Глава 9
Димка был с утра необычно задумчив. Озадаченный Алексей даже заподозрил сначала, что странное это выражение возникло на лице сына отнюдь не в связи с мыслительной деятельностью, но как бы само собой – в результате легкой деформации черт. Однако он ошибся.
– Откуда это?.. – хмуро спросил Димка, предъявляя отцу гибкий глянцевый журнальчик.
– Да иеговисты вчера приходили, – сказал Алексей. – Вот, оставили…
– А они кто?
Колодников хмыкнул и вопросительно воззрился на сына. В правом глазу Димки он прочел угрюмую решимость. Заплывший левый был по-прежнему задумчив.
– Сектанты, – несколько растерянно объяснил Алексей. – Считают себя христианами, хотя какие они к черту христиане! Так, что-то среднее между христианством и иудаизмом… Мать их вчера с таким треском выперла – до первого этажа кубарем катились… Да выкинь ты эту бредятину!
Димка насупился. Добрую половину услышанного он наверняка не понял. Странно… Неужели к нему ни разу не приставали на улице со «Сторожевой башней»? К Колодникову вот, например, – сплошь и рядом… Они ж прилипчивей цыган, иеговисты-то!.. Хотя пристать к Димке – это еще отважиться надо. Хорошо если просто пошлет! А ну как, не говоря дурного слова – да в рыло?..
– Тут по жизни много… – недовольно заметил Димка, снова колыхнув гибкой глянцевой обложкой.
Сначала Алексей не поверил собственным ушам. Потом ударился в панику. Простые души (а Димка, в его понимании, был несомненно простой душой) легко поддаются на пропаганду – неважно чью. Только еще иеговиста в семье не хватало для полного счастья!.. Однако следующая фраза сына, хоть и была ничуть не менее ошарашивающей, скорее обрадовала Алексея, нежели ужаснула.
– Па… – покряхтев и помявшись, спросил шкафоподобный сынуля. – А библия у тебя есть?
– Э-э… Евангелие…
– А это разве не одно и то же?
Колодников даже слегка умилился. Нет, Димка все-таки изумителен. Чистая, не испорченная чтением натура… Ничего не попишешь, продукт эпохи – на видиках возрос. Пришлось объяснить разницу.
– Так есть или нет? – нетерпеливо прервал Димка.
Продолжая удивляться, Колодников снял с полки безымянную книжицу карманного формата в гибкой кожистой обложке синего цвета, выменянную им с доплатой на «Королеву Марго» еще в златые времена застоя, перед самой перестройкой. Стер пыль, протянул сыну.
Тот принял ее с некоторым недоумением.
– Такая маленькая?
Колодников небрежно объяснил, что в Советском Союзе подобная литература считалась нелегальной. Поэтому хитрые американцы додумались делать евангелия в виде записной книжки, чтобы легче было гнать через границу.
Димка недоверчиво фыркнул и раскрыл наугад. Алексей зашел сзади, заглянул через крутое плечо.
– Это ты на «Деяния апостолов» попал, – заметил он. – Лучше сначала начни. «От Матфея». Там интересней…
Димка не услышал. Шевеля губами, вникал в текст. Потом спросил:
– А против рожна – это как?
– Чего? – изумился Алексей. – Ну-ка, где это?.. А-а… «Трудно тебе идти против рожна…» Понял… Обращение Павла. Это когда он еще Савлом был… «Савл! Савл! что ты гонишь меня?..» Ну, собственно, рожон – это заостренный кол… «Лезть на рожон» – слышал такое выражение?.. Рожон, рогатина, рог – все однокоренные…
– Угу… – рассеянно молвил Димка и, выйдя в коридор, скрылся за дверью своей комнаты. Новый Завет – в руках, журнальчик – под мышкой.
Секунды три Колодников пребывал в остолбенении. В голове бессмысленно кувыркалась строчка из Саши Черного: «Павлы полезли в Савлы…» Как там дальше-то? А!.. «Павлы полезли в Савлы… страданье прокисло в нытье, безрыбье – в безрачье, положенье – собачье… Чем заполнить житье?..»
Взглянул на обшарпанную иконку Пречистой Богоматери Боголюбской над супружеским ложем.
Александра все это время пребывала в ванной. Наконец вышла – в халатике и белоснежной махровой чалме.
– Слушай, что это с Дмитрием? – спросил ее Колодников, понизив голос и кивнув на закрытую дверь.
– Это ты меня спрашиваешь? – отозвалась она, причем таким тоном, что разговаривать с ней Колодникову как-то сразу расхотелось.
Коридор сталинской двухкомнатки был обширен, и все-таки Алексей отшагнул к стене, уступая дорогу супруге. Вежливый этот поступок был воспринят ею как издевательство, каковым он отчасти и являлся.
Разминулись, короче. Оказавшись на кухне, Колодников шевельнул крышку большой кастрюли. Из темно-красной трясины борща подобно песенному утесу торчал мосол с бахромой серого мяса. Диким мохом оброс…
«С ненавистью приготовленный борщ, – исполнившись демонской гордыни, подумал Алексей, – есть не буду…»
Нашел в холодильнике две сморщенные сосиски и, определив их в миску, достал с полки картофельное пюре быстрого приготовления. Пока он сооружал себе скудный холостяцкий завтрак, мысли его сначала вились вокруг дуры Александры, потом развернулись широким роем, охватывая разом недавние события.
Мистики Алексей не терпел. Противоречила она его жизненному опыту. Помнится, классе, чтобы не соврать, в девятом попала в руки Леше Колодникову бумажка ошеломительного содержания. Представляла она из себя некую хронологическую таблицу, судя по почерку, скопированную какой-нибудь примерной ученицей, возможно, даже отличницей. «Гитлер родился в таком-то году… Наполеон – в таком-то… Разница – сто двадцать девять лет…» Ну и так далее. Родились, крестились, женились – и, как сговорившись, с одной и той же разницей в сто двадцать девять лет. Девятиклассник Леша был потрясен и весь день ходил малость пришибленный…
Второй раз с таблицей этой он столкнулся уже в институте. Отпечатанная под копирку, она гуляла тайком по рядам во время лекции. На этот раз студент Колодников лишь поморщился и, не читая, передал листок дальше, высокомерно присовокупив, что хохма эта ему давно известна. И все же растерянность он почувствовал. Ну не может же такого быть! Однако, хронология-то – вот она…
В третий и в последний раз загадка настигла его совсем недавно, когда он секретарствовал в обществе книголюбов. Некая экзальтированная особа принесла все тот же текст, теперь уже красиво выведенный на лазерном принтере. И вот тут Колодников рассвирепел. Придя домой, он снял с полки красный энциклопедический однотомник и принялся въедливо сверять даты. Сразу же выяснилось, что рождение Наполеона сдвинуто на девять лет. Дальше пошли подтасовки помельче… Короче, залепуха в лучшем виде.
Выведя неизвестных мистификаторов на чистую воду, Алексей пережил поочередно облегчение, злорадное торжество и досаду на себя, ленивого и нерадивого. Ну что мешало ему залезть в энциклопедию еще в девятом классе? Рука бы, чай, не отсохла – дотянуться до книжной полки!.. Тогда же сам собой родился афоризм, ставший для Колодникова жизненным правилом: «Вера – это когда лень проверить…»
Да, конечно, от ночных событий в арке (теперь уже – в арках) веяло чертовщиной. Вторжение бреда в обыденность – штука в наши дни вполне возможная, но опять-таки – смотря какого бреда! Всю эту полосатую дурь вроде привидений убиенных чекистов и потоков отрицательной энергии Алексей отметал с негодованием.
Естественно, многое и сейчас казалось ему весьма странным. Беззвучная расправа со Скуржавым, владелец серой «Волги», ухитрившийся в бессознательном состоянии зарулить во двор, наконец, загадочные хулиганы-невидимки… Но все это еще не повод, господа, чтобы ударяться в мистику. Где-то что-то наверняка подтасовано, как в той хронологической таблице. Не нарочно, разумеется. Жизнь никогда ничего не подстраивает нарочно. Просто что-то совпало, на что-то не обратил внимания…
Словом, оставим мистику всяким там оккультистам… Далее Колодникова накрыло сладостное воспоминание о ласковом касании теплой Милиной ладони и о слабых токах, пронизавших его вчера чуть ли не до пят. Ну, диспетчер… Ну так что ж теперь? Бывает… Еще и не такое бывает… А вот интересно: мухлевала она в прошлый раз с блюдцем или всерьез во все это верит?.. А хорошо они с ней вчера накололи родимый фонд… Вспомнить приятно… Кстати, а почему, собственно, накололи? Как раз наоборот: не дали облапошить хотя бы одну вкладчицу из многих… А кто не успел – тот опоздал… Ах, как они все тогда вскинулись за воротами!.. «Ишь, проныры!.. Наела корму на наших денежках!..» Ну и наела… Очень даже неплохую корму, по изяществу обводов вполне сравнимую с кормой фрегата… Хотя нет, перепутал. У фрегата она как раз зауженная и с надстройкой, это у него нос такой округлый да широкий…
Алексей покончил с завтраком и, с удовольствием продолжая припоминать пышные Милины формы, приступил было к мытью посуды, когда в дверь нетерпеливо позвонили. Ни Александра, ни Димка не отреагировали. Один, надо полагать, увлекся «Деяниями апостолов», другая не пошла открывать из вредности.
Колодников выругался приглушенно, наскоро вытер руки кухонным полотенцем и двинулся в прихожую. Открыл. На пороге стоял взволнованный комсомолец Андрей.
– Собирайся! – бросил он, даже не поздоровавшись.
У Алексея упало сердце.
– Что еще?! Что-нибудь… – Не договорил – не хватило дыхания.
– Ты во сколько ушел из компьютерной?
– Когда?.. Вчера?..
– Вчера-вчера!.. Ты собирайся давай… Машина ждет…
Алексей подхватился и кинулся переодеваться. Зайти не пригласил – чувствовал, что некогда… В фонде-то что могло стрястись?.. Не дай Бог, разыгравшийся замполит ухитрился спалить машину!.. Ну тут уж Колодников – ни сном ни духом не виноват… Сам спалил – пусть сам и отвечает…
– Так что там?.. – спросил он, вернувшись бегом в прихожую и хватая туфли.
– Ты ключ вчера на вахту сдавал?
– Н-нет… – обуваясь, Колодников потерял равновесие и запрыгал на одной ножке. – На стол положил, рядом с кейбордой… Меня же вчера Сергей Григорьич домой погнал – в «Вульфа» сел играть… Сказал, сам сдаст…
– Когда это было? – нетерпеливо прервал его Андрей.
– Да часов в девять… в десятом… – Алексей влез в рукава и, спохватившись, крикнул в прихожую – непонятно, правда, кому: – Меня на работу вызывают… В общем, пошел я!..
Захлопнул дверь и снова повернулся к Андрею.
– Ну так что случилось-то? С машиной что-нибудь?..
– Если бы! – отозвался тот сквозь зубы. – Подстрелили нашего Сергея Григорьевича. Прямо в компьютерной… Ногу разворотило… И охранника отметелили… До полусмерти, понял?.. Оба сейчас в больничном комплексе…
* * *
– Ну точно – он… – ворчливо заметил тот самый опер, что снимал свидетельские показания с Колодникова в райотделе милиции. – Я смотрю, без вас, Алексей Петрович, ни одна разборка в городе не обходится… Ну, чего стали? Проходите, проходите…
Обе двери в компьютерную были распахнуты настежь: цельнометаллическая – наружу, решетчатая – вовнутрь. Колодников сделал над собой усилие и под внимательным взглядом оперуполномоченного переступил железный порожек… Подозревает… Конечно, подозревает – вон как уставился!.. Главное – провести подозреваемого мимо трупа… Если раны начнут кровоточить – значит убийца… Или еще кусок раскаленного железа в руку… Раз заорал – стало быть, виноват…
Пострадавших в компьютерной, слава Богу, Колодников не увидел. Ну правильно, их же обоих сразу увезли на комплекс… Может, еще выкарабкаются?.. Опрокинутый стул и отлетевшая на метр плоская квадратная подушечка были в липких пятнах подсыхающей крови. Вот тебе и Сергей Григорьевич, вот тебе и замполит… Перенести усы на место бровей – вылитый Леонид Ильич Брежнев в молодости… «А вот еще был случай: сапогами напалм тушили…» – вкусно выговаривая слова, произнес в голове Колодникова знакомый баритон… И мужик-то ведь, главное, неплохой… Баритон зазвучал снова, снисходительно, с барственной ленцой: «Нет, надо тебя поощрить! Вот только разберусь с финансами – и тут же поощрю…»
Еще одна липкая лужица лоснилась на полу между столом и дверью. А это уже, наверное, из охранника натекло… Ну, из того, из слоноподобного… Обоих нашли в компьютерной… Говорил же, чтобы и компьютерную освятили!..
Колодникова даже удивило, с каким циничным безразличием, а то и с юмором он отмечает все эти страшные подробности. То ли одеревенел, то ли уже успел очерстветь, привыкнуть…
Кроме опера, в подвале присутствовали очередной незнакомец в штатском и оба унылых труженика, сильно бледные и растерянные. «Слаб народ…» – с машинальным злорадством подумал Алексей. Нет, не подумал – подумалось…
– Осмотрите помещение, – велел оперуполномоченный. – Только внимательно… Все на месте? Ничего не пропало?
Сторонясь кровавых пятен, Колодников медленно обошел застенок. Повернулся к оперу.
– Н-нет… Ничего…
– Ключ от помещения?
Алексей взглянул на край стола. Ключ по-прежнему лежал все там же, на бракованном оттиске рекламной листовки.
– Вот он лежит…
– Именно так, как вы его вчера оставили?
– Да…
Опер коротко взглянул на незнакомца. Тот немедленно взял листовку за краешек и отправил в целлофановый пакет вместе с ключом. «Отпечатки пальцев снимать будут… – с некоторым испугом сообразил Алексей. – С рюмки уже, наверное, сняли…»
– Ну, что ж, Алексей Петрович… – задумчиво молвил опер, с интересом разглядывая Колодникова. – Пойдем поговорим. А то что-то давно не видались…
* * *
За волнистыми зеленоватыми стеклами кабинетика смутно сиял погожий апрельский денек (Елки-палки! Сегодня же первое апреля! Ничего себе шуточки!..) да проплывало время от времени расплывчатое цветное пятно – прохожий…
До революции в этом кабинетике занимались любовью. Потом свергли царя и занялись кое-чем другим. В условиях полной звукоизоляции… Потом перестали пытать и, надо полагать, снова ударились в разврат, поскольку особнячок стал гостиницей МВД… Все возвращается на круги своя… Теперь вот в том же самом кабинетике допрашивали Алексея Колодникова.
– Я вообще не понимаю, что происходит!.. – однообразно жаловался Алексей, протирая очки.
– Да все вы понимаете… – со скукой возражал ему опер, которого, как наконец выяснилось, звали Геннадием Степановичем. – Не маленький… Происходит разборка. Причем такая, каких у нас в городе пока еще не было… Группировка Архитектора расправляется с группировкой Полтины. Чего тут не понять?
– Да, но… я-то тут при чем?
– А вот это как раз то, что мы и хотим выяснить, – не разжимая зубов, сказал опер. – Ну сам смотри!.. Что ни стрясется – везде рядом Алексей Петрович Колодников… С Полтиной вы давно друг друга знали?
– Да вообще не знаком!
– То есть в ночь с тридцатого на тридцать первое вы со Скуржавым поминали совершенно не знакомого вам человека?
Алексею захотелось закрыть глаза, лечь на пол и тихонько завыть. Какая же сволочь стукнула?.. Борька?.. Да конечно же!.. Вот тварь!..
Проклятье! Губы пересохли… Главное – не облизывать!.. Все изобличенные преступники только и делают, что облизывают пересохшие губы…
– Шел с работы… – хрипло сказал Алексей. – В арке меня остановили, велели помянуть… Не отказываться же! Я ж не самоубийца… Да я вообще понятия не имел, что это Скуржавый! Имени такого не знал!.. Мне уж потом сказали, как его зовут…
– Кто сказал?
Губы все-таки пришлось облизнуть. Первым при Колодникове Скуржавого упомянул Димка…
– Н-не помню… Кажется, кто-то во дворе… На следующий день…
– Директорам вы вчера все это рассказывали по-другому…
Б-бли-ин!.. Он же еще перед советом директоров вчера хвост распустил… Идиот!..
Алексей снял очки и, плотно зажмурившись, долго мял двумя пальцами переносицу.
– Ну, приврал… – с отвращением к самому себе, выдавил он. – Цену хотел набить…
– Выпили вчера много? – неожиданно спросил опер.
– Где?
– Наверху. С директорами.
– Н-нет… Стопки две, три…
– Вообще часто с ними выпиваете?
– Н-ну… когда пригласят…
– И часто приглашают?
– Да не так чтобы…
– А напарников ваших не приглашали ни разу… – Опер Геннадий Степанович смотрел на Алексея, и глаза у него были совершенно пустые. – Странно, правда? То с директорами, то со Скуржавым… Непростой ты человек, Алексей Петрович!..
Колодников заставил себя криво и широко усмехнуться.
– Подозреваете, что это я их всех на тот свет отправил?
– Нет, – резко сказал опер. – Я просто хочу знать, почему ты все время врешь. Почему ты нам, Алексей Петрович, постоянно морочишь голову? Ведь дважды уже пытался ввести в заблуждение… Дважды!
Колодникову стало вдруг все равно. Достань сейчас Геннадий Степанович наручники – дал бы себя сковать, даже не сопротивляясь.
– А во второй раз – когда?.. – тупо и безразлично спросил он.
Секунды две Геннадий Степанович молча смотрел на Алексея.
– Так, – сказал он наконец. – Прочти и распишись…
Колодников вялой рукой принял лист, долго протирал очки, потом медленно прочел свои показания относительно нынешнего случая. Уже привычно, не дожидаясь подсказки, вывел внизу: «С моих слов записано верно, мною прочитано», – и, пару раз расчеркнувшись, вернул бумагу.
– Я могу идти?.. – спросил он, уверенный в том, что не может.
– Пока нет, – сухо сказал опер, заполняя какой-то бланк. – Вот возьмите…
– Что это?..
– Повестка на завтра, – пояснил тот, поднимаясь. – Здесь вы говорить не хотите, значит будем беседовать у нас…
«Завтра же воскресенье!..» – хотел сказать Колодников, но так ничего и не сказал… Не решился.
* * *
Пошатываясь, он поднялся по широкой дубовой лестнице на второй этаж. Даже не взглянув на испуганно шевельнувшуюся секретаршу, открыл без стука пухлую обитую кожимитом дверь и вошел. В совете директоров сидел один Андрей, нервно барабаня пальцами обеих рук по краешку стола и уставив незрячие глаза неясно куда, но скорее всего в безрадостное и близкое будущее. Явление Колодникова он не заметил.
– Андрей… – обессиленно позвал тот.
Директор встрепенулся, глаза прояснились, встревожились.
– А-а, это ты…
– Слушай, Андрей, – сразу пошел на приступ Колодников, – скажи, чтоб мне зарплату выдали…
Андрей даже сморщился весь, услышав.
– Ну нету денег в кассе, нету…
– Хотя бы половину… – настаивал Алексей. – Ну, займи тогда!
Андрей застонал и хлопнул себя по коленям.
"Если откажет, – стискивая зубы, думал Колодников, – так ему сейчас и брякну: «Что ж вы, гады, продали оперу, как я в арке со Скуржавым Полтину поминал?.. Вы тут, понимаешь, с Архитектором разборки устраиваете – а я за вас отвечай?!»
– Тебе к спеху, что ли? – жалобно спросил Андрей.
– Напиться хочу, – злобно сказал Колодников.
Одинокий директор оглянулся беспомощно, потом встал, подошел к шкафу, открыл дверцу.
– На вот… – поколебавшись, проговорил он и протянул Алексею непочатую бутылку греческого коньяка.
«Благодарить не буду, – угрюмо решил тот. – Подставили, скоты – и им же за это спасибо?.. У людей вон воскресенье завтра, а мне – в райотдел… Да еще неизвестно, чем это все кончится!..»
– И что теперь? – спросил он чуть ли не с вызовом.
– А… – комсомолец Андрей безнадежно махнул рукой и снова воззрился с тоской в беспросветное будущее. – Черт его знает, что теперь… Вешаться впору…
* * *
Выйдя с бутылкой коньяка от Андрея (Интересно, куда это все остальные директора подевались?), Колодников, не спрашивая разрешения, снял телефонную трубку. Бледная секретарша смотрела на него с испугом. Должно быть, лицо у Алексея было страшное. Нагло поставив бутылку на стол, он вынул из бумажника непристойную визитную карточку и набрал номер. Лишь бы на Ксюшку не налететь… на обезьяну…
– Фирма «Эдем» слушает… – любезно известил слегка хрипловатый голос Милы.
– Привет… – сипло сказал Алексей. – Это я… Ну, Колодников, Колодников… Леша…
Секунду в трубке было тихо.
– Леш, ты, что ли?.. – неуверенно переспросила она.
– Да я, я!.. – бросил он с досадой.
– А что это у тебя голос такой? Я и не узнала…
– Да я уже и сам себя не узнаю… Если я к тебе сейчас в гости нагряну… с коньяком… ты как? Не против?..
– Господи, да конечно! – обрадовалась она. – У меня тут как раз Чернолептовы сидят, Ириша с Кирюшей… Только-только о тебе говорили…
Чернолептовы? Вот без них бы он, честно говоря, сегодня как-нибудь обошелся…
Бросив: «Ну, выхожу, в общем…» – положил трубку, взял бутылку за тулово и уже двинулся к дверям, как вдруг вспомнил, что не спросил ни номера дома, ни квартиры. А на визитной карточке значится лишь телефон. Позвонить еще раз? А, ладно!.. Сориентируемся как-нибудь. На автопилот Алексей не жаловался никогда. Дорогу он запоминал скорее ногами, нежели головой, и случая еще не было, чтобы ноги привели его не туда…
Умница Димка, ах, умница!.. Не в пример отцу-придурку… Сразу ведь сказал: не вяжись с ментовкой, забери это свое заявление… Претензий не имею. Точка.
Или еще не поздно забрать?.. Подойти сейчас к оперу, пока не ушел… В сильнейшем сомнении Колодников снова замедлил шаг. Да нет, пожалуй, поздно…
