ГЛАВА VI

Замок спящей красавицы. Лагерь

Он по-прежнему сидел на траве у самой границы купола оптической невидимости, положив руки на колени, а подбородок — на сплетенные пальцы, и было почти хорошо. Во всяком случае, тихо и безмятежно. Ни одной лишней мысли — только небо и низкий охристый горизонт. Жара и стрекот кузнечиков.

Услышав за спиной шаги, Александр Нортон не обернулся. За спиной все время ходили — лагерь не такой уж большой. Но приставать к нему, бывшему командиру, с разговорами и расспросами, к счастью, уже разучились: все, даже Стен. Впрочем, кажется, теперь им есть чем заняться, о чем спорить и чего ждать.

Сон. Один общий СОН на всех. Смелая, не доказанная пока гипотеза контактолога Ляо Шюна, доводами «за» и «против» которой гудит сейчас весь лагерь. СОН, успешно заменяющий жизнь — столетнее растительное существование корнями в землю. Наверное, красивый, цветной, счастливый сон… Красивая, цветная, счастливая жизнь.

А потом кто-то, уверенный, что ему лучше знать, врывается в эту жизнь, грубо трясет за плечо, пропускает сквозь виски электрический разряд: просыпайся! Взгляни, что ты такое на самом деле. Пойми, осознай: все, что было в твоей жизни до сих пор — детство, мама, юность, друзья, любовь, мечты, будущее, — всего лишь сон, патологический СОН! А теперь ты проСНУлся — подопытное растение с оборванными корнями. И циничный экспериментатор по фамилии Нортон еще и поинтересуется: «Что тебе снилось?.. Немного не по себе, правда?!.»

Конечно, тот мальчик не мог понять слов. Конечно, он умер не только от нервного потрясения — не в его возрасте… «условном возрасте», как они отмечали в описи в первые экспедиционные дни. Конечно, можно не мучиться догадками, а просто взять у Стена результаты экспертизы тела… но зачем?

Сухая трава уже минут пять робко потрескивала за спиной: кто-то переминался там с ноги на ногу, не решаясь заговорить. И не решится, если ты сам не обернешься, подумал Нортон не без удовлетворения, стертого и линялого, как и все остальные чувства.

Он обернулся.

Разумеется, Феликс Ли. Кому, кроме него?

— Командир Нортон, — смущенно заговорил молодой инженер, — я к вам… есть одно… Можно, я присяду с вами, командир Нортон?

Он пропустил «командира» мимо ушей. Парень говорит так по привычке, не вкладывая в это звание особого смысла, так зачем же кокетничать, изображая короля в изгнании?

— Садись.

Инженер Ли по-детски опустился на корточки. Он, как и все в лагере, загорел до оттенка обожженного кирпича, кожа на голых руках шелушилась и облезала. К тому же он, похоже, не брился несколько дней: темная поросль беспорядочно подернула красно-коричневые щеки.

Феликс исподлобья смотрел на Александра — и молчал. Он мог молчать так же бесконечно долго, как и топтаться у него за спиной; в собственных же интересах стоило завести разговор самому.

— Значит, тебе удалось поприсутствовать при великом открытии. И что ты об этом думаешь?

Получилось топорно и глупо; но цель была достигнута. Феликс вскинул голову и вступил в беседу:

— Рано что-то думать. Сейчас программист Олсен разрабатывает обеспечение для дешифратора, чтоб он мог взять информацию в любом виде, не только вербальную… Я его видел только что, в смысле — Марка. Говорит, это не так уж сложно, в компьютерной системе «Атланта» таких программ сколько хочешь, нужно только скачать и адаптировать…

Нортон усмехнулся:

— Кто бы сомневался.

Имя Марка Олсена смутно шевельнулось в голове напоминанием о чем-то неисполненном, отложенном на потом. Да, точно: давным-давно, еще до последнего полета в Замок, до жуткого эксперимента с Караджани… Программист что-то хотел сказать ему, Нортону, но, похоже, передумал… и слава Богу. Человек имеет право побыть один, не нагружаемый чужими проблемами. Хватит одного Феликса Ли с его вечными…

Неожиданно для себя он вдруг обозлился и резко бросил;

— Что тебе? Ну?! Только быстро.

И тут же понял, что совершил ошибку: парень снова смешался и смотрел на него изумленными собачьими глазами. Теперь еще черт-те сколько будет собираться с духом…

— Мне надо, чтобы вы увидели кое-что… то есть… словом, чтобы увидели. Это важно, командир Нортон. Очень важно. Я прошу вас, пойдемте со мной.

Феликс выпалил все это на одном дыхании и, поставив точку, вскочил на ноги, словно отпущенная клавиша. Сам нарвался, мрачно подумал Нортон. Если бы дать парню возможность объяснить все по-человечески, можно было б отделаться отцовским советом, не сходя с места. Сам виноват. Придется.

Он тяжело поднялся.

— Куда?

— В Замок спящей красавицы.

— Ты хоть понимаешь, что это дисциплинарное преступление? Командир Брюни, кажется, еще не отменял запрета самовольно покидать лагерь, а согласно Уставу…

Получилось вяло и равнодушно; ничего похожего на грозную апелляцию к документам и авторитетам. Феликс Ли на ходу досадливо помотал головой:

— Ерунда. Туда все время летает кто-то из наших. Уже половину продуктов съели из того, что вы тогда привезли.

Даже так? Нортон присвистнул. Хотя, впрочем, ему-то какое дело?

— Не понимаю, почему бы нам не поставить в известность Стена и не взять катер.

Парень аж затормозил:

— Не надо, командир Нортон! Я очень вас прошу, не надо. Они уже пересекли лагерь, ухитрившись ни на кого не наткнуться, и, конспиративно скрываясь за корпусом «Атланта», приблизились к границе купола. Александр любил это сюрреалистическое мгновение: шаг, взгляд через плечо — а за тобой уже ничего нет. Ни колоссальной, подавляющей громадины космического корабля, ни его не менее грандиозной тени, ни людского муравейника, копошащегося в этой тени. Воздух, трава и небо — равномерно со всех сторон.

Другое дело, что их, беглецов по ту сторону купола, из лагеря прекрасно видно. И будет видно еще ой как долго — на плоской, как блин, выжженой равнине. Селестену Брюни стоит лишь случайно повернуть голову в их сторону. Феликс — дурак, мальчишка. А кто получаешься ты сам, раз согласился пойти с ним?

— Тут небольшая возвышенность, — в такт его мыслям заговорил инженер Ли. — Вроде бы не чувствуется, но она есть. А шагов через пятьдесят пойдет под уклон, и нас с вами срежет горизонтом. Разве что с катера смогут заметить.

Нортон пожал плечами. Прямо шпионская история. На всякий случай он отключил портативный передатчик, висевший у пояса. Чего ради Феликсу понадобилось тащить его, Александра, в Замок, выпытать так и не удалось, но, судя по малиновым пятнам на коричневых щеках парня и дрожи в его голосе, это «ради» и в самом деле было важно для него. Что ж, ладно. Но как они оба будут выглядеть — замеченные, пойманные, возвращенные в лагерь? Давно не приходилось участвовать в подобном идиотизме.

Хотя какое это имеет значение?

— Тихо! Лежим, — жаркий шепот над ухом.

Нортон даже не успел среагировать — Феликс рванул его за руку, и они залегли в траве, как разведчики на вражеской территории в каком-нибудь древнем фильме. За ухом тут же нестерпимо засвербело: то ли туда склонился сухой усатый колосок, то ли успело взобраться насекомое. Александр черкнул рукой по уху — кажется, все-таки колосок…

— Тише, — умоляюще шепнул Ли.

И тут Нортон услышал негромкое потрескивание — мирный звук, напомнивший о чем-то ностальгическом, вроде догорающего костра или шкворчания яичницы на сковороде. Шаги. Куда более громкие, чем в лагере, где всю траву давно вытоптали до бурого утрамбованного грунта. Интересно, кто это прогуливается у них за спинами, тоже, кстати, игнорируя приказ командира Брюни? Чтобы посмотреть, поворота шеи явно не хватало. А встать и оглядеться по-настоящему… да нет, это было бы маленьким, но все же предательством по отношению к Феликсу.

— Кто это? — вполголоса спросил Нортон.

— Не знаю, — еще тише отозвался Ли.

Шаги замерли. Громко стрекотнул над ухом кузнечик.

— Вроде бы прошел, — сообщил парень. — Давайте теперь быстро, перебежкой, а потом уже можно будет…

Со вздохом — признаться, довольно картинным, — Александр поднялся на ноги. Перед последним рывком за горизонт не выдержал, обернулся назад.

На огромном фоне неба, слегка подволакивая ноги и размахивая длинным, как удочка, стеблем злака, удалялась массивная фигура в кепке козырьком назад и легком комбинезоне, спущенном с верхней половины грузного тела. Праздношатающимся нарушителем командирского приказа оказался системный механик Брэд Кертис.

— Командир Нортон. — Инженер Ли был готов к так называемой перебежке.

— Сейчас, — махнул рукой Александр.

Почему-то очень хотелось посмотреть, как толстяк Кертис вспыхнет огоньками на границе купола и шагнет в никуда. Нелепое мальчишеское желание… естественное для того, кто ведет себя словно мальчишка.

И, конечно же, Брэд Кертис, не доходя буквально нескольких шагов до невидимого лагеря, остановился и оглянулся.

— Еще немного, — сказал Феликс. — Я помню место. Хорошо помню…

Нортон придержал очередную ветку, отпущенную парнем, а следующую перехватить не успел, и она влепила ему пощечину тугими влажными листьями. Такое чувство, что за эти несколько дней парк зарос еще гуще… Отбросил ветку назад, не особенно заботясь о громко пыхтящем в затылок механике Кертисе. Тот, видимо, тоже не смог вовремя ее отвести и ругнулся негромко, без злобы.

Этот Кертис оказался хорошим, честным, своим в доску парнем — Нортон мрачно усмехнулся. И не подумал бежать в лагерь и настучать начальству, то бишь Стену, о беглом бывшем командире; а мог бы, наверное, получить немалое удовольствие. Зато мертвой липучкой увязался за ними — и с этим было невозможно что-либо поделать. Странно, что Феликс, похоже, не имел ничего против присутствия полуголого потного Брэда с его постоянным паровозным пыхтением. Ах да, все время забываешь, старик, они ведь вроде как друзья, еще с перелета… Хотя что у них может быть общего, кроме карт?

Инженер Ли шел впереди, раздвигая кусты, и его лица Александр уже с четверть часа не видел. И голос тут, в Замке, подал раза два, не больше, — и то коротко, отрывисто. Но от самой его фигуры, от сгорбленной спины и пружинистого шага веяло напряжением, надрывом. Что же все-таки случилось в этом парке, совсем недалеко — сориентировался Нортон — от поляны с муравейником, от жуткого черного пятна земли, из которой химик Чакра безуспешно корчевал тогда корни, рассыпавшиеся пылью в его руках… да, совсем близко. Что?..

Феликс остановился. — Вот.

Такой голос бывает после нескольких часов отчаянного крика; Александр передернул плечами. Жаркое печное дыхание механика Кертиса обдало затылок.

Ли обернулся; его лицо дробилось в пятнистой тени, и можно было лишь догадываться, насколько оно потерянное и бледное. За его спиной Нортон видел одну зелень: стереоэффектом, более темную вперемежку с более светлой. Если было что-то еще, Феликс, наверное, заслонял это нечто собою.

Их глаза встретились, и парень, кивнув, отступил вбок. Хрустнула ветка у него под ногами.

Мог бы и не отступать, понял Нортон. Он просто не туда смотрел.

На земле, в этой части парка сырой и полуголой, лежала ничком спящая девушка. Блеклый бархат старинного платья. Белые округлые руки, обнаженные от локтей: одна протянута вдоль тела, поверх бархатных складок, другая согнута и закинута за голову. Руки, кажется, без корней… И безмятежное лицо упавшей статуи: бледный профиль на бурой земле. Масса темно-рыжих волос — волна, отброшенная назад, растворяющаяся в зелени кустарника. Одна тонкая вьющаяся прядь поверх щеки.

Феликс присел на корточки и отвел прядь с лица спящей. Снизу вверх взглянул на товарищей.

— Это Ланни, — просто сказал он.

Вдруг стало тихо. Ни шороха, ни шелеста, ни даже пыхтения Брэда Кертиса. Нортон машинально считал секунды этой тишины: одна, две… пять… Вверху коротко чирикнула какая-то птица.

— Феликс, — заговорил он, и в голосе предательски проскочили поддельно-отцовские интонации. — Ты не…

— Вы же ее не знали, — с тихой горечью перебил Ли. — Брэд! Ты ее видел тогда. Это она. Она.

Ничего похожего на вопрос, на просьбу подтвердить или опровергнуть утверждение, в его словах не было. Черт его знает, почему механик Кертис истолковал их именно так.

— Похожа, — с видом эксперта заявил он. — В самом деле похожа. Но, парень, вспомни, где мы сейчас.

Нортон поймал себя на желании двинуть механику в челюсть. Нет, правда. Лучше бы продолжал пыхтеть… но молча, черт возьми!..

Феликс поднялся на ноги. Негромко, бесцветно, обреченно:

— Даже платье ее.

Александр склонился над девушкой. Красивая. Несмотря на сероватую бледность и расширенные поры на лице. Вселенная не терпит идентичности… банальность, навязшая в зубах. Какая там идентичность… Мальчику, измотанному разлукой, достаточно сходства платья и, может быть, цвета волос. И, понятно, он не привел бы тебя сюда, если бы тот сеанс связи с Землей был доведен до конца. Проклятая Самодостаточная навигационная система…

Как все упрощается, когда знаешь, кого или что винить.

Он присел на одно колено и профессиональным ассистентским взглядом окинул спящую, определяя тип корневой системы. Мочковатая. Маленькие корешки пронизывают плечи, шею… да, и лицо. Такого он еще не видел; по спине пробежала мерзкая дрожь. Прекрати! — Нортон заставил себя коснуться лица девушки и очертить пальцем ее профиль, спотыкаясь на тонких нитевидных корешках.

— Осторожно!!! — беззвучным шепотом крикнул Феликс. Александр выпрямился.

— Не бойся, — вздохнул он. — Их можно разбудить только небольшим разрядом электричества. Караджани все перепробовал.

— Пошли отсюда, — бросил Кертис. — Красивая, жалко смотреть. Но твоя-то, парень, дома. И она тебя ждет, ты не сомневайся.

Именно те слова, которые и стоило сказать сейчас, — с удивлением признал Нортон. В устах не отягощенного интеллектом и тактом механика… даже странно. Что ж, надо кивнуть и, ухватившись за его реплику, поскорее увести парня отсюда. Пойдемте, инженер Ли; механик Кертис совершенно прав… черт, но почему не пропадает желание врезать ему по наглой толстой морде?!..

— Тебе кажется, это не Ланни? — спросил Феликс не то с мольбой, не то с угрозой. — Тебе так кажется, Брэд?

— Само собой. — Механик пожал мясистыми плечами. — Откуда? Мы ж не на Земле.

Налетел ветер, морским шумом заговорили деревья над головой. По морщинистому стволу рядом с Нортоном деловито ползла большая, желтая с красным, мохнатая гусеница. Таких не клюют птицы. Из таких получаются красивые бабочки…

На Земле.

Он долго следил за гусеницей. Потом еще дольше смотрел на спящую девушку со скульптурным профилем, приросшим к земле. И только затем поднял взгляд на лица Феликса Ли и Брэда Кертиса — повернутые в одну сторону и чем-то абсурдно похожие, словно у братьев-близнецов… Точно: громадными глазищами, вытаращенными в одинаковом неподъемном изумлении.

И, обернувшись, напоролся на третий аналогичный взгляд. Белобрысый мальчишка-подросток, выбравшись из зарослей, молча вылупил на членов экипажа «Атланта» круглые синие гляделки.

Смотрел. Не спал.

— Вы с Кордона? — поинтересовался парень, которого звали Фрэнк.

Местный. Абориген. Забавно.

И не нужно никакого дешифратора, вяло подумал Нортон. Додумывать мысль до логического — единственного — продолжения он не стал. Рано. Пока.

— Ага, с кордона, — как ни в чем не бывало откликнулся Брэд Кертис. Теперь он шел впереди Александра, награждая его колючими катапультами ветвей. Замыкал цепочку Феликс, и приходилось то и дело оглядываться на него — не отстал ли? — пропуская очередные «подарочки» механика. Который продолжал непринужденно болтать с местным мальчишкой: — А тебя как сюда занесло?

«Занесло» — это сильно, оценил Нортон. В смысле, кто бы говорил. Кажется, даже инженер Ли негромко хмыкнул. Но, как ни странно, Брэд, похоже, попал в точку. Голос подростка, доносившийся откуда-то спереди, неуловимо изменился — врет. Во всяком случае, оправдывается.

— Я… Мы с пацанами забрались травки покурить, в поселке ж гоняют. На речке не прикольно… А Дэви-Косячок, у него брат на Кордоне, орал, что объект давно уже рассекретили. Я кретин был, что повелся. Секретный — он и есть…

— А где пацаны? — поинтересовался Кертис.

— Слиняли! — Этот вопрос Фрэнк явно предусмотрел; голос прозвучал бодро. — Слиняли, гады! Просыпаюсь — никого. Я и себе думал потихоньку… а тут — вы.

— Ну и как тебе здесь? — безмятежно спросил Брэд. Допрашивает; Нортон усмехнулся. Впрочем, почему бы не назвать это установлением контакта? Грамотный, профессиональный подход… и контактолог Шюн не сумел бы лучше. Действительно, не представляться же в лоб пришельцами из космоса, травмируя юную аборигенскую душу. Почему бы не пройтись, мило беседуя, пружинистой походкой по дикому парку в произвольном направлении… кто, кстати, его указывает? Механик Кертис или этот мальчик, Фрэнк?

…Фрэнк. Пол — мужской. Условный возраст — моложе среднего, можно точнее: лет пятнадцать-шестнадцать. Кожные покровы гладкие, со, следами солнечных ожогов первой степени. Положение тела мобильное. Корневая система отсутствует.

— Мне? Ничего, прикольно. Только я ни фига не видел. Вчера пока доползли, уже стемнело. Я Косячку рыло начищу. Какого, спрашивается, было вообще сюда переть?

Вот оно что. Никакой он не местный. Разумеется; было бы странно: этот обычный, живой, бодрствующий парень — и спящие, корнями пьющие соки из земли. Мальчишка тайно и, похоже, противозаконно забрался сюда, на территорию секретного объекта, охраняемого какими-то кордонами. Боится наказания, принимает их троих за сотрудников неких спецслужб, выкручивается как может и в первый же подходящий момент задаст стрекача. Домой — туда, откуда пришел, где живет немало таких же пацанов, где есть поселок и река… черт, довольно много информации успел выжать из него механик Кертис.

А ведь Замок спящей красавицы — единственный очаг цивилизации на всей планете. Во всяком случае, так показали предварзонды.

Не смешите меня.

Неожиданно они вышли на ту самую поляну, где неподалеку от высоченного муравейника он, интендант Нортон, наспех смонтировал продуктовый контейнер… давным-давно, лучше не вспоминать. Сверхлегкая конструкция покосилась, скукожилась; примерно треть ячеек пустовали. Что там говорил Феликс об исследованиях, якобы проводившихся тут, несмотря на официальный запрет командира Брюни? Кажется, дело обстоит несколько иначе.

— Твоя работа? — бросил он Фрэнку, вклинившись в дружеский допрос, проводимый Брэдом Кертисом. Механик укоризненно взглянул на Александра: мол, зачем же так грубо? Ничего, переживет.

Пацан ощутимо напрягся, почуяв новое серьезное обвинение. Сейчас опять начнет плести более или менее правдеподобные враки. Великодушно давая ему передышку на размышления, Нортон подошел к контейнеру и вынул наугад первый попавшийся сандвич. Джиабата с ветчиной и сыром. Нормально.

— Это ваше, да? — наконец подал голос Фрэнк. — Мы так и думали, что такими штукенциями только Кордон могут снабжать.

Брэд побарабанил по пластику контейнера толстыми сосисками пальцев.

— За один вечер столько схрумать! Это сколько ж вас тут было?

— Так, блин, прятать надо лучше! — Фрэнк почему-то осмелел и нахально пошел в наступление. — Я не брал, честно. Ну, булку какую-то съел и банку сгущенки, с вас не убудет. Но пацанов тоже понять можно, набрали с собой, сколько унесли. В Порт-Селине, сами знаете, с хавчиком напряженка, тем более с таким…

— В Порт-Селине?!! — переспросил до сих пор молчавший Феликс Ли.

Хриплое, пронзительное изумление. Кричащий вопрос в глазах, с которых на сегодня, казалось, хватит. Бедный мальчик… тьфу, да какое ты имеешь право называть его бедным мальчиком?! Да и какое это имеет значение — теперь…

Он неплохо помнил анкеты членов экипажа. И пояснил себе реакцию Феликса за мгновение до того, как тот неслышно произнес:

— Мой родной поселок.

А вот Фрэнк ничуть не удивился.

— Я думаю! На Кордоне в основном местный народ служит. Подожди, — он шагнул к Феликсу, переходя на «ты» в неожиданном приливе любопытства, — а ты случайно не брат нашего очкарика? Точно! А то все думаю: где я тебя видел? Ты у него на стенке висишь. И похожи, в общем, только ты без очков… Джерри Ли, нормальный пацан, кстати. Братан твой, правда?

У Феликса было серое, мертвенное лицо. Как у статуи. Как у спящего…

Прошептал:

— Это… Земля?

Вот и сказано вслух.

Нортон вздохнул. Интересно, а механик догадался раньше?

Он возвращался в лагерь один.

Если бы они прилетели на катере, можно было бы скрутить инженера Ли, запихнуть на борт и стартовать в вертикальном режиме, набрав максимальную высоту. Честное слово, он бы так и сделал! — независимо от того, чью сторону принял бы механик Кертис.

Но тащить здорового парня несколько километров против его воли — нереально, даже если бы Кертис и стал помогать. Мелькнула мысль связаться с лагерем и вызвать-таки катер, а еще лучше — самого командира Брюни, но у того возник бы ряд закономерных вопросов… нет. Некоторые вещи сообщают, не дожидаясь, пока спросят, и совсем в другой обстановке: один на один. В конце концов, именно Стену принимать самые главные решения. Он имеет право хотя бы на несколько минут спокойного, трезвого, а не экстремально-полевого размышления.

Феликс категорически отказался идти. Негромкая бесстрастная обреченность в голосе. Непробиваемая логика: если планета — Земля, значит, спящая девушка с лицом, прошитым тонкими корнями, — Ланни. И он никуда от нее не уйдет. Ни на шаг. Нортон искренне надеялся, что так оно и будет; Брэд Кертие клятвенно заверил его, что присмотрит за парнем, не даст ему наделать глупостей… но насколько можно доверять в этом плане самому Кертису? В любом случае вернуться надо как можно скорее. Короткий разговор со Стеном — и назад. Пока инженеру Ли не вздумалось навестить свой родной поселок Порт-Селин — и понять все до конца… Впрочем, он все равно поймет. Но когда это произойдет, лучше оказаться с ним рядом.

Самодостаточная навигационная система. Ты согласился принять командование кораблем, ведомым неизвестно кем или чем и неизвестно куда. Ты согласился… почему?! Наверное, потому что не каждый день даже самому опытному навигатору предлагают стать командиром Первой Дальней экспедиции. Гарантированно войти в историю. По-крупному, с размахом послужить человечеству. Заработать на хорошую жизнь своей семьи на несколько поколений вперед. Что там еще?.. Да мало ли можно придумать причин, по которым человек с готовностью надевает на голову мешок без прорезей и бодро топчется на месте, уверенный, что его ведут вперед?

А потом, уже без мешка на голове, он глубокомысленно осматривается по сторонам в поисках эпохальных открытий, готовый хоть сейчас выйти на контакт с внеземной цивилизацией. Разумеется, внеземной: разве на Земле люди, живые люди пускают корни, наслаждаясь общим беспробудным СНОМ?!.

На Земле…

Добро пожаловать на Землю.

Ты можешь взгромоздить всю вину на себя. Расплющиться под ее грузом в сознании собственной трагической значимости. И снова будешь последним идиотом. Да, ты был командиром «Атланта» и единственный из тринадцати человек экипажа знал о Самодостаточной навигационной. Да, остальные верили тебе — но ведь они в подавляющем большинстве тоже не были новичками космоса! Они верили еще и показаниям приборов, исправно выдававших длинные столбцы данных, рисовавших кривые воображаемого полета и демонстрировавших россыпи чужих звезд на экранах иллюминаторов. Затем, на орбите, ученые честно проводили предварительные зондовые исследования и видели на мониторах другую планету с иными очертаниями материков и океанов, с единственным — а вот это изящный ход! — зарегистрированным очагом цивилизации. Конструктор Сергей Улишамов поработал на славу, создавая этот шедевр имитационного тренажера для курсантов-навигаторов — "экспериментальный межзвездный исследовательский корабль «Атлант-1».

Какого черта? Кому это было надо?! Зачем?!!

А интересно, как далеко в космос таки забралась Первая Дальняя? Эти четырнадцать месяцев «Атлант» накручивал витки по земной орбите или петлял в пределах Солнечной системы? А может, просто стоял на Центральном космодроме, ханжески прикрытый куполом оптической невидимости? И только напоследок — локальный прыжок в окрестности провинциального Порт-Селина, где угораздило родиться самого молодого из членов экипажа, инженера по коммуникациям Феликса Ли?

Любопытство приговоренного, которому приспичило узнать фирму-изготовителя патронов в карабинах расстрельной роты.

На самом деде тебя интересует совсем другое.

Даже не спящие. Они были бы загадкой, если бы действительно представляли иную цивилизацию. Но от Земли — Эпохи Великих Свершений! — можно ожидать чего угодно, не только деревьев с человеческими телами. Ты всегда знал об этом.

Совсем простой вопрос. Его обычно задают психиатры при освидетельствовании человека на предмет дееспособности. А еще узники, бежавшие из каменных мешков пожизненного заключения, — первому встречному на свободе…

Надо было спросить у того мальчика, Фрэнка.

В лагере Нортон первым делом напоролся на Олега Ланского, и это кольнуло тупой иглой досады: ведь хороший же парень, рыжий, смешной, с круглыми глазами, честными, как разметка космодрома… какого черта он лезет под руку? Усмехнулся, удивляясь, что еще способен ощущать подобные уколы.

— Выходили, навигатор Нортон? — осведомился Олег, изображая подчеркнутую укоризну, переходящую в угрозу. — Покидали пределы лагеря?

— Где командир Брюни? — хмуро бросил Александр.

Прогнать с дороги, зачеркнуть' грубостью предложенную шутку; но не врать, не врать… Наврано уже достаточно. Более чем.

— Кажется, где-то там. — Ланский неопределенно-указующе махнул рукой. Он не обиделся и был настроен продолжать разговор; это неожиданно навеяло бешенство и тоску. — Подождите, навигатор Нортон, вас только что искал Марк. Программист Олсен: у него, по-моему, неприя…

— К черту, — негромко рявкнул Нортон и, пройдя мимо оторопевшего связиста, пожалел, что не выругался крепче.

Десять человек, которые еще ничего не знают. Десять полноправных членов Первой Дальней экспедиции, временно запертых под куполом на пятачке лагеря — что, разумеется, для них отнюдь не трагедия. Тем более сейчас, на пороге — уже на самом-самом пороге — величайшего открытия. Выхода на контакт с инопланетной цивилизацией; иначе говоря, подглядывания чужого СНА в интересах науки и человечества. Вот-вот. Земля запомнит их имена. Пошло, банально и даже не смешно. И почему-то не жаль — ни капли не жаль! — никого из этих десятерых. Все они хотели бессмертия — а получили кукиш. Надо было оставаться дома, заниматься делом, летать в Ближние, в конце концов!!!

Он вяло подивился собственной жестокости. Что ж, защитная реакция. Если смотреть на это по-другому, может попросту не хватить сил им сказать…

Тоже ерунда. Никто не обяжет тебя делать публичное заявление. Ты скажешь одному Стену. А уж с ним-то можно говорить обо всем. Полдюжины Ближних — настоящих — экспедиций, налетанных вместе, способны сделать проще многие сложные и страшные вещи.

Вот только как бы никого больше не встретить?!.

Нортон увидел Селестена Брюни, когда тот, пригнувшись, выходил из низкого павильона мобильной лаборатории. Подтянутый, целеустремленный, чуть ли не помолодевший. Отсчитывающий последние минуты пребывания на посту реального начальника всамделишной экспедиции.

Прости, Стен.

Заставил себя прибавить шагу. Прокрутил в голове первые слова предстоящего разговора. Лучше сразу взять официальный, «уставный» тон — это и насторожит, и мобилизует одновременно.

— Можно вас, командир Брюни? Селестен остановился.

— С возвращением из Замка, — иронически проговорил он. — Я не стал объявлять тревогу и высылать за вами группу, но разрешите сообщить, что вы были не правы, навигатор Нортон. Где остальные?

Александр вздохнул; язвительная манера Брюни делать выговор подчиненному из образа аристократа-белоперчаточ-ника всегда выводила его из себя; вынести это сейчас было выше всяких сил. Нет, никаких вступлений. Пора.

— Я был прав, Стен.

Внезапно мерзкими гудками запикал портативный передатчик на поясе. Какого дьявола?! Зачем вообще было снова его включать?

— Навигатор Нортон слушает.

— Наконец-то! — Он узнал голос раньше, чем вызывавший представился, и поморщился. — Это программист Олсен. Все время помехи, а отойти от компа боюсь: если там запустится аварийная система, файлы самоуничтожатся ко всем чертям… Поднимитесь на борт, командир Нортон! Помните, я вам говорил… все подтвердилось.

Еще и этот. Мало ли что там у него подтвердилось — Александр чуть было не озвучил эту фразу; в последний момент прикусил язык. Еще несколько минут Марк Олсен может позволить себе верить, что его компьютеры что-то значат… это не преступление.

— Прости, я занят, Марк. У меня серьезный разговор с командиром Брюни.

Передатчик глушил высокие частоты, выравнивая голос, почти не оставляя в нем эмоций.

— Пусть командир Брюни тоже… Ко мне, в компьютерный отсек. Это очень важно. Понимаете, нас обманывали. Все время, с самого начала…

Селестен Брюни протянул руку. Взялся за передатчик; Александр автоматически разжал пальцы. Если б ты мог догадываться, Стен, ты бы с чистой совестью послал компьютерщика подальше…

— Мы сейчас будем, программист Олсен, — сказал биолог. Обернулся к Нортону:

— Можно объединить два серьезных и, по-видимому, неприятных разговора в один, не так ли, Алекс? Подожди. — Он шагнул ко входу в лабораторию. — Химик Чакра! Подготовьте сведенную таблицу по образцам группы "Б". Я скоро вернусь.

— Хорошо, командир Брюни.

Сингх Чакра выглянул из-за двери — красивый, контрастно смуглый в ослепительно белом лабораторном комбинезоне. Его черные глаза описали дугу и крепко, словно рыболовный крючок, вцепились в глаза Нортона. И это было уже чересчур — потому что в его взгляде не читалось ни намека на какие-либо иллюзии.

Губы химика беззвучно шевельнулись с полузнаком вопроса:

— Земля?..

Встроенные мониторы по стенам компьютерного отсека были мертвы и серы; давящая теснота будто наползала со всех сторон рядами плоских прямоугольных щитов. Сгорбленная спина Марка Олсена полностью закрывала экран персонального компьютера — как тогда, в полете.

И, как тогда, он не обернулся.

Нортон подошел ближе. Изображение на мониторе оказалось ярким и трехмерным. Игра? Что ж, почему бы и нет. Новая компьютерная игра, в которой игроку предлагается управлять движениями, жестами, мимикой, речью вот этой виртуальной женщины.

Он не вздрогнул, увидев ее. Не отвел взгляда. Пристально смотрел из-за плеча программиста.

Вот она подняла руку, вот прикрыла глаза, а сейчас, послушная беготне пальцев Олсена по клавиатуре, — устало улыбнулась… Продуманная до мельчайших деталей, ни на пиксел не стилизованная, почти как настоящая. Олсен кликнул «мышкой»; компьютер выкинул надпись поверх изображения: «миссис Элизабет Нортон».

Лиза.

Ему даже не было больно. Ему вдруг показалось, что он с самого начала знал об этом и давным-давно все понял.

Не понял Стен. И это для него Марк Олсен, не отрывая взгляда от монитора, принялся дотошно, монотонно и бессмысленно все разъяснять:

— Я искал хорошую универсальную графическую программу, чтобы повесить на дешифратор. В системе громаднейший каталог таких прог, могли бы и раньше меня спросить. В общем, запустил поискуху… И заметил, что несколько дисков в системе не сканятся. Вообще. То есть я этот глюк засек еще тогда, сразу после посадки… ну, вы помните, командир Нортон. Пробовал взломать, а оно завешено паролями, всякими там защитными примочками по самое никуда. От кого, спрашивается?! — Он перевел дыхание и впервые полуобернулся. Бледная кожа заморенного в шкафу растения и красные воспаленные глаза.

— Взломал? — спросил Селестен.

Олсен утвердительно опустил белесые ресницы.

— Скачал несколько файлов на пи-си и отключился от сети ко всем чертям. Иначе все бы накрылось при запуске, сто процентов. Я и сейчас не уверен, что не сработает какое-нибудь западло, и доказывай потом…

Что и кому он собирается доказывать? — тускло подумал Нортон. Неужели даже теперь…

— …обманывали. С самого начала. Не было никаких сеансов связи — просто в определенный момент запускалась прога с виртуальными двойниками, — он сглотнул, — наших близких. Там много файлов, по три-четыре на каждого, а на Косту Димича с его детьми вообще с десяток. Наверняка брали за основу видеосъемку, комбинировали, навешивали всяческие спецэффекты. Само собой, в каждого закладывали огромный массив информации; тут уже спецслужбы как следует поработали над досье. В общем, красивая прога… и довольно простенькая. Принцип голосового управления, как на пред-варзондах, но можно и так, «мышкой» или клавой. Элементарная штука… То есть вру, конечно. Мне такую никогда не написать.

Он, кажется, еще и завидует — Нортон усмехнулся. Хотя нет, ты же видишь: это профессиональное восхищение — не более чем тоненькая соломинка опоры над бурлящим водопадом. Не будь эгоистом и циником. У Марка Олсена жена и сын… размером в несколько десятков гигабайт.

Ненастоящая Лиза на мониторе замерла в противоестественном, промежуточном движении, полуприкрыв глаза и полуподняв руку к нелепым наушникам на голове. Ярко-лимонная надпись перерезала ее на уровне груди. Имя файла — миссис Элизабет Нортон. Все четко и ясно, все разложено по полочкам, как в аптеке. Все максимально приближено к правде… насколько?

Интересно, эта виртуальная женщина знает, что ее муж предпочитает есть на завтрак и какие слова любит слышать перед сном? Помнит ли она, как рожала Тину или как они чуть не развелись из-за той дурочки-секретарши? Как долго может рассказывать о внуке, которого он никогда не видел, — и которого еще не могло быть, когда ее программировали… а возможно, никогда не было вообще…

А если и был… нет, лучше не думать.

— Зачем? — Трескучий голос Селестена Брюни звучал враждебно; самое смешное, что злится он на себя самого, на то, что безоговорочно верил тогда ненастоящему брату. — Если сеанс связи с Землей был в принципе невозможен, мы бы как-то это пережили. Мы знали, куда отправляемся. Устраивать такое только ради психологического климата на борту…

О чем это он? Ах да. Тебе так и не представился случай сказать; вспомнив об этом, словно о докучливой обязанности, Александр махнул рукой и легковесно бросил:

— Стен, мы никуда не улетели. Мы на Земле. Вот и все. Просто.

Он отвернулся, спасся от их взглядов. Сжато, равнодушно рассказал обо всем, что случилось в Замке спящей красавицы. Не останавливаясь на подробностях, фиксируя лишь основные моменты: Феликс, его спящая девушка, местный парень Фрэнк, поселок Порт-Селин. А вообще-то могли догадаться и сами, и гораздо раньше. Знали ведь, со школьной скамьи вам вдалбливали в головы: Вселенная не терпит идентичности… На этой фразе он вдруг стал сам себе противен — и умолк.

В тишине с неестественно громким щелчком погас монитор.

Прощай, Лиза.

— Я все равно не понимаю. — Тон Селестена ничуть не изменился: тоже своего рода защита. — Допустим, наша экспедиция была грандиозным мошенничеством. Но что им стоило время от времени приводить наших близких в какую-нибудь имитацию диспетчерской? И проще, и дешевле. Я не…

Стен осекся. Да, именно в это мгновение он вспоминает о спящих, о понятии их абсолютного возраста, которое сам же ввел… проводит логическую цепочку… и уже не нуждается в объяснениях.

Но сказать вслух все-таки придется. Некоторые вещи невыносимы, пока не сказаны вслух.

— Я не знаю, насколько мы удалялись от Земли и удалялись ли вообще. Но так или иначе, произошла сильная аберрация внутреннего времени… проще говоря, мы совершили временной прыжок. Минимум лет на сто вперед, может, больше. Я забыл спросить у того мальчика, какой у них сейчас год… от Эпохи Великих Свершений.

Сглотнуть. Перевести дыхание.

— Никого из… — нервный жест в сторону погасшего монитора, — этих людей…

Взять себя в руки и закончить:

— …давно нет в живых.

Замок спящей красавицы

— Я ничего им не сказал, — сообщил Фрэнк. — Ни про Лили, ни про тебя. Наплел, что залез сюда с пацанами из банды Косячка — ему-то все равно ничего не будет, у него братан старший на Кордоне. Блин, я ж говорил, что надо побольше хавчика сюда перетащить! А теперь с ними попробуй…

— Что?..

Джерри недоуменно вскинул голову. Он прослушал слова Фрэнка и теперь пытался восстановить их в обратном порядке, словно сматывая за кончик нитки клубок размотавшейся шерсти. Получилось; у него всегда была хорошая память.

— Мордой в решето, — огрызнулся Фрэнк. — Ну почему ты такой тормоз?

У него была настолько забавная — малиновая, облупленная и злая — физиономия, что Джерри лишь усмехнулся, пропустив «тормоза» мимо ушей. Если обижаться на каждого… как любит говорить Лили.

— Как она? — Фрэнк словно прочитал в его мыслях ее имя. И точно так же прочел ответ: — Спит?..

Пришлось кивнуть. Пришлось повторить:

— Спит.

Они оба синхронно взглянули на небо: солнце, пока еще белое и ослепительное, уже проглядывало сквозь листву на уровне нижних ветвей деревьев. Через какой-нибудь час наступит вечер, а потом, так быстро, что едва успеешь развести костер, — ночь. Хотя с костром сегодня, раз в Замке появились патрульные с Кордона, вряд ли получится… а, какая разница.

Лили спала уже почти целые сутки. Свернувшись калачиком у самой воды на берегу пруда. Безмятежно и беспробудно.

Будить ее пробовал Фрэнк — первый раз еще утром, перед завтраком; тогда Джерри чуть ли не волоком оттащил его подальше, свистящим шепотом уговаривая «дать ей наконец поспать хоть немного». Ближе к полудню он сам подошел к ней, присел рядом на корточки и осторожно, боясь напугать грубым вторжением в СОН, коснулся ее плеча.

Лили не шевельнулась. Он видел в профиль ее спокойное тонкое лицо: губы в полуулыбке, легкий румянец на щеке, перевернутое блюдце выпуклого века со светлой опушкой ресниц. Позвал ее негромко, не решаясь повысить голос, — а потом стиснул зубы и отправился на поиски Фрэнка. Не стал смотреть, как тот будет расталкивать Лили; уже потом, когда боксер опять куда-то исчез, не сказав ни слова, — вернулся к пруду и понял, что и у него ничего не вышло…

Сейчас Джерри сидел на траве неподалеку от беседки спящего мага. Отсюда было хорошо видно хрупкую фигурку около пруда: словно маленький ребенок ухнул в глубокий сон, наигравшись до смертельной усталости… До лица Лили уже дотянулись длинные тени от деревьев на том берегу.

— Надо перенести ее отсюда, — заявил Фрэнк. — В нашу беседку, на мой настил. Там по крайней мере…

— Замолчи, — неожиданно для себя грубо оборвал Джерри. Еще не хватало, чтобы он снова заговорил об этом. О своей идиотской гипотезе «хищной земли», заставляющей людей пускать корни, — такая могла прийти только в крепколобую боксерскую голову, не перегруженную мозгами. Он, Джерри, не желал в который раз выслушивать его бредни… особенно теперь.

И не собирался вспоминать о том, какой ужас накатил на него сегодня, когда, решившись было радикально будить Лили, он не сразу смог оторвать от земли ее руку… Она просто зацепилась рукавом за скрытую в траве длинную ветку упавшего дерева; Джерри определил это через несколько секунд, но сначала был ужас. Темный и бездонный, как ночной колодец.

— Сам заткнись! — парировал Фрэнк. — Я про тех парней с Кордона. Они же ее здесь в два счета найдут! И разбудят, не беспокойся… наверное. А она — ты ж ее знаешь! — она сразу ляпнет им про свои СНЫ…

Джерри молчал целую минуту. Потом вздохнул и признал:

— Ты прав.

Он действительно был прав — хотя вряд ли додумал до конца логическую цепочку; это сделал за него Джерри. СНЫ Лили, которые в провинциальном Порт-Селине вызывали разве что насмешки и издевательства сверстников, на территории секретного объекта автоматически становились частью военной тайны. Даже до простого патрульного дойдет, что он имеет дело с незарегистрированным аномальным явлением. Парни, на которых напоролся Фрэнк, доложат о нем своим командирам, те — вышестоящему начальству… И Лили — спящая, ни о чем не подозревающая, счастливая со своим принцем! — будет навсегда накрыта непрозрачным колпаком, как подопытная бабочка…

Она была легкая, словно былинка. Фрэнк, семенивший следом, время от времени заявлял о своем праве нести ее! — но пошел бы он подальше со своими правами… Пушистая голова Лили лежала на сгибе Джерриной руки, сомкнутые веки чуть-чуть подрагивали в такт его шагам. Но она крепко спала, она не собиралась просыпаться. У входа в беседку Джерри споткнулся, потерял равновесие и чуть было не уронил Лили; выпрямился в холодном поту — под непечатный словесный поток из уст Фрэнка за спиной. Однако она не проснулась, не пошевелилась во сне.

Джерри положил ее на скамью, вплотную к увитой плющом ажурной стене.

— Твои доски видно с противоположного конца поляны, — пояснил он, не дожидаясь протестов боксера. — А так ее трудно заметить, даже когда заглянешь в беседку. Если эти, с Кордона… сколько их было?

— Что?..

Во вскинутом взгляде Фрэнка было беспомощное недоумение, и Джерри усмехнулся. «Мордой в решето…» Нет, это вовсе не смешно. Просто он, недалекий крепыш, склонившийся над спящей девушкой, не в силах думать о чем-то, кроме жутковатого соседства тонких пальцев Лили с плетями плюща, цепляющимися за решетку белесыми воздушными корнями…

— Она проснется, — негромко сказал Джерри. — Завтра утром.

Фрэнк поднял голову.

— Трое, — невпопад ответил он. — Тот, который у них главный, потом ушел из Замка, я сам видел. Толстый тоже слинял сразу после него, а третий остался. Да, кстати… это же твой брат! Вот черт, и молчу ведь, как кретин, котелок совсем не варит… — Он со вздохом покосился на Лили. — Да, твой братан. Я не говорил ему, что ты тут, просто зарисовался, что знаю тебя.

Лицо спящей Лили пятнали размытые, продолговатые вечерние тени.

— У меня нет братьев, — равнодушно бросил Джерри, отводя лист плюща с ее щеки.

Боксер пожал плечами.

— Не знаю, может, двоюродный. В общем, тот пацан, который висит у тебя в хате на фотке. Его зовут… черт, помнил же, его толстый по имени называл… Филип, что ли?

Джерри выпрямился — медленно, с трудом, будто заржавевший складной метр. Больно ударился головой об арочный проем беседки.

Да нет, что за ерунда. Этого не может быть. — Феликс? — Просто так, для очистки совести.

— Фелике Ли?!

Он сидел на голой земле в стороне от тропы, съежившись, сгорбив угловатые плечи: огромная сине-оранжевая птица в темно-зеленых зарослях. Услышав шаги, поднял голову и оглянулся через плечо — но лицо дробили древесные тени, и Джерри никак не мог разглядеть его как следует, это лицо… Тот, в тени, посмотрел, кто идет, — и равнодушно отвел взгляд.

Джерри остановился, перевел дыхание; сглотнул так громко, что тот человек не имел шансов не услышать этого звука. И выговорил куда как тише, беззвучным шелестящим шепотом:

— Феликс?

Молчание. Только шорох листьев и далекий щебет полусонных пичуг.

Он снова сглотнул и набрал в легкие побольше воздуха:

— Меня зовут Джеральд Ли. Я из Порт-Селина, Почувствовал себя глупо: вышло что-то вроде стандартного рапорта на уроке иностранного языка. А если тупой Фрэнк все напутал и этот парень — действительно простой патрульный с Кордона, а вовсе не?.. И даже скорее всего. Джерри стоял, прикусив кончик языка, и чувствовал, как разгорается жар в щеках. Зачем? Какой черт его дернул… хотелось знать наверняка, да? Что — наверняка?!.

Сине-оранжевая фигура вдруг шевельнулась — и выпрямилась одним быстрым движением отпущенной пружины. Они оказались почти одного роста. Глаза — в глаза. Джерри прищурился и поправил на переносице очки.

Феликс Ли. Живой. С фотографии на стене.

— Привет, потомок.

Улыбнулся — не радостно и самозабвенно, как на фото, а грустно и криво. Протянул руку, и Джерри, на полсекунды замешкавшись, пожал его крепкую ладонь. И только теперь поверил, что это действительно — он.

— Какой там, к черту, брат, — задумчиво, как-то буднично протянул Феликс. — Скорее, наверное, внук…

— Правнук, — подсказал Джерри. — Двоюродный. Мой прадед был младшим сыном твоей матери, он родился уже после того, как ты…

Он осекся.

— …Но ведь Первая Дальняя погибла… геройски. Так написано во всех книгах, это даже в школе проходят… Как ты здесь оказался? Аномальное явление, да?

— Похоже на то, — бросил Феликс. — Знаешь, давай отойдем отсюда… недалеко. И ты мне расскажешь. Обо всем, что было тут без меня. Чего я не знаю.

Джерри кивнул:

— А ты — мне.

— …сто девятнадцатый год от Эпохи Великих Свершений. Первая Дальняя погибла в феврале третьего года от ЭВС, через семь внешних месяцев после старта. Подробнее всего об этом пишет Дино Деффель в «Последней вспышке». Связист «Атланта» Олег Ланский успел передать в диспетчерскую «Земля-1» четыре слова: «рой… метеоритов… маневр… невозможен». Дальше в эфире шла полоса жутких помех, а когда на секунду восстановилась связь, прорвался чей-то крик-голос не удалось идентифицировать. И — пустота. «Земля-1» целый месяц посылала в космос сигналы, и только потом правительство Содружества официально признало гибель Первой Дальней. Во всем мире были объявлены три дня траура, приспущены флаги и отменены развлекательные мероприятия. На Центральном космодроме установили памятник экипажу «Атланта-1», это место стало символической могилой героев, на которую паломники постоянно возлагают свежие цветы. Родственникам погибших особым указом назначили бессрочную материальную помощь… бабушка раньше получала, но это надо ездить в город, а с теперешними ценами на бензин оно еще и дороже выходит…

— Три дня траура… надо же. А мама? Ты, конечно, не можешь ее помнить… Но тебе рассказывали, как она?

— По-моему, так и не поверила, что ты погиб… кажется. В общем, потом снова вышла замуж, родила сына, дала ему фамилию Ли. Я познакомлю тебя с бабушкой, она расскажет подробнее… Это было еще до кризиса, поэтому у нас даже фотографии есть, посмотришь. Ты ведь поживешь немного у нас?

— Да, наверное…

— Весь экипаж «Атланта-1» распустили по домам, да? Но я не представляю себе: возвращаешься — а все уже совсем другое… люди, дома, улицы. Порт-Селин, должно быть, очень изменился… с тех пор. Какой он был во времена ЭВС?

— Навряд ли там что-то могло измениться — к худшему, я имею в виду. Жуткая индустриальная дыра. Все взрослое население от шести утра и до девяти вечера посменно вкалывало на заводе, а в свободное время прилипало к телевизорам и смотрело сериалы. Тоска! Я еще в школе дал себе слово, что уеду учиться в столицу.

— Ух, ты! Я тоже, честно! Тоска, ты прав; и сейчас тоска. Правда, телевизоров давно нет ни у кого… и электричества… и завод черт-те когда закрылся, еще до моего рождения. С книгами плохо — провинция, что возьмешь. Вот поступлю в институт… Слушай, Феликс, я пишу научную работу, и мне нужна твоя помощь. Ведь ты — живой свидетель того, как начиналась Эпоха Великих Свершений! Помнишь, как выступал с докладом Магнус Ричмонд?

— Если честно… Это когда было, какого числа? А, да-да, точно! У нас экзамен стоял по расписанию через два дня, так что я посмотрел минут десять и выключил, пошел готовиться. Скукотища вообще-то редкая, да и не по моей специальности. К тому же он бубнил вроде православного священника, только еще хуже…

— Магнус Ричмонд? Бубнил?! Ну, ты даешь! Ведь с его доклада началась Эпоха!

— А я и не заметил. Очень занят был: выпускные экзамены — раз, потом надо было подыскивать работу, а еще одна девушка… ладно, это неинтересно. Почти сто двадцать лет назад… тьфу ты черт, в голове не укладывается.

— Ты знаешь, у меня тоже. Вот смотрю на тебя… Ты — мой прадед-герой. Прадед!.. Феликс, что с вами все-таки случилось? После того, как «Атлант-1» попал в метеоритный рой…

— Ни в какой рой мы не попадали.

— Я так и думал. «Последняя вспышка» — художественный роман, так что Деффель, наверное, присочинил насчет последних слов Ланского и крика… Значит, просто прервалась связь, а полет продолжался? Я всегда удивлялся, что конструкция самого Сергея Улишамова не выдержала какого-то метеоритного потока. Кстати, через год Улишамов спроектировал еще один корабль — «Атлант-2». С повышенной противометеоритной защитой. Начали комплектовать состав Второй Дальней… но про нее я ничего не нашел, ни в книгах, ни в журналах. Может быть, заморозили из-за войны… не знаю.

— После нашего старта была война?

— Ну, война и сейчас идет. Содружество против Альянса — это перманентно, вся новейшая история с небольшими перерывами. Я в этом году чуть было не загремел под весенний призыв — так у нас называют рейды этих бандитов, вербовщиков. Как бы тебе понятнее объяснить… Разумеется, во времена ЭВС никаких войн в мире…

— Кто тебе сказал? На Ближнем Востоке еще как бомбили.

— Ты что-то путаешь, это, наверное, еще до Эпохи. Я об ЭВС очень много читал — все, что можно достать у нас в Порт-Селине. То было время высочайшего расцвета творческих и интеллектуальных сил человечества! Всеми владела неукротимая тяга к познанию — ведь правда? Великие открытия следовали одно за другим. Гениальные ученые, философы, писатели, первопроходцы… Магнус Ричмонд, Талли Аасворнсен, Лейла Караджани, Исаак Лейсберг, Сергей Улишамов, Александр Нортон… Пожалуйста, расскажи мне, Феликс! Это для меня очень важно, я всю жизнь изучал ЭВС… не смейся, я имел в виду, что собираюсь изучать ее всю жизнь. Я напишу масштабный трактат о судьбе Первой Дальней: тут же масса загадок! Почему вы только сейчас вернулись на Землю? Сколько длилась экспедиция по внутреннему времени? Где вы побывали — в ином измерении, да?.. В другой Галактике?

— Джерри… Понимаешь… На самом деле все немножко не так… и гораздо проще. Этот твой, как его там… все, что он написал о нас в своем романе, — вранье. Вся Первая Дальняя — сплошное вранье от начала и до конца.

— Феликс?!.

— И вся ваша… то есть, наверное, наша… так называемая Эпоха Великих Свершений.

В пруду колыхалось несколько маленьких тусклых звезд. И стареющая луна — как полнозубая издевательская ухмылка. На небе же она казалась спокойным, ко всему равнодушным полукругом сыра. Впрочем, никто не заставлял его смотреть ни на ту, ни на другую. Джерри уронил лицо на руки, скрещенные на коленях.

Он долго, очень долго разговаривал с Феликсом. С героическим прадедом… нет, скорее со старшим братом, который лет на семь больше него понимает в жизни. Говорили об Эпохе Великих Свершений и современности — да, как подумаешь, выходит слово в слово… даже забавно. И становилось глумливо-очевидным, что одна стоила другой.

Не было взлета человеческой мысли и жажды познания — была всеобщая околонаучная истерия, естественное следствие того, что предкризисный экономический виток сделал основным товаром на мировом рынке фундаментальные научные исследования, экспериментальные изыскания, глобальные по замыслу произведения философии и искусства.

В науку и культуру вкладывались колоссальные средства — с тем, чтобы отдача была скорейшей и тысячепроцентной. Один за другим стартовали грандиозные прожекты, масштабами и кричащей оригинальностью компенсировавшие пустоту внутренней сути. Мировая экономика работала на мыльные пузыри, успешно выдаваемые за прогресс, будто бы несущийся вперед семимильными шагами. Мыслители и художники, философы и экспериментаторы, все эти братья-титаны Эпохи Великих Свершений — оказались всего лишь более или менее удачно раскрученными пиар-проектами.

…Александр Нортон. Еще вчера — нет, еще сегодня утром, до встречи с Феликсом, — Джерри Ли стал бы самым счастливым человеком на Земле, лично познакомившись с командиром Первой Дальней. А теперь, всего пару часов назад, он почти равнодушно пожал руку невысокому утомленному человеку, прилетевшему забрать инженера Ли в мобильный лагерь при «Атланте-1». Жестоко обманутый, сам ставший орудием циничного обмана… ничего в нем не было героического, в прославленном командире Нортоне. И ничего командирского тоже не было — только смертельная усталость в глазах и в голосе, начисто лишенном железа…

Феликс отказался лететь с ним. «Все, что у меня осталось, — здесь». Неужели это его, младшего брата-правнука, он имел в виду? Нортон тоже подумал так и предложил переночевать на «Атланте» уже им обоим… и теперь отказался Джерри. Смотреть на великое творение конструктора Улишамова, оказавшееся на самом деле просто очень большим ярмарочным аттракционом?.. Лучше не надо.

…Мистификации нагромождались одна на другую, а наиболее крупной из них была сама новопровозглашенная Эпоха. Тогда, в первые годы ЭВС, это ни для кого не было тайной; находились люди, открыто не приемлевшие этого и протестовавшие единичными голосами. Однако возможность сделать головокружительную карьеру, опираясь исключительно на собственные мозги, работала беспроигрышной приманкой для всех, у кого они были. Псевдопознавальческий бум лавиной тотально захватывал людей, не признавая тормозов вроде здравого смысла или морали.

Те, кто планировал и запускал широко разрекламированный проект под названием «Первая Дальняя экспедиция», заведомо обрекая тринадцать человек на нелепое топтание на месте в пространстве и трагически-бессмысленный прыжок во времени, тоже, наверное, по-своему искренне служили человеческому познанию. А юноша Феликс Ли, чудом попавший в состав экипажа «Атланта-1», был просто счастлив. Щенячьи счастлив — несмотря на то что не носил очков и прекрасно понимал, в какое время живет.

Потом, после того, как фальшивый прогресс взорвался закономерным кризисом, глубоким и безвылазным, военные власти разных частей разодранного мира, не сговариваясь, восславили и канонизировали Эпоху Великих Свершений. Когда у народа практически ничего нет, очень удобно, чтоб у него хотя бы оставались идеалы. Тем более что о конце Эпохи никто никогда не слышал; почему бы не верить, что она таки продолжается и по-прежнему возносит человечество к вершинам… только не здесь, не в провинции, не дома, а где-нибудь подальше, в столице или на соседнем материке…

Другое дело, что уж в наше-то время, в сто девятнадцатом году от ЭВС, в это верят лишь желторотые идиоты, наивные шестнадцатилетние очкарики. У взрослых, выживающих на черных работах и в очередях, на подобные мысли просто нет ни сил, ни времени. Уличные пацаны вроде Фрэнка, являющие собой новое поколение, вполне комфортно чувствуют себя в нынешних реалиях; им не нужна какая-то другая жизнь.

И есть еще один путь, возможно, не самый худший: тот, который выбрала Лили. СОН… да, вечный прекрасный СОН.

…Полукруглая луна незаметно перекатилась на противоположный край неба и перестала отражаться в пруду. Джерри встал. Наверное, надо идти в беседку и попробовать уснуть… он криво усмехнулся. Дрожь нездорового возбуждения сотрясала все тело, как это бывало с ним уже не раз — например, после того вечера с вербовщиками, — и Джерри по опыту знал, что у сна нет никаких шансов. Ничего. Зато он не пропустит того рассветного момента, когда проСНЕтся наконец Лили…

Никогда она не проСНЕтся.

Эта мысль ударила его, словно хлестко брошенная кем-то другим, посторонним. Простая и окончательная, не подлежащая обжалованию. Никогда; и надо быть не очкариком — слепым, чтобы скрывать от себя эту жуткую и очевидную правду. В общем-то ради этого Лили и шла сюда, в Замок спящей красавицы, в то единственное место, где только так и можно жить… существовать?.. Нет, все-таки жить. Красиво, ярко, счастливо. Во СНЕ.

Только об этом она и мечтала, когда чуть более суток — вечность? — назад ложилась спать на берегу пруда, устраиваясь поудобнее, по-детски сворачиваясь калачиком на влажной траве. Не проСНУться больше… И они с Фрэнком были кретинами и циниками, когда тащили ее, спящую, куда-то, перекладывали с места на место, будто безвольную куклу. Лили сама сделала свой выбор. СОН.

И даже если прав Фрэнк, если через несколько дней, недель, месяцев СНА ее маленькое тело Незаметно прорастет корнями, соединяясь с землей… что ж. Это тоже ее выбор. И тоже — по-своему жизнь.

Она сама говорила.

«Ничего ты не знаешь. Ни-че-го. Почему ты решил, что реальность — вот? Может быть, настоящая реальность — мои СНЫ…»

Она имеет право.

Фрэнк громко сопел во сне, и этот звук заполнял собой всю внутренность беседки — не храп, а именно сопение, сосредоточенное, детское. Лунный свет пробивался сквозь стену из плюща; в зыбком освещении Джерри разглядел, что боксер свернулся эмбрионом на боковой скамье, предусмотрительно подобрав под себя руки и ноги. На дощатом же сооружении посреди беседки, неестественно вытянувшись в струнку, спала Лили. Все-таки сделал по-своему. Дурак.

Ее дыхания почти не было слышно.

Она показалась ему еще легче, чем несколько часов назад, — девушка-перышко, девушка-пушинка. Даже странно: Джерри никогда не считал себя сильным физически. И, помнится, по-рыбьи хватал губами воздух, когда пришлось выносить Лили на руках из бурлящей толпы на площади, где показывали фильм… неужели это было на самом деле?..

А она в тот день была одета в голубое платье из иной эпохи. Он, Джерри, подслеповатый лопух, даже не заметил сразу, а ведь она… Уже тогда она выбрала себе другой мир, в котором ни ему, ни тем более Фрэнку не было места.

Ее лицо с темными дугами ресниц и спокойным изгибом губ казалось перламутрово-серым… конечно, это эффект лунного света. И вообще смотреть надо не на нее, а под ноги и на ветки встречных кустов… осторожнее!

…Он бережно опустил Лили на траву у самого берега — будем надеяться, что на то самое место. Попробовал уложить на бок, поудобнее, но бросил эту затею: слишком уж она напоминала жуткую игру в куклы. И аккуратно прикрыл по шею клетчатым одеялом.

Вот и все. Можно присесть рядом.

Можно всю ночь смотреть в ее лицо…

— Не спишь?

Джерри узнал голос Феликса и только теперь вспомнил, что после того разговора об ЭВС, когда катастрофически хотелось побыть одному, он даже не поинтересовался, где брат-прадед собирается ночевать. Дурак, эгоист! Как бы ты сам чувствовал себя, прыгнув на сто с лишним лет вперед, в чужое, неприглядное будущее?

— Не сплю, — виновато подтвердил он, — Но ты, если хочешь… Мы с Фрэнком оборудовали для ночлега беседку, это недалеко, я тебя проведу…

— Не надо.

Феликс опустился на траву рядом с ним — и только тут заметил Лили.

— Извини. — Он до шепота понизил голос. — Я не видел, что она спит… Может, пересядем куда-нибудь подальше?

— Ничего. — Джерри сам удивился, насколько звучно отразился от воды его собственный голос. — Она… очень крепко заснула.

Феликс пожал плечами.

— Твоя девушка? — все-таки полушепотом спросил он.

— Да.

Его слегка передернуло от заведомой лжи. Просто очень уж не хотелось развивать эту тему. Короткое, почти без гласной, «да» камнем упало в пруд; сейчас, когда зашла луна, плававшие в нем звезды стали большими и яркими.

Они оба молчали. Долго, наверное, не меньше десяти минут.

— Я хотел поговорить с тобой, — вдруг заговорил Феликс, и Джерри, конечно, не смог не вздрогнуть — об этих… спящих. Кто они такие? Как здесь появились?.. Когда?

Джерри вскинул голову:

— Ты меня спрашиваешь? Феликс вздохнул:

— Я думал, ты знаешь…

— Откуда? — Теперь можно было иронически усмехнуться. — Сейчас ведь не Эпо… не ваше время, когда при желании можно было получить любую информацию о чем угодно. Никто в Порт-Селине даже не знает точно, что происходит в городе. А Замок спящей красавицы — охраняемый секретный объект, и…

— Вот как? Значит, мы правильно его назвали… Даже забавно.

Он недоуменно обернулся к прадеду-брату, и тот пояснил:

— Когда мы приземлились тут в полной уверенности, что это другая планета… ну, я тебе рассказывал… В общем, этот цивилизационный очаг проходил у нас именно как Замок спящей красавицы. Не помню, кто первый придумал. Мне казалось — идиотизм. На Великую Сталлу Лейсберга оно похоже гораздо больше… Так, значит, ты ничего не знаешь… про них?

Джерри молча помотал головой.

— А мы кое-что успели узнать. Все-таки исследовали со всей ответственностью, как иную цивилизацию, искали выход на контакт. — Феликс иронически усмехнулся и снова стал серьезным. — Понимаешь, они видят сон. Не просто каждый свои сны, а один общий СОН на всех. И живут в нем. Как будто в параллельном мире… больше ста лет. Этот мир для них — единственно настоящий. Человек, которого мы… один из наших ученых попробовал разбудить, умер от потрясения. Их нельзя будить. Нельзя…

— Я не совсем представляю себе. — Джерри выпрямился о обхватил руками колени. — Как сумма разных человеческих снов может составить один, общий? Ведь сны индивидуальны… возникла бы масса противоречий.

— Не знаю, может быть… Мы засекли биополе, несущее информацию об этом СНЕ, но не успели его дешифровать. И хуже всего то, что теперь этим уж точно никто не будет заниматься. Какой может быть стимул у людей, которых… — он судорожно сглотнул, — в общем, продолжать исследования никто из Первой Дальней больше не способен, да и не видит смысла. Хотя, по-моему, то, что они, эти спящие люди с корнями, — на Земле… гораздо страшнее, чем если бы это было где-то в другой Галактике.

— Объект засекречен очень давно, еще во времена ЭВС. Ты думаешь, они уже тогда… заснули?

Повисла тишина — влажная, ночная, полная шорохов и сверчковых трелей.

— Я знаю, — наконец выговорил Феликс. — Не думаю, а знаю. Там, в парке… моя девушка. Моя невеста, Ланни.

Он должен был выговориться. Джерри чувствовал это и не мешал Феликсу сбивчиво, не поспевая словами за мыслями и воспоминаниями, выплескивать нервные, длинные, отрывистые, словно стрельба наугад, автоматные очереди фраз.

Его невеста… Не имеет он права так ее называть, ведь Ланни отнимала надежду так же легко, как и подавала, даже еще легче… она была такая красивая и яркая… она любила смеяться. Она снилась ему каждую ночь, и если это не настоящая любовь, значит, все, что когда-либо писали по этому поводу в книгах, — сплошная выдумка и ложь. А впрочем, если бы он действительно ее любил, он никогда не согласился бы лететь… Понятно, что он не мог знать правды, он думал, что действительно участвует в эпохальной экспедиции, что… все равно! Да, Ланни тогда смеялась, она выглядела счастливой, довольной жизнью, окруженной друзьями и поклонниками, и это бесило его, он обижался на нее, ревновал, как последний… а получается, что ее оказалось некому защитить и спасти.

Как такое могло случиться — с ней?!.

Сейчас она спит там, в парке, и ее лицо… ее лицо!., тонкие-тонкие корни, словно паутина. Если ее разбудить, они, наверное, легко оборвутся… Коста Димич говорил, что даже следов не остается… но будить ее нельзя. Она уже больше ста лет живет там, в мире СНА… Она давным-давно забыла… Хотя, наверное, она забыла его уже через неделю после старта. Тот сеанс… командир Нортон сказал, что это тоже был обман, компьютерная программа и ничего больше, запущенная потому, что Ланни к тому времени должна была давно умереть… И она умерла бы, если б не… получается, он должен молиться на ее СОН, а не проклинать его, ведь иначе они безнадежно разминулись бы во времени… Так странно: теперь она старше его на целую сотню с лишним лет. И она жива, жива!!! Но ее нельзя, ни за что нельзя будить…

Его огромные, почти черные глаза блестели в ночи — не слезы, а то жуткое возбуждение, от которого все тело становится как струна — до предела натянутая, дребезжащая, бессонная. Наверное, это у них в роду… Сейчас, когда они сидели вдвоем у темного пруда, крапленного звездами, Феликс Ли уже не казался Джерри ни героическим предком, ни опытным и снисходительным старшим братом. Просто родной человек, единственный на всей Земле все понимающий и чувствующий точно так же, как и он сам… Собственная душа, отраженная в ночном зеркале.

И когда Феликс умолк, он тоже начал рассказывать.

О том, какой была Лили десять лет назад: первый класс, круглые голубые глаза и огромные банты в тонких косичках. Уже не такая, как все, помеченная отблеском другого, прекрасного мира. Нет, он, Джерри, тогда не знал… Но он не мог смотреть, как она, былинка, переламывается набок, поднимая школьную сумку. И они просто подружились; ничего особенного, правда? Он каждый день провожал Лили из школы домой — медленным шагом, самой длинной дорогой, чтобы обо всем успеть поговорить. Она умела слушать, она понимала, она соглашалась. Она… она светилась изнутри!.. Но в отличие от него, Джерри, Лили никуда не рвалась из грязного, затхлого, опостылевшего ему Порт-Селина; ей было все равно. Она жила… не здесь. «Три метра над землей», — грубовато, но точно определил когда-то Фрэнк. Да, Фрэнк тоже… и ему, надо признать, будет гораздо труднее, он ведь вряд ли сумеет по-настоящему понять.

Такая, как она, никак не могла полюбить парня с соседней улицы. Лили был нужен сказочный принц — и она его нашла. Во СНЕ.

…Тонкая шея Лили сиротливо выглядывала из-под одеяла, разметавшиеся пряди светлых волос сплелись с травинками. Феликс Ли, чуть склонив голову набок, задумчиво смотрел в ее безмятежное спящее лицо. Джерри продолжал, безошибочно чувствуя, как важно для них обоих все, что касается ее СНА. Не торопился; внешне спокойно, выверено, логично собирал в некую систему все, что успел узнать и передумать об этом феномене — аномальном явлении?., чуде? — под названием СОН. И буквально на глазах многое вставало на свои места, становилось понятнее ему самому… и Феликсу тоже.

— Это один и тот же СОН, — медленно выговорил инженер Ли. — Ведь правда? Я уверен, Лили видит то же самое, что и все спящие. Ей каким-то образом удалось подключиться к их общему биополю, так сказать, выйти на их волну. Эпизодически она могла ловить эту волну даже из Порт-Селина, но здесь ей, конечно, намного легче… и поэтому она уже может, — он запнулся, — не просыпаться.

Джерри молча кивнул.

Феликс вскочил на ноги и принялся нервно расхаживать туда-сюда по берегу, размахивая длинными руками. Он уже не сдерживал звонкого, срывающегося голоса:

— Но ведь это… это может все изменить! Я должен поговорить с ней. Наши ученые уже не соберутся дешифровывать биополе, и не надо!.. Твоя Лили сама расскажет, что представляет собой тот мир. Может быть, она даже встретилась там с Ланни! Я должен… должен, ты понимаешь?!

— Если она проснется.

Его ответ прозвучал тускло и безжизненно; Феликс умолк и подошел к Джерри вплотную.

— Мы ее разбудим. Я примерно знаю, как… нет, лучше позовем на помощь одного из наших ученых. Это необходимо сделать, Джерри, ведь Лили — единственное связующее звено между нашим миром и СНОМ. И ее пока можно будить. Ее — можно.

Джерри вздохнул и тоже поднялся с травы. Лили сразу оказалась как-то очень внизу, далекая и маленькая. Сверху он хорошо видел очертания ее тела-струнки под мягкими складками одеяла.

Поднял глаза на Феликса. Поправил на переносице очки.

— Почему ты взялся решать за нее, — негромко отчеканил он, — спать ей или просыпаться?

Феликс нервно усмехнулся.

— Брось, ты сам этого хочешь.

В траве перекрикивали друг друга сумасшедшие сверчки. Из-под поваленной коряги в пруду вторила им одинокая лягушка. Джерри молчал, лихорадочно нанизывая мысленные аргументы на зыбкий стержень аксиомы, совсем не очевидной даже ему самому. Лили нельзя будить, потому что это ее выбор, ее право… черт, слова словно взяты из передовицы Газеты. А был ли он на самом деле, этот выбор? Откуда ты знаешь, что произошло с Лили там, во СНЕ, насколько свободной осталась ее воля?.. Может быть, ее заставили, принудили не просыпаться, и она бессильно рвется сейчас в паутине СНА…

И еще корни. Гипотеза Фрэнка, неплохо согласующаяся со всем, о чем они размышляли сейчас вдвоем с Феликсом. Разве можно оправдать чем-то жуткий, противоестественный процесс, когда живая, светящаяся изнутри девушка превращается… в растение?!.

А может, все это лишь отговорки, которые он подсовывает себе, потому что — «брось, ты сам этого хочешь»?

Феликс Ли смотрел ему в глаза и время от времени кивал, словно все свои противоречивые мысли Джерри высказывал вслух.

— Она ведь сможет заСНУть опять, — тихо, почти просительно произнес он.

И почти неслышно:

— Знаешь, я и сам бы здесь заСНУл.

Королевство Великая Сталла

…И мир, существовавший только что вокруг нее, оказался далеким и не важным воспоминанием. Принцесса Лилиан поднялась с травы и оправила складки серебристого платья с вышивкой мелким жемчугом и белой прозрачной накидкой на плечах.

Был вечер; между стволами деревьев пряталось огромное малиново-алое солнце. Маленькие багряные блики рябили гладь пруда, словно спинки красных рыбок, подплывших к самой поверхности. Лили подошла к самой воде и заглянула в глубину, надеясь все-таки увидеть настоящих рыбок. Ей еще ни разу это не удавалось: они, как объяснил Эжан, предпочитали спать у самого дна и рано засыпали… жалко.

Эжана, кажется, еще не было. Конечно, он мог прятаться где-нибудь за деревом, и Лили нарочно не стала озираться по сторонам. Пусть не думает… она тихонько рассмеялась. С пруда донесся легкий всплеск; Лили поспешно обернулась, но неспящая рыбка уже успела уплыть назад в глубину.

Белая беседка — та ее часть, что не утопала в плюще, — казалась розовой в закатном свете. А может быть, Эжан уже там? Или успел там побывать и оставить для нее сюрприз в виде охапки цветов либо горы фруктов и сладостей… а сам все-таки подглядывает. Ну хорошо. Принцесса Лилиан подобрала выше колен парчовую юбку и со всех ног побежала к беседке — мимо дорожек, по ровно подстриженной, будто ворсистый ковер, траве.

И, не добежав нескольких шагов, уже поняла, что там кто-то есть.

Эжан.

Подкрасться на цыпочках, совсем-совсем неслышно. Тихонько встать за стеной плюща и осторожно, одним глазом заглянуть внутрь. И смотреть… смотреть на него до тех пор, пока он не почувствует и не обернется.

— Входите, принцесса.

Она оступилась, слегка подвернув ногу, и замерла в арочном проеме.

Маг Агатальфеус Отмеченный поднялся ей навстречу. Улыбнулся — официально, одними губами, без участия озабоченных ореховых глаз, — и жестом указал на скамью. Лили поздоровалась, вошла в беседку, зачем-то сделала реверанс и села. Она молча смотрела снизу вверх на высокую фигуру стабильера, хотя вопросы жалили язык, как стая пчел: откуда вы здесь взялись?., что вам от меня нужно?., где Эжан?!

Учитель принца опустился на скамью напротив нее. На то самое место, вдруг осознала Лилиан, где он уже много десятков лет сидит, закрыв глаза и пустив тонкие корни из кончиков пальцев… Мысль была — чужая, заблудившаяся, случайно занесенная из другого мира. Плечи под прозрачной накидкой покрылись мелкими пупырышками; Лили обхватила их руками.

— Его Высочество принц Эжан просил меня поговорить с вами, принцесса, — сказал маг. — Речь пойдет о вашей любви… и о судьбе Великой Сталлы.

Напыщенный стиль заставил Лили нервно усмехнуться.

— Почему он не пришел сам?

— Потому что ему надо выспаться, — неожиданно резко бросил учитель. — Вы же не думаете об этом, принцесса, когда гуляете с ним ночи напролет.

Лили прикусила язык, разом почувствовав себя провинившейся школьницей. А ведь правда… в то время, как она хорошо высыпается во СНЕ — что за странная игра слов! — Эжан попросту бодрствует ночами, и она была эгоисткой, не вспоминая о его потребности в обычном сне. Но все равно — ей необходимо его увидеть! Если бы просто тихонечко посидеть у его кровати… Можно?

Она подняла на мага просительный взгляд.

— Мы с вами многое должны успеть сегодня, — стабильер поднялся и снова показался ей чрезмерно высоким, — пока Эжан спит. В Великой Сталле происходят сейчас непростые и страшные события; мы должны разобраться в них и подчинить их себе. Вы, конечно, станете королевой этой страны, а мальчик, Эжан, — королем… но это будет не так легко и безоблачно, как вы оба, наверное, себе представляете. — Он вздохнул, и выражение его глаз и всего лица выровнялось, сделалось естественным. — Вы должны довериться мне, принцесса. Идемте.

Она вскочила, позабыв спросить «куда?». Агатальфеус Отмеченный протянул руку; принцесса Лилиан, словно ребенок, ухватилась за один из его длинных сухих пальцев. Острые грани перстня врезались в ладонь, и Лили чуть подвинула ее: на пальце мага вполне хватило места.

Солнце уже село, стремительно начиналась ночь. Черные деревья шептались над головой Лили, иногда задевая за волосы ее спутника. Незаданный вопрос все-таки всплыл на поверхность: куда мы идем?..

К Эжану?

…но озвучить его Лили не решалась. Узкая молчаливая фигура стабильера наводила на нее не то чтобы страх, а скорее непобедимукгученическую робость. Запрокинув голову в поисках его взгляда, Лили споткнулась и решила смотреть под ноги.

И тут он заговорил сам:

— Возможно, вам будут задавать вопросы, принцесса. Прошу вас отвечать односложно и туманно: не знаете, не помните, может быть; все, что нужно, скажу я. Но, тут он вдруг остановился так резко, что Лили чуть не полетела вперед, — с моей стороны было бы бесчестно что-то скрывать от вас.

Пошли дальше: она по-прежнему цеплялась за палец Ага-тальфеуса, а маг негромко продолжал в такт шагов:

— Вы пришли издалека, поэтому мне придется начать с самого начала. Наш мир несовершенен, и держится он лишь на стабильности, которую в Великой Сталле издревле поддерживают братья Ордена стабильеров. Мы сглаживаем противоречия, вызванные разными, порой противоположными желаниями людей, — но сами от начала времен остаемся в тени. Орден мудр, Орден справедлив. — Маг усмехнулся. — Но Орден прекрасно сознает, какой немыслимой властью он обладает. Стоит стабильерам всей Великой Сталлы хоть на мгновение изменить своему долгу — и от страны останутся руины. Вы меня понимаете, принцесса?

Она поняла довольно смутно, однако кивнула.

— И сейчас настал момент, когда мои братья решили воспользоваться этой властью. Грубо, мелко, подло. Нет, я не имею права их осуждать, но… В общем, речь идет о низложении правящей династии, прежде всего Ее Величества королевы Каталин Луннорукой.

Мать Эжана, снова кивнула Лили без негодования или страха. Злая-презлая королева… золотое платье с длинной юбкой… что-то далекое, из детства. Взрослый Эжан так и не решился пока представить свою невесту матери…

— …Ее место на троне займете вы, принцесса.

— Почему я?

И тут же покраснела, и сама ответила на собственный нелепый вопрос: потому что королем станет Эжан. Потому что они любят друг друга. Она почувствовала, что краснеет. Неужели нельзя было спросить что-нибудь поумнее, уместнее? Например, о дальнейшей судьбе свергнутой королевы: она ведь не просто властная, пугавшая когда-то девочку Лили недобрая женщина, она его мама…

Стоп. Агатальфеус Отмеченный сказал, что они хотят низложить всю правящую династию.

Эжан?!.

Стабильер вздохнул. Кажется, ее вопрос не показался ему глупым.

— Помните, в ночь нашей первой встречи, принцесса, я сказал вам, что знал ваших родителей? — произнес он. — Может быть, это действительно так, а может, и нет. Но для вас, для вашего любимого, для Великой Сталлы необходимо, чтобы это была правда. Вы — дочь нашей покойной королевы Этелии Хрупкой и ее супруга короля Эммануэла. Помните об этом — а в остальном, повторяю, доверьтесь мне.

Лили остановилась и выпустила его руку.

— Это не может быть правдой, — тихо сказала она. — Я знаю своих родителей. И вы… вы тоже не можете верить в это, вы ведь сами объяснили мне про СОН, про то, что надо идти… — Она сбилась с мысли, смешалась. На глаза навернулись бессмысленные щиплющие слезы. — Зачем?..

Между черными, плоскими стволами деревьев смутно белела мраморная дворцовая стена с невидимыми статуями в темных нишах. Когда мы войдем во дворец, все сомнения останутся позади окончательно и бесповоротно, поняла Лили. Требовать объяснений, взвешивать, решать — нужно прямо сейчас. Она хотела получить ответы на тысячу вопросов. И ни один из них никак не могла облечь в слова.

А маг не стал больше ничего объяснять.

Наклонился и взглянул ей в глаза:

— Вы не предадите меня, принцесса.

Они прошли сквозь стену.

Лили поняла это лишь тогда, когда их шаги гулко отразились от высоких каменных стен коридора, темного и узкого, как мышеловка, — а ведь только что был парк, шелест деревьев и небо с лунными облаками! Самого момента волшебства она не уловила, и это было чуть-чуть обидно. Почему маг не предупредил ее?

На полу через равные промежутки примерно в десять шагов лежали тусклые разноцветные отблески. Назвать это освещением было бы слишком: маленькие цветные пятна только подчеркивали густоту окружающей тьмы. Лили всегда немножко боялась и темноты, и замкнутого пространства. Крепче вцепилась в палец стабильера — сухой, теплый и, кажется, надежный.

«Вы не предадите меня…»

Получается, они теперь сообщники. Она доверилась ему, почти не задавая вопросов, и теперь он может по своему усмотрению распоряжаться ее судьбой… Лили поежилась. Да, но и он, могущественный маг, в чем-то зависит от нее — раз боится предательства. Они накрепко повязаны между собой… а потому могут свободно и откровенно говорить обо всем. Кроме, конечно, их общего заговора — тайны, не предназначенной для ушей дворцовых стен.

Но разве на свете нет других жизненно важных вещей?

Она собралась с духом и с воздухом в легких:

— Господин Агатальфеус. — Его длинное имя оказалось неожиданно легким для произношения; — Я давно хотела у вас спросить… Про Великую Сталлу вне СНА. Про спящую Великую Сгаллу… Там, у нас, говорят, что она такая «на самом деле», но они лишь думают так, они не знают. А вы должны знать.

Стабильер немного замедлил шаги:

— Я ждал, что вы спросите, принцесса. Лили вся подобралась и сильнее стиснула его палец в ожидании ответа. Но услышала — вопрос. Короткий, бесхитростно-простой и непонятный:

— Как там?

Голос мага чуть дрогнул, и он пояснил:

— Я хочу, чтобы вы описали мне как можно подробнее, как выглядит то место, которое вы сейчас имели в виду. Вне СНА… емкое определение. Расскажите, прошу вас.

И теперь уже Лили смешалась, дрогнула, растеряла слова. Он просит ее рассказать… значит, он все-таки тоже не знает… не ВСЁ знает. Конечно: как можно жить, сознавая, что где-то там, в другом мире, ты спишь, привалившись к единственной стене полуразрушенной беседки, а из кончиков твоих пальцев… Лили передернула плечами и отпустила руку стабильера. И никак не могла начать, потому что весь тот мир — мир «на самом деле» — свелся в ее памяти к этим самым тонким пальцам, продолженным еще более тонкими…

— Я расскажу, — поспешно выдохнула она. Принцесса Лилиан старалась говорить тихо, почти шепотом — но гулкие стены коридоров, отражая ее голос, делали его звучным и звенящим. Как будто она не рассказывала — произносила, вещала для многих десятков, сотен людей, для всех, кого скрывали сейчас стены дворца. Но Агатальфеус Отмеченный не останавливал ее: значит, можно; значит, пусть слышат. Пусть прислушиваются, затаив дыхание, к страшной, нездешней сказке…

О том, что где-то далеко-далеко есть земля, которая, возможно, называлась раньше Великой Сталлой — но так давно, что этого никто не помнит. Люди, живущие по соседству, и не подозревают о ее существовании: доступ туда закрыт, запрещен тоже давным-давно. А сами эти люди живут совсем по-другому… долго и трудно объяснять, как именно они живут, да и вы не об этом просили меня рассказать. А Великую Сталлу, ТУ Великую Сталлу кто-то прозвал Замком спящей красавицы… почему? Потому что уже не меньше столетия, как прогнили подъемные мосты, потрескались стены дворцов, разбились витражи, лишились рук и голов мраморные статуи, развалились беседки в парке, а кусты, деревья и трава разрослись в дикий лес, который почти похоронил под собой королевство, спящее беспробудным сном.

Лес… деревья получают все необходимое для жизни из земли и воздуха, правда? Так вот… как бы вам сказать… Люди в той стране, в Великой Сталле-на-самом-деле — тоже. И я не знаю… я очень хотела бы узнать, как это, почему, а главное, насколько это страшно?..

Агатальфеус Отмеченный слушал ее молча и шел все быстрее; Лили едва поспевала за ним, подкладывая под свой рассказ гулкий барабанный перестук дробных шагов. Вопрос мага прозвучал глухо и тихо, она сразу не уловила его, и только через секунду отзвук уже умолкшего хриплого голоса проник в ее сознание:

— И я тоже?.. — Да.

Лили боялась, что он захочет подробностей. Белесые нити в переплетении плюща… наверное, она бы не смогла. Но маг не стал спрашивать об этом.

— Значит, сон, — медленно заговорил стабильер. — СОН… спящие с корнями. Успокойтесь, принцесса, вы видели там не меня. Моего предка, и, судя по всему, вряд ли дальнего: возможно, прадеда или даже деда. В нашем роду никогда не было отклонений от правильной наследственности… впрочем, это не важно. Грош цена и моей генеалогии, и всей тысячелетней истории Великой Сталлы… Я давно подозревал, еще до встречи с вами; однако подобные изыскания преступны без веских доказательств, с опорой на одни лишь легенды. Предание Ордена гласит, что мы, стабильеры, были посланы на земли королевства издалека, в самом начале мира. Боюсь, это было совсем недавно. Начало мира… Начало или конец — все зависит от точки зрения, не так ли? Наш мир, безусловно, конечен… а значит, вторичен.

Они как раз проходили мимо очередного витражного окошка, и цветные отблески раздробили мозаикой лицо мага; Лили ничего не смогла на нем прочесть. И мало что поняла из его монолога — кроме горечи и безысходности, насквозь пропитавших запутанные, словно клубок ниток, слова.

Агатальфеус Отмеченный остановился.

— Но это мой мир, принцесса. Если хотите, наш с вами… И от нас с вами действительно зависит сейчас его судьба… так уж получилось.

Они снова прошли сквозь стену.

На этот раз принцесса Лилиан была готова к чему-то подобному: глухой тупик в конце винтовой лестницы длиной в четыре пролета и не предполагал иного пути. Но момент все равно проскользнул незамеченным. Стабильер даже не взял ее за руку, только легонько коснулся плеча и подтолкнул к шагу вперед… который завершился уже по ту сторону каменной кладки.

Три человека поднялись им навстречу.

Один из них был пожилой и грузный, с коротко стриженной седой щетиной на голове, вислыми щеками и небольшими глазами, полускрытыми под опухшими веками. В сером камзоле и длинном коричневом плаще без капюшона, без единого магического атрибута — и все-таки Лили поняла: он тоже стабильер.

А двух других она узнала сразу.

Она не могла точно сказать, кого из них видела… там. Тот был намного моложе одного, но явно постарше другого… а может, то был некто третий с тем же самым лицом. И — с толстым шнуром корня из носка рваного сапога. Она хорошо запомнила… в первую же секунду узнала их одинаковые фигуры, узкие и острые, словно копья.

А в следующую, переведя взгляд на лицо Агатальфеуса Отмеченного, потерянное и смятенное в красноватом факельном свете, поняла, что эти двое ни в коем случае не должны были находиться здесь.

— Рад вас видеть, брат Агатальфеус, — ровным сухим голосом прошелестел старший из них. — Мы с сыном уже уходим.

— Не вижу необходимости, мой сеньор, — отозвался грузный стабильер. — У меня нет секретов от вас.

Невидимые губы отца и сына одинаково изогнулись.

— Не сомневаюсь, — бросил отец. Сын промолчал, не стирая с губ хищной улыбки.

…И все-таки они ушли. Перед этим была перестрелка четырех взглядов, жестких и метких коротких дротиков. Все они просвистели над головой Лили, и она особенно остро почувствовала себя чужой, посторонней, зрительницей. Затем двое, различающиеся только возрастом и фасоном камзолов, направились в глубь длинного полутемного зала, а незнакомый маг провожал их. Звон ключей, лязг засова. Далекие сдвоенные шаги; тишина.

Агатальфеус Отмеченный смотрел им вслед, чуть сузив ореховые глаза. Чеканное, наглухо запечатанное лицо. Ее, принцессу Лилиан, маг будто перестал замечать.

— Значит, тут все-таки есть дверь, — задумчиво произнес он, когда другой стабильер вернулся.

— Потайная дверь, — уточнил тот. — О ней не известно никому, даже братьям Ордена.

Отмеченный усмехнулся:

— Господин старший советник Литовт и кавалер Витас — не в счет?

— Как я только что имел честь заметить, у меня нет секретов от моего сеньора. — В голосе мага мелькнуло раздражение. — Кроме одного. И чем ревностнее я охраняю нашу общую тайну, тем большей должна быть мера моих верности и доверия сеньору в прочих делах. Не волнуйтесь, я всегда осведомлен о его местонахождении и могу поручиться, что ни сам Литовт, ни его сын не войдут сюда… не вовремя. Тем более что дверь запирается изнутри. А что до ее существования как таковой… увы, зодчим дворца был не брат Ордена, да и вообще не маг.

Какая длинная речь, подумала Лили. Если он невиновен, то зачем так подробно оправдывается? Хотя, возможно, он всегда многословен… На обрюзгших щеках стабильера выступила лиловая сосудистая сетка.

— И давайте перейдем к делу, брат Агатальфеус, — сказал он. — Итак, вы ее привели.

Лили чуть не вздрогнула, когда ее наконец заметили. Роль нездешней наблюдательницы, успевшая прилипнуть к ней теплой мягкой оболочкой, отрывалась клочьями, с болезненным треском. Принцесса Лилиан зябко стянула на груди края прозрачной накидки.

— Позвольте представить вам брата Ордена Ириниса Усердного, Ваше Высочество, — произнес ее спутник. — Брат Иринис, перед вами принцесса Лилиан.

Она присела в реверансе, затравленно глядя снизу вверх на Ириниса Усердного. Который даже не кивнул в ответ. Рассматривал ее в упор, бесцеремонно, сузив запухшие глаза до почти невидимых щелей.

— Вы правы, брат, — наконец сообщил он. — Девушка действительно похожа на Ее Величество покойную королеву Этелию.

Слово «похожа» выбилось из его речи неуловимым точечным акцентом.

— Это ее дочь, — отрезал Агатальфеус Отмеченный — Будущая королева Великой Сталлы. Наша королева.

Иринис Усердный подошел ближе; Лили почувствовала тяжелый запах мужского пота, частично перебитый мускусными духами, и невольно поморщилась. Тут же прикусила изнутри нижнюю губу. Стабильер нависал над принцессой колышащейся горой, и трудно было остаться на месте, не попятиться назад. Она поискала взглядом глаза учителя Эжана; нашла. Две полированные пуговицы орехового дерева.

«…А в остальном доверьтесь мне». Как он мог требовать от нее безграничного доверия, если он даже не главный тут, в их непонятном стабильерском заговоре?! Главный — вот этот брат Иринис. Он, конечно, ни секунды не верит в ее высокое происхождение; было нелепо и самонадеянно пытаться его обмануть. Зато он получил только что право распоряжаться ее жизнью и судьбой. Незнакомый, неискренний, дурно пахнущий… со взглядом, как стенобитное орудие на цепях. Почему?! Почему ее никто не спросил и не предупредил?!.

«Вы не предадите меня, принцесса…»

Он сам ее предал.

Иринис Усердный поднял короткопалую руку, похожую на влажную лопату, и с размаху возложил ее на голову Лили: то ли посвящение во что-то, то ли отеческая ласка.

Принцесса Лилиан зажмурилась.

— Наша королева, — медленно провозгласил он. — Да будет так. Именем Ордена!

— Что ж, брат Агатальфеус, вы оказали Ордену неоценимую услугу. На рассвете я соберу наших братьев, чтобы они голосованием выразили свою волю по сему жизненно важному вопросу. Впрочем, не думаю, что братья в своем большинстве не согласятся с нами.

— Искренне верю в это, брат Иринис. Королева Лилиан, поддерживаемая Орденом, — залог процветания и стабильности Великой Сталлы. А Орден, как известно, мудр.

— И справедлив. Королевством более не будет править преступная династия. Как вы помните, мы постановили это на прошлом тайном собрании, но отсрочили решительные действия, поскольку… вы помните. Теперь более нет причин медлить. Я надеюсь, на утреннем собрании вы доложите нам, как Ее бывшее Величество Каталин Луннорукая приняла известие о своем низложении.

— Вы имеете в виду, брат Иринис, что уже сегодня я должен…

— У вас опять возникли возражения, брат Агатальфеус?

— Нисколько. Я готов немедленно идти к Ее Величеству. Не уверен только, что, принеся ей такую весть, я буду иметь возможность выступить на рассвете перед уважаемым собранием.

— Оставьте, брат Агатальфеус! Она ничего вам не сделает. Каталия дес Бланкен, мелкопоместная баронесса с Востока… думаю, она умеет проигрывать. Главное — будьте убедительны, брат. Если придется, можете прямо при ней перестать исполнять обязанности стабильера. У нее хватит ума понять, что будет значить то же — но повсеместно во всей Великой Сталле!

— Надеюсь, мне удастся убедить Ее Величество и без наглядных действий.

— Что ж, именем Ордена! Я жду вас здесь же, перед восходом солнца. И оповещу остальных братьев… Что-нибудь еще, брат Агатальфеус?

— Возможно, предстоят волнения… Мы должны полностью обезопасить принцессу Лилиан.

— Предоставьте это мне, брат. До рассвета принцесса останется здесь; думаю, наши братья захотят увидеть ее и будут правы. Потом, если понадобится, подумаем о другом убежище… впрочем, все будет зависеть от дальнейшего развития событий. Счастливой звезды вам, брат Агатальфеус!

— И вам счастливой звезды, брат Иринис…

Они протянули друг другу руки и — нет, не обменялись рукопожатием — просто коснулись перстнями. Затем Агатальфеус Отмеченный коротко кивнул, развернулся и направился туда, откуда они пришли, прочь из зала, сквозь каменную стену…

Не уходите!!!

Ей казалось, что она кричит. Но он не вздрогнул, не обернулся, не сбился с размеренных шагов — и значит, она не издала ни звука. Просто шевелила губами, с бессильными слезами глядя, как он…

Ринуться следом, схватить за край плаща, остановить, удержать! Но рука Ириниса Усердного, скользнув по волосам, намертво впечаталась в ее плечо: ни с места.

…подходит вплотную к грубой, неровными прямоугольными камнями, стенной кладке — и пропадает за ней. Безвозвратно. Навсегда. Словно никогда и не было.

— Как ребенок, честное слово, — пробормотал брат Иринис. Лили вскинула глаза.

Стабильер скрестил руки на груди и машинально барабанил толстыми короткими пальцами по собственным предплечьям. Его лицо, мясистое, блекло-бордовое, исчерченное фиолетовыми капиллярами и поблескивающее потом на лбу, было словно приплюснуто тяжеленной печатью озабоченности. Еще секунду назад, разговаривая с братом по Ордену, он не обращал ни малейшего внимания на принцессу Лилиан; сейчас его утомленные глаза сосредоточенно бились в нее, как массивное бревно на цепях:

— И что мне теперь с тобой делать, деточка? Она не поняла.

— Какого дьявола наш достопочтенный брат тебя выдумал? — В голосе мага не было ничего, кроме усталости. — Принцесса Лилиан… это ж надо. Ты, наверное, та самая подружка бастарда, а?.. Мой сеньор в свое время ощутимо разволновался из-за тебя. Весьма ощутимо… Так уж устроен мир: сеньор волнуется, громоздит противоречия, а его верному стабильеру потом приходится отворять кровь. И все-таки ни один достойный стабильер не предаст своего сеньора. Впрочем, не важно. Брат Агатальфеус знает, кто ты такая на самом деле?

«На самом деле…» В последние дни эти слова неотступно кружились над ней, как назойливое насекомое. Лили вздрогнула, услышав их снова. Здесь. В мире, который — как там сказал учитель Эжана? — конечен и вторичен. Чего он хочет от нее, этот брат Иринис? Рассказа о спящей Великой Сгалле — или, может, о неспящем поселке Порт-Селин?! Или…

— Я принцесса Лилиан. Стабильер досадливо махнул рукой:

— Он хорошо с тобой поработал, наш учитель бывшего наследника престола. Он тоже верен, трогательно и бессмысленно предан своему мальчишке-сеньору, а ты, деточка… Ты ведь — оттуда, с ТОЙ стороны, правда? А здесь ты и сама не понимаешь, кто ты такая… Здесь ты не нужна.

Он вдруг отвернулся от нее и зашагал вдоль длинного стола, торчащего посреди пустого зала. Гулкие стены подкрашивали эхом равнодушный хрипловатый голос:

— Он хуже ребенка, наш бедный брат Агатальфеус. Тоже мне заговорщик… Он даже не знает, что в настоящем заговоре нет места ни малейшему риску. Кто рискует, тот может проиграть; я, Иринис Усердный, не проигрываю никогда. Я знаю, на что иду, я все тщательно просчитал, и я не ошибусь. Я буду королевским стабильером. А тебя, деточка, придется… ничего не могу поделать: ты не нужна.

Сотрясение воздуха, многословное и мелодраматичное. Ненастоящая угроза; а как ей быть настоящей, если мир, из которого она исходит, — конечен, вторичен?! Здесь все ненастоящее! — эта мысль прошила Лили, как раскаленная спица, — все: люди, их заговоры, стены, сквозь которые можно проходить, обещания, которых можно не исполнять… даже это серебристое платье с жемчугом, она сама себе такое выдумала…

А Эжан?!!

Впервые с того момента, как они с Агатальфеусом Отмеченным вошли во дворец, Лили вспомнила об Эжане.

Нет, она не забывала о нем. Но присутствие мага, его учителя, почему-то воспринималось почти равнозначным присутствию самого Эжана. Как будто он вот-вот, через каких-нибудь несколько минут догонит их, наконец-то как следует выспавшись; действительно, нельзя же быть такой эгоисткой… А мудрый стабильер — она же ему доверилась! — тем временем сделает все, чтобы они стали королем и королевой Великой Сталлы. «Это будет не так легко и безоблачно, как вы оба, наверное, себе представляете…» Но будет. Все будет как всегда, и уже навсегда… навязчивая игра слов, как жемчужины с распустившейся вышивки, скачущие по ступенькам…

Никогда.

Иринис Усердный смотрел на нее без гнева или неприязни. Для него уже не существовало никакой принцессы Лилиан.

Она с трудом разлепила губы:

— Вы… меня?..

Маг пожал плотными плечами:

— Я стабильер, долг перед Орденом не позволяет мне чинить насилия, сея тем самым в мире астабильность. Возможно, я препровожу тебя в Лагерь… ты ведь у нас метила на трон, деточка?.. По-моему, это было бы самое мудрое решение. Но мой сеньор может повелеть по-иному, тогда он пришлет сюда своего человека. Это уже не мое дело. Жди. — Он шагнул мимо нее, в сторону стены, той самой стены…

Полуобернулся:

— До рассвета все кончится.

Засов был толщинок в ее руку. Ржавый и намертво впаянный в петли, вырастающие из каменной кладки. Еще там висел замок — полукруглой пудовой гирей. В отверстие для ключа свободно проходил указательный палец.

Лили с трудом и далеко не сразу нашла эту дверь. По звуку, когда засов лязгал за старшим советником и его сыном, ей показалось, что выход — посередине дальней торцовой стены зала. Но стена оказалась глухой, что пришлось признать после долгого слепого скольжения ладонями по шершавой кладке: в этой части громадного зала не горело ни одного факела. Впрочем, маг Иринис говорил, что дверь потайная; как ее вообще искать? Это могла быть какая-то невидимая отметина, знак, понятный лишь посвященным… Принцесса Лилиан добралась до угла и прислонилась к перпендикулярной стене; спину перечертила холодная планка засова.

Стабильер Усердный и тут попросту соврал своему брату по Ордену.

Но от этого не стало легче.

Она вцепилась в засов обеими руками, налегла на него всем телом. Не то что не подался, не лязгнул — даже не шелохнулся. Все равно что пытаться вытолкнуть камень из кладки. А даже если удастся — останется замок, его нереально отомкнуть без ключа. Проще пройти сквозь стену, вдвоем с магом это было совсем нетрудно… Лили нервно усмехнулась.

Все кончится до рассвета. Вот-вот — или через несколько часов — за ней придет Иринис Усердный, чтобы препроводить в эти самые Лагеря. Эжан рассказывал… что-то жуткое, как бездонная дыра; подробностей она то ли не помнила, то ли не поняла с самого начала. А может, не стабильер и не Лагерь, а просто наемный убийца с кинжалом или стилетом — как вооружаются убийцы в Великой Сталле?

Все это не может быть всерьез, на самом деле. Это больше похоже на кошмарный сон: стоит лишь проснуться, как он оборвется, останется по ту сторону подушки, которую мама в детстве учила переворачивать после плохих снов… СНОВ?!

ПроСНУться!..

Лили убрала руки с засова. Сунула в рот палец с зазубренным ногтем. Всего-то. Им ничего ей не сделать: она — не здесь. Это просто СОН, а вовсе не настоящая жизнь. И не нужно крушить запоры; мирно присесть у длинного стола и подождать пробуждения, впервые без отчаяния по этому поводу. Как вчера, когда Эжан…

Эжан.

Она отчаянно вцепилась в замок и, чуть оттянув его на себя, всей тяжестью впечатала в стену: камни ответили тревожным гулом огромного колокола. Еще раз. Еще!.. Кто-нибудь!!!

Никто не слышит. А если и услышит — только враг. И тогда…

Ну и что?

Как просто, как удобно сознавать себя нездешней, заскочившей сюда ненадолго из всамделишного, первичного мира! — и смеяться с его высоты над любыми врагами и наемными убийцами. Брать от СНА одни лишь приятные красивые вещи вроде поцелуев в беседке и длинных платьев. И торопиться проСНУться, как только что-то выбивается из правил счастливой сказки: продолжайте без меня!

Без тебя, но не без Эжана. Он — отсюда, и только отсюда, наследный властитель Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке. Это против него плетут сейчас заговор братья всемогущего Ордена стабильеров, и некому помешать им, кроме разве что наивного, как ребенок, учителя Агатальфеуса Отмеченного… Как он сказал?

«Это мой мир, принцесса. Если хотите, наш с вами…»

Не хочешь?!

Вырваться, во что бы то ни стало вырваться отсюда! Предупредить Эжана — ведь учитель, кажется, ничего ему не сказал, понадеявшись на собственные силы, на успех своей беспомощной интриги, — предупредить! А еще лучше рассказать обо всем его матери. Каталия Луннорукая… злая-презлая королева… Нет, не злая — сильная! Она одна способна противопоставить силу и власть взбунтовавшимся стабильерам. Она — сможет. Если не она, то…

Содранные костяшки пальцев саднило. Замок не сорвать. Может быть, расшатать вокруг него каменную кладку? Лили выдернула из прически роговую шпильку с жемчужным цветком на конце. Невидимая щель между камнями… чересчур узкая для слегка затупленного острия… нет, все-таки вошло на пару миллиметров. С иголкой — против монстра. Даже если сражаться целый год… но года у тебя нет. Только несколько часов — или уже минут? — до рассвета.

А если попробовать отомкнуть замок этой шпилькой? Вспомнился сарай тетки Нэт, почти такой же висячий замок, гнутая проволока в грязных, с обкусанными ногтями пальцах шестилетнего Фрэнка… если б он был здесь! Мысль показалась ей дикой, словно красное ожерелье на зеленом платье. Прикусив губу, принцесса Лилиан осторожно протолкнула шпильку в черную и бездонную замочную скважину.

И что-то щелкнуло, а потом лязгнуло коротко и гулко.

С той стороны.

— Это здесь, проходи. Кажется, они еще не собрались.

— Не уверена, что здесь кто-то вообще собирается собираться… прелестный каламбур, не правда ли?

Женщина засмеялась; мужчина — нет.

Они вошли через дверь в торцовой стене, расположенную совсем близко, действительно потайную, к тому же открывавшуюся снаружи… что там врал Иринис Усердный? Впрочем, какая разница. Лили оказалась в тесном треугольнике между двумя стенами и дверной створкой, облицованной шершавыми камнями, — такой толстой и тяжелой, что вошедшие не стали ее закрывать. Они ни от кого не прятались. Они никого не боялись.

— Ты сама убедишься, — раздраженно бросил мужчина. — За мной стоит сила Ордена! Здесь и сейчас они провозгласят меня королем Великой Сталлы. Ты сама услышишь!

— Я послушаю, — пообещала женщина.

И снова засмеялась. Принцесса Лилиан, испуганная и притихшая, вжалась спиной в холодный каменный угол. Щель перед глазами открывала ей кусок дальней стены с косо укрепленным факелом. Шаги вошедшей пары удалялись, и вот по стене скользнула прозрачная тень с высокой прической, а через мгновение женщина остановилась прямо под факелом, отбрасывая теперь густую, черную тень.

Высокая, стройная, очень-очень красивая. Лили съежилась: она всегда чувствовала себя маленькой и серой рядом с ТАКИМИ женщинами. С женщинами, у которых есть роскошная грудь, сияюще-белая с золотистой ложбинкой. И полные покатые плечи, и округлая шея, и профиль, как у скульптуры, и тяжеленная масса волос, подсвеченных факелом до оттенка яркой меди…

Мужчина догнал ее, взял за руку и увлек за пределы узкой щели. Принцесса Лилиан не успела его рассмотреть.

— Ты отстала от жизни, Аннелис. Если ты думаешь, что твой мальчишка еще что-то значит… Кстати, как он? Кончил раньше, чем начал? — он рассмеялся сухим лиственным шелестом.

А она вдруг стала подчеркнуто серьезна:

— Ничего подобного. Очень и очень неплохо… для первого раза. С хорошей учительницей этот мальчик способен на многое…

— В постели — возможно. Но в политике он мертвец. Не надейся, что я стану ревновать к мертвецу. — Шелест его смеха прокатился вдоль стены и бесследно угас. — Мое предложение остается в силе: ты еще имеешь шанс стать первой королевской фавориткой. Впрочем, я не собираюсь тебя уговаривать. Ты сейчас увидишь.

— Хотелось бы поскорее. Где они, твои стабильеры?

Из открытого дверного проема тянуло холодом и сыростью; Лили обхватила руками плечи. И внезапно вздрогнула от запоздалого осознания: выход! Свобода — здесь, в двух шагах. Эжан. Бежать.

Щель между стеной и дверной створкой была слишком узкой, чтобы в нее протиснуться, — но створку можно чуть-чуть подтолкнуть… скрипнет или нет? Если да — успеешь ли ты обогнуть дверь и скрыться в проеме раньше, чем встрепенется эта парочка заговорщиков? Вряд ли они молниеносно бросятся в погоню… во всяком случае, рискнуть стоит. А потом — лабиринт коридоров, повороты за поворотами: она не вела им счет, когда шла сюда с магом Агатальфеусом… Заблудиться? Да, конечно, легче легкого, — но об этом лучше пока не думать…

Дверь не шелохнулась, когда Лили попробовала толкнуть ее ладонью; пришлось навалиться на створку всем телом. Она подалась беззвучно, точно толстый пласт масла, сдвигаемый лезвием кухонного ножа. Треугольник превратился в незамкнутую трапецию — еще чуть-чуть…

Мужчина что-то сказал — далеко, неразборчиво. Лили замерла.

— Ты не прав, — отозвалась женщина. — Но я подожду, пока все решится.

Стоп.

Ты собираешься бежать — чтобы рассказать обо всем Эжану, чтобы спасти его. Обо всем? Ты же почти ничего не знаешь; только то, что сообщил тебе учитель. Даже имени узурпатора, которого мятежные стабильеры прочат на трон, — а ведь оно может прозвучать в любое мгновение, стоит лишь этой женщине…

И вообще все вот-вот решится.

Подождать?

Или все-таки?..

— Ты уже здесь, мой мальчик?

Она замерла, узнав голос мага Ириниса.

— Как вы мне все надоели, — вздохнул стабильер. — Каждый считает своим долгом привнести в общее дело свои пять монет… а соотносить эти новшества между собой приходится мне одному. Я устал. И уж от тебя-то я не ожидал подобного, Витас.

— Да я ничего, — в голосе мужчины сквозь самодовольную сухость пробились виноватые ученические нотки, — я только… Она не верит мне, и я подумал, если она сама послушает…

— И как ты себе это представляешь?

…Беги, твердила про себя Лили. Пока они не могут прийти к согласию, пока отвлеклись на какие-то мелочи, не имеющие значения… Беги, ведь вот-вот будет поздно! Пока стабильер не вспомнил о тебе, пока еще есть несколько долей секунды, чтоб проскользнуть мимо распахнутой двери… Беги!!!

— Очень просто. Мы спрячем ее где-нибудь здесь, и…

— Спрячем от братьев Ордена? Либо ты шутишь, мальчик мой, либо твоя наивность безмерна, особенно для трона Великой Сталлы. Ты разочаровываешь меня — и как учителя, и как стабильера.

— Учитель, я…

«…Ни один достойный стабильер не предаст своего сеньора». Эжан как-то упомянул при ней «господина старшего советника» — коротко, рвано, сквозь зубы. Словно предчувствовал, что рано или поздно Литовт захочет отобрать у него трон — для своего сына, своего абсолютного, зеркального продолжения. С помощью семейного стабильера, который не предаст.

Сложно разобраться в законах чужого мира, каким бы вторичным он ни был. И еще сложнее — невозможно? — изменить их. Но…

«Это мой мир… если хотите, наш с вами».

И придется принять все как есть. Придется отчаянно броситься в борьбу по здешним правилам. Придется раз и навсегда запретить себе лицемерную надежду проСНУться…

И теперь точно надо бежать. В конце концов, ты уже выяснила все, что хотела. Пытаться узнать еще больше — неоправданный риск, ставка на жизнь и свободу, а значит, и на жизнь и свободу Эжана… Бежать! Ну же!!!

— Позвольте, почтенный брат Иринис. — Низкий бархатный голос женщины прозвучал внезапно, чужеродно, и Лили снова замерла. — У меня нет причин прятаться от высокого собрания. Вы собираетесь представить своим братьям кавалера Витаса как будущего властителя Великой Сталлы… Так представьте и меня, Аннелис дес Краунт, спутницу его жизни и правления.

— Вот как?

Невидимая полуусмешка на губах стабильера явственно проскользнула в будто бы. серьезном равнодушном голосе.

— Ты согласен на это, Витас? — Я…

— Если кавалер Витас против, не вижу смысла в своем дальнейшем пребывании здесь, — отчеканила женщина.

Зависла пауза.

Бежать?.. Нет, еще секунду. Эта ослепительная красавица хочет стать королевой — вместо тебя. Разве ты не хочешь услышать, поддержат ли ее заговорщики? Совсем чуть-чуть, до первого неуверенного звука…

— Д-да, учитель.

Иринис Усердный тяжело, шаркая, зашагал по залу. Свистящее, прерывистое дыхание гулко отразилось от стен. «Сеньор волнуется, громоздит противоречия, а его верному ста-бильеру потом приходится отворять кровь», — вспомнила Лили. Ему сейчас не до нее, совсем не до нее… Так пользуйся же моментом, пора!..

— Аннелис дес Краунт… это имя сейчас на слуху во дворце… — Маг остановился и шумно прокашлялся. — Кстати, Витас, надо будет заняться этой девочкой, которую привел брат Агатальфеус.

Что?!!

Ему не до нее?!.

Лили вжалась в каменную кладку. Склизкий холод струйкой сбежал вниз по спине. Перед глазами была только дверная створка и пустая щель с косо торчащим факелом… и еще острый, пронизывающий двумя буравчиками взгляд стабильера Усердного.

— Ты будущий король, ты должен уметь хладнокровно расправляться с самозванцами, — продолжал он, глядя сквозь дверь на притихшую принцессу Лилиан. — Единственное, о чем я тебя попрошу: сделай это уже после нашего собрания, когда Орден освободит меня от обязательств стабильера… Она здесь. — Указующий жест невидимого пальца уперся ей в переносицу. — Она никуда не денется.

Я никуда не денусь, обреченно признала Лили. Утонченная магия, пришпиливающая к месту не цепями, а узами собственных сомнений, колебаний, готовности к самоотверженному риску во имя любви… да и обыденного любопытства. А ведь она уже совсем было решилась бежать, когда вернулся маг…

— Хорошо, учитель, — бросил Витас тоном опытного палача. — Так как же?..

Он уже спрашивал не о ней. О той, другой, красивой.

Вот она почти появилась в щели под факелом — край платья, профиль, огненный локон из прически. Напряженная, подавшаяся вперед в ожидании вердикта своей судьбы.

— Аннелис дес Краунт, — усмехнулся стабильер. — Первая учительница нашего юного бастарда, на зависть всем прочим дворцовым шлюхам. Ты не знал?

— Знал, — кратко, сквозь зубы, почти без гласной. — Ну так что?..

— Ты удивляешь меня, мой мальчик… Хочешь править Великой Сталлой, а не можешь даже послать подальше не в меру ловкую особу со смазливой мордашкой и пышным бюстом. Насколько я осведомлен, Его бывшее Высочество принц Эжан тоже успел пообещать на ней жениться…

…Узкая щель между стеной и дверью, полная рыжего огня.

Раскатистый женский хохот.

Слабость и дрожь во всем теле… Лили медленно сползла вниз по шершавым камням. Холод и боль, острее и нестерпимее друг друга. Холод и боль, хохот и огонь…

Ей казалось, что она вот-вот проСНЕтся…

Нет.

Просто потеряла сознание.

Назад: ГЛАВА V

Дальше: ГЛАВА VII