Если хотите знать, бикфордовы шнуры никогда не задумываются.

Подожгут в них порох с одного конца, и они бегут себе сломя голову — до тех пор, пока не добегут до того места, где можно что-нибудь взорвать. Можно, конечно, взорвать праздничную ракету-хлопушку, а можно и пушечное ядро или целую бомбу: смотря куда прибежишь. Кстати, обычно бикфордовы шнуры этого не знают. Да особенно и не интересуются. Жизнь у них, видите ли, короткая: подожгли — побежал — взорвался — спасибо за службу! Порох — штука быстрая, глазом моргнуть не успеешь — сгорел.

А этот Бикфордов Шнур припустился было бежать сломя голову — и остановился.

Прямо посреди леса.

— Ты чего? — спросила его Сороконожка, до которой он как раз добежал. — Так браво вроде начинал!

— Да вот… — вздохнул Бикфордов Шнур, — задумался.

— Со мной тоже так было, — поделилась опытом Сороконожка. — Страшное дело!

— В каком смысле — «страшное дело»? — собрался понять Бикфордов Шнур.

— Ты правда хочешь понять? — поинтересовалась Сороконожка. — Или просто из любопытства спрашиваешь? А то, признаюсь тебе, для меня это тяжёлые воспоминания…

— Правда хочу понять, — заверил её Бикфордов Шнур. — Расскажите!

— Чего ж тут рассказывать-то… — поёжилась Сороконожка. — Об этом уже все собаки брехали-брехали и брехать перестали! Ну, вышла я как-то на прогулку — и иду… прогуливаюсь. За собой, значит, как всегда, не слежу. Вдруг какой-то идиот навстречу: можно, дескать, у Вас, глубокоуважаемая Сороконожка, интервью взять? Да ради Бога, говорю, берите, если нужно. Ну, и стою даю ему интервью… А он мне: вот я вижу у Вас сорок ног… Вам-то что за дело? — интересуюсь. Тут он со своим проклятым вопросом и влез: как же Вы, глубокоуважаемая Сороконожка, с ними справляетесь? То есть какую сначала, какую потом используете? Я, дура, и задумалась…

— И — что? — наконец поняв, зачем Сороконожка всё это рассказывает, спросил Бикфордов Шнур.

— Что-что… нетерпеливый ты какой! Задумалась, значит, и ни с места — ни вперёд, ни назад. Прямо вот вроде тебя сейчас.

— Мне назад дороги нет — только вперёд… — обособился Бикфордов Шнур. — Причём вперёд очень быстро. И я, видите ли, о другом задумался: а что там, собственно, впереди?

— Нууу… — разочаровалась Сороконожка, — кто ж о таком-то задумывается!

— Я задумываюсь, — уточнил Бикфордов Шнур, удивившись, что Сороконожке это до сих пор непонятно.

— Вот и дурак, значит! — вдруг обнаглела Сороконожка и извиняющимся тоном добавила: — О том, что впереди, тебе никто не скажет. Самому же об этом думать — только время терять!

— Да у меня и жизнь совсем короткая… — печально признался Бикфордов Шнур. — Подожгли — побежал — взорвался — спасибо за службу!

— Так проживи свою жизнь ярко: баба-а-ах! — от всей души посоветовала ему Сороконожка.

Бикфордов Шнур поёрзал и спросил:

— Зачем?

— А чтобы! — бодро выкрикнула Сороконожка. И с внезапной тоской добавила: — Я… пойду? Ты потому что нудный какой-то… тоскливо с тобой. Вон с Пауком поговори: у него глаза на затылке!

— Ну и что с того, что на затылке? — осведомился Бикфордов Шнур, которого вообще-то интересовало, как там впереди… Но Сороконожки рядом уже и в помине не было: она стремительно бросилась прочь, используя сразу все свои ноги — причём используя их беспорядочно.

— У тебя какой вопрос? — поинтересовался Паук.

— К Вам — никакого, — честно ответил Бикфордов Шнур. — Потому что у Вас глаза на затылке.

— А если бы на лбу были — тогда какой вопрос? — опять поинтересовался Паук, перекатывая глаза на лоб.

Радостно проследив за обнадёживающим перемещением глаз, Бикфордов Шнур с нетерпением спросил:

— Что там, впереди, дорогой Паук?

— У тебя впереди — или вообще, у всех?

— Вообще у всех, — ответил Бикфордов Шнур, быстро и правильно решив, что сам он — часть «всех».

Паук вгляделся в будущее и сказал:

— М-м-м…

— «М-м-м» — это как? — не понял Бикфордов Шнур.

— Так как-то… тускло всё, — Паук снова покатал глаза по голове. — Практически так же, как и в прошлом.

— В прошлом не тускло! — возразил Бикфордов Шнур. — Во всяком случае, в моём прошлом… там, наоборот, ярко: меня там подожгли.

— А подожгли, так и горел бы дальше… — проворчал Паук.

— Для чего? — Бикфордов Шнур с тоской посмотрел на небо.

— Ни для чего! По инерции бы горел! — вскричал Паук и опять покатил куда-то беспокойные свои глаза.

— Яне могу по инерции! — поспешил вслед за глазами Бикфордов Шнур, но догнать паучьи глаза не удалось. Они бесстрашно укатились в тусклое будущее и там пропали из виду.

Бикфордов Шнур остался один.

«Зачем я только задумался?» — спросил он себя, но ничего себе не ответил.

Между тем лес погружался в ночь.

Размышлять в темноте Бикфордов Шнур, как выяснилось, не умел. Сказав вслух: «Утро вечера мудренее!» — он свернулся на ближайшем пеньке и заснул без сновидений…

Утро же оказалось действительно мудренее — и не только мудренее вечера, но и мудренее вообще всего минувшего дня. Потому как утром вдруг стало понятно, что не надо торопить время. Что не надо нестись в будущее сломя голову — особенно если у тебя такая короткая жизнь: подожгли — побежал — взорвался — спасибо за службу!

И Бикфордов Шнур посмотрел вперёд: туда, где было будущее.

В будущем кончался лес.

В будущем сияло солнце.

И из этого солнечного будущего прилетела к нему Золотая Бабочка с тремя золотыми бабочатами. Они опустились на землю рядом с Бикфордовым Шнуром, и Золотая Бабочка сказала:

— Спасибо Вам, что Вы задумались. Если бы каждый бикфордов шнур был таким!..