Глава 20
После того, как ворота открылись достаточно широко и внутрь хлынула волна лесных, никого не надо было убеждать в том, что уже знали все: город пал. Правда, в этом были уверены лишь бывшие рядом. Те, кто находился в отдалении, кто еще отражал взбиравшихся на стены врагов, получили отсрочку на пути к отчаянию. Не знали еще о своей участи старики, женщины и дети, оставшиеся дома, словом, те, кто предпочел ожидать в неведении, предоставив тем слабым, кто похрабрее, и мужчинам, возможность сражаться.
Но и уже считавшие себя мертвыми не сдавались. Силы придавала не убежденность в собственной скорой гибели, но предвидение того, что будет, если смерть временно обойдет их. От лесных пощады ждать было нельзя, переживших смерть товарищей ожидали изощренные пытки. Так всегда поступали сами горожане, так они сделали бы в случае своей победы. Все заранее смирялись.
Но приводила в ужас мысль о близких, которые лишь ненадолго переживут воинов.
Павших было много с обеих сторон. Однако изменить ничего уже было нельзя. И скоро все вокруг превратилось в бойню. Некоторые из горожан, покинув место боя, бежали домой. Не потому что хотели спастись, но в надежде отсрочить гибель своих женщин и детей. Или увидеть их в последний раз перед окончательной разлукой.
Резня была повсюду. Жажда убийства захватила победителей. Кровь заливала городские стены, и улицы, и внутренность помещений. Молодых женщин и детей оставляли в живых: их можно было выменять в других городах на своих пленных. Таких вязали веревками и оставляли на месте, чтобы потом найти и заняться ими вплотную.
Лука долго искал епископа. На стенах его уже не было, но и бежать далеко тот не мог. Крикнув Лайме и Локу, чтобы те следовали за ним, Лука побежал к зданию Суда. Его преосвященство, конечно же, должен был прятаться в здании епископата.
Кругом раздавались вопли боли, восторга и ненависти. Город погрузился в вакханалию отчаяния и восторга. Улицы наполнялись убегавшими и теми, кто преследовал. Кто-то из знакомых схватил Луку за край одежды, моля о пощаде. Лука мечом прекратил чужое страдание – все вокруг веселило; мысль о том, что в этом его восторге и боевой решимости было что-то неестественное, хоть и стучалась в нем, но не настолько сильно, чтобы хотя бы заставить бросить поиски епископа – главного его врага сейчас.