Книга: Ад
Назад: 3
Дальше: 5

4

Со стороны, наверно, все это напоминало утренние события. Переполненная палата, нож за поясом, на койке — Беловод, на груди — Лианна. Но что-то изменилось. Вячеслав Архипович выглядел каким-то осунувшимся, Лианна — возбужденной, а за моей спиной замерла ужасно апатичная Лариса Леонидовна. Эта апатия, абсолютно не присущая моей Ляльке, больше всего и беспокоила меня все то время, пока я собирал по всему полигону детали лазера, обертывая их тряпьем и пряча в бумажный мешок, найденный в одном из помещений. Пока руководил размещением термосов с азотом в салоне автобуса. Пока объяснял водителю, где надо свернуть с дороги, чтобы подъехать к больнице химии. Пока отправлял его к Мирошник, инструктируя по поводу обращения с термосами.
Больше Лялькиного состояния меня беспокоила, но где-то на подсознательном уровне, только проблема нахождения Беловода в непосредственной близости от Мельниченка. И сейчас, глядя на профессора, с которым не произошло ничего более ужасного по сравнению с тем, что уже произошло, я чувствовал некоторое облегчение. «Некоторое» из-за того, что вид у того был каким-то неуверенным.
Засунув мешок с запчастями под кровать, я присел на ее краешек (рядом — Лялька, в ногах, с портфелем Алексиевского, — Лианна):
— Как дела, Вячеслав Архипович?
Тот слабо улыбнулся в свои козацкие усы:
— Как и дала. А что у вас?..
Он бросил быстрый взгляд на Ляльку и, не ожидая ответа, взял меня за шею, привлек к себе и тихонько спросил на самое ухо:
— Что с ней?
Я на мгновение сник и так же тихо ответил:
— Да… Дмитрий где-то потерялся.
— Этого еще только не хватало, — откинулся Беловод на подушку, — а…
— Подождите, подождите, Вячеслав Архипович, — перебил я его, решив сразу поделиться с ним своими сомнениями, — вас тут никто не беспокоил?
Профессор, не поняв, хлопнул глазами.
— Н-ну, — продолжил я, — Мельниченко не появлялся?
— А что ему здесь делать? Нет. Тамара несколько раз забегала.
— Тамара? — чуть не подпрыгнул я. — Гречаник?
— Ну да. А чего это тебя так поразило? Мы с ней давние… не враги. Вот, сока мне принесла, — он кивнул на подоконник, на котором стоял надорванный картонный пакет виноградного «Смака». — Спрашивала, не нашел ли ты Лианну. Волновалась из-за того, что не успела тебе рассказать о том, что и я с девушкой в одной палате скучаю…
Я вспомнил свой разговор с Гречаник возле женского туалета и то, как она на полуслове оборвала фразу «там еще лежит…». Оборвала, застигнутая врасплох просьбой Мельниченка зайти к нему. Таким образом, Тамара уже тогда знала, что Беловод находится рядом, и, значит, знал и Мельниченко. Но тогда…
Тогда все мои версии и логические построения летели кувырком. Ну если и не все, то добрая их часть. И хотя мне надо было бы этому радоваться, я ощутил лишь пронзительную внутреннюю пустоту.
— Ладно, — стиснув зубы и тряхнув головой, произнес я, — ладно. Значит, все хорошо, — я посмотрел на Лианну, которая, обняв портфель, влюбленно смотрела на меня, и перевел взгляд на Беловода. — Однако что-то вы осунулись, Вячеслав Архипович. Раны дают себя знать?
Тот уперся взглядом в потолок:
— Дают, Роман, дают. Но в границах мною дозволенного. Мне кое-что другое покоя не дает. Но ты сначала расскажи, что там во внешнем мире происходит, а потом мы наши впечатления сопоставим.
Медленно, запинаясь, а потом все уверенней я сжато изложил Беловоду схему всех событий, произошедших со мной за время отсутствия. Опустив, на всякий случай, факт обстрела некоего столичного журналиста, который случайно попал в круговорот непонятных ему событий. Пусть этот журналюга сначала сам в них разберется, а потом будет другим повествования повествовать! Когда я дошел до сюрреалистического дивана, стоящего посреди улицы, профессор мягким жестом остановил меня и обратился к Ляльке:
— Ляля, доченька, может, ты дальше продолжишь?
И Лариса, как я перед этим, сначала нехотя, а потом все живее и живее закончила мой репортаж. Мне показалось, что каждое слово срывает с моей бывшей жены какие-то оболочки. А когда она сочно описала мою ссору с Дмитрием, то обрывки этих оболочек полетели как куски разбитого панциря, больно осыпая меня и раня злой — даже зловещей! — иронией. Рядом сидела уже былая Лялька, независимая, ироническая и внутренне ощетинившаяся. Нет, умеет все-таки Вячеслав Архипович племянниц в себя приводить!
Но, как я понял, это его не успокоило. Наоборот, чем ближе было окончание нашего рассказа, тем более хмурым становился Беловод. В конце концов, это заметила и Лялька.
— Что-то не так, дядя Слава? — обеспокоенно спросила она, ерзая по кровати.
Тот немного помолчал, а потом хрипло произнес:
— Все не так. Все плохо. Не нравится мне эта агрессивность тарелок, да и вообще… Вот и к нам, говорят, все больше раненых поступает с лучевыми ожогами. Что-то не то…
— И откуда эта пакость на нашу голову! — даже зашипел я. — Век бы думал — не придумал, что могу стать героем какого-то дурацкого триллера!
Беловод утомленно прикрыл глаза:
— Откуда, говоришь… Есть некоторые соображения. Но… Но давайте делом попробуем заняться.
Даже со стороны было заметно, что ему что-то мешает сосредоточиться, однако профессор пересилил себя:
— Значит, говорите, Дмитрий обиделся на весь мир и убежал? Плохо. С одной стороны, я его понимаю, но с другой… Надо вам найти Димку. Обязательно надо. А пока… Ты все детали собрал, Роман?
Я выудил из кармана план, на котором все крестики, кроме красного, обводились мной кружочками по мере того, как я складывал запчасти в мешок. Тяга к порядку всегда считалась одной из моих добродетелей. Вот только Ляльке она почему-то не очень нравилась.
— Согласно списку, Вячеслав Архипович, — протянул я бумажки ему.
— Не нужно, — слабо пошевелил рукой Беловод. — Лучше давай-ка сюда все эти железяки.
Собирал он их вместе быстро, математически выверенными и автоматически отточенными движениями. Заметив, что я стараюсь запомнить порядок сборки, он улыбнулся в усы и немного замедлил темп.
— Слава богу, что хоть руки у меня уцелели после всех последних похождений. Да и голова, — произнес он, протягивая мне сложенный аппарат, похожий на гибрид детского игрушечного лазера и «китайского» (были такие во времена моего детства) фонарика. Правда, немного большего размера и более солидного, что ли.
Я торжественно взял его в руки. Это уже было нечто похожее на настоящее оружие.
Очевидно, Беловод понял мои мысли, потому что усы у него снова полезли в стороны:
— Как ты понимаешь, лазером мы его зовем просто для удобства. Принцип действия у него совершенно иной. И если ты считаешь, что уже можешь палить из него во все стороны, то глубоко ошибаешься. Ну, разве что ослепишь кого-то ненадолго, если по глазам попадешь. Потому что это — модель с ослабленным питанием. Более мощный аккумулятор ставится вот сюда, — Вячеслав Архипович ткнул пальцем в выступ, напоминающий приклад карабина, — и тогда… Впрочем, что будет «тогда», мы и сами толком не знаем. С живыми объектами не экспериментировали, а с веществом этот тип излучения взаимодействует слабо. Вот с энергетическими полями… Это, наверное, главное, чего не поняли некоторые наши деятели.
Вздохнул он и вздрогнул, будто от внезапного приступа боли.
— Впрочем, этих самых полей энергетических сейчас на Земле-матушке видимо-невидимо! Таким образом… Опасно все это. Впрочем, в данное время ни тебе кто-то, ни ты кому-то особо угрожать не можешь, потому что аккумулятор… Он, кстати, и есть главным нашим изобретением. Этот лазер так — игрушка. До его конструкции при желании любой инженер за неделю додумается… Так вот, аккумулятор — у Дмитрия. Это и есть тот самый красный крестик на плане. Сам Дмитрию приказал его забрать. Думал, так лучше будет.
Беловод немножко помолчал и обратился к Ляльке:
— Лариса, как только найдешь мужа, прикажи ему, чтобы он и документы, и батарею отдал Роману.
Он снова взглянул на меня:
— Надо было это раньше сделать. Но сначала не успел, а потом… Ты уж извини меня, Роман, но от всех этих событий у меня в голове, наверное, короткое замыкание получилось… Потом начал я иметь сомнения относительно тебя…
— И правильные, Вячеслав, ты начал иметь сомнения, — вдруг проскрипело рядом. Мы все даже вздрогнули, а я неосознанным движением выставил ствол лазера вперед.
Прямо на грудь Тамары Митрофановны.
— Вот, вот, видишь? — не моргнула она и глазом. — Ему бы все пулять куда ни попадя. Ума — ни на копейку!
Вот хвороба моя! И откуда ж ты взялась? Как же это мы тебя проглядели?
А Гречаник уже уперлась обвинительным взглядом в Беловода, прижимая к себе какие-то свертки, которые, очевидно, несла ему:
— Или ты совсем из ума выжил — давать этой детворе оружие в руки! Немедленно прикажи отнести его Мельниченку. Он уж знает, как с ним поступить!
— Это у тебя, Тамара, вместе с твоим Мельниченком окончательно шарики за ролики заехали, — устало произнес Беловод. — Детвора эта на порядок умнее нас с тобой вместе взятых. Даже с привлечением интеллектуальных сил всей Верховной Рады.
— Если бы эта детвора была такой умной, — вдруг взвизгнула Гречаник, — мы бы не были в таком дурацком положении! Потому что единственная наша вина состоит в том, что мы в свое время им и свободу, и власть отдали, которую, кстати, именно мы с тобой отвоевали. А они всю страну напрочь развалили!.. Но теперь — не-е-ет!
Беловод даже глаза вытаращил:
— А это к чему?
— Гондурас в огне, все — на баррикады, — тихо, но выразительно произнесла Лялька.
Я думал, что Тамара, услыхав ее, взорвется сильнее извержения кремняка или лучевого удара тарелки, но она лишь обожгла Ларису разъяренно-презрительным взглядом.
— Все! Хватит! Вячеслав, я иду к Мельниченку, и ты сам передашь ему все свое железо. А пока на — питайся! — и она бросила свои разноцветные свертки на край кровати, едва не попав ими по съежившейся Лианне, которая все время тихонечко сидела там и о которой мы совершенно забыли.
— Больно, как больно, — вдруг проскрипела девушка каким-то бесполым голосом, напоминающим скрип гравия под колесами автомобиля. — Больно. Многие из нас гибнут… Гибнут без толку… Откуда здесь враги наши?.. Их же не должно тут быть… Но они здесь… Кто позвал их? Кто позвал нас? Планета еще не готова. Еще влажно и холодно на поверхности… Еще не разогрета она орудиями нашими… Для чего мы оставили наши дома? Чтобы гибнуть… Рано, очень рано… Ведь те, которых мы создали, наши орудия, наша надежда, еще не подготовили планету… Еще мало взрывов, еще мало трещин, еще мало шахт и туннелей… Мало землетрясений и извержений вулканов… Еще рано… Кто позвал нас? Почему так медленны орудия наши? Почему они направлены против нас, своих творцов? Кто их направляет?.. Вот там, там, собираются вместе… Готовятся уничтожать нас… Зовут врагов наших… Не дадим… Не дадим… Еще рано, но мы уже здесь…
Остолбенев, мы вслушивались в глухие звуки непонятных фраз, словно доносящихся к нам из какого-то далекого, пронизанного шевелением глыб, сталактитов и сталагмитов подземелья. Не знаю, как у кого, но мне показалось, что у меня зашевелились волосы.
Первой пришла в себя Лялька. Она осторожно помахала рукой перед глазами съежившейся Лианны, но та даже не шевельнулась. Тогда я, не выпуская лазера из правой руки, левой потряс девушку за плечо. Она вздрогнула, бессмысленно хлопнула глазами и вскочила на ноги, так и не отпустив прижатый к груди портфель Алексиевского.
За ту минуту тишины, когда мы молча смотрели на нее, выражение глаз Лианны приняло осмысленный вид.
— Михай, — прошелестела она, и я с облегчением отметил, что ее голос стал голосом обычной, немного испуганной девушки, — Михай, ты знаешь, где я была? Там, где все красно и раскалено до желтизны. Там, где вязко и жарко. Там, где на тебя давят все океаны и все материки этой планеты… Но… Но мне там было почему-то уютно, очень уютно. И спокойно… Словно я замерла на тысячелетия в теплом прозрачном янтаре, как древнее насекомое. И я была не одна. Нас было много. А потом мы все начали подниматься вверх, надеясь на что-то. Но вместо этих надежд нас ожидали враги и холодная смерть. И сейчас ждут, и сейчас, — вдруг затрясло ее. — Там!.. Там! На углу проспекта 50-летия Октябрьской Революции и проезда Гетмана Сагайдачного.
Такой точный адрес какого-то абсурда окончательно вывел нас из состояния оцепенения.
— Тьфу! — сплюнула Гречаник. — С ума здесь все посходили. Нет, сейчас я все-таки позову Григория Артемовича, пусть он с вами разберется.
И она, спотыкаясь о неподвижные тела людей, лежащих на полу, двинулась к выходу.
— Тамара… — слабо было выкрикнул Беловод, но сразу же замолчал и лишь растерянно махнул рукой.
А я смотрел на израненные тела, на окровавленные бинты, на грязные повязки, на опустошенные страданием глаза и, вслушиваясь в тихие стоны, вдруг осознал, что никто из людей, находящихся в палате, не вмешался в наш разговор. Не сделал ни единого замечания. Даже просто не попросил разговаривать потише. Словно мы существовали отдельно от них. Или они от нас. То есть весь мир распался на отдельные куски, даже краями не соприкасающиеся друг с другом. Это было жутко. И, просачиваясь сквозь эту жуть, я вспомнил, что понимание неестественного поведения людей приходит ко мне не впервые.
— Роман, — вывел меня из прострации глухой голос Беловода, — Роман, бери с собой аппарат и убегай отсюда. Найдешь Дмитрия, заберешь у него все, что нужно.
— Я с тобой! — схватила меня за руку Лялька.
— И я, и я, Михай, — бросилась ко мне с другой стороны и Лианна. — Я тебя одного не отпущу с этой… с этой… — она вдруг сникла.
— Вот, девчоночий гарнизон, — грустно улыбнулся в усы Беловод. — А ну, прекратить суету, гражданочки! Вы Роману только мешать будете.
— Я. Пойду. С. Романом, — чуть не по складам произнесла Лялька. И приговор этот был окончательным. Таким, который обжалованию не подлежит.
— Никто. Со. Мной. Не. Пойдет, — в тон ей ответил я. — И мне, кстати, тоже некуда идти, — недавние смутные подозрения забурлили во мне с новой силой. — Нельзя тут Вячеслава Архиповича одного оставлять. Опасно это.
— Роман, — терпеливо, словно к маленькому ребенку, обратился ко мне Беловод, — опасно рисковать жизнью других людей, если есть возможность спасти их. Быстрее, сынок, быстрее. Иди, — почти неслышно закончил он.
Проклиная свойство своего характера со вниманием относиться к чужим мнениям, свой проклятый, запущенный конформизм, я засунул собранный прибор в бумажный мешок и посмотрел на Лианну. Если Лялька еще и может как-то пригодиться, то эта…
— Лианна, девочка, — вытянул я из-за пояса нож, — держи. Если кто-то захочет обидеть Вячеслава Архиповича, защищай его. На тебя вся надежда. Я знаю, что ты не подведешь.
— У тебя что, крыша поехала? — дернулась было Лялька.
Но я разъяренно повернулся к ней:
— Ты своего благоверного хочешь найти или нет?
— Да идите уже, идите! — даже застонал Беловод, бессильно откидываясь на подушку.
Уже выходя из палаты, я обернулся. Профессор смотрел нам вслед печальными глазами, а к его кровати, сидя на полу, прислонилась Лианна. На ее коленях лежал портфель Алексиевского, который она крепко обнимала рукой со сжатым в хрупком кулачке ножом. Полный идиотизм…
Выскользнули из больницы мы с Лялькой быстро и спокойно. То ли Мельниченка не было, то ли Тамара еще не смогла разыскать его. Остановив на дороге «КамАЗ» с грузом какого-то железа, шустро залезли в кабину и только здесь переглянулись друг с другом, услышав усталый голос водителя:
— Куда вам, ребята?
Я еще колебался, лихорадочно нащупывая самую весомую логическую цепочку, связанную с местом пребывания Бабия, а Лялька уже говорила:
— Друг, подбрось до перекрестка 50-летия Революции и Сагайдачного.
Приучил ее все-таки Дмитрий к мистике с уважением относиться. Молодец!
Впрочем, моя ирония мгновенно улетучилась, и слово «молодец» приобрело совершенно иное звучание, когда, медленно проехав по недавно цветущей и вечно пятидесятилетней улице, мы еще издали увидели на указанном Лианной месте довольно большую толпу. В небе над ней легонько колыхались две тарелки. Я мысленно только руками развел: действительно, мистика!
Но, как оказалось, мистический процесс только начинался. Потому что из высоко расположенной кабины «КамАЗа» мы почти одновременно увидели, как среди пестрой — по народу, а не по цвету — толпы мелькнула неуклюжая фигура Бабия. Определив курс, ведущий к ней, мы с Лялькой врезались в плотное, пропахшее потом пространство. В нем, кстати, рядом с гражданскими мирно сосуществовали как лица в камуфляжной форме, так и персоны в оранжевых жилетах. Ляпота! Я вспомнил стаю кошек и собак, увиденную мной во дворе дома Беловода в день начала этих странных событий. Все повторяется в этом мире. Даже Людмила Георгиевна.
Она стояла на небольшом возвышении, сложенном из корявых глыб и покрытых для красоты найденным где-то большим красным паласом. Цвет, как я отметил, был не характерен для прозрачного братства. Спешили, наверное. Вокруг Мирошничихи замерли ее братья с барабанчиками на груди. Количество их увеличилось уже до десяти. Рядом с ними виднелась и тренога, на которой дымился — словно дыма вокруг не хватает! — памятный мне пучок травы. Интересно, из какой копны она его таскает?.. Отличием этой, до боли знакомой картины было десятка два лиц явно сатанинского вида со своим сорванным кем-то металлическим оборудованием, валяющимся под ногами. Вокруг них замерла молчаливая цепь серьезнолицых людей с кольцом крепко сцепленных рук. Мне показалось, что тарелки над нами, словно заинтересовавшись этой сценой, опустились немного ниже.
Я тоже заинтересованно наблюдал за ходом событий, а Лялька поглядывала во все стороны, разыскивая глазами Дмитрия.
— Вы замутили свои души! — обращаясь к окруженным сатанистам, вымахивала Людмила своей большой линзой. — Неужели вы не испугались жуткого мрака, пленившего вас, когда вы стали на защиту прислужников хаоса? Неужели вы не испугались того, что свет покидает вас, рассыпаясь на угасающие искры? Что вы чувствовали, когда напали на наших братьев и сестер, пытающихся предотвратить разрушение этого мира?
Только сейчас я заметил, что с другой стороны цепи, возле небольшой группы окровавленных людей, стояло несколько термосов с азотом.
— Мы не станем приговаривать вас к смерти, нет! Потому что вы — наши заблудшие братья…
— Вот он, вон там, — затормошила меня Лялька, — пошли!
Взятый на буксир и тихонько чертыхаясь, я двинулся за ней, долбая своим неуклюжим бумажным мешком по ногам окаменевшего народа. Но никто не выругал меня. Все уставились на Людмилу.
— Мы наполним вас светом! Нашим светом. Беспредельным светом этой беспредельной Вселенной.
Расстояние до тарелок явно уменьшалось. Бабий тоже был почти рядом.
— Приготовьтесь, братья и сестры мои!.. Свет струится сквозь нас, свет и цвет, форма и число!
Краем глаза я заметил, как Людмила выставила линзу перед собой, упершись в нее взглядом. Живая цепь словно уплотнилась и напоминала теперь крепкую изгородь, растворяющую в себе все человеческие различия.
— Дима! Дима! — позвала Лялька, схватив мужа за плечо. — Куда же ты исчез, горе мое луковое?
Дмитрий обернулся и сразу же встретился взглядом со мной. Тарелки в небе замерли и как-то угрожающе наклонились. Я выпрямился, подготавливая себя к реакции Бабия на наше появление. Но ничего не случилось. Он лишь дернул плечом, высвобождая его из Лялькиной руки, и, уставившись на циферблат прибора, придерживаемого им прямо перед собой, пробормотал:
— Не мешайте… Что-то на инфразвуковой частоте происходит…
Никто ему и не мешал, лишь рядом послышалось гудение, сначала тихое, а потом все более и более нарастающее. Сквозь него начали понемногу протискиваться звуки барабанчиков. «Сейчас цзинькнут», — подумал я. И «цзинькнули». Но не они, не прозрачные братья со товарищи противоположного пола, а братаны. Один из сатанистов вдруг схватил с земли тяжелую цепь, которую задержавшие его не додумались убрать подальше, и с размаху заметелил ею по человеческому кольцу. Но оно даже не пошевелилось. Лишь один мужчина повис на руках других.
— Лин-цзи-цвет… Лин-цзи-свет… Лин-цзи-форма… — бормотали барабанщики и понемногу к ним начали добавляться голоса из толпы.
— Чего стоим, братва? — заорал сатанист, размахивая цепью, со свистом вспарывающей воздух. — Бейте их!.. Пробиваемся к нашим! Эти же святоши ни на что не способны…
Но странным образом голос его становился все тише и тише, пока он вообще не замолчал, выронив цепь. Его приятели вообще не сделали ни одного движения. Хотя (и это я почему-то заметил особенно хорошо) глаза их были наполнены яростью и злостью. Такой злостью, которая выжигает глаза до пустоты. И еще я заметил, что такой же пустотой были наполнены и глаза членов прозрачного братства. Разницы не было никакой.
«Она же гипнотизирует их, стерва!» — вдруг осенило меня. А Людмила выводила сверху:
— Нет ничего, кроме света… Нет ничего, кроме добра…
А Лялька бубнила рядом:
— Ну чего ты обиделся, глупенький… Мы же ничего… Мы у дяди Славы были…
А по тарелкам начали пробегать какие-то зеленоватые отблески, и гудение барабанов раздавалось уже как будто с неба.
Я начал неуклюже разворачивать мешок, одновременно почти выкрикнув Ляльке в спину:
— Скажи ему, что Беловод приказал аккумулятор отдать. И документы.
Бабий вдруг оторвался от своего циферблата:
— Как это — отдать? Зачем?
— Н-ну, — начала чуть заикаться Лялька, — так дядя Слава приказал. У Романа, наверное, они целее будут.
Бабий, наконец, увидел, что я вытягиваю лазер из мешка, и даже подпрыгнул, зашипев:
— Ц-цел-ле-е-е… Не ве… Не верю!..
Он бросил быстрый взгляд на небо, где тарелки, казалось, все больше и больше набухали, отливая каким-то сизоватым цветом, и все понял:
— Оборотни! Все — оборотни! Лариса, вы что, с ума сошли? Да он же сейчас такое устроит!..
— Давай аккумулятор, дебил! — гаркнул я.
Бабий отшатнулся от нас, и в то же самое время в наших ушах что-то басовито зажужжало, постепенно повышая тон до комариного писка. В нижних частях тарелок появились какие-то выпуклости, которые неожиданно и беззвучно лопнули, а из них к земле метнулось два луча, пересекшихся в одной точке. В точке, где стояла Людмила Мирошник.
Ее охватило мертвенно-голубое сияние, а земля чуть вздрогнула у нас под ногами и разорвалась, разбрасывая людей и то, что от них осталось, в разные стороны. Толпа на мгновение замерла, а потом бросилась врассыпную, перемешивая братьев и братанов, спотыкаясь и скользя по липким красным пятнам и еще по чему-то шевелящемуся и едва дымящемуся. А над всем этим несся животный вой. Вой Мирошничихи, медленно сгорающей в голубом сиянии, которое растворяло ее плоть и оголяло полупрозрачный скелет. А тот, в свою очередь, рассыпался зелеными искрами. Этот вой был страшнее вопля Мороза, рева Мирошника, хрипения Пригожи. Страшнее его было только яростное молчание Михая.

 

 

Кто-то сбил меня с ног, и, падая на спину, я невольно нажал на спусковой крючок лазера. Короткий луч вылетел из него, попав прямо в глаза плотного мужчины, налетевшего на меня. Он ойкнул и, на мгновение остановившись, заслонил лицо ладонями. Это позволило мне мгновенно вскочить и схватить Ляльку за руку.
— Убегаем отсюда! Быстро! А то раздавят к чертовой матери!
Лялька успела схватить за руку и Дмитрия. Изо всех сил пытаясь не дать толпе возможности разъединить нас, мы втроем понеслись по ее течению. И благодаря моим усилиям даже пробились в передние ряды. Я уже думал, что скоро нам посчастливится вырваться из круговорота обезумевших людей, но в это время из проезда Сагайдачного появилось огромное сборище сатанистов. От такого количества кожаной одежды у меня даже почернело в глазах. Впереди бежал, чуть похрамывая, мой старый знакомый — Айк.
— Вот они, праведники недоделанные, — заорал он, не заметив, однако, в этом бедламе нашу троицу, — те, что наших братанов завалили. Бей их, ребята!
И стенка ударилась о стенку, только пыль взвилась. Люди, еще не пришедшие в себя после залпа тарелок, отбивались сначала довольно вяло, а потом все уверенней и уверенней. И через несколько минут потасовка спаяла в одно целое и прозрачных, и сатанистов. Рядом со мной девушка в кожаном жилете молотила ногами упавшего юношу в белой когда-то одежде. А тот, крутясь по земле и по-животному оскалив зубы, пытался поймать ее. Другой братишка, ухватившись за длинные волосы парня рокерского вида, бил его по голове металлической оправой разбитой линзы. А тот отбивался поясом с большой бляхой, но никак не мог попасть туда, куда нужно.
Внезапно в поле моего зрения возникло плоское лицо Айка, и во мне сработал какой-то древний хищный инстинкт. И так как моя левая рука была занята лазером, я отпустил Ляльку, которую до сих пор цепко придерживал рядом, и коротко, наотмашь, но изо всех сил засадил кулаком в эту отвратительную харю. Очевидно, силенки у меня еще оставались, поскольку что-то хрустнуло, и Айка смело будто ветром. Но развить успех мне не дали.
— Брось его, Ромка, — снова вцепилась в меня Лялька. — Быстро, быстро выбираемся отсюда!
К нашему счастью, мы находились с края драки, потому что из ее центра нам вряд ли удалось бы выбраться без потерь. А так уже минут через пять мы тяжело хватали воздух ртами в каком-то подъезде, сидя на его грязных ступеньках. Лялька съежилась, охватив плечи руками. Дмитрий, закрыв глаза, оперся спиной о выкрашенную зеленым стену. А я, положив лазер на колени, чувствовал, что меня сейчас разорвет от злости.
— Ну что, дебил, — обратился я к Бабию, используя слово, которым закончилась наша предыдущая беседа, — легче стало?.. Маринуй свой аккумулятор, маринуй. Но если бы ты, дебил, его не мариновал, то сейчас Мирошничиха, может быть, была б жива. Она хоть и дуреха, но человеком была неплохим. Да и эти проклятые тарелки не меньше твоего любила. Может, даже больше. Но из-за любви этой вон еще сколько людей погибло…
— Это случайность, — облизнул потрескавшиеся губы Бабий, — случайность. Перед выстрелом я зафиксировал рост инфразвукового фона. На поверхность шли кремняки… И тарелки каким-то образом ощутили это. Потому и дали предупредительный выстрел. Значит, они людей защищали. Ведь если бы они не выстрелили, то мы бы оказались на месте извержения.
— З-защищали, — захлебнулся я. — З-защитнички нашлись, охотнички, спаниели несчастные! Да какая мне разница, от чего я погиб: от магмы или от луча?..
— Нельзя же подходить с человеческими мерками к пониманию поведения иных форм жизни, — с болью простонал Бабий.
— Нельзя? Ах ты!.. А ну давай сюда аккумулятор и документы! Не то я из тебя сейчас тоже иную форму жизни сделаю!
Пока я орал на него, Лялька даже не шевельнулась. Это, наверно, и дало мне сил для того, чтобы подтянуться к Бабию. Но тот уже вскочил на ноги и ткнул мне под нос неумело скрученную дулю:
— Вот тебе документы!..
Он повернулся спиной и хлопнул себя по заду:
— Вот тебе аккумулятор!..
И пока я медленно чумел от такого неинтеллектуального поведения провинциального интеллектуала — вполне, кстати, земной формы жизни, — Бабий схватил у меня с колен лазер и выскочил с ним и со своим кофром на улицу.
— Стой! Стой, ублюдочник! Я из тебя сейчас летающее блюдце сделаю! — бросился я за ним.
— Дима-а-а! — толкая меня в спину, безумно закричала позади Лялька.
Назад: 3
Дальше: 5