Глава 5. Смотрины
Экран потух, и несколько секунд Аскольд упирался в него взглядом, не обращая внимания на сестер, призывно улыбающихся с постели. Этот тип умел довести до каления!.. Своим надменным видом и прищуренным взглядом, своим голосом, равнодушным и бесцветным, своими воззрениями — тем более обидными, что сам от них не отступал. Своим бесстрашием и тем, какого страха мог нагнать на других. Он ведь впрямь мог сделаться опасным. (Аскольд вспомнил, как покрылся мурашками, когда Шатун, будто невзначай, нацелил на него бластер, — точно медведь рявкнул над ухом.) Давно следовало бы сделать ему укорот… если б он не был так полезен. И надежен, черт возьми! Это у Шатуна не отнять. А на многих сейчас можно положиться?
Если уж резать правду, без его советов Аскольд не вознесся бы высоко, да и выжил бы вряд ли — слишком многим он пересек путь. В гардии, конечно, ушлые парни, но не будь Семья на шажок впереди остальных, в ее обороне наверняка сыскалась бы брешь. Уж на что самолюбив Конрад, их боевой вождь, но и он консультируется с Родом едва не каждую неделю.
Правда, рекомендации Шатуна относятся лишь к обороне — еще один его бзик. А попробуй Аскольд нарушить Предел, Род повернется к нему спиной. Эдакая ходячая честь! И ведь не прибьешь, как доставучего пса, — выйдет себе дороже. Род словно пребывал в ближнем будущем и отстегивал от своих щедрот тем, кому благоволил, приближая к себе на пару годков. Но вполне мог выставить из фаворитов и уже поступил так не с одним.
«А может, хорошо, что меня сдерживают? — кольнула внезапная мысль. — Шатун, Лана… Иначе доигрался бы черт знает до чего».
Еще и Лана, да. Вот этого Аскольд простить не мог. Он так старался, чтобы женщина ушла к нему, и в конце концов добился, чего хотел. Но радости это не принесло — никому из троих. То ли мнилось Аскольду, что его все время сравнивают, то ли так было на самом деле. А потом Лана ушла — внезапно, среди ночи. Выпрыгнула из окна спальни в море и сгинула для всех… кроме Шатуна. Хотя он и молчит, когда речь заходит о Лане, но наверняка знает про ее нынешние дела. Она и отсюда названивала Роду через день — спрашивается, зачем? Чего ей не хватало тут!..
Сбросив халат, Аскольд разлегся меж двойняшек, и тотчас те придвинулись к нему, с охотой возобновляя игру. Их преданность к себе он взращивал долго, зато теперь не опасался предательства. Где угодно, только не здесь. Мила и Тина — самый внутренний его круг: сразу защита и помощь и услада. Кроме хозяина сестры любили только друг друга, хотя и это вызывало у Аскольда ревность. С другой стороны, иначе бы им не было настолько хорошо втроем — всегда приходится чем-то жертвовать.
Насладившись до изнеможения, главарь наконец уснул. И спал, пока к нему в покои, как и обычно, не заявился с докладом боевой вождь. Упругой поступью Конрад приблизился к столу, опустился в кресло. Хотя он считался в Семье вторым после Аскольда, лишнего себе не позволял — одно из многих его полезных качеств. А на двойняшек, разгуливавших по комнате нагишом, обращал внимания не больше, чем на мебель.
— Есть не хочешь? — предложил главарь.
— Уже.
— А выпить?
— Шутишь?
Аскольд усмехнулся. Стараясь удержаться в первых бойцах, Конрад фанатично следовал режиму. А вольности Семейного главы молча осуждал: дескать, какой пример для молодняка!.. Вот пусть и подает — за двоих.
— Что-нибудь выяснил насчет Компании?
Кивнув, вожак счел нужным добавить:
— Наверняка меньше, чем можно узнать у Шатуна.
— Конечно, Род сведущий товарищ, — не стал отрицать Аскольд. — Но шибко инициативный. Ни к чему подбрасывать ему лишние козыри.
— Мои ребята оглядели периметр, — сказал Конрад. — Страж-система выстроена грамотно, обычными способами не пройти. Конечно, можно взорвать…
— Ну, это перебор!
— Тогда подкоп — займет пару суток.
— Или?
— Махнуть туда на «шмелях». Ложной атакой стянуть сторожевиков на одну сторону, а через другую устроить воздушный мост, сразу перерубив сигнализацию. Правда, «шмели» не поднимут много…
— Кстати, взгляни на это. — Аскольд прокрутил на экране запись, пересланную Шатуном. — Покруче любого «шмеля», верно?
— Намного, — признал Конрад. — Даже не верится.
— Не сомневайся, — хмыкнул главарь. — Источник надежный.
— Там все иное: оружие, броня!..
— Кроме самой машины. Знакомые обводы, да? Хорошо, если опытный образец. А если уже запустили на поток? Чем тогда сможем возразить?
Подумав, вожак ответил:
— Ну, хороший залп, наверно, и такая Защита не выдержит — раз летун испугался пальбы. Установить на крышах побольше стволов, устроить засады…
— Лучше разжиться такими же летунами — вот тогда мы себя покажем!
— Но если сторожевики Компании оснащены этим…
— А если нет? Зачем им высвечиваться до срока?
— Так ведь высветились уже, — кивнул Конрад на экран.
— Вчера вечером. Пока просекут да примут меры… Знаешь, старичок, — решил Аскольд, — готовь акцию на завтрашнюю ночь. А заодно начинай подкоп — как запасной вариант. Ну и прочие меры прими, какие считаешь нужными. Ты же у нас военный вождь!..
— Потребуются лучшие бойцы. Вдруг нарвемся на тварей… С ними разве Киря может совладать, а он хворый.
— Не слишком ли долго Киря прохлаждается? — спросил главарь. — Или понравилось?
— Побойся бога, Аскольд. Парню ногу прострелили!
— Ведь молодой — на них быстро заживает.
— Все ж не как на тварях. А Киря даже не берсерк вроде Шатуна.
— По-твоему, Род сам наполовину оборотень?
— Так он и не скрывает, что внутри — Зверь. Иначе как бы выживал?
— Да уж, в живучести ему не откажешь, — согласился Аскольд и сменил тему: — Про Кадия ничего не всплыло?
— Глухо, — пожал плечами Конрад. — Улик никаких, зато версий — девать некуда. Вот если бы Шатун взялся…
— Не возьмется. Как и тебе, ему на Кадия плевать.
— Кабы не это, покойник и столько бы не прожил.
— Он был предан! — отрезал главарь. — Ударивший по нему метил в меня. Но кто, Конрад, кто?
— Да кто угодно. От твоих близняшек до торгаша Виктора. Уж врагов у Кадия хватало.
— Это Грабарь — я знаю!
— Откуда? — спросил вожак. — Фактов — никаких. А коль и были бы…
— Что тогда?
— Если бы в тебя метил Грабарь, он, понятно, мог бы промазать — но ведь не настолько? Старикан пока не выжил из ума.
Аскольд едва сдержал ругань: надо ж, у каждого свое мнение! Скоро и сестры начнут пререкаться с Главой. Вот Кадий не стал бы возражать. Хотя был глуп — это точно. «Умные нам не надобны», — всплыла фраза. Откуда? Но сказано верно. У Семьи должна быть одна голова.
— Ладно, старичок, — сказал он. — Мы сведем наши счеты потом. Сейчас нужно провернуть дельце с Компанией. Вот когда обзаведемся такими же летунами… По-моему, всё обговорили?
Кивнув, вожак поднялся и направился к выходу. Очень уж он деловитый. В фамильярности не замечен, но мог бы выказывать Главе больше почтения. И на Лану, помнится, глядел слишком пристально… А ведь Шатун как-то заметил, что правителей часто приканчивают собственные гарды. Не пора ль и Конраду устроить проверку на лояльность? Такую ма-аленькую провокацию… Ладно, погодим. Пара-то деньков еще есть.
Тем более, что сегодня должна была состояться встреча, о которой в Семье знал лишь главарь. Еще прежде, чем городок этот сделался столицей края, Аскольд неплохо уживался со здешним мэром Хруновым. Когда сюда въехал Двор, того нежданно повысили, назначив главным чинушей и помощником губернатора, но старые связи не прервались, поскольку были выгодны обоим. И вот вчера Хрунов выступил с предложением, от которого трудно отказаться: устроить встречу с самим Алмазиным. И даже не во Дворе, а у себя в ратуше — так сказать, на нейтральной территории (ну, почти). Правда, Шатун предупреждал, что с губером лучше не затевать дел, — но кто он такой, чтоб его слушать? Всегда лучше полагаться на собственные впечатления.
К ратуше главарь подкатил вдвоем с Милой, поручив Тине прикрывать тылы. Для поездки он выбрал стандартный броневик, а из высотника Семьи отбыл без лишней помпы — на случай, если Грабарь ищет к нему подходы. Зато встретили Аскольда с почетом: сам Хрунов не поленился выйти к парадному входу, хотя был стар и тучен. И он же повел гостей в свой кабинет.
Переваливаясь как пингвин, Хрунов топал по коридору и, перемежая фразы пыхтением, бубнил о наболевшем, делился редкими мыслями. Даже вспоминал чего-то — видно, полагал свой опыт поучительным для молодежи. Аскольд шагал рядом и старательно изображал внимание, хотя почти все пропускал мимо ушей. А в голове вертелась фраза: «Кто больше пыжится, тот больше лебезит». И про кого это, интересно?
Его сильно раздражал галстук, обязательный в здешних сферах, и тугой сюртук, невыносимый в такую жару, и тесная обувь. А Хрунов будто родился в чинушьей форме, переплюнув везунчиков с рубашками. Или сжился с ним за столько лет. Наверно, он и в постель брякается, не вынимаясь из футляра.
Рослый детина в нарядной ливрее распахнул дверь и поклонился им, как благородным. Не удержавшись, главарь хмыкнул: а приятно, черт возьми!.. Уважают, да? Хорошо, пока хватает юмора не принимать это всерьез. «Кто больше пыжится…»
Миновав придверного, Аскольд обернулся, оглядел его и сзади. Этот здоровяк, хоть и вышколен, больше смахивал на гарда. Сквозь ливрею явственно проступал клинок, а подмышкой вполне мог прятаться пулемет, не то что какая-то пукалка. И на входе пара мордоворотов — стережется Клоп.
Впрочем, у главаря тоже имелась охрана: Мила. И не такая плохонькая, если глядеть в суть. Девчонка прошла у Шатуна полную выучку, на какую у самого Аскольда не хватило ни времени, ни упорства. И могла единым ударом своротить с ног громилу, хотя смотрелась безвредной цыпочкой.
В кабинете оказалась прохладно и сумеречно, точно в погребе. Высокие окна зашторены, вдобавок прикрыты жалюзями, пропуская лишь рассеянный свет. Под потолком тихо гудели кондиционеры, гоняя по комнате ветерок. Теперь Аскольд даже порадовался, что заявился сюда не в рубахе, — от такого перепада можно схватить простуду.
Алмазин ждал их, рассевшись во главе длинного стола. Напустив на себя важность, он старался держаться чинно, но и пяти секунд не мог усидеть спокойно, будто его черт щипал. Губернатор был много мельче и заметно моложе Хрунова. Лоб восходил по вискам изрядными залысинами, а густые, похожие на каблучную подкову усы, плохо сочетались с узким лицом. Как и огромные уши, смахивающие на оладьи.
Навстречу гостям Клоп все же поднялся, быстро пожал обоим руки влажной ладонью и тут же снова плюхнулся в кресло.
— Вот, значит, вы какой, — сказал он, искоса разглядывая Аскольда. — Наша, можно сказать, смена!..
Судя по улыбке, которую Алмазин пытался выдать за отеческую, он вполне обошелся бы и без смены, во всяком случае пока жив. А его будущее плавно вытекало из настоящего — все вверх и вверх, ступень за ступенью. К тому ж выглядел он как огурчик, многих переживет. Но пококетничать надо, как же без этого? Таковы традиции.
— Бог с вами, Аркадий Львович, — ответил Аскольд, тоже улыбаясь. — Зачем нам «поперед батьки»?
— С нами Бог, да, — рассеянно согласился Клоп, взглядом рыская по его лицу. — Как же иначе?
И сам главарь осторожно наблюдал за подвижной ряхой хозяина, на которой каждую секунду менялись выражения. Аскольд считал себя неплохим физиономистом — это помогало ему в делах. Некоторые (тот же Шатун) умели строить непроницаемые мины, а тут всё читалось, как с книги. Но такой шквал впечатлений оказался не лучше штиля. И вычленить главное из обрушившейся лавины было еще трудней, чем пробиться сквозь глухую защиту. А в один миг Аскольд увидел такое, от чего в сознании всплыли слова: «Жалкий червь! Будешь служить мне или умрешь. Преклони колени!..» А это из какой сказки? — подумал он изумленно. Вот это и есть «главное»?
Во всяком случае, в показушном радушии Алмазина присутствовал напор. И энергии в этом плюгавчике невпроворот — через края плещет. Но в образ Клоп пока не вошел, лишь подбирает себе подходящую вывеску, пробует — то, се. А разговор, как водится в чинушьих кругах, повел издалека.
Сперва, для разминки, прошелся по торгашам:
— Эти лавочники слишком возомнили о себе!.. Если накопили средств и не хотят делиться, значит они и есть настоящие грабилы.
Этим доводом и сам Аскольд пользовался не раз. Ха! — подумал он, оживляясь. А у нас и впрямь много общего.
— Пусть себе балуются, заигрывают с губернским людом, — сказал Клоп о Народном Соборе. — А мы тем временем выстроим такую пирамиду!..
И оппозицию не забыл:
— Эти подонки, которые зовут себя либералами, поборники общемировых ценностей… Свободу им подавай — ишь! А дерьма искушать не угодно?
В выражениях губернатор себя не стеснял, своих противников крыл почем зря — и впрямь «верный ленинец». А как умеет сплачивать вокруг себя стаю!.. Любой главарь позавидует.
— С вольницей пора кончать, — бросал хозяин, точно с трибуны, и при этом энергично рубил воздух. — Хватит, порезвились!.. Довольно каждому грести под себя, общественные нужды должны выйти на первый план. Кто, если не мы, позаботится о народе? Люди ж — как малые дети.
В Аскольде крепло подозрение, что большинство этих фраз он уже слышал — в трансляциях, на сборищах разных уровней. Словно бы Алмазин, не мудрствуя, заимствовал фразы, где только мог. А заодно и сам делился мыслями, какой хочет видеть Россию, — прямо поветрие. Хотя иногда его уносило в такое, что не понять: то ли Клоп бредит, то ли придуривается. То ли впрямь идиот.
Но мало-помалу речи Алмазина делались конкретней.
— Пора устраивать Большую Чистку, — говорил он. — Помните Мойдодыра? Мочалок командир, вот именно! И каждому придется выбирать, то ли он станет чистить, то ли его… хи-хи… станут.
И наконец, речь зашла о главном:
— Как говорится, у нас товар, у вас… э-э… купец, да? Точнее сказать, налаженные каналы доставки и сбыта. В наше время они значат едва не больше производства — видите, я с вами откровенен. И если поладим, вы сможете преуспеть в масштабах, несравнимых с прежними.
— А почему вы обратились ко мне? — помедлив, спросил Аскольд. — Ведь есть рядом и другие… скажем, Грабарь.
— Ваш… э-э… коллега слишком негибок, понимаете? Тут нужен человек решительный, разворотливый. Вот вы умеете работать. Как с Калидой разобрались, а? Чувствуется почерк мастера. Тогда ж и Носач сгинул, вместе с ближними родичами. Сбили на самом взлете, и — никаких следов! А кто уцелел, быстренько примкнул к вам. Теперь с вами может состязаться разве старый Грабарь. Но мы поможем убедить его и прочих… э-э…
— …коллег, — хмыкнул главарь. — А что за «товар»: ходовой?
— О-о, по высшему разряду! С руками оторвут, будьте покойны. Образцы можем предоставить хоть завтра.
Аскольд даже глаза прикрыл, чтобы не выдать себя их блеском. Вот он — мой шанс, подумалось ему. Сколько я дожидался!.. На таких делах и наваривают миллиарды.
— Оружие, да? — решил проявить осведомленность. — Из тех, что плюются молниями.
Алмазин поглядел на него с уважением, но подтверждать или опровергать не стал. Аскольд усмехнулся понимающе.
— А еще, верно, леталки на антиграве? — прибавил он.
— Ого! — оценил губернатор. — И о них знаете?.. Но я про это не говорил, — спохватился он и хихикнул: — Вообще, мало ли что мелькает над головами? Лишь бы не гадили.
— Дело-то нешуточное, — сказал Аскольд. — А куш такой, что многие потянутся. Федералов не собираетесь привлекать?
— А зачем нам федералы? Край здесь благодатный, порты имеются, даже на суше граничим не с одной страной. Так что блокада не страшна, а против введения войск найдутся средства. Еще месяц-другой, и мы сможем диктовать условия кому угодно.
Звучало это убедительно. Правда, сами федералы могли думать иначе.
— Но пока сила за ними, — возразил главарь. — А там тоже есть умелые игроки — столица все ж таки!
— В этих играх побеждает тот, кто играет не по правилам, — наставительно произнес Клоп. — Точнее — вовсе без правил. Вспомните историю, хотя б и нашу. И почему на ней никто не учится?
— Ну почему? Скажем, о Наполеоне я…
— Читайте социалистов, — перебил Алмазин. — Там все есть.
— Национал или большевиков?
Подумав, губернатор ответил:
— Всех.
Хрунов давно обмяк, смежив глаза в щелки, и будто дремал, чуть слышно посапывая, — сказывался опыт. Но при этом наверняка не пропускал мимо ушей важное. И черт с ним.
— Все-таки я не понял, Аркадий Львович, — сказал Аскольд. — Вы что же, надумали отделяться?
— Чтобы заделаться в нашей деревне первым парнем? Родной мой, я не плаваю так мелко, я — глубоководный зверь, к тому ж из самых крупных… навроде кархародона. И на аппетит не жалуюсь. Там, — Алмазин ткнул пальцем вверх, — мне потребуется команда. А уж я доберусь туда, будь спокоен. Вопрос в том, с кем мне окажется по пути, а кого…
В этот момент дверь отворилась, и в кабинет проник новый персонаж. Видел Аскольд его впервые, но сразу признал Луща, шефа губернских «бесов».
— Вот и наш оплот! — обрадовался Клоп. — Можно сказать, главный врачеватель народных недугов.
Уж это точно, прибавил Аскольд мысленно. Можно даже сказать: хирург.
«Оплоту», видно, досталось в молодые годы. (Пытали его, что ли? Ага, в царских застенках.) Выглядел он едва не горбатым, к тому ж скособоченным, будто под изрядной тяжестью, а при ходьбе ковылял так, точно хромал сразу на обе ноги. К сморщенному личику прилипла улыбка — похоже, неподдельная, — глаза оживленно блестели. Чувствовалось, что служба ему в охотку.
— Вот пример человека на своем месте, — заметил и Алмазин. — Уж Агий-то Геннадьевич к работе относится с душой.
Лущенко устремился к свободному креслу, не без труда водрузился на сиденье, огляделся заинтересованно. Даже в сравнении с Клопом он выглядел карликом. Да и кто рядом с Лущом не покажется верзилой?
— А много ль работы? — поинтересовался Аскольд.
— Ой, хватает, — застенчиво признался малыш. — Знаете, все-таки не любят у нас порядок. Кто постарше, хотя бы бояться не разучились. Но вот молодежь остеречь… Видно, каждому надо ожечься самому.
— Почти все по младости возмущаются тиранией, — выдал Алмазин. — Некоторые даже бороться пробуют, призывают низвергнуть. Пока сами не распробуют власть. И вот тогда мозги встают на место. Что характерно: ни один революционер не произошел из царевичей. — Вскинув палец, он торжествующе оглядел слушателей. — Зато сколько там обиженных!..
Аскольду вспомнилась байка про Дракона, любимая Шатуном. Что ж, иногда и самого Дракошу послушать невредно.
А еще лучше — примерить на себя его шкуру. Хоть и опасно, говорят. Но мало ли что болтают?
Тут дверь опять открылась, и в комнату вступил митрополит Ювеналий — эдак по-простому, точно к приятелю заскочил. Выглядел он молодцевато, будто строевой офицер, шагал размашисто. Без лишних церемоний подсел к столу, с любопытством посмотрел на гостя. Ну вот, еще один оплот подоспел — главный губернский идеолог. Как же без идеалов? Не одни, так другие — свято место не пустует.
А вдохновленного возросшей аудиторией Клопа опять понесло, словно полноводной рекой. Вернее, он сам смахивал на поток, который не остановить простому смертному, сколько ни тужься. Смысл уже не играл роли, но некоторые фразы цепляли сознание, запоминаясь против воли. Среди прочих корябнула эта:
— Слыхал байку про воробья, корову и кошку? Там главная мораль: «Коль сидишь по уши в дерьме, не чирикай!»
Несмотря на кабинетную прохладу, Аскольда прошиб пот. Возникло ощущение, будто угодил в западню. Этот безудержный говорун постепенно захватывал над ним власть, точно набрасывал крючок за крючком — крохотные, едва ощутимые. Но когда счет их идет на сотни… Что там учудили с Гулливером лилипуты, когда застукали спящим?
Единственный якорек оставался рядом — Мила. Уж она не предаст, будет драться за него до последнего. И почему не взял обеих сестер? Переоценил, переоценил себя!.. Как говаривал тот же Шатун: «Не лезь в чужой огород — козлом станешь». Глупо! — с тоской подумал Аскольд. Я даже не позаботился об отходе.
И тут в его кармане заверещал телефон. Алмазин тотчас умолк, будто от изумления, даже хлопнул пару раз ресницами. Наверняка здание экранировали от сторонних звонков, но на такой аппаратик вряд ли рассчитывали. Через силу Аскольд зашевелился, сунул руку в карман. Невнятно извинившись, поднес трубку к уху.
— Говорил тебе, не влезай, — раздался из нее голос Шатуна. (Вот уж действительно: помяни черта!) — И что теперь: подмогу вызывать?
Локаторы Алмазина явственно напряглись, словно бы он мог подслушать разговор даже со своего места.
— Н-нет… — выдавил Аскольд. Не стоит начинать военные действия лишь потому, что ему стало худо. Может, перепад температур так подействовал?
— Имей в виду: не покажешься через пять минут, садану по окну гранатой — и «пропадай моя телега»!.. Где кабинет Хруна, я знаю. Скажи: у тебя срочная надобность, — и сваливай. Счет пошел.
В другое время Аскольд не потерпел бы такого тона от одиночки, но сейчас испытал облегчение. Ему и требовалось сложить свою волю с другой, чтобы сорваться с крючков. Скосив глаза на окно, он увидел «стрекозу», нахально зависшую перед самым стеклом, — и туда же посмотрел Клоп, будто контролировал каждый его жест.
— Я извиняюсь, — пробормотал Аскольд, на всякий случай не отключая связь. — Стряслось такое!..
С натугой он поднялся и на ватных ногах заковылял к выходу, спиной чувствуя сожалеющий взгляд губернатора. Наверное, тот расслышал угрозу Шатуна, поскольку даже не попытался задержать гостя.
«Это называется магнетизм! — думал главарь ошеломленно. — Говорят, у Адика такого добра было через край. И у Кобы. Или так влияет на людей большая власть? А уж кто там ее носитель!.. Интересно, когда Алмазина скинут, куда денется его сила?»
Пока вместе с Милой шел по знакомому коридору, ему вспомнилась вторая мораль из помянутой Клопом байки: «Не всяк тебе друг, кто из дерьма вытащит». И кто тут воробей, а кто кошка? Не говоря уже о корове.
Броневик поджидал их около парадного крыльца. Лишь очутившись в кабине, Аскольд окончательно восстановил власть над телом и вернул уверенность. За управление села Мила, непроницаемая точно кибер. Но с места взяла резвей обычного — значит, и ее проняло. Может, слабость Главы она тоже заметила? Вот это нам ни к чему. А если о таком проведает еще кто-то…
Тут их опять вызвал Шатун, а через секунду он уже глядел с экрана, насмешливо щурясь.
— Что, крутарь, накушался чинушьих откровений? — спросил он. — Особая раса, верно? Или тебе это близко?
— Выходит, ты подслушивал меня! — возмутился Аскольд.
— «Выходит, меня изнасиловали», — хмыкнул Род. — Или не успели еще? Ну хоть теперь ты понял, куда влез?
— И куда?
Наклонив голову, Шатун оглядел главаря, точно редкий экспонат.
— Знаешь, что такое кархародон? — спросил неожиданно.
— Ну?
— Это ископаемая акула размером с кита, в пасти которой можно прогуляться, не наклоняясь. Рядом с ней любая «белая смерть» покажется форелью. А самое забавное, что она дожила-таки до наших дней.
— И что?
— А то, что ты против Клопа, как афалина против кархародона. Или вообразил себя Моби Диком?
Вспомнив губернатора, Аскольд содрогнулся. Этот человек наводил ужас, хотя вовсе не походил на персонаж кошмара.
— Но ты ж его не боишься? — сказал главарь.
— А мне что он, что ты — один черт. Я в иной системе координат… Кстати, чего Клоп хотел от тебя? Что предлагал, чем заманивал?
— Говорил, поставлю над внешторгом, если…
— Что?
— …присягну на верность.
— Надо ж, и при Дворе те же игры!.. Или это не игры?
— А что тогда?
— Зачем тебе знать? Ты ж не веришь в мистику.
— Сейчас я и в черта поверю.
— Тогда представь, что клятвы там не пустой звук, а официальный договор.
— С дьяволом?
— Ну уж, сразу!.. Не такого ты полета птица. А Клоп все-таки не князь Тьмы. Но это не значит, что договор с ним легко порвать. И подозреваю, что скрепляется клятва не только обещаниями.
— Повязать убийством, что ли?
— Видишь, тебе это близко, — съязвил Шатун. — Может, вы созданы друг для друга?
— Без подколок нельзя?
— Начальство, чтоб ты знал, надо любить, как бога. А любовь у чинуш принято подтверждать. Чем ты готов поступиться ради власти: близкими, честью?
— Ага, щас!.. Да и на что я так уж сдался Клопу?
— А ты не замечал, как просто подчинить пирамиду? Достаточно подмять вершину. Вот если он получит тебя, что станет с Семьей?
— Ты ему льстишь, — проворчал Аскольд. — Не такой он умный.
— Ум тут ни при чем, это на уровне инстинктов. Клоп — гений приспособляемости, к тому ж опыт прежних тиранов вызубрил наизусть. Нужна лишь хорошая память!.. А может, у него хороший советчик?
— Как у меня, что ли?
— Как раз тебе не повезло — если имеешь в виду меня.
— Имел я тебя в виду! — угрюмо подтвердил главарь. — А почему?
— Да говорю вовсе не то, что тебе хочется слышать. Странно, что еще не послал меня подальше.
— Ладно, отвлеклись!.. Что там насчет Алмазинского договора?
— К примеру, могут устроить посвящение в духе дьяволопоклонников — с человечьими жертвами, прочими радостями.
— Для чего?
— Элементарно, родной!.. Тут тоже не надо придумывать — обыгрывалось не раз. Достигаются две цели. Во-первых, шантаж — кто замешан в этом, становятся управляемей. Во-вторых, происходит первичный отбор людей, имеющих склонность к садизму. Таких, как ты.
— По торговым делам мы…
— По контрабанде, — поправил Шатун. — Кстати, лучшее из твоих занятий. Потому что в остальном ты — натуральный бандит.
— Мы не бандиты, — проворчал Аскольд. — Мы — благородные разбойники. Бедных не трогаем.
— А что с них взять серьезному хищнику? Пусть уж шакалы кормятся.
— Если вокруг столько баранов, значит и вожаки нужны.
— Но ведь вожак — тот же баран, разве нет?
— Ну, тогда пастухи.
— Ведь и они стаду не хозяева, — сказал Шатун. — А Хозяином тебе, дорогуша, не стать — даже не пробуй. Все места заняты.
