Глава 20. Милые бранятся
Как всегда по ночам, в номере было тихо, сумеречно. После возвращения из Бурова жилища Геральд и Энни развязали такую битву, словно этим способом пытались убедить себя, что хоть они-то еще живые. Схватка продолжалась не один час, перемещаясь из комнаты в комнату, из угла в угол, а то и вовсе в какие-нибудь неординарные места. Геральд истязал подружку столь долго, раз за разом взметая ввысь, что даже ее выносливость начала сдавать. И хотя о пощаде жертва не просила, он решил Энни помиловать. Вероятно, барон предощущал что-то в ближнем будущем, иначе бы не стал так буйствовать, оставил силы на потом. Или он просто боялся? Ну, надо же!..
Затем, когда женщина уснула, по обыкновению приткнувшись к его боку, Геральд нехотя высвободился и перебрался во вторую спальню. Дверь к Энни оставил открытой, так что слышал каждый шорох в ее комнате, а разлегся прямо на ковре, прихватив с постели подушки, — чтобы не выпускать подружку из поля зрения. Оба Eagles он разместил поближе к себе, а один даже не выпускал из руки, во вторую взяв пультик.
Впрочем, этой ночью барон не ждал гостей — во всяком случае того, кто убил Бура. Сегодня еще не его черед, а значит, и не Энни, раз они вместе. Как известно, бог любит троицу… и Черт, по-видимому, тоже. Пока что Геральд не знал про него ничего, но странным образом ощущал врага, будто их связывало что-то. Из всех вариантов убийца предпочтет самый тривиальный. Вообще в этой среде, кажется, чаще выбирают избитые ходы — таковы здешние правила. Надо соответствовать, если хочешь выжить.
А от Энни Геральд сбежал, чтобы разобраться с диском, заимствованным у покойного Борислава. Может, там и не найдется важного, но принцип «меньше знаешь — дольше живешь» впитался в барона накрепко, а уж Энни он совсем не желал гибели. Конечно, знания по-прежнему добавляют сил, но чаще действует принцип «знания — смерть». Даже когда речь идет о рукописи, предназначенной для массового издания.
Хотя то, что обнаружилось на винчестере, и на черновик-то походило мало — так, отрывочные наброски. Вообще Геральд не жаловал беллетристику, но сочинения Кторова почитывал — из любопытства и по старой дружбе. До сих пор ничего в них не цепляло его всерьез, будто и не Буром писано. Хотя людей тот понимал, и чем можно потрафить публике, ощущал нутром. Конечно, он остерегся дразнить гусей, раскрывая «бесовские» секреты, но налет таинственности, так любимый непосвященными, привносил мастерски. То есть ремеслом Борислав овладел, подойдя к новой профессии с присущей ему основательностью, замешивая тамошние блюда по рецептам, уже опробованным другими, — а вот душу в свои поделки не вкладывал. То ли берег силы для иного, то ли не накопил еще впечатлений, чтобы делиться.
Но в этих наметках Бур присутствовал. На первых же строках, поплывших по экрану, Геральда пробрала дрожь, словно бы он встретил погибшего гиганта. Похоже, здесь Кторов выходил на новое качество, наконец решив выплеснуть себя — настоящего. И сознание его оказалось вовсе не таким безмятежным, как подобало эдакой глыбе. А сам текст наверняка разочаровал бы прежних читателей: на первый взгляд беспорядочное нагромождение нелепиц, алогичное точно сон, почти смыкавшееся с бредом. Но заинтересованный человек углядит там много, особенно если, подобно Геральду, сам крутился вблизи тех же событий.
Выяснилось, что Бур действительно знал о кровожадных наклонностях сторожа и даже пытался натравливать его на других Хищников — чтобы старик мог насытить Голод, убивая таких же, как сам. Конечно, удавалось не всегда, но, возможно, безвинных жертв оказалось в итоге меньше. Хотя это вовсе не тот путь, какой выбрал бы Геральд… собственно, он уже выбрал.
Но еще занятней оказался сюжет романа, который Кторов выстраивал, отталкиваясь от своих наблюдений. Намеки, разбросанные им по тексту, с лихвой окупали приключения вчерашней ночи. А уж выводы, следовавшие отсюда…
Заслышав шуршание простыней, барон скосил глаза вбок, сразу прекращая играть пистолетом.
— Кстати, я владею скорочтением, — сообщила Энни, возникнув в проеме обольстительным призраком. — Тебе не сгодится?
— Н-да? — откликнулся он, уже не удивляясь. — А на метле не летаешь? Пора, пора осваивать!..
С тихим вздохом фигура опять погрузилась в сумрак, вернувшись на кровать. Странно, что вообще вызвалась — раньше избегала. Слегка выходит из образа, а?
Геральд возобновил чтение, все глубже проникая в текст, пропитываясь им. Его словно затягивало в водоворот или, скорее, в смерч, от которого и у самого начинали кружиться мысли. Черт знает, если бы Кторову позволили довести это до ума… конечно, читателей убавилось бы намного… точнее сказать, состав их обновился бы полностью… Но как раз Черт и не позволил, очередной раз вмешавшись в божий промысел.
Из соседней комнаты вновь донесся шелест, зазвучали осторожные вздохи. Чуть погодя ко входу опять придвинулся бледный силуэт, на сей раз не издав ни слова. Недолго постояв, призрак плавно сложился у косяка, взирая на Геральда мерцающими глазами. Похоже, Энни тянуло к нему, точно бедняжку Хэри, рожденную Солярисом, к тому придурку Кельвину. Или тянет не к нему, а к тексту? Господи, ей-то какой интерес!.. А может, не насытилась еще?
Удивленно хмыкнув, Геральд поднял женщину на руки и отнес обратно к постели. Уложив на край, опустился перед кроватью и принялся обстоятельно, без суеты, целовать Энни то в одни нежные губы, то в другие, будто сравнивал сладость.
— Прекрати, — прошептала она. — Я с ума сойду!..
Однако раньше Энни заснула, совершенно обмякнув, — будто как раз этого и не хватало ей для спокойствия. Довольно необычная реакция на ласки.
Вот теперь Геральд смог погрузиться в рукопись с головой, с каждой минутой уходя глубже, — впрочем, краем уха прислушиваясь к сонному дыханию женщины. И мало-помалу Кторовские построения, явно не высосанные из пальца, смыкались с собственными его подозрениями и предчувствиями, еще не принявшими зримые контуры, а смутные факты, мелькавшие у Бура там и сям, подлаживались к тому, что Геральд уже знал, достраивая картину. Кторов ничего не утверждал, да и сам представлял все не особенно четко, скорее всего задействовав подсознание, — но когда вольные фантазии автора складываются с догадками такого читателя, как Геральд, возникает нечто, сильно похожее на уверенность. А многое из того, что барон не понимал, откладывалось в нем словно бы про запас, наверняка дожидаясь случая, чтобы проявиться позже. Будто в глубинах его сознания формировалась матрица — этакий виртуальный советник, незримая копия Бура.
Изо всех сил противясь странным чарам, Геральд метался по рукописи, перечитывая главы, а отдельные куски прокручивал по несколько раз, но эффект не ослабевал — наоборот. И выводы тоже не менялись, как ни грустно. Правда, доказательств недостаточно для приговора — но ведь мы не на суде?
Когда за окном стало светать, Геральд потушил экран, но долго еще пялился в него невидящим взглядом. Он ощущал себя больным, старым, и дело тут не в бессонной ночи или предшествовавших ей безумствах — в ином. Вот так и приходит понимание, иногда находя необычный путь. И каким же оно бывает горьким!..
Вообще занятно проследить ассоциативный ряд — от первого посыла до заключительного тезиса. А первым камушком здесь послужило упоминание Шатуном той сценки из «Трех мушкетеров», где изрядно наклюкавшийся Атос жалуется д'Артаньяну на тяжкую долю вешателя. И здесь всплывает… точнее, вздымается… любопытный образ миледи, общими стараниями таких же воздыхателей превращенной в женщину-вамп. Уж в этом качестве она могла манипулировать самцами, расплачиваясь за обиды. А цель у нее была не пустячной: судьба сына… Кстати! Миледи ведь тоже звали Анной — как же я запамятовал? Анна де Бейль, ну да. Неужто имя вправду формирует судьбу? Господи!.. Похоже, все уже было в мире, и сама жизнь не может выйти за рамки описанного.
— Вот и мы! — произнес Геральд, бодрой усмешкой приветствуя появление Энни. — И как нам спалось?
Притормозив в паре шагов от него, женщина потянулась, демонстрируя себя во всей красе, а барон зачарованно глядел на нее, продолжая ухмыляться.
— Знаешь, неплохо, — ответила она. — Да, на удивление… Сперва дергало что-то, но затем — словно провалилась. А всплыла лишь сейчас.
— Как отключили, да? — спросил Геральд. — Отправили на подзарядку.
— Не поняла…
— Не важно. Я вот что хотел спросить… Где твой ребенок?
Энни вздрогнула, даже отступила на шаг, словно от толчка. Еще не оформившаяся улыбка на ее лице разом поблекла, испарилась. Ей-богу, даже жаль. Может, сперва следовало провести нашу обычную разминку? Нет, я бы не смог так — только не с ней, нет!.. Это уже вышло за рамки игр.
— А с чего, собственно говоря… — начала было Энни, но барон тотчас прервал ее, вскинув руку.
— По-твоему, я не отличу рожавшую женщину? — спросил он. — С моим-то опытом жизни!.. Могу даже прикинуть срок. Годков пять, верно? Самый очаровательный возраст!.. И кто же у нас: сын?
— Прекрати!
— Похоже, угадал, — кивнул Геральд удовлетворенно. — Знаешь, у меня был знакомец, который со спины, по одной походке умел распознавать статус женщины… А интересно, где малыш сейчас? Не в детдоме?
— Гарри!..
— «Гори, гори, моя звезда», — пропел он задумчиво. — Чтобы не погасло, да?
— Ладно, у меня есть ребенок, — признала Энни. — И что это доказывает?
— Что ты любишь его. И не хочешь искушать судьбу враньем о ранней кончине… Хотя такое объяснение пришлось бы к месту.
— Типун тебе…
— А раз любишь, но скрываешь — стало быть, неспроста.
— Например, опасалась спугнуть нечаянную удачу, — предположила она. — Вдруг ты — детоненавистник?
— Ну, Энни, не надо!.. Уж настолько ты людей понимаешь.
Прислонясь спиной к косяку, женщина сложила руки на груди, даже слегка заслонилась коленом, словно опасалась нападения.
— Во всяком случае, тут нет криминала, — сказала она. — Я не обязана докладывать обо всем.
— Разумеется, — согласился барон. — Значит, ребенок у тебя есть. Но ты не замужем — тут не солгала.
— А это ты определил по глазам?
— И по глазам. А еще по повадкам — на такое хватает даже моей прозорливости.
— Хорошо, я одинока, — признала Энни. — Ты доволен? Теперь могу быть свободна?
— Э-а, — качнул он головой. — Есть еще неясность. Помнишь тех погонщиков на вертолете?
— И что?
— Они пытались меня захватить, — пояснил Геральд. — Хотя проще было бы взорвать машину. По-твоему, их смутило наличие пассажира?
— Да мне откуда знать?
— Я пробовал разные объяснения. Но подошло одно: погонщики не желали рисковать тобой. Выходит, вы заодно.
— Гарри, — прошептала она, — это безумие. Ты же сам говорил — помнишь? Ну оглянись на себя!
А что, недурной ход — можно сказать, актерская находка. Или все-таки режиссерская? И кто тут режиссер?
— Да уж извертелся весь, — сказал Геральд. — Я бы и сам охотно списал это на паранойю. Так ведь как назло: одно к одному. И каратели за меня принялись после твоего звонка. И умеешь ты слишком много для случайной спутницы, и хороша до безумия, и привязать к себе умеешь, как никто… Чтобы такой алмаз да подобрать на обочине? При всем желании не могу поверить!
— Гарри, послушай…
— Энни, не надо усложнять, — попросил он. — Я ведь не добиваюсь признания — оно не требуется. Я только хочу понять: почему?
Ее выражение изменилось, хотя не настолько, как можно было ожидать. Глаза сузились, зрачки сдвинулись, нацелясь на Eagles, по-прежнему лежащие рядом с бароном. Затем опять сосредоточились на его лице. Кажется, Энни действительно решила не усложнять.
— Поверь, Гарри, — произнесла она уже другим голосом, ровным и более низким, — это не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе.
— «Таково предписание», да? — с кривой ухмылкой сказал он. — Право, иногда делается горько, что я сделался докой в этих делах. Или причина в том, что часто обжигался? Понимаете, сударыня, недоверчивость прямо-таки впиталось в кровь — ничего не могу с собой поделать.
— Что, — негромко спросила Энни, — мы опять на «вы»? Это в каком же контексте, позвольте узнать?
— Увы, не в том, очарование которого мы смаковали в наш первый вечер. Таким способом я отстраняюсь, моя милая. Ей-богу, было бы легче, если бы вы изменили мне как-то иначе!..
— Потому что вас подвело ваше прославленное знание людей? Или оттого, что всего вашего обаяния не хватило меня перевербовать?
— А разве я вас вербовал?
— Ну да, вы просто предложили службу! Немножко секретарь, немножко любовница…
— Не передергивайте, Энни. Второй пункт в нашем контракте даже не подразумевался. Это — ваша инициатива.
— Анна Аркадьевна, пожалуйста, — поправила она. — Раз уж вы решили отстраниться.
— Это я-то решил? — изумился Гарри. — Ну, знаете!..
— Только не говорите, что любили меня.
— Да полно вам, Энни. Любил, не любил… Разве дело в словах?
— Конечно, кругом виновата я. И что бы вы ни сотворили со мной, вас это оправдает.
— Успокойтесь, — бросил он. — Вам совершенно ничего не грозит. «Что бы ни сотворил», надо же!.. Помимо прочего, в этом нет никакого смысла.
— Может, и нет, — сказала женщина. — Для вас.
— А для кого есть? — насторожился Геральд. — Кстати, кто папенька нашего ангелка? — спросил он, следя за ее лицом. — Не сам ли Ульян? И теперь не пожалел для друга самого дорогого!..
— Вам претит быть вторым, да?
— Не по очередности, — покачал он головой. — По значимости. Уж если мне предпочитают Богомола…
— Думаете, у меня был выбор? Когда локоть вывернут к самым плечам, и козла полюбишь.
— Любовь к своему насильнику, видимо, наше национальное завоевание, — сказал барон. — Экий психовыверт, а?
— Если насилия нельзя избежать, лучше притвориться, что по согласию.
— Вот тут мне трудно судить — опыта маловато.
Чуть поерзав, Энни, как и ночью, села у двери, обхватив колени руками.
— И что теперь? — спросила она. — Развод и девичья фамилия? — Затем, поскольку Геральд молчал, прибавила: — Очень сердиты на меня, да?
Осталось спросить: а не желаете ли, барон, отшлепать меня по попке? Конечно, заманчиво…
— Я вовсе не сержусь, — пожал он плечами. — Собственно, за что? Слегка саднит — это есть. К счастью, мы не успели притереться, иначе болело бы намного сильней. Хотя я имел на вас виды, даже долгосрочные.
— «Парень девушку целует, хочет познакомиться»? — насмешливо спросила Энни, забрасывая руки за спину и прогибаясь в пояснице настолько, что груди задорно выпятились. — Видите, и миледи из меня не вышло. Не удается ввергать мужчин в безумства!..
Ишь, выходит, и у нее те же параллели?
— Ну, не переживайте, — сказал Геральд. — Просто я тертый калач… местами даже протерся насквозь. С другими может повезти больше.
— Не такой уж и тертый, — возразила женщина, вырывая из-за косяка руку и направляя на него пистолет. — Сидеть!
Проделано это было быстро, а главное, вовремя — как раз в момент, когда клиент размяк. Барон даже не дернулся.
— Что же ты, Гарри? — спросила она укоризненно. — А еще профи, хотя и бывший… Или все-таки стареешь?
Целилась Энни в нужную точку, рассчитывая отключить сразу. Впрочем, она еще не видела Геральда в настоящем деле.
— Не бей по больному, — проворчал он, разбрасывая руки подальше от Eagles. — И на молодуху бывает проруха.
— Прости. Но теперь, если не против, поспрашиваю я.
— Выдвигаю контрпредложение: спрашиваем по очереди.
Помедлив, Энни кивнула:
— С другим я бы еще поспорила…
— И не могла бы ты чуть развести ступни? Спасибо.
— Так хорошо, да? Ну, Гарри, ты молодец — я восхищаюсь, ей-богу!..
— Не спеши, — вздохнул он. — Не такой уж я герой. Но этот ракурс мне всегда нравился.
— Стало быть, начинаем беседу? — Чтобы не уставать, женщина оперлась запястьем о колено. — Точнее говоря, продолжаем.
— Но я-то не держал тебя на мушке, — напомнил Геральд.
— Как будто это не подразумевалось!..
— Лишь тобой. А я и в мыслях не держал.
— Ладно, Гарри, к делу!
— А кто против? Хотя…
— Что?
— Собственно, куда спешить? Компания мне нравится. Вид… — Он наклонил голову, вглядываясь. — Вид открывается замечательный.
— Ну хватит паясничать, Гарри!
— А твое заключительное слово всему положит конец. Ну скажи, что со мной тебе было славно и что ты станешь жалеть о потере. Ведь это послужит мне утешением. И где сыщешь второго такого жеребца — чтобы борозду не портил, а выносливостью не уступал молодым… Или меж нами было еще что-то?
— Вообще, я должна была поставить точку еще ночью, — призналась Энни. — Но ты был на таком подъеме вчера…
— …что тебе захотелось добавки?
— Именно. Вдобавок, я настолько вымоталась — в самом деле, как отрубилась.
— В чем же дело? — спросил он. — Можно меня приковать, и — пользуйся.
— Ты не дашь мне такого шанса, — сказала женщина с сожалением. — Я в безопасности, пока держу тебя на мушке. А стоит подойти… И потом, твои руки, Гарри, — как же без них?
— Тогда возьми с меня слово, — предложил барон.
— Н-нет, — покачала она головой. — Конечно, я верю тебе… но всегда остается риск. А у меня сын, понимаешь?
— Как не понять — святое дело!.. А тебе не влетит за задержку?
— У меня оправдание. — Энни кивнула на экран: — Эта твоя находка. Чего ты нашел там, что переменился ко мне настолько?
— Это оправдание ты выдумала, — возразил Геральд. — Наверняка же вы умеете читать — и даже быстро, как сама призналась.
— Но мы не увидим того, что разглядел и понял ты. Ведь Бур — твой друг.
— Энни, Энни!.. Ты успела меня узнать. Неужто думаешь, что я стану выторговывать у Богомола жизнь?
— А как насчет моей жизни? — спросила она тихо. — И жизни моего сына?
От такого довода барон даже рассмеялся:
— Господи!.. Ты хотя бы отводи пистолет, когда давишь на жалость. Это же смешение ролей!
Упрямо женщина помотала головой.
— Я не могу рисковать, — сказала она. — Ну, ты ответишь? Мы договаривались: по очереди.
— В рукописи есть намеки, понятные единицам, — ответил Геральд. — Я в это число вхожу, насчет Богомола не уверен. Хотя, если подойти к ней, как к шифровке… С другой стороны, зачем? Наверняка Ульян и так знает многое.
— Это нужно знать мне!
— Да? — удивился он. — А разве вы не одно? Ибо сказано: «муж и жена одна…» Или один Черт? — И сам же фыркнул: — Эк меня занесло!
— Мы не супруги, сам знаешь. Даже не любовники — давно.
— Разве Богомол время от времени не подминает тебя? — хмыкнул барон. — Да не поверю!.. Чтобы не забывала, кто главный тут, и для разрядки. Удобно же иметь такое под рукой.
— Тебе нравится в этом копаться?
— Извини, — теперь отступил он. — Вообще твой пистолет нас уравнивает — не заметила? Хотя и не Kolt.
— И слава богу, — откликнулась Энни. — А то привык подавлять!..
А что, вполне милая беседа, подумал Геральд. И чем она завершится: выстрелом в голову?
— Теперь моя очередь спрашивать, — сказал он. — Все в этом сюжете выстраивается — более или менее. За исключением пустяка: как вы узнали, что я нагряну? Ведь до последней минуты я колебался.
— От Лущенко.
— Ага, все же сотрудничаете с ним!.. А откуда прознал Лущ?
— От прорицателя. Тот назвал время и маршрут.
— И прихромает некто в одном штиблете, — продолжил Геральд насмешливо, — и лишит правителя царства… И откуда взялся сей оракул?
Хотя правильнее спросить: это что, тот самый Пророк? Или они бродят стадами. Может, пора начинать отстрел?
— Зря смеешься. Он даже знал, что ты заглянешь в трактир. А чем приманить тебя, придумал Ульян — твои вкусы ему известны.
— Да уж, попадание в десятку. Будто с первых дней готовил тебя под это. Это же как нужно меня любить!..
— Послушай, — сказала она. — Если ты столько понял в этих листках…
— Ну?
— Что там нашлось про моего сына?
— Впрямую — ничего. Ни фактов, ни точных наводок. Скорее всего Бур не знал конкретики, а строил догадки… Либо черпал где-то откровения — на манер того прорицателя. И разбрасывал по тексту семена, надеясь, что они прорастут. Собственно, он и приехал сюда за вдохновением — чтобы напрямую подключиться к Космосу. Говорят, так и творятся шедевры: передираются без зазрения из вселенского банка. И ведь не ухватишь за руку!..
— А я смогу оттуда что-то вынести?
— Энни, это же не амбар! — хохотнул барон. — А ты не мышка-норушка. И даже не подруга Бура, чтобы понимать его, как я.
— По-моему, ты все же решил торговаться, — заметила она. — Твою жизнь на сведения о моем сыне, да?
— Давай внесем ясность, — предложил Геральд. — Если я верно оцениваю ситуацию, Богомол вертит тобой, играя на материнском инстинкте…
— Я не считаю это инстинктом.
— Детали, — отмахнулся он. — В ином случае ты не стала бы наставлять на меня пушку. Или хватает и твоего страха за себя?
— Ты же знаешь: я не трусиха. И умею оценивать шансы. При других обстоятельствах я бы поставила на тебя. Но здесь за Ульяна слишком многое.
— Выходит, ставишь на него?
— Не знаю, — сказала Энни. — Ты прав: дело не в словах. Но рядом с тобой мне тепло. А вот как станет без тебя? — Она зябко повела плечами. — Ты уверен, что сумеешь меня защитить? В том числе и от Черта.
— А-а! — произнес Геральд. — Ты тоже думаешь, что без Ульяна тут не обошлось?
— Что бы я ни думала, остается сын. Хочешь, чтобы я пожертвовала им ради тебя?
— Вовсе нет, — качнул он головой. — Когда начинают взвешивать, кто дороже да что важней…
— По-твоему, у меня есть выбор?
— А вот это каждый решает сам.
Геральд вдруг испугался, что она все-таки выстрелит. И тогда обратного пути не будет: это — за гранью. А разве нужна ему полная ясность? Да и кто вправе устраивать такие испытания?
— Лучше подумай вот о чем, — сказал он. — Наверняка Черт желает расправиться со мной сам, причем планирует это на будущую ночь. А Богомол велел убрать меня раньше. Как-то не вяжется с версией об их дружбе.
— Да, правда… — Затем она пожала плечами: — И что? Разве это меняет что-то?
— А если я скажу, что у тебя уже другой хозяин? — неожиданно для себя выпалил Геральд, будто и сам смог дотянуться до абсолютного знания. — Видишь ли, Энни, по моим ощущениям твоего сына забрал Лущ. Так что плясать теперь придется под его дуду.
Вот теперь женщина растерялась.
— Гарри, это нечестно, — воскликнула она. — Я же верю тебе!..
— Ты уж выбери одно, милая: либо верь, либо обвиняй в нечестности.
— Что… правда? Или ты придумал это, чтобы вывернуться?
— Знаешь, что я сделал бы, если бы на твоем месте сидел Ульян?
— Ну?
— Я бы испытал судьбу. И думаю, шансы у меня были бы неплохие. По крайней мере пару пуль я бы всадил в него, прежде чем отбросить копыта.
— А в меня, значит, стрелять не хочешь? — покривила Энни губы. — Или за себя боишься?
— Я бы, может, и боялся, — сказал Геральд. — Да нечего.
— Как это?
— По-твоему, отчего я такой храбрый? — спросил он. — То есть, конечно, я в любом случае распушил бы перед тобой хвост, но, может, это выглядело бы не столь эффектно.
— Гарри, я не понимаю!
— Милая, я давно не подставляюсь так. Чтобы меня прибили из собственного оружия!.. На этот случай я принял меры, хотя обошлось недешево. Ты просто не сможешь в меня выстрелить… Нет, только не подумай, что я подсунул тебе пугач! — спохватился барон. — Эта пушечка вполне опасна, но не против…
Вдруг рванувшись, он подхватил с пола Eagle и навскидку выстрелил. Энни вскрикнула, хватаясь за плечо, а Геральд взметнулся на ноги и, в два скачка оказавшись рядом с ней, пальнул снова, уже с обеих рук, — сперва в тело, бьющееся на ковре за дверью, затем в другую фигуру, скрюченную и приземистую, как у шимпанзе, передвигающуюся с неимоверной быстротой. Но все же не быстрее, чем пули Eagles, — они догнали убийцу в прихожей, швырнув о стену, и жалили в спину, пока тот не сполз на пол.
И тогда Геральд остановил себя, прерывисто дыша. Всё, главное — не пережимать! Из предела я не вышел.
От прихлынувшего восторга он чмокнул один из Eagles в разгоряченное дуло, хотя обычно избегал сантиментов. Неслышно прошелся по номеру, заглядывая во все углы, наново проверяя замки. И только затем вернулся к Энни, прихватив аптечку.
Закусив губу, она съежилась на прежнем месте и потерянно озиралась, накрыв плечо окровавленной ладонью. Злосчастный ее пистолет валялся неподалеку, так ни разу и не выстрелив.
— Больно, я знаю, — успокаивающе говорил Геральд, обрабатывая порез. — Зато не опасно. И шрама не останется — заживет, как на суке.
К счастью, Энни не кричала — лишь всхлипывала по-детски. А глаза ее прямо фонтанировали, омывая слезами скулы. Закончив с раной, барон вколол ей в обе ягодицы антибиотики и болеутоляющее. Спросил:
— Чего удивляешься? То от папеньки ласковый привет. Видишь, к чему приводит срывание сроков?
— Ненавижу, — простонала она.
— Ой, да ладно!.. Не растрачивай чувства на посторонних, береги для своих. Скажи спасибо, что чиркнули не по горлу, а лишь зацепили трапецию. Гляди, какая цаца! — кивнул Геральд на нож, выпавший из руки первого гостя.
— Спасибо, — послушно сказала женщина. — Теперь понятно, почему тебя назвали Гепардом. Боже, я так испугалась, когда ты в меня выстрелил!..
— Если бы я выстрелил в тебя, ты не успела бы испугаться, — заметил он. — Все-таки мы слишком увлеклись, раз позволили гостям подобраться так близко. Кстати, в это время мы обычно заняты зарядкой. Видимо, Богомол в курсе нашего распорядка?
Прерывисто вздохнув, Энни отвела глаза. И тут раздалось жужжание видеофона, заставив обоих вздрогнуть.
— Помяни черта, — пробормотал барон. — Так, а теперь умри!.. Сыграй трупнину роль, поняла? Прямо тут, на ковре.
По счастью, к Энни уже вернулось самообладание, а реакция у нее отличная, как и соображение. Без лишних слов она повалилась на руки Геральда, и он мягко опустил женщину на ковер, живописно перекрутив. Постарался, чтобы на виду не оказалась повязка, но была заметна кровь, растекшаяся по спине. Затем присел на край постели, небрежно положив Eagle на колено, и ответил на вызов. Конечно, на экране проступила физиономия Ульяна — такая же вислоусая и замороженная, как годы назад, только еще более погрузневшая, даже обрюзгшая.
— Живой, да? — проворчал он, не удивившись. Затем скосил глаза на Энни, лицезрея женщину со стороны зада. Однако опознал: — Что, и ее кончил?
— Да увлекся, видишь! — Смущенно хмыкнув, Геральд почесал висок дулом пистолета. — Как пошла эта свистопляска…
— А плясуны где?
— По номеру разбросал. Один рядом, второй подале. Хочешь глянуть?
— Да бог с ними. — Богомол вздохнул и тут же разъяснил причину скорби: — Чтоб ты знал, Энни из лучших моих агентов.
— Была, — уточнил барон.
— Одно время даже приблизил к себе, — продолжал Ульян. — То есть она так думала. Сколько вложил в нее, — он хмыкнул, — всякого. Учил, как дочь. Взращивал, поднимал. А ты раз — и одной пулей. Нехорошо.
— Бла-бла-бла! — засмеялся Геральд. — Что, усач, на воспоминания потянуло? Готовишься мемуары писать?
— Рано мне на покой, Гепард, — сказал Богомол. — Мы повоюем еще, да?
— А как же! В любое время, на любом оружии.
— Вызываешь, значит. Ну, это тебе не с женщинами стреляться.
— Так ведь и убийц я не подсылаю, — парировал барон. — И что ты, Улей, так сдружился с карателями?
— А почему же нам не дружить? — удивился тот. — Народ у них подобрался правильный, умелый. И набожные почти все.
— Или это друзья твоего друга Луща?
— Уже и это разнюхал? Сам допер или Энни успела выболтать?
— Тоже, тайна!.. Лучше скажи, что за прорицатель вас курирует. Мало вам стучали попы — теперь мистиков набираете? И как это стыкуется с православием?
— А сюда, Гарри, лучше не лезь. Тут истинная святость — тебе не расчухать. Это такое…
— Опять развели священных коров? — перебил барон. — На бойню, на бойню!..
Вот это Богомола проняло, он даже запыхтел, раздувая ноздри. Лицо налилось кровью, брови сдвинулись — громовержец!.. Глаза, впрочем, остались тусклыми, как у снулой рыбы.
— А куда денешь сына Энни? — спросил Геральд.
Помолчав, усач все же ответил:
— В Питомник сдам — куда еще?
— И что, тебе не жаль малыша? Родная же кровь!
— Приходится быть выше личного, — осклабился Богомол.
— А ведь ты врешь, Улей, — сказал барон. — Твой пультик уже тю-тю!
— Ты о чем? — насторожился тот.
— О том, что вашего ребёнка забрал Лущ, и ты блефовал, продолжая стращать Энни сыном.
— Да ты-то откуда можешь знать?
— Забыл? Я и раньше видел тебя насквозь. Это для других ты загадка, а приглядишься — такой примитив!
— Надо же. Прямо провидец.
— В твоих жилах течет даже не моча — гной, — прибавил барон. — Вроде не вамп еще и не оборотень, но на человека не похож.
Вскинув Eagle, он выстрелил — конечно, не в экран, что было бы глупо, — в камеру, откуда глядел на них Богомол. И, кажется, тот отшатнулся, испугавшись внезапности.
— Бух! — сказал Геральд, удовлетворенно рассмеявшись. — Можешь вставать, милая, — наш гость уже налюбовался на твою попку и даже, верно, успел помолиться за упокой каждой ее родинки.
— Что-то ты опять разболтался, не находишь? — пробормотала женщина, осторожно садясь на полу и с недоверием прислушиваясь к себе: болело-то наверняка меньше.
— Как чувствуешь себя?
Подойдя к Энни, барон помог ей подняться на ноги. Она подвигала раненым плечом, удивилась:
— А знаешь… почти нормально!
— И слава богу. Пойдем, я помогу ополоснуться.
— А никто не прискачет? Я имею в виду персонал.
— Здесь хорошая изоляция.
Когда проходили мимо первого трупа, женщина сказала:
— Не понимаю. Зачем он рисковал так?
— Увидел твою шею и не смог удержаться, — пояснил Геральд. — И я вполне могу его понять, — прибавил он, целуя Энни возле уха.
— Гарри!..
— Конечно, ты редкостная стерва, — вздохнул барон, заводя ее в ванную. — Зато дополняешь меня, как по заказу… А любопытно, согласишься ты стать матерью моих детей? Тоже ведь тропка в бессмертие, хотя банальная.
— Это что, предложение сердца? — удивилась Энни. — Или только семени?
Встав в ванну, она закинула руки за голову, позволяя себя мыть.
— Сам не знаю, — ответил Геральд, принимаясь за дело. — В конце концов, я не особенно рискую, поскольку шансов пережить завтрашнюю ночь у меня мало. Может, потому и хочу застраховаться?
— Если тебе это хоть сколько-то поможет, я ставлю на тебя.
— На темную лошадку? — рассмеялся он. — И даже жизнью готова рискнуть? Тем более, мы все равно повязаны.
— До гроба, — согласилась Энни. И прибавила с внезапным пылом: — Гарри, ты же и с Чертом совладаешь, если очень захочешь!..
— Что же, давай хотеть вместе. Все-таки это лучше, чем бояться.
С водными процедурами они покончили за несколько минут. А еще спустя четверть часа, пробравшись через запасной выход, уже катили к запасной квартире. Но не к той, что досталась от Фанта и про которую теперь знали многие, — за эти дни Геральд сумел найти убежище получше. Уж там до Энни не доберутся… конечно, если опять не подключат провидца. Хотя днем он вряд ли такой уж прозорливый. А вот ночью…
— Теперь мне нужно разыскать Черта, — сказал барон, закатив Горбунка в глухой дворик. — Срок — до заката. Иначе он найдет нас.
