Глава 15

Плотные квадраты пикинеров и алебардиров, соблюдая дистанцию, размеренным шагом двигались в сторону холма. Гулкий рокот барабанов сопровождал каждый шаг, заставляя сердца вторить ударам, а тысячи ног — маршировать в общем строю.

— Хорошо идут. — Мишель Дюнуар повернулся к маршалу великого княжества Литовского. — Я думал, на то, чтобы обучить их передвижению в баталиях, уйдет больше времени.

— Всякому, кто покидает или ломает строй, после учения каждый из соседей дает по десять палок, — пояснил Ян Жижка. — В бою же, как я велел объявить в войске, любой побежавший будет незамедлительно убит.

— Сурово.

— Другого способа нет, как только жаловать за доблесть и карать за трусость и неповиновение, а уж тем более, когда нужно сделать боеспособную армию из нескольких тысяч головорезов.

— По-хорошему, этих головорезов нужно куда больше. Но взять их пока неоткуда. Да и денег в обрез.

— Что, совсем плохо? — Ян Жижка грустно поглядел на барона де Катенвиля.

— Да как сказать… — вздохнул Дюнуар, активизируя связь и переадресовывая вопрос маршала джокерам.

— Два пуда, — на мгновение задумался Мишель, — это порядка двадцати тысяч пфеннигов… Не то чтобы совсем ничего, но категорически мало для нашей акции.

— Думаешь, у нас было время расписывать святому Урсусу бизнес-план разгрома Тамерлана? Он, конечно, на всю голову святой, но как-то меня не тянет прерывать его возвышенные размышления столь низменными вопросами.

— Эх, времени маловато. Чуть бы побольше. Открыли бы здесь игорный дом и, с благословения нашего… — Лис задумался. — Вальдар, как правильно говорить: пиратствующего прелата или прелатствующего пирата?

— Орден Золотого руна? Бургундский, — подтвердил Дюнуар, — но до его учреждения еще 25 лет.

— Вот этим языком, — поправил напарник.

Камдил задумался.

На лице Сергея заиграла улыбка, не обычная, насмешливая, а какая-то задумчивая.

Ян Жижка взмахнул рукой, и с холма с гиканьем, улюлюканьем и боевым кличем «Уррах» вылетел отряд татарской конницы. Едва оказавшись на расстоянии прямого выстрела, всадники погнали коней вдоль строя, осыпая его градом стрел. Войлочные наконечники, привязанные к древкам, не пробивали щитов и доспехов, но попав в неприкрытую часть тела, синяки оставляли внушительные. Из строя послышалась команда: «Павезьеры, вперед!». Спустя несколько мгновений вокруг баталий сомкнулась цепь тяжелых ростовых щитов, из-за которых, не давая всадникам приблизиться, торчали острия пик.

— Лучники и арбалетчики к бою!

Выстроенные на флангах стрелки резво взялись за дело. Густой дождь стрел обрушился на закрепленные вдоль склона холма деревянные щиты с грубо нарисованными всадниками.

— Правый фланг, два румба вест! Левый фланг, два румба ост!

Лучники и арбалетчики, повинуясь четким приказам, смещали направление атаки, загоняя сбившихся в кучу всадников под таранный удар вновь перешедшей в атаку пехоты. Щитоносцы-павезьеры, разомкнув стену, снова отошли на фланги, ожидая новой команды.

«Бей, коли, круши! Не щадить никого! На этих ублюдках ваша добыча!» Баталия ответила командиру слитным ревом, с видимым удовольствием втыкая в соломенные чучела длинные пики, обрушивая на глиняные «черепа» крючья и топорки алебард. Взвыла труба, заглушая воинственные крики, и новая команда заставила баталию в полном порядке отступить и развернуть фронт.

— Атака левый фланг!

Без паники и суеты вчерашние разбойники, ступавшие след в след друг другу, разом повернулись и перестроились, обращая к вновь появившимся всадникам лес пик.

— Сомкнуть промежутки между баталиями!

Кавалеристы, втянувшиеся было в оставленные между квадратами проходы, заметались в ужасе, понимая, что еще минута, и эта мерно шагающая пехота растерзает, и не заметит, и всадников, и их лошадей.

— Разомкнуть промежутки!

Ян Жижка довольно поглядел на соратника:

— Ну как? Сегодня я решил обойтись без «горячих блюд». Порох нынче дорог.

— Прекрасно. За столь короткий срок, друг мой, вы создали из лесного сброда настоящую армию. Но, думаю, зрители лучше оценят ваши достижения. — Мишель Дюнуар указал на дальние холмы, поросшие лесом. — Там, и вот там расположились наблюдатели.

— Да? — Жижка нахмурился. — Признаться, я их не заметил.

— Вы были слишком увлечены происходящим на поле. У меня есть несколько замечаний, но об этом позднее. Пока же, с вашего позволения, я послал людей пригласить соглядатаев к вам в гости.

— Что ж, — Ян Жижка погладил усы, — посмотрим, кого на этот раз Бог послал.

Спустя двадцать минут на равнине меж холмами показались два небольших рыцарских отряда.

— Судя по лилиям в лазури, — разглядывая значки ближних всадников, начал Ян Жижка, — это люди короля Франции.

— Верно, — подтвердил Дюнуар. — А вторые, у которых лилии в лазури соседствуют с золотыми леопардами в червлении, значатся англичанами.

— В каком смысле, значатся?

— В их жилах столько же французской крови, сколько у добрых подданных его величества, Карла VI Валуа.

— Что, интересно, нужно этим господам в здешней глухомани?

— Готов поставить золотой цехин против стоптанного башмака, их любознательность продиктована вовсе не досужим интересом. Однако надо отдать им должное, господа появились куда раньше, чем я их ожидал.

Между тем обе кавалькады поднялись на холм. Рыцари, оруженосцы, конные лучники-аршеры с неприязненным подозрением разглядывали друг друга, не выказывая, впрочем, агрессивных намерений.

— С кем имею честь, господа?

— Граф Ришар де Монвуа, — гордо выпрямился командир первого отряда. — Бальи короля Франции, Карла.

— Граф Ричард Маунтвей, — склонил голову второй. — Бейлиф короля Франции и Англии, Генриха IV.

— Называйте меня пан Михал, а это, имею честь вам рекомендовать — маршал его светлости, великого князя Витовта, доблестный рыцарь Ян Жижка.

Рыжий ирландский скакун маршала встал на дыбы, приветствуя гостей, и затанцевал на месте, удерживаемый твердой рукой хозяина.

— Какое приятное общество, — улыбнулся Ян. — Что привело вас в наши края, столь далекие от родного дома?

— Слухи о вашей доблести летят, подобно быстрокрылым птицам, — начал француз.

— Птицам еще рано отправляться на юг, — не спуская с бальи внимательных глаз, заметил Ян Жижка.

— Верно, верно! — обрадованно подтвердил англичанин. — Да и что там делать?

— А вы-то сами для чего прибыли?

— Я буду прям и честен, как подобает рыцарю. Славный король Генрих прислал меня, чтобы пригласить вас на службу к нему со всем войском. Он согласен дать полторы монеты за каждую из тех, что получаете вы от великого князя Витовта. И я, своими глазами увидев ваши учения, склонен думать, что это войско стоит каждого шиллинга. Ну а мой король, в свою очередь, стоит того, чтобы ради него обнажать меч.

— Твой король — узурпатор, дорогой кузен! — возмутился граф де Монвуа.

— Зато твой — выживший из ума сластолюбец, мой дорогой кузен, — парировал граф Маунтвей. — И раз уж Господь отметил чело его безумием, то грех возлагать на него корону Франции.

— Вот как? — подбоченился вельможный бальи.

— Да, именно так! — Бейлиф упер руки в бока.

— А твоему королю не то что корону Франции, даже корону Англии носить зазорно! Он выскочка!

— Да как ты смеешь?! Он священной королевской крови!

— Ха! После Филиппа Красивого треть французского дворянства может похвастаться наличием в их жилах крови более священной, нежели у потомства каких-то там нормандских герцогов.

— Это еще как знать, что за рассол течет в жилах самого Карла VI! Я уж молчу о его сыне.

— Ты ищешь смерти, кузен? — Граф де Монвуа выхватил меч.

— Я не страшусь ее, ибо мне есть за кого умирать, — горделиво ответил Маунтвей, выхватывая из ножен свой клинок.

— Господа, мы вам не мешаем? — пытаясь вставить слово меж гневных возгласов ссорящихся родственников, спросил Мишель Дюнуар.

— А? Что?

— Нет-нет.

Графы вернули оружие в исходное положение.

— Итак, — перешел к делу де Монвуа. — Мой король готов платить две монеты за каждую вашу одну.

— Ха, две монеты! Не смешите мои саботены! Где он возьмет эти деньги? Баварская шлюха уже давным-давно разграбила казну, так что доходы короля откуплены на десять лет вперед.

— А твой король и вовсе может платить лишь тем, что награбит, как разбойник на большой дороге.

— Пусть даже так. Но он может платить.

— Как же! Может! Уж скорее моя срамная капсула может разговаривать. Он может дать лишь то, что награбят его головорезы. Зачем же этим удальцам помирать за вашего самозванца и делиться с ним, если, сражаясь против него, они могут оставлять себе бо́льшую часть добычи?

— Господа, не желаете ли отобедать? — вновь перебил спорщиков полномочный представитель князя Витовта. — Весьма рекомендую. Сегодня у нас телятина с ветчиной и изюмом, шафранное ризотто с уткой и трюфелями, колбаски, тушенные в вине с овощами, хороший выбор рейнских вин, засахаренные фрукты на десерт…

— О, это чрезвычайно любезно с вашей стороны, — улыбнулся француз.

— Да-да, весьма любезно! Мы с кузеном и наши люди проголодались с дороги.

— Всегда к вашим услугам, — склонил голову Дюнуар. — А после легкой трапезы вы можете увидеть, как наше войско отражает удар тяжелой кавалерии.

— Прекрасно!

— Ночью для вас и ваших людей будут разбиты шатры в лагере, и вы, господа, воочию оцените, в каком порядке он содержится и насколько хороша караульная служба.

— Браво, браво, мсье Мишель, вы совершили настоящее чудо!

— О, не стоит приписывать мне чужие заслуги. Все это сделали пан Ян и офицеры братства святого Марка. Господа, убедившись в нашем гостеприимстве, завтра поутру вы отправитесь в обратный путь, чтобы засвидетельствовать своим государям наше совершеннейшее почтение. Столь глубокое, что оно не позволяет нам поднять оружие ни на одного из них. А поскольку войско наше создается для благого дела, для защиты христианского мира от полчищ Тамерлана и Баязида, то мы имеем честь передать через вас сердечный призыв королям Франции и Англии забыть распри и объединиться в борьбе с общим врагом.

— Дело, конечно, благое, — начал граф де Монвуа, — но это невозможно!

— Объединиться? Нет, решительно невозможно. Даже против Тамерлана.

— Увы, господа, — тяжело вздохнул пан Михал, — я ждал подобного ответа. Что ж, в таком случае вам следует вспомнить о рыцарской добродетели, именуемой щедрость.

— О чем это вы, мсье?

— Да-да, о чем это вы, сэр?

— Не стоит так беспокоиться, джентльмены. Мы не претендуем ни на ваши золотые шпоры, ни на рыцарские цепи. Но ведь, будем честными, вам, несомненно, были даны значительные суммы для подкупа пана Яна, меня и прочих командиров. Так вот, эти суммы вы оставите здесь.

— Но это грабеж!

— Ни в малейшей степени. Как можно! — почти ласково глядя на возмущенного француза, гулким басом проворковал Мишель Дюнуар. — Когда вы, граф, вернетесь к своему королю, а вы — к своему, то сможете с полной ответственностью сказать, что сделали все возможное, все, что было в ваших силах, чтобы выполнить порученную тайную миссию. Ибо защита христианских земель от вторжения неверных куда важнее распрей в благородном семействе.

— А если мы откажемся? — гордо расправил плечи граф Маунтвей.

Лицо Дюнуара помрачнело:

— Тогда обед для вас, увы, отменяется. Вы сможете не только увидеть, но и поучаствовать в следующих занятиях, и в полной мере оценить, как эти головорезы расправляются с отрядами тяжелой кавалерии. Неужели, джентльмены, вы и впрямь полагаете, что это хорошая мысль?

— Господин Раскольников, почему вы убили старушку, у которой в кармане был всего рубль, — не удержался от комментария Лис. — Ну, так ясное дело. Десять старушек — десять рублей.

Граф Балтасар Косса сидел на каменной скамье в увитой виноградом беседке и тряс головой, мучительно пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли.

— А, друг мой, проклятие Люциферу, чертовски рад вас видеть! Действительно, чертовски, — он попытался встать, опираясь на перила балюстрады, — похоже, я все-таки перебрал хваленого здешнего вина. У нас в Италии оно как-то мягче. — Кардинал собрался с силами и придал лицу осмысленное выражение. — Постойте, а где Анна?

— Анна? — деланно удивляясь, переспросил Вальдар. — По всей вероятности, нежится в постели, где ж ей еще быть в такое время?

— Как это так, в постели? — в свою очередь поразился кардинал. — А как же я?

— А вы, мой друг, изволили заснуть в беседке. И потому лишены были счастья оценить мягкость здешних перин.

— Дьяволовы ляжки! Какие перины? При чем тут перины? Я точно помню, что договаривался с ее высочеством встретиться здесь за полночь. На прощание она подарила мне такой поцелуй… — Балтасар Косса мечтательно поднял глаза к луне. Казалось, еще мгновение — и он завоет от томления и сердечной муки.

— Граф, — Вальдар с сомнением потер переносицу, — на вашем месте я бы не принимал такие подарки.

— Это еще почему? Уж не местного ли герцога мне бояться?

— Герцога? Нет. Хотя с ним в здравом уме тоже не стоит портить отношения. Поверьте на слово: о вчерашнем поцелуе лучше забыть.

— Вот еще! — возмутился кардинал. — О таких поцелуях не забывают.

— Вы правы, но, с Божьей помощью…

Балтасар насупился:

— Извольте объясниться.

— Боюсь, вы не поверите моим словам, но если б вы могли увидеть воочию…

— Анну? Я ее не только видел, но и осязал. — Косса потряс руками перед лицом Камдила. — Вот этими самыми пальцами ощущал!

Рядом с беседкой тихо зашуршало листвой стройное деревце. Вальдар прислушался.

— Похоже, у вас все-таки будет случай еще взглянуть на предмет своего обожания.

— О, счастье! — воскликнул кардинал, срываясь с места и едва не сбивая с ног Камдила, выскочил на аллею. — Она все-таки пришла!

Камдил едва успел отпрянуть в сторону, и вовремя. Обратное движение кардинала было еще стремительней и сногсшибательней.

— Там что-то стоит, — после секундной задумчивости произнес он.

— Думаю, вас огорчит известие, что именно с этим чем-то вы вчера целовались.

— Н-нет, — кардинал с ужасом поглядел на приятеля, — признайся, что ты врешь. Вот, как на исповеди, возьми и признайся немедленно. Клянусь, я отпущу тебе этот грех!

— Как на исповеди говорю. Это суккуб в своем натуральном виде.

— Суккуб? — Балтасар Косса еще раз выглянул из беседки. И остановился, раздумывая, ущипнуть себя или же чудище. — Господи, прости меня, грешного. Вальдар, ты не врешь? Я целовался с суккубом?

— Я же говорил, что тебе лучше забыть.

— Вальдар, я действительно целовался с суккубом?!

— Увы, это так.

— Все, я отлучу ее от церкви.

— Кого? — Камдил указал на дриаду-отступницу. — Ее?

— Да к черту ее. Анну. Как она могла так посмеяться над моими чувствами, над моей страстью. Все, анафема! — Балтасар Косса сжал кулаки. — Прокляну на веки вечные!

— Скорее всего Анна ничего не подозревает о своем двойнике. Судя по тому, что рассказывал Кристоф, суккуб вводил ее высочество в сонное оцепенение и занимал ее место.

— Да, — кардинал сжал виски, — так и было. Ваш оруженосец и впрямь вчера рассказывал, что рисовал Анну в тот самый час, когда я… Бр-р… Это ж надо так оплошать! Вальдар, прошу вас как друга, как рыцаря, как будущего собрата по оружию, никогда и никому не рассказывайте об этом случае.

— Даю вам слово дворянина. Более того, я постараюсь убедить в этом и Рейнара. Ему, менестрелю, это будет куда труднее сделать.

— Полагаю, ты все же найдешь для него убедительные слова?

— Приложу все усилия. В свою очередь, надеюсь, что вы сможете отыскать не менее убедительные слова для герцога Бургундского. Что-то мне подсказывает, — Камдил посмотрел на светлеющее небо, — что вам следует настоятельно позаботиться о его душе. Подозреваю, что он не раз, и не десять целовался с суккубом.

— Помилуй меня, Господи, и благослови деяние мое! — Кардинал осенил себя крестом. — Без промедления! Для столь благого дела, как спасение души ближнего!.. Разве могу я знать отдых и сон, ведая, что христианская душа вот-вот сорвется в разверстую пасть геенны огненной. Смогу ли я сомкнуть глаза, слыша адский хохот, сотрясающий… — Кардинал задумался, и, воспользовавшись запинкой, Камдил смог вставить слово:

— И еще, у нас с Рейнаром есть одна небольшая задумка. Смею надеяться, она будет полезна и вам, и нам, и нашему общему делу.

В глазах Балтасара Коссы вспыхнуло любопытство:

— Судя по вступлению, после воплощения вашей задумки в жизнь может потребоваться отпущение грехов.

— Пожалуй, да, — подтвердил Вальдар. — Но для начала нам будет необходимо ваше благословление.

— Хорошо, благословляю, — отмахнулся Балтасар Косса, а теперь, если не возражаешь, я вернусь в свои покои. Вздремну до заутрени, а лучше — до обедни. Все-таки спасать христианские души лучше на ясную голову.

— Благословление понадобится не здесь и не сейчас, — пояснил рыцарь. — Позвольте, я провожу вас в замок, а заодно и объясню суть дела.

Жан Бесстрашный сумрачно глядел на собравшихся. Лицо Анны Венгерской также выражало глубокое огорчение. С утра ее высочество заявила о пропаже камеристки. К полудню объявившиеся при дворе посланцы его святейшего величества, а заодно с ними и преосвященный Балтасар Косса в красках живописали головокружительную операцию по борьбе с магическими агентами Тамерлана и даже показали герцогу Бургундии изловленные в его владениях экземпляры. К чести своей, Жан подтвердил громкое прозвище Бесстрашного, однако радости это ему не прибавило. Чтобы как-то развеять мрачное настроение, он немедленно дал согласие явить чудо христианское в пику злокозненному черному колдовству неверных. И началось.

Отбитый у бродячих собак пустырь был начисто выкошен и окружен цепочкой алебардиров герцогской стражи. Дижон и его окрестности полнились слухами о том, что здесь, именно здесь всем желающим будет явлено некое чудо. Охочий до зрелищ люд с рассвета толпился вокруг «живой изгороди», с нетерпением ожидая, когда уже наконец произойдет хоть что-нибудь. Что именно будет происходить на пустыре, толком не мог сказать никто. Говорили разное. От скромных предположений о дивном небесном знамении до громогласного утверждения, что именно здесь, именно сейчас на землю снизойдет благодать в образе долгожданного мессии. Когда к таинственной площадке пестрой кавалькадой направились сам герцог и его двор, толпа радостно взвыла, понимая, что вот-вот начнется. От группы всадников отделились трое, и дижонцы смолкли, с интересом разглядывая посланцев его святейшего величества и красноречивого проповедника, слово которого совсем недавно поднимало бургундцев на крестовый поход.

— Да благословит Господь собравшихся, — приветствовал замершую публику Камдил, — должно быть, вам сказали, что здесь произойдет чудо.

Ответом ему был одобрительный гул.

— Это и так, и не так. — Люд настороженно смолк, предчувствуя подвох. — Потому что, — продолжал Вальдар, — для вас чудо — это то, чего вы не можете ни сделать, ни объяснить. В противном случае это — обыденная реальность. Как вы, должно быть, слышали, наш господин, его святейшее величество, пресвитер Иоанн, принимает дары от верных ему народов, но не собирает дань. Это ему ни к чему: золото не переводится в его казне. Вы спросите, как? Мы готовы показать. Но лишь один раз. Ибо пресвитер Иоанн осенил нас благодатью лишь для одного таинства восприятия даров Господних, а потому пойдите и расскажите всем о том, что увидите. — Камдил сделал знак ждущим в сторонке работникам. — Распашите землю.

— Так у вас и Мелюзины не было, — парировал Вальдар.

Лис спешился, открыл суму, вытащил пригоршню серебряных динариев, подкинул их, пересыпал из ладони в ладонь, давая обществу насладиться звоном монет, и затянув «Ой да степь широкая, да степь привольная», зашагал по борозде, щедро разбрасывая монеты направо и налево. Когда сума опустела, Лис воздел руки к небу и возгласил патетически:

— Как на Вальдаровы именины испекли мы каравай. Вот такой ширины, вот такой вышины. Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай!

Толпа завороженно слушала русскую детскую песенку, а голос Лиса все набирал силу:

— Каравай, каравай! Кого хочешь, выбирай!

Затем Сергея на боевом посту сменил Балтасар Косса в полном облачении и вдогон таинственным заклинаниям Рейнара отслужил мессу на привычной, хотя и столь же непонятной большинству собравшихся латыни. Едва он умолк, как в толпе кто-то восторженно ахнул, ткнул пальцем в сторону пашни и заорал:

— Смотрите, смотрите! Монеты вылазят!

Но указаний не требовалось. Толпа навалилась на алебардиров, стремясь оказаться поближе к Полю чудес. Только что вспаханные борозды уже густо серебрились «проросшими» монетами.

— Вот и садовые гномы на что-то пригодились, — удовлетворенно резюмировал Лис и сказал вслух со слезой в голосе:

— Я же говорил, монсеньор, почва никудышная, серебро не вызревает, сами поглядите — ни одной золотой монеты.

— О чем это он? — удивился герцог.

— Дело в том, — пояснил Вальдар, — что у нас одна мера серебра дает от четырех до пяти мер золота. Если же бросить в землю золотые монеты, то родятся драгоценные камни, размером не менее исходных семян.

— Это правда?

— Да шоб мне больше не видеть светлого лика нашего дорогого пресвитера! — Лис хлопнул себя ладонью по груди.

— Ваша светлость, пошлите своего казначея собрать урожай. Держу пари, здесь не менее двух пудов серебра.

— О Господи, и так можно круглый год?

— Нет. Всего сто восемьдесят два дня в году. Земля должна отдыхать, — с самой серьезной миной на лице разочаровал Жана Бесстрашного посланец его святейшего величества.

Герцог открыл рот, подыскивая слова, да так и закрыл, не найдя.

— Мой государь и прежде всеми способами выражал благосклонность к вашей светлости, — продолжал Камдил. — В случае же успешного завершения нашего общего дела его святейшее величество готов предоставить часть своих полей для пополнения казны тех, кто поднимет оружие против Тамерлана. Это касается всякого, пожелавшего…

— О да, — подхватил Балтасар Косса, — а Ватикан, дабы освятить сие высокое таинство и подтвердить его праведность, нынче основал банк, который принимает вклады любого, желающего участвовать в сем благом деле! Дабы до заветного дня сохранить и приумножить посевной материал. — Кардинал молитвенно сложил руки перед грудью. — Аминь!