусить уже сготовил. — А животное ни в чём не виновато.

— Не животное, а разумное гуманоидное существо, — строго поправил Олег. — Можно сказать, человек.

Кряхтя, Ярослав забрался в пилотское кресло. Оно было тесновато для него, но сидеть можно. Ноги упёрлись в скошенный пол — никаких педалей. Забавно… Он взялся за рычаги — наверное, удобные для шестипалых лап… так, а если переменить пальцы… нет, вполне удобоваримо. Знать бы только, для чего они служат. Где газ, где тормоз, где переключение скоростей?

Он вспомнил, как в институте, в общаге, какой-то очень пожилой студент, корчивший из себя бывшего секретного лётчика, рассказывал о ночном бое с чёрным американским самолётом: "Я за ним, а он от меня! Я за ним, а он от меня! Вверх идёт, вверх. Ну, думаю, врёшь, у тебя у мотора мощибольше, зато я вожу лучше. Сбрасываю на первую скорость — и по газам, педаль в пол…" Ярослав, к тому времени налетавший в аэроклубе сорок часов на Як-12, морщился, слушая дурацкие байки, но молчал: чудак угощал всех копчёной кабанятиной, а за это многое можно было простить.

Как же они всё-таки летают без приборов-то?..

Потом он понял, что уже довольно долго разглядывает пристально чёрный блестящий шлем, лежащий перед лобовым стеклом. Шлем соединялся плетёным шлангом с тем горбом, который разделял пилотские места. Может быть, приборы выведены в шлем — проекция на стекло или ещё как-то? В аэроклубе говорили, что такие разработки ведутся. Куда ни повернёшь голову — основные приборы перед тобой, не нужно дёргаться-отвлекаться. А здесь и скорости другие…

Он взял шлем, покрутил. Не было никакого стекла — лицо закрывалось совершенно непрозрачным щитком с пружинящей прокладкой изнутри. А ведь может статься и так, подумал он, что кораблик этот управляется мимическими мышцами или вообще биотоками… ну, тогда ловить нечего. Придётся сначала вылечить пилота, а потом думать дальше.

И просто от некуда девать руки, пока ждёшь, что придумается, без всякой оформленной мысли, он надел шлем — ну, примерить, что ли.

Секунду или две не происходило ничего…

Они шли медленно, часто отдыхая, и рассвет застал их в пути. Но уже почти у самого города — вон, крыши видны! — Спартак лёг в траву и забормотал что-то неразборчиво. Артурчик перевернул его лицом вверх и испугался: морда брата стала худой и незнакомой, губы по цвету слились с кожей, в уголках рта запеклась пена. От глаз остались щёлки, виднелись красноватые белки, и всё. Дышал Портос коротко и резко.

С минуту Артурчик метался, чуть ли не впервые в жизни не зная, что делать. Тащить на себе? Оставить и бежать за помощью? Подать сигнал?

Не дотащить.

Оставлять боязно — даже не столько из-за мелких тварей, которые быстро учуют безопасную добычу, — сколько из-за жувайлов.

На сигнал дров не набрать, сушняк у города весь выбрали, а живые деревья не горят.

Впору было впасть в отчаяние.

"Арамис впал в отчаяние…"

Ага, щас. Или даже — щаз.

На руках — да, не дотащить. Но можно соорудить волокушу. Простенькую, но прочную. Две продольных жерди, три-четыре поперечины, всё обвязать «партизанкой»… и вперёд.

Артурчик достал нож, огляделся и пошёл заготавливать материал.

Когда он вернулся, волоча три сырых ствола какбыбамбука, рядом с братом уже копошились полосатые мышки — принюхивались, тыкались носиками… Их смущало, что эта добыча ещё не до конца мёртвая. Иначе они за полчаса растащили бы всё до косточки.

— Кыш, твари, — замахнулся Артурчик, и мыши исчезли мгновенно — будто зарылись в землю.

Он присел на корточки и, поминутно оглядываясь по сторонам, занялся раскроем, подгонкой и сборкой.

Через полчаса волокуша была готова: две продольные жерди, три поперечины и косуха для жёсткости. «Партизанки» хватило и на вязку узлов, и на быстренькое плетение чего-то вроде простенькой кроватной сетки. Теперь братишке будет удобно… рюкзак под голову…

Пока закатывал тяжёлого и валкого Портоса на волокушу и привязывал его широкой лямкой от рюкзака, понял, что устал. Но почти себе назло встал, впрягся в сбрую — вторую лямку — ухватился руками за оглобли и пошёл, пошёл, пошёл, разгоняясь и подстраиваясь под рысканье волокуши, вперёд, вперёд, к домам, к своим, ловя ногами рыскающую кривую дорожку — и при этом внимательнейшим образом глядя под ноги себе и на кроны деревьев, прислушиваясь к лёгкому шороху листьев и внюхиваясь во встречный ветерок…

Часа через полтора навстречу истекающему потом Арамису попался сумасшедший поп Паша.

Несколько раз Ярослав пытался рассказать о том, что произошло, и снова и снова его разбирала эта сумасшедшая сердечная одышка — будто он только что бегом спустился с высокой горы, сумасшедший ускоряющийся бег, который нельзя остановить или даже умерить и уже нельзя убыстрить, потому что ноги не способны мелькать с такой скоростью…

— В общем, так, ребята, — выговорил он наконец. — Лететь мы не сможем. Он чем-то шарахает по мозгам. Не сильно, но внятно. Но зато вполне сможем катиться по земле. Даже появляется что-то вроде карты…

— Давненько я не брал в руки карты, — со смешком сказал Олег.

— И не совсем по земле, — сказал Михель. — Эта штука приподнималась. Вот на столько, — и раздвинул пальцы где-то на толщину ладони.

— Ну да, — согласился Ярослав. — Это логично: летать может только пилот, на которого машина записана. А гонять её по полю должен мочь любой техник…

— Хорошо, если поле ровное, — сказал Олег. — А в нашем случае…

— Мне показалось, что там, в машинке, это предусмотрено, — Ярослав покосился на кораблик. — На карте вроде как указывается: куда можно соваться и куда нельзя. Так мне показалось.

— Слушай, а ты выдержишь? — спросил Олег. — Что-то ты совсем зелёный.

— Выдержу, — сказал Ярослав. — Во-первых, надо. Во-вторых, больше не буду соваться, куда не следует. Выдержу.

Голос его звучал твёрдо. Даже чересчур твёрдо.

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — неожиданно сказал Михель. — Так?

— Философ, — сказал Олег. — Сын философа и внук философа.

— Второе и третье — это про Владимира, а не про меня, — педантично уточнил Михель.

— За Владимира — очки на носу завя… Уй! — взвизгнул Вовочка, привычно уклоняясь от подзатыльника.

— А ты знаешь, чем кончается этот ряд? — продолжил Олег воспитательный процесс.

— Чем?

— Лучше плохо умереть, чем хорошо уснуть.

— Ни фига себе. Точно не наоборот?

— А вот. Но будем считать, что это реакционное заблуждение.

В салоне кораблика что-то довольно громко щёлкнуло, и голос Артёма восторженно произнёс:

— Ух ты!

— Что такое? — вскинулся Ярослав.

— Сундук открылся, — сказал Артём.

— Никто не разбегается?

— Не. Тут всё уложено… Вот это точно лодка. А это, наверное, рация. А это — ружьё.

— Не трогай, — быстро сказал Олег.

— Я и не трогаю, — сказал Артём. — Я глазами смотрю. А Вовочке сейчас в лоб закатаю.

— Чё сразу в лоб! — возмутился тот. — Я уже тоже ничего не трогаю.

— Мушкетёры! — рявкнул Олег. — Прострелите наше такси — пойдёте пешком. Причём совсем в другую сторону.

Вовочка высунулся из салона.

— А вы куда собрались? День в разгаре.

Ярослав шумно выдохнул.

— День-то он день, только… Парни, — обратился он к сыновьям, молча и угрюмо сидевшим чуть в сторонке. Основательно вбитую отцом привычку не соваться под руку не могло поколебать такое мелкое происшествие, как появление инопланетянского корабля, с водителем или без. — Подъём. Все планы меняются. Грузите быстро обоих пациентов в машинку, устраивайте помягче — и дуйте в город, к тётке Софье. Перехватят до города — возвращаетесь с дальнего выгона. С тёткой условитесь, что вы у неё ночевали. Дома вас нынче не было — слышите? Знать вы ничего не знаете и ведать не ведаете. Не видали никого, не слыхали и вообще глупые, как пробки. А мы пока напрямки до зимовья ломанём, а там уж будем думать, что дальше. Чует моё сердце, близко они, гады. Как бы нам тут много гостей не дождаться.

— Зимовье, оно ж за рекой, — удивился Артём. — По дну поедем, пан Ярек? На мосту-то мостовой.

— Учишь батьку детей делать, — покачал головой Ярослав. — Нехорошо. Броды знать надо. Да и машинка эта, мне показалось, не только по земле способна… Ну всё, хватит языками молоть — к делу.

Через пять минут сборы были окончены. Ярослав, преодолевая страх и отвращение, надел шлем. Кораблик чуть слышно зажужжал, приподнялся над землёй и как бы поёрзал на месте, примеряясь к броску. Сыновья смотрели вслед. Раз — и только трепещущие ветки…

Они переглянулись и побежали в другую сторону — экономичный бег короткими шагами, локти прижаты к бокам, раз шаг — вдох, два-три-четыре — выдох.

А примерно через час лощиной прошла группа жувайлов с косицами — шесть человек. В руках у них были дубинки, короткие копья и новенькая прижигалка, выставленная на максимальную мощность…

Над ними парила шпионская птица.