Книга: Плазмоиды
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

Глава третья

Состав несся с предельно допустимой скоростью. На поворотах люди вцеплялись в поручни мертвой хваткой, чтобы не шарахнуться обо что-нибудь и не покалечиться.
Секретная ветка метро, ведущая из бункера, расположенного в окрестностях Кубинки, в Москву, имела аварийный выход в районе Голицыно. Только это и спасло высших армейских офицеров и правительственных чинуш от огненной волны, с огромной скоростью распространившейся по подземному тоннелю после колоссального взрыва на аэродроме.
Наконец скрежет тормозов резанул по ушам, и поезд остановился.
Выбравшись из вагона на перрон, генералы бегом направились к лестнице, ведущей на поверхность. Далекие толчки не переставали сотрясать пол под ногами, вибрация ощущалась даже за двадцать километров от эпицентра.
Машинист покинул кабину, и дежурный вдавил кнопку экстренной изоляции путей. Тяжелая бронированная плита стала поворачиваться, отгораживая замерший поезд от внешнего мира. Когда оставалась щель шириной не больше метра, из тоннеля вдруг резко дохнуло сухим горячим воздухом.
– Скорее! – крикнул Пимкин, оглядываясь.
Дежурный отставал от основной группы. В глазах невысокого старлея читался страх. Он, спотыкаясь и отшибая коленки, взбирался вверх по крутым ступенькам.
Раздался хлопок, и Пимкина ударило в спину плотной стеной воздуха, вырвавшегося из подземной каверны. Падая, он успел заметить, как внизу начали лопаться лампы дневного света, брызгая дождем мелких осколков. Вмиг стало нестерпимо жарко.
Дежурный старлей тоже распластался на лестнице да так и остался лежать лицом вниз. Генерал с трудом поднялся на ноги и хотел было помочь парню, но тут громыхнуло во второй раз, и из полуметровой щели мощной жужжащей струей хлынуло пламя. Стена огня буквально снесла стоящий на путях состав из шести 30-тонных вагонов…
Бронированное перекрытие заклинило. В полуметровом отверстии бушевали смертоносные оранжевые сполохи.
– Пимкин, живей! Здесь через минуту будет духовка! – перекрикивая рев рвущегося из тоннеля огня, позвал министр обороны.
Генерал понял, что помочь потерявшему сознание старлею он уже не в силах, и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вверх, рискуя оступиться и сломать шею. Позади уже колыхалось огненное море. Загорелась пластиковая обшивка стен, крашеные деревянные перила, проводка. Электрический свет окончательно погас.
За спиной остался лишь желто-красный свет ада.
Впереди маячил голубоватый прямоугольничек выхода, где солдаты уже помогали обезумевшим от такого спринта офицерам и чиновникам покинуть опасный грот.
Жар мерзкими костистыми пальцами схватил Пимкина за незащищенную шею. Он вскрикнул и, не останавливаясь, рывком поднял воротник шинели…
Носок ботинка зацепился о край ступеньки, и генерал едва успел выставить руки перед собой, чтобы не разбить лицо. Ладони отозвались нестерпимой болью, левую коленку будто проткнули насквозь стальным прутом. Очки слетели и, жалобно звякнув, лишились стекол.
Огонь стремительно подбирался сзади, сыпля искрами и выстреливая каплями расплавленного пластика.
«Крышка, – мелькнула мысль. – Обидно…»
– Николай Сергеевич, что же вы… – Буранов схватил генерала за отвороты и постарался поднять.
Лицо подростка подсвечивалось пляшущими языками пламени снизу и казалось в этот миг страшным, перекошенным гримасой ярости.
– Андрюша, беги! – крикнул Пимкин. – У меня нога, кажется, сломана! Я слишком тяжелый, тебе меня не доволочь! Лицо Буранова вдруг стало еще страшней. Он рванул генерала изо всех сил и просипел:
– Что, совсем жить надоело, старик? Ведь мы нашли их уязвимое место! Струсил? Струсил, а? Струсил?!
И вот тут Пимкина охватила такая злость на этого молокососа, что он отшвырнул от себя руки Андрея и, взвыв от боли в коленке, поднялся.
– Да я столько раз заживо себя хоронил, щенок, сколько тебе за жизнь девок не перетрахать! – прошипел он, делая шаг.
– Вот и дайте мне шанс, – нагло заявил подросток, протягивая ладонь, – вдруг еще перетрахаю?
Пимкин сурово взглянул ему в глаза, отражающие бурлящее пламя, и все-таки взялся за руку…
Просто – остальные уже были далеко. Сильные, взрослые люди, боевые офицеры и штабные крысы уже выбирались на поверхность, оставив его в клокочущем огненном колодце. Он сам не лучше – только что бросил дежурного лежать ничком, резонно посчитав, что никак не успеет спасти отставшего старлея.
А хлипкий пацан, которому еще не исполнилось и шестнадцати, вернулся и за шкирку встряхнул его, стареющего генерала, тысячи раз горевшего и тонувшего. Не только на поле боя, но и в каменной пещере собственного сердца.
И он с новой силой захотел жить…
Шаг за шагом, метр за метром бежали они от настигающей стихии, обратная сторона которой хранила в себе еще много тайн. Их ведь еще только предстояло разгадать, поэтому они не имели права остановиться и повернуться лицом к багряной стене.
Иногда наступает миг, когда врагу не стыдно показать спину.
Чтобы сохранить честь.
Вот такой вот парадокс…
– Прошу вас, немедленно садитесь в вертолет, товарищ генерал-лейтенант! – проорал в самое ухо моложавый сержант, придерживая под ветром от работающих лопастей шапку. – Остальные уже улетели! Мы на всякий случай оставили одну резервную машину, хотя думали, что больше никто не выжил!
Пимкин опирался на плечо Буранова и тяжело дышал, глядя, как гигантский подземный факел вырос на том месте, откуда они только что выбрались. Доски и пластик внешней конструкции шахты уже полыхали вовсю, готовые обрушиться вниз, оставив зимней стуже лишь железный скелет каркаса.
Неподалеку стоял грузовик, обтянутый маск-сеткой, а посреди небольшого асфальтового пятачка, готовый к старту, щетинился пулеметами и ракетами тяжелый штурмовой вертолет «Вьюнок».
В стороне Кубинки облачное небо озаряла мерцающая зарница. Что там происходило, покамест оставалось загадкой, но при взгляде на эти сполохи генерала не покидало вязкое предчувствие, что оттуда вот-вот вырвется армада плазмоидов и примется жечь все живое на своем пути. Наверное, на психику так действовало то, что они с Андреем минуту назад выкарабкались из настоящего огненного чрева.
– Жутко, – сказал Буранов, всматриваясь в розоватые тучи над горизонтом. Пимкин скорее прочел это по его губам, чем услышал рядом с воющими турбинами вертолета.
– Пойдем, Андрей! – прокричал он, нагнувшись к покрасневшему уху подростка. – Фраза банальная, но… нужно убираться отсюда!
– В воздухе мы гораздо уязвимей! – откликнулся Буранов. – Надо двигаться по земле.
Пимкин не размышлял ни секунды.
– Сержант! – громко позвал он. – Этот грузовик на ходу? – Да, товарищ генерал-лейтенант, но…
– Водить умеешь?
– Товарищ…
– Отставить! Отправляй «вертушку» на «четверку», если они готовы рискнуть двигаться воздухом. Мы поедем туда по шоссе.
– Это же часа три ходу!
– Слушай, салабон, ты в армию пришел подгузники носить или приказы выполнять? А ну-ка наполняй кровью с бромом свои пещеристые тела! Чу!
Перепуганный сержант опрометью бросился к рокочущему на холостом ходу «Вьюнку».
Стянув с Андреем маск-сетку с древнего грузовика, они на скорую руку отряхнулись и забрались в кабину.
Первым делом Пимкин задрал брючину и осмотрел распухшую коленку.
– Кажись, повезло, – констатировал он. – Не перелом, а всего-то сильный ушиб. Ты цел?
– Цел, – буркнул Буранов, продолжая смотреть на зловещую зарницу. – Ноут только жалко – потерял в суматохе. Он у меня, можно сказать, раритетный был.
Пимкин вгляделся в профиль Андрея. Щека, лоб, висок – все было покрыто гарью, по черному грунту которой капли пота прочертили извилистые русла. На подбородке сочилась кровью ссадина.
– Возьми, вытри царапину. – Генерал вынул из внутреннего кармана перепачканной шинели платок и протянул ему. – Черт с ним, с ноутом. Спасибо, что меня вытащил. Ты ведь единственный, кто не потерял совесть. Там, внизу.
– Пожалуйста.
– Скажи… – Пимкин нахмурился, повертел разбитые очки. – Я и впрямь… старик?
Андрей наконец повернул к нему чумазую физиономию и посмотрел в глаза.
– Да, – цинично сказал он. Потом медленно растянул губы в улыбке и добавил: – Но довольно бойкий.
Водительская дверца распахнулась, и в кабину вместе с порцией студеного воздуха ввалился давешний сержант. Он, потирая задубевшие на морозе ладони, забрался под приборную панель и принялся колдовать над проводами зажигания.
– Ключа нет? – поинтересовался Пимкин.
– Не-а, – откликнулся боец. – Эта развалюха от мотострелковой роты осталась. Они даже брать с собой не захотели, когда к шестому батальону под Бекасово свалили. Сами знаете, теперь всех подряд расформировывают да переформировывают. Командование как с цепи сорвалось, не примите на свой счет, товарищ генерал. Говорят, сегодня одного из гадов взорвали… Правда, что ли?
– А не слишком ли ты умный и любознательный для сержанта?
– Виноват. До призыва в Бауманке учился, на радиотехническом. Отчислили после второго курса.
– Сачковал?
– Не без того. Но в основном за неуплату. Так что, и впрямь завалили гада?
– Завалили. Да только вот теперь такая хреновина прилетела, что сам не знаю – радоваться или стреляться.
– Раз одного разнесли, значит, и на остальных управа найдется, – прагматично заявил боец из-под приборной панели, и оттуда сыпанули искры.
Мотор несколько раз басовито уркнул и через полминуты, смирившись с настойчивым сержантом, мерно заворчал.
– ГАЗ-66, – довольно осклабившись, доложил он, выбравшись из-под панели. – Машинка старенькая, но надежная. Зря мотострелки ее не взяли. Ну что, поехали, товарищ генерал-лейтенант? А то скоро уже стемнеет.
– Да, поехали. – Пимкин с какой-то непривычной грустью посмотрел на сержанта и вдруг протянул ему руку: – Николай Сергеевич.
– Сержант Владимир Берц, – осторожно пожимая исцарапанную о ступеньки ладонь, сказал тот. – Седьмой разведбатальон.
– Это Андрей, – представил генерал Буранова.
Сержант, слегка скривив губы, поздоровался с подростком. Этот прыщавый юнец с первого взгляда ему не особо понравился – какая-то неприятная заносчивая искорка мелькала иногда в серьезном не по годам взгляде.
– Ты не думай, Володя, я не сентиментальный. Просто случай вспомнил… Уж больно похож ты на одного парня. Тоже сержантом был. И фамилия у него тоже необычная была: Врочек. Шимун Врочек. Поляк, что ли… – Пимкин помолчал. – Погиб он. Целый взвод разведроты полег… А я выжил тогда. Гнусно.
– Война – это вообще гнусно, – без тени иронии сказал сержант.
– Да если б война… Свои своих ведь постреляли… – Пимкин нахмурился и посуровел. – Ладно, разболтались тут. Поехали. Сначала по А107, потом по М3 налево. Четвертая подмосковная база ВВС.
Грузовик погремел трансмиссией и тронулся, выворачивая с пятачка на асфальтированную трассу.
– А чего «вертушка» ждет? – спросил Пимкин, глядя на «Вьюнок» в зеркало заднего обзора.
– Сейчас взлетит, – бодро откликнулся сержант. – Я им сказал, чтоб нас эскортировали.
Генерал удивленно поднял брови.
– Ну ты прыткий, Берц! Раскомандовался не на шутку! Я разве приказывал сопровождать нас?
– В уставе это звучит как проявление разумной инициативы, товарищ генерал-лейтенант!
– Я те дам устав. Я те его в одно место плашмя затолкаю, – беззлобно проворчал Пимкин.
– Служу России! – незамедлительно откликнулся Берц. – От кого нас охранять-то? – встрял в разговор Буранов. – Любой плазмоид размером с теннисный мяч этот вертолет выведет из строя в два счета.
– А при чем здесь плазмоид? – лукаво улыбнувшись, хмыкнул сержант. – Здесь и без них сволоты хватает.
– Что, еще какие оккупанты? – с иронией в голосе спросил Андрей.
– А ты зазря не глумись, дружище. Не фашисты, конечно, но кровь добрым людям портят порядочно. – Сержант снял шапку и бросил на тряпки, торчащие из-за спинки сиденья. – Банда объявилась. В Алабино, на развилке, неделю назад. Да-да, самая настоящая организованная преступная группировка. Сидели себе тихо, пока времена спокойные были, а как только почуяли, что вокруг неразбериха началась, – повылезали из своих крысиных нор. Человек двадцать из бывших авторитетных зеков под руководством некоего Жоры Динамина чуть ли не в открытую принялись собирать налог с проезжающих по трассе машин. Ребята из местного убойного отдела позавчера облаву устраивали, так не тут-то было. Трех оперов положили из автоматов и из гранатомета жахнули, автозак взорвали. Никого, падлы, кроме военных, не боятся. Совсем совесть потеряли!
Примерно через километр они подъехали к КПП, который больше напоминал настоящий блокпост. Дорогу, кроме опущенного шлагбаума, преграждал БТР, помещение дежурного караула было по периметру обложено пузатыми мешками с песком, с другой стороны виднелось жало пулемета, недвусмысленно предупреждающее непрошеных гостей: делать здесь вам, дескать, вовсе нечего. Военный, мол, объект, режимная зона и все такое. В обе стороны от КПП тянулся высокий бетонный забор, украшенный поверху узорами колючей проволоки.
Навстречу подъехавшему грузовику из будки вышли два солдата в брониках, тяжелых касках-сферах и с автоматами наперевес.
– Во как серьезно! Вчера такого караула здесь не было! – удивился сержант.
– Видать, командование сухопутными всех на сто верст окрест на уши поставило, – вздохнул Пимкин. – Только проку-то чуть да маленько… Что эти двое бравых казаков с плазмоидом осатаневшим сделать сумеют? Пульками в него популяют?
Тем временем один из солдат остался стоять метрах в пяти перед машиной, держа ее под прицелом, а второй подошел к кабине со стороны водителя и постучал костяшкой пальца в дверь.
Берц со скрипом опустил стекло.
Солдат прищурился, вглядываясь в полутьму.
– Берц, ты?
– Твоими молитвами.
– А ваши вроде уже улетели. Минут двадцать назад.
– У меня винт отвалился. Видишь, на колесах теперь приходится.
– Чэ ю прорезалось, никак… Что везешь?
– Улетный ганджубас. На экспорт, в Никарагуа.
– Ты не хами, не хами! Тут вводная поступила: никого на объект не впускать и не выпускать.
Сверху послышался нарастающий клекот, и спустя секунду темная туша «Вьюнка» пронеслась над шоссе, грозно разворачиваясь.
– Эх ты, – глумливо сказал сержант солдату. – Говоришь, вводная. Не впускать, не выпускать… А вон глянь! Целая «вертушка» покинула территорию объекта без твоего разрешения…
– Берц, хватит паясничать! Вылезай из машины и показывай, что в кузове. Усиление везде ввели! Не шучу! На «двойке» сегодня что-то шарахнуло, да так, что до сих пор зарево стоит. Сам видишь…
– Это остатки ганджубаса догорают…
– Отставить! – Пимкин наконец счел нужным прекратить добросердечные издевательства сержанта над караульным.
Солдат напрягся и тут же направил луч фонарика в глубь кабины, высвечивая лицо говорившего. А затем – испачканные сажей вышитые генеральские звезды на погонах.
Его лицо вытянулось, и на нем укрепилось глуповатое выражение одураченного барбоса.
– Вольно, рядовой, – усмехнувшись, скомандовал Пимкин. – Отгоните БТР и поднимите шлагбаум. Живо.
Солдат козырнул и так выразительно зыркнул на ощерившегося Берца, что чуть насквозь его бритый череп не прожег.
Через минуту грузный торс бронетранспортера отполз в сторону, и путь был свободен.
Почти стемнело.
Грузовик вывернул на трассу, высвечивая фарами неровное пятно на шершавом асфальте, и чуть не столкнулся с едущей навстречу легковушкой. Водитель «тазика» чертыхнулся, но, разглядев черно-белые военные номера, тут же прибавил газу. В последнее время военных, действительно, боялись гораздо больше, чем ментов и прочих стражей закона…
Буранов вывернул шею и посмотрел в сторону Кубинки. Сдвинул брови, задумчиво потрогал ссадину на подбородке.
Зарницы больше не было. И беспросветный, темный купол неба почему-то показался Андрею намного страшнее бледно-розового сияния.
* * *
– Он мне звонит и говорит, не могу, мол, сегодня на матч прийти, – с энтузиазмом рассказывал сержант Берц байки из своей студенческой жизни. – Я спрашиваю, что такое? Да вчера, базарит, напился в конину, теперь – болею зверски. Я обижаюсь: а чего меня не позвал? И тут он попыхтел в трубку, посопел и выдал: я, говорит, к тому моменту, когда осознал, что надо кого-нибудь пригласить для компании, уже говорить не мог.
Пимкин хохотнул, толкнув Буранова в плечо:
– Андрюш, чего ты набычился? Ехать еще два с лишним часа. А на «четверке» времени веселиться не будет. Там с тебя теперь не слезут, задолбаешься объяснять, как твою чудо-пушку на поток поставить. Представляю, что там сейчас творится. Министрик наш, поди, рвет и мечет…
– Да нам вообще веселиться теперь долго не придется, – сказал Андрей. – И боюсь, что поставить такой U-резонатор на поток вряд ли получится.
– Это еще почему? – переставая улыбаться, спросил генерал.
– А вы бы на месте плазмоидов позволили спокойно работать проектировщикам, конструкторам, инженерам и прочим пролетариям, которые бы налаживали сборочные линии для оружия, способного уничтожить вам подобных?
Сержант навострил уши и с толикой уважения глянул на подростка, а Пимкин, становясь все мрачнее, проворчал:
– Об этом пусть не твоя мозговитая головушка болит, а мой бронебойный череп. Для тебя сейчас главное: растолковать знающим людям все тонкости этой чудо-пушки. Да… кстати… – Он помолчал, продолжая вертеть в руках очки с потрескавшимися линзами. – Что ты там сегодня говорил насчет людей, которых якобы ищут плазмоиды?
– Не «якобы», а достоверно. – Буранов наконец отлепил взгляд от бегущего под колеса грузовика шоссе и повернулся к генералу. – Вот этих людей вам, Николай Сергеевич, как раз нужно в первую очередь найти. Если кто-то и может прояснить ситуацию, то наверняка лишь они.
– И как мне прикажешь их искать? – задал риторический вопрос генерал. – Спрашивать у каждого встречного: простите, милейший, не из-за вас ли огненные шары размером с футбольное поле крошат планету?
– Причем найти этих людей нужно до того, как их пометят плазмоиды, – оставив без внимания его сарказм, продолжил подросток. – Иначе может быть поздно.
– Знать бы хоть – скольких искать…
– Думаю, от трех до десяти человек. Больше, к сожалению, ничего подсказать не могу.
Над машиной, помахивая лучом прожектора, пронесся «Вьюнок». Пролетев метров триста над трассой, вертолет вдруг сбросил скорость, завис и неторопливо развернулся, прекращая привычное барражирование. Его хищная туша ощетиненным силуэтом отпечаталась на темно-синих вечерних облаках, едва подсвеченных невидимым закатным солнцем.
– Чего это он? – недоуменно пожал плечами сержант. – Эх, жаль, связи нет. Сейчас бы…
«Вьюнок» резко опустил нос и рванулся вперед. В первый момент всем показалось, что пилот рехнулся и намерен протаранить грузовик – так стремительно вертолет надвинулся на машину. Берц автоматически вдавил педаль тормоза, и Буранов с Пимкиным чуть было не вписались лбами в стекло.
Но, не долетев до машины метров сто, «Вьюнок» выровнялся, и его бока осветились и окутались дымом. Две ракеты сорвались с подвесок и с пробирающим до костей свистом пронеслись прямо над крышей грузовика. Отчаянно затараторил пулемет.
Никто даже не успел обернуться.
Плазмоид средней величины мелькнул в темном небе свирепым оранжевым болидом. В следующий миг он чиркнул жгутом псевдоподии по несущему винту «Вьюнка» и зигзагами ушел вверх, растворившись в тучах.
Вертолет мгновенно потерял управление и, завалившись на борт, по спирали пошел вниз. Грохнулся он не на шоссе, а метрах в пятнадцати правее. Рвануло так, что Пимкин на некоторое время оглох и широко открыл рот.
Ночь сменилась днем с резкими перепадами теней, пляшущих на затлевшем придорожном кустарнике и телеграфных столбах. Спустя несколько секунд заискрили и порвались провода, хлобыстнув по снегу извивающимися медными розгами. Юзом ушла в кювет неосторожная легковушка.
Опешившему сержанту Берцу и двум его пассажирам повезло: расстояние, отделявшее остановившийся грузовик и взорвавшийся «Вьюнок», ослабило ударную волну. Огненный ливень из керосина тоже не долетел до них.
Все произошло настолько неожиданно и скоротечно, что с полминуты все тупо молчали.
– Твою мать, – наконец смог произнести Буранов дрожащим голосом. – А я все думал, отчего зарница погасла. Они там аэродром подчистую, видимо, разнесли. И дальше двинулись.
– Чего ждем? – почему-то шепотом пробормотал Пимкин, глядя на пожар. И потом рявкнул так, что Берц аж подскочил: – Сержант, газуй, япона бабушка! Что есть мочи! Валим отсюда! Ослеп, что ль? Или контузило твои недоученные мозги?!
Берц вдавил сапог в педаль, взревел движок, и грузовик рванулся вперед, словно только что заклейменный буйвол. По правую сторону мелькнули горящие остатки вертолета. Машина пролетела сквозь облако черного дыма, и в кабине запахло гарью.
– А где этот-то? – крутя башкой, крикнул Берц. – Гад-то где этот?
Пимкин так круто срифмовал ответ, что у сержанта махом отпала всякая охота паниковать.
Разогнав дребезжащий ГАЗ-66 до ста километров в час, он все так же упорно не отпускал педаль акселератора, хотя мотор выл на пределе, и скорость не увеличивалась. Отсветы пожара остались далеко позади, изредка мелькая желтой искоркой в зеркалах заднего вида. Редкие встречные машины пугливо жались к обочине, завидев несущийся во весь опор грузовик, предупредительно мигающий фарами.
– Спасателей бы вызвать, – сказал Пимкин. Он был чернее тучи. Лоб распорола глубокая вертикальная морщина.
– Как их вызовешь? – Берц расширенными от ужаса глазами смотрел на дорогу. – Связи нет, а до Апрелевки еще километров семь.
– Вы что, совсем ополоумели? – истерично усмехнулся Буранов. – Каких, на фиг, спасателей? Там микробов-то живых не осталось!
– Микробов, может, не осталось, а люди все одно – живучей, – грубо отрезал генерал. – Володя, ты, когда в Апрелевку въедем, все ж у ментовки ближайшей стопани. Сообщим. На всякий случай.
Впереди показались огни придорожных кафе.
– Неужто кто-нибудь теперь торгует? – искренне удивился Буранов.
– Это развилка, – откликнулся сержант, не сбрасывая скорости. – В фургонах бандюганы Жоры Динамина. Могут по нам пальнуть. А чтоб повернуть, все равно притормозить придется… Что делать будем, товарищ генерал?
Перекресток приближался.
Пимкин с силой потер глаза и по привычке надел очки с треснувшими линзами. Тут же выругался и снял их.
– Оружия у тебя никакого нет, сержант?
– Табельный «макар». Ворон только пугать!
– Да уж. Дела-а… У меня именной «вальтер», но он тоже – еще та пукалка.
Впереди на трассу выехала фура, недвусмысленно перегораживая путь.
– Этого только не хватало! – в сердцах воскликнул Берц, постепенно сбрасывая газ и доставая из кармана бушлата пистолет. – Блин, страшно-то как…
– Мазуты, – процедил генерал, глядя на фуру. – Штафирки, мать их, штатские.
До развилки оставалось метров сто, не больше.
Плазмоид упал почти вертикально из облаков. Его курс в проекции явно пересекался с траекторией движения грузовика, но, не долетев до земли метров пятидесяти, шар вдруг резко бросился в сторону. Стал темнее и как будто плотнее.
Пимкин даже не успел подумать, что они только что были в долях секунды от гибели, как над кабиной пронеслось что-то большое и очень громкое. Оставило за собой двойной белесый след. Ветхий брезент на кузове грузовика затлел.
Берц заматерился, как последний стройбатовец, получивший по башке черенком лопаты, выронил пистолет и инстинктивно пригнулся к баранке, скосив глаза вверх. Но уже через мгновение он резко изменился в лице и торжествующе заорал:
– «Кузнечики»!!!
Буранов с Пимкиным практически синхронно выдохнули что-то нечленораздельное, среднелингвистическое между «ура» и «бля»…
Грузовик, свистнув тормозами, остановился как вкопанный.
Если бы кто-нибудь посторонний видел в этот момент действо, происходившее в кабине ГАЗ-66, то этот бедняга непременно бы решил, что у троих присутствующих людей наступило скоропостижное коллективное помешательство. Разве мог гипотетический наблюдатель знать, что «кузнечики» на военном жаргоне – это не что иное, как стелс-истребители «Иван Кузнецов».
Звено самолетов, миновав развилку, взмыло вверх и разошлось по радиусу, оставив рисунок наподобие гигантской лилии. Теперь каждая грозная машина заходила на атаку по своей траектории. Из вертикального полета они сразу упали на крыло и по глиссаде сомкнулись тройными клещами вокруг заметавшегося плазмоида.
Проклятый желто-малиновый шар рефлекторно бросился навстречу одному из истребителей, виляя из стороны в сторону и вибрируя, как эпилептик, но «кузнечик» нырнул в пике, выйдя из него лишь в опасной близости от земли. На подплавленном снегу, кажется, даже осталась черная полоса от его выхлопа. Два оставшихся истребителя взяли на миг растерявшегося плазмоида в коробочку.
Пилоты синхронно нажали на гашетки…
Выстрел из придуманной Бурановым чудо-пушки не слышен – в самом деле, как услышать пронзающие пространство U-резонансы? – но его направление можно угадать. Поток частиц настолько плотный и мощный, что немного реагирует даже с нейтральной окружающей средой, и «луч» заметен в воздухе невооруженным глазом. Хотя в условиях плохой освещенности такую полуэфемерную «стрелу» получается скорее интуитивно ощутить, чем разглядеть визуально.
А еще выстрел из резонансной пушки виден, когда крохотные элементарные крупицы вещества, разогнанные магнитным полем практически до релятивистских скоростей, достигают цели.
Дело в том, что не заметить процесс гибели плазмоида, потерявшего внутреннюю квазинейтральность очень трудно.
Для этого нужно быть слепым, глухим и лишенным тактильных ощущений…
Над развилкой, куда бандиты нагло выкатили фуру, полыхнуло миниатюрное солнце, испустив из себя волну неведомой энергии и схлопнувшись в стремительно гаснущую точку.
Со стороны, для обыкновенного наблюдателя, это выглядело гораздо проще: взрыв очень большой лампочки. Правда, без осколков.
Только вот электромагнитных, звуковых и инфразвуковых волн за эту наносекунду выплеснулось столько, что Пимкину и его молодым спутникам показалось, будто все тело немного сжалось.
Включая внутренние органы, барабанные перепонки и сетчатку.
Ну а вдогонку пришла легкая ударная волна.
Стекла грузовика осыпались хрустальным дождем. Окружающий мир приобрел на время невероятный контраст и зазвучал пульсирующим крещендо. Запах озона защекотал ноздри.
Генерал словно через толщу воды увидел, как рядом туповато ухмыляется Берц, хлопая веками. Губы сержанта шевелились, но слов Пимкин разобрать пока не мог.
– Что? – проорал он. – Что ты говоришь?!
– Два взрыва за четверть часа – не многовато ли? – нагнувшись к его уху, прокричал Берц. – Слышите, товарищ генерал! Говорю, два взрыва…
Тут откуда-то сбоку спикировал один из истребителей и прошелся очередью из 27-миллиметровой авиационной пушки вдоль по трассе перед их грузовиком. Фуру, перегораживающую проезд к развилке, буквально разорвало напополам и откинуло части на обочину. Почти сразу ее кабина воспламенилась и взорвалась, прыснув во все стороны огненными брызгами.
Самолет, удаляясь, сверкнул соплами и бодро покачал крыльями. Мол, дорога свободна.
– Три, – сказал Пимкин, глядя на чадящие остатки фуры.

 

Весь оставшийся час по пути к «четверке» горе-экипаж ГАЗ-66 провел в тревожном ожидании плазмоида-гиганта, который, казалось, вот-вот опустится из ночных облаков и превратит все вокруг в море огня в отместку за второго уничтоженного собрата.
Ветер нещадно дул в лица сквозь разбитое лобовое стекло, заставляя людей рефлекторно пригибаться и щуриться. Никто не нарушал молчания. Лишь смятенный свист воздуха, в который вплетались уркающие нотки надрывающегося мотора, «услаждали» слух. Да еще изредка с зубодробительным гулом пролетал над шоссе эскортирующий истребитель, оставляя за собой дымный след.
В Апрелевке по приказу генерала остановились у обшарпанного здания ОВД, и сержант выскочил, чтобы сообщить милиционерам о случившемся на трассе. Но через минуту Берц вернулся, злобно матерясь, и доложил, что дежурный пьян в конину, а больше из личного состава отдела никого нет.
Уже перед самым КПП при въезде на четвертую базу ВВС, где находилась мобильная ставка оперативного штаба округа, Пимкин произнес:
– Что-то друзья наши плазменные поутихли.
– Ой ли… – неопределенно вздохнул Буранов.
Возле больших стальных ворот стояло несколько танков и САБМушка. Рядом прохаживались четыре спецназовца в полной боевой выкладке.
– А почему не на «вертушке», товгенлейтнант? – спросил один из них у Пимкина, внимательно осматривая кабину.
– Нет больше «вертушки», – без всякого пиетета огрызнулся генерал. – Гребанулась на обочину и лежит там догорает вместе с экипажем… Открывай, чего уставился?
Когда въехали на территорию базы, Пимкин приказал рулить прямиком к административным зданиям, ютившимся неприметной кучкой за исполинскими ангарами для бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов.
«Четверка» походила на встревоженный муравейник.
Огромные прожекторы перекрестно освещали небо над взлетно-посадочными полосами, на одну из которых как раз приземлялся истребитель, сопровождавший ГАЗ-66 от самой развилки. С соседней ВВП в этот же момент взлетал дозаправленный «кузнечик», чтобы присоединиться к звену, барражирующему окрестности объекта по пятикилометровому радиусу. На каждой из машин угадывалась прицепленная к брюху U-резонансная пушка. Это были остатки 21-й эскадрильи, уцелевшие под Кубинкой. Садились и взлетали, поднимая снежные тайфуны на стартовых площадках, вертолеты: как узконосые боевые, так и грузовые «пузаны». Восьмиколесный тягач, порыкивая, волочил за собой тушу транспортного «Руслана», в чреве которого могла уместиться дюжина 50-тонных Т-95. У восточного края периметра солдаты суетились возле фургонов и антенн зенитно-ракетного комплекса. Неподалеку зорко глядели ввысь красные боеголовки ракет «земля – воздух», покоящиеся на желобах пусковой установки. Там и тут проезжали верткие джипы и тупоносые БМП, пробегали куда-то взводы пестро-зеленых десантников и серо-белых спецназовцев. Вдалеке, сквозь гул турбин и громыхание бронетехники, слышался хрипловатый голос, усиленный мегафоном. «Твою мать-перемать в душу сапогом, куда ты попер контейнер? Слышь, на погрузчике! Куда, гондон, контейнер, говорю, попер? Отставить! К генератору ЗРК его кантуй, кому говорят! Понабрали пиджаков!..» – дидактически-уверенно вещал невидимый командир.
– Да тут месячную блокаду можно пережить… – крутя головой по сторонам, изрек наконец Берц. Он подогнал грузовик к входу в двухэтажное блочное здание штаба и заглушил двигатель, расцепив под приборной панелью провода. Подобрал с пола свой пистолет и отрапортовал: – Экспресс-доставка, товарищ генерал. Наш лайнер совершился посадку на отеческой земле четвертой базы ВВС. Полет на борту ГАЗ-66 прошел с минимальными потерями стекол кокпита и брезентовой обшивки кормы. Докладывал командир экипажа сержант Берц.
– Ты чего? – подозрительно зыркнул на него Пимкин. – Совсем переохладился?
– Виноват, Николай Сергеевич. – Сержант с силой растер подрагивающими ладонями раскрасневшиеся щеки. – Это нарвное, неверное.
– Чего-чего?
– Тьфу! Это, говорю, нервное. На-вер-но-е.
– Пойдем-ка скорее внутрь. Сейчас чайку хлобыстнем.
Все трое под перекрестьем удивленных взглядов караульных спецназовцев вошли в здание. Пимкин, по требованию дежурного, предъявил свое генеральское удостоверение и, обронив: «Эти двое – со мной», – быстрым шагом поднялся на второй этаж.
– Ты где шлялся, Николай? – сварливо поинтересовался министр обороны, подняв голову из клубов табачного дыма.
– Я тебе, Леша, потом в деталях расскажу, где я шлялся и как ты меня кинул в шахте, – сузив глаза, процедил генерал.
Министр потер лицо руками и затушил бычок в переполненной пепельнице.
– Прости меня. Я, грешным делом, думал, ты не выбрался… Оттуда так жаром дышало… Кто ж мог предположить, что…
– Уж явно не ты. Вот, – Пимкин мотнул головой на Буранова, – гражданский щегол, без пяти минут ребенок, смог предположить. А ты, взрослый мужик, – не смог.
Андрей набычился и стрельнул взглядом на генерала, обидевшись на «без пяти минут ребенка», а министр выдохнул и хлопнул по разложенной перед ним карте.
– Ладно, Николай. Грехи там будем считать. А здесь надо стратегию вырабатывать новую с учетом прорезавшихся обстоятельств.
– Чем же вы тут занимались, пока меня не было? – не скрывая презрения, бросил Пимкин. – Баб драли?
– В кегельбан резались! – окрысился министр. Встал и прошел по тесному кабинету туда-сюда. Остановился и неожиданно спросил: – Водку будешь?
– Нашел время… – слегка оттаял генерал. – Буду. И ребятам моим налей – все ж без стекол полста километров пропилили. Замерзли.
Через минуту на столе красовались четыре граненых стакана, бутылка «Пшенички», объемистая пиала с белужьей икрой и банка с помидорным рассолом, в мутной глубине которой плавали лишь несколько листиков смородины.
– Ну и сервис у тебя, – хохотнул Пимкин. – Прямо-таки единение народа и партии.
– Чем богаты… – Министр поднял свой стакан и без церемоний опрокинул. Заел икрой.
За ним выпили Буранов и Берц. Урегулировали кислотность рассолом.
– Так, бойцы, – глядя в стол, сказал министр. – Идите-ка погуляйте, нам с генералом поговорить надо. Бутылку можете забрать. Буранов, не напивайся сильно, через пятнадцать минут совещание командования, ты там будешь нужен. А тебе, сержант, советую вымыть харю, найти в хозчасти дрель и в парадном кителе дырку для медали проделать. Есть у тебя парадный китель?
– Так точно! Есть приступить к поиску дрели! Служу России!
Когда Берц с Бурановым вышли, министр плеснул себе и Пимкину еще по сто граммов и залпом замахнул свою норму. С грохотом поставил стакан на карту так, что Москва оказалась под круглым стеклянным дном, и, флегматично подперев рукой голову, сказал:
– Они перешибли крупнейшие плотины. Самара, Красноярск, Братск… Это только по подтвержденным данным…
В дверь постучали.
– Во-о-о-он! – срываясь на хрип, заорал министр. И продолжил тем же бесцветным тоном: – Хорошо, что зима сейчас – лед немного остановил потоки воды…
– То есть, – предположил Пимкин, – большие хреновины возникли не только над Кубинкой?
– Не только, Николай. Уже зафиксировано появление плазмоидов-гигантов в пяти областях России, в Анголе, Бельгии, Японии, в Штатах. Они без разбора атакуют гражданское население, мирные объекты, жилые дома. Сторонятся крупных военных формирований. То ли действительно стали побаиваться, то ли сменили тактику с прямых боевых действий на террор. Совбез ООН полчаса назад выразил неодобрение по поводу проведения испытаний нового вооружения без его санкции. Резолюцию какую-то готовят очередную.
– Да плевать на Совбез, пусть подтираются своими резолюциями…
– Плевать-то плевать. Только теперь, чувствую, придется делиться технологиями с буржуйскими хапугами. Мне сейчас нужно лететь в Москву, на ковер-кремлинлёт к нашему любимому президенту – докладывать о проведенной операции.
– Он в Кремле сидит? – Брови генерала невольно полезли вверх. – Там же руины сплошные.
– Бункер под Спасской цел. Заартачился старый хер, прости господи. Ни в какую не хочет в Солнечногорск ехать, куда уже давно рвется слинять вся его свита. Нервы только людям треплет, патриот, мать его, хренов…
– Чего тебе от меня надо? – напрямки спросил Пимкин.
Министр пожевал губами и наконец поднял остекленевшие глаза. Только сейчас генерал понял, что Алексей пьян в бурелом.
– Мне надо, Николай, чтобы ты организовал оборону нашей страны в свете новых обстоятельств. Полномочий даю сколько влезет. Взаимодействуй со всеми ведомствами, которые только существуют. Если каких-то не хватает – выдумай и создай… Делай что хочешь, хоть самого дьявола в жопу табуреткой отымей… но чтоб эти твари убрались прочь.
Генерал долго и безжалостно смотрел на текущие по щекам министра слезы, прежде чем ответить.
– Я попробую. Но имей в виду: если кто-то встанет у меня на пути – смету к чертям собачьим.
– Мети. Большой метлой мети.
Пимкин встал и, выходя из сумрачного кабинета, обронил через плечо:
– Даже тебя, Леша, смету.
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая