Розовую Свинку-из-Марципана с красным бантом вокруг туловища прислали в посылке на Рождество. Посылка была проштампована столькими штемпелями, что просто дух захватывало. В наших краях ни таких штемпелей, ни таких хрюшек сроду не видывали — и даже не знали, куда эту хрюшку поместить и что с ней делать. В конце концов её водрузили на ёлку.
А Свинка-из-Марципана между тем была какая-то невесёлая. Её даже спросили:
— Вы себя хорошо чувствуете?
— Хорошо, хорошо! — поспешно ответила она. — Просто немножко устала с дороги, но это пройдёт.
И все стали ждать, когда это пройдёт, но Свинка-из-Марципана веселее не становилась.
— Интересно, у них там, в Марципане, все такие? — совсем тихо, чтобы Свинка-из-Марципана, не дай Бог, не услышала, спросила Нижняя Бумажная Хлопушка у Верхней.
— Не знаю, — так же тихо ответила Верхняя. — А где он вообще-то находится, этот Марципан?
Первая Бумажная Хлопушка пожала плечами:
— Надо при случае у Пса спросить: например, когда он опять придёт меня обнюхивать.
Эта Хлопушка висела на ёлке низко — почти возле самого пола — и потому Пёс, проходя мимо, действительно всякий раз её обнюхивал… словно Бумажная Хлопушка вот-вот должна была испортиться! Она вообще-то Пса терпеть не могла, но, чтобы удовлетворить любопытство высокопоставленной подруги, готова была один раз — в виде исключения — поговорить с ним.
Так что, когда Пёс снова принялся обнюхивать Нижнюю Бумажную Хлопушку, она, преодолев неприязнь, вежливо спросила:
— Простите, пожалуйста… Вы никогда не бывали в Марципане?
— Я? — опешил Пёс. — Нет, никогда.
— Может быть, тогда Вы, по крайней мере, знаете, где он находится?
— Конечно, знаю! — соврал Пёс. Хотя порода его, эрдельтерьер, была английская, ему казалось, что он немножко понимает по-французски. — Марципан находится во Франции.
— Благодарю Вас, — сказала Нижняя Бумажная Хлопушка и, решив, что после этого с Псом можно больше не церемониться, брезгливо произнесла: — Пошёл отсюда!
Пёс зарычал, но подчинился: он любил подчиняться. А совсем короткое время спустя подруги с упоением обсуждали Свинку-из-Марципана.
— Я сразу поняла, что Свинка эта благородных кровей, она такая томная! Даже ни разу не улыбнулась.
— Она же сказала, что устала с дороги…
— Могла бы уже и отдохнуть: второй день на ёлке!
— Тем, у кого благородное происхождение, как у меня, долго отдыхать надо: они нежные и не приспособлены к жизни. — Верхняя Бумажная Хлопушка выразительно поглядела на Нижнюю.
— К местной жизни?
— Да нет… к жизни вообще!
— Бедные…
Подруги подняли глаза и принялись беззастенчиво разглядывать Свинку-из-Марципана. За последнее время та ничуть не стала веселее — даже наоборот: казалось, уголки её рта совсем опустились.
— Наверное, тоскует по своему далёкому Марципану!
— А Вы как думаете! — чуть не взорвалась Верхняя Бумажная Хлопушка. — У благородных всегда либо ностальгия, либо меланхолия…
— Это болезни такие? — с сочувствием спросила Нижняя Бумажная Хлопушка.
— Что-то вроде… Когда у нас ностальгия, мы тоскуем по родине, а когда меланхолия, тогда… тогда мы тоскуем по всему вообще.
Поскольку про меланхолию Нижняя Бумажная Хлопушка не поняла (ей было странно, что можно тосковать «по всему вообще»), она сказала:
— Мне кажется, у Свинки-из-Марципана ностальгия…
— А вот мы сейчас поговорим с ней по душам — и ностальгию как рукой снимет! — расхрабрилась Верхняя Бумажная Хлопушка.
Собрав для такого дела в кулак всю свою волю, она обратилась к Свинке-из-Марципана:
— Простите, дорогая моя… но мы вот тут внизу говорим о Вас.
— Обо мне? — удивилась Свинка-из-Марципана. — От всего сердца благодарю…
— Ах, какие манеры! — восхитилась Верхняя Бумажная Хлопушка. — Сразу видно, что Вы из Марципана.
Свинка-из-Марципана усмехнулась:
— Вот то-то и оно! Я бы предпочла, чтобы это было видно поменьше.
— Происхождения ничем не скроешь! — возразила Верхняя Бумажная Хлопушка.
— Да я и не пытаюсь, — вздохнула Свинка-из-Марципана. — Всё равно никуда не уйти от того, что тебя вот-вот съедят.
— Вы не только совершенно не приспособлены к жизни — Вы просто бесконечно далеки от неё! — с восторгом и завистью сказала Нижняя Бумажная Хлопушка.
— Но здесь у Вас есть друзья, — подхватила Верхняя, — это мы. И мы охотно поделимся с Вами своим знанием жизни. Прежде всего… вот что: в этой стране не едят ёлочных игрушек.
— Разве я стала ёлочной игрушкой? — удивилась Свинка-из-Марципана.
— Вас ведь повесили на ёлку…
— Ах да, — огляделась по сторонам Свинка. — Я и не заметила… Но, кажется, это не помеха, чтобы меня съесть.
— Может быть, там у Вас, в Марципане, ёлочные игрушки и едят, — гневно произнесла Верхняя Бумажная Хлопушка, — но здесь у нас такого безобразия сроду не было! Я даже представить себе не могу, как кто-нибудь подходит к ёлке, срывает с неё, например, Стеклянный Шар или Бумажную Хлопушку и начинает пожирать их…
— Все вокруг просто скажут ему: «Какая дикость!» — подтвердила Нижняя Бумажная Хлопушка, — и с позором выгонят из приличного общества!
— Иногда, конечно, на ёлку вешают конфеты, а потом снимают и едят, но конфеты — это одно, а ёлочные игрушки — совсем другое. Тут у нас это знают даже грудные, — с гордостью отчиталась Верхняя Бумажная Хлопушка.
— Значит, меня не съедят? — с некоторым всё же сомнением спросила Свинка-из-Марципана.
— Даже совсем наоборот! — заверили её хлопушки. — Висите себе совершенно спокойно.
Свинка-из-Марципана послушалась их — и висела так спокойно, что аж заснула.
А когда проснулась, оказалось, что у неё родилось Шестеро Поросят-из-Марципана…
Ибо, как правильно сказали хлопушки, свинок-из-марципана тут у нас не только не едят, но даже совсем наоборот!