Глава 7

Машина, словно гигантский муравей, ползла по тенистой аллее. По бокам виднелись кирпичные дома, окруженные заборчиками — скорее для эстетики, нежели ради прямого назначения. Весь поселок утопал в зелени. В многочисленных маленьких садиках с деревьев свешивались спелые фрукты. То пронзительно, то удивительно красиво пели птицы. Казалось, в самом воздухе витал аромат спокойствия. Время здесь тянулось неспешно. Даже люди двигались медленно, словно бы во сне.

— Дома, — вдохнув воздух полной грудью, довольно промурлыкал Кот.

— Я вам завидую. И даже не потому, что здесь так хорошо. А потому, что у меня никогда не было дома.

— Жаль, — только и мог сказать Кот.

Он чувствовал себя виноватым перед этим странным молодым человеком, перед его доброй улыбкой и грустными глазами. Неужели я становлюсь сентиментален? Пять минут назад я хотел стрелять, а сейчас я жалею, что у него нет дома. Странно… В жизни никогда никого не жалел, даже отца. Просто испытывал ненависть к его убийце. Никакой жалости. Нет, все же правда, мы, люди — очень странные существа.

— Похоже, вы заразились от меня молчанием? — нарушив философские размышления Кота, спросил Джон

— Нет, просто последнее время так много вопросов.

— И нет ответов. Я прав?

— Пожалуй, — ответил Кот, окончательно уверившись, что каждая его мысль похожа на крик во все горло.

— Ну так где же ваш дом? — поинтересовался Джон.

— А вы догадайтесь! — Кот остановил машину и вышел наружу.

Джон не торопясь последовал за ним. Он вообще не любил торопиться, а сейчас это тем более было неуместно.

— Дайте подумать, — попросил Джон, теребя свой гладковыбритый подбородок.

— Думайте, — подбодрил его Кот и задорно подмигнул.

Дом, особенно если это действительно дом, а не каменная клетка в многоэтажном сарае, где отдельные миры скрываются за одинаковыми железными дверьми, может много рассказать о своем хозяине. Джон начал озираться по сторонам. Каждый из домов был не похож на своего соседа: трехэтажные замки с зарешеченными окнами первого этажа, изящные одноэтажные, с небольшими пристройками–флигельками для гостей и просто обычные двухэтажные коттеджи для небольшой семьи. Трудно что либо однозначно сказать о Коте. С его самоуверенностью и честолюбием он запросто мог отгрохать вон ту махину напротив. Три этажа, массивная кладка, арки, масса архитектурных изысков, потребовавших немало денег и труда. Или вот этот двухэтажный домик из белого кирпича с ярко–красной черепичной крышей и синим аккуратным заборчиком. Уютно, но в тоже время слишком ярко. Нет, все это не то.

Джон, не обращая на Кота внимания, двинулся по аллее. Каждый из этих домов подходил Коту, но в тоже время находилась какая-либо деталь, дававшая Джону основание отбросить очередной вариант. Внезапно его внимание привлек дом, стоявший чуть–чуть поодаль от остальных. Он его не сразу заметил из-за густо разросшейся вокруг зелени совершенно дикого сада. Забор напрочь отсутствовал. Самый обычный дом, но было в нем некоторое спокойствие, архаичность. Крыша, покрытая темно–зеленой черепицей, издали казалось заросшей мхом. Кладка же была действительно сделана из старого, местами поросшего настоящим мхом, камня. Наверное, хозяин отдал немалые деньги, чтобы аккуратно разобрать какое-то древнее здание. Уютный балкончик на втором этаже был полностью увит плющом, а заброшенность сада еще более усиливала впечатление. Окончательно сомнения развеял изящный флюгер в виде кота, с поднятым трубой хвостом. Похоже, этот символ стал для хозяина чем-то вроде фирменного знака.

— Я нашел, — радуясь словно ребенок, закричал Джон и помахал Коту рукой.

Кот подошел к Джону, со смехом, шутовским жестом пожал ему руку и пригласил следовать за собой.

— Машину поставит мой работник, он у меня, в отличии от некоторых, — Кот презрительно фыркнул, — один. Он у меня и садовник, и машину ремонтирует. Не люблю я много прислуги. А по дому все жена делает. Она у меня из простой семьи. Не любит без дела сидеть. Я уж столько горничных ей нанимал — всех выжила. Хозяйка!

Кот довольно улыбнулся и неторопливой походкой зашагал к дому. Джон шел рядом, с интересом изучая все вокруг.

— Что-то не очень-то ваш слуга следит за садом.

— Это моя прихоть. Мне нравится такое все, вроде как дикое. Правда, за садом все равно уход нужен, но с виду все как бы запущено.

Джон посчитал вежливым промолчать. В садоводстве и хитростях интерьера он не понимал ничего, да и не пытался. Ему просто интересно было наблюдать за этим человекам: за его походкой, жестикуляцией, мимикой лица. Он был действительно не похож на остальных. Трудно сказать, в худшую или в лучшую сторону он отличался. Но Джон ему симпатизировал, хотя и с некоторой долей иронии.

Вообще такое отношение к людям было ему свойственно. Некоторые, из таких как он, ненавидели людей или, в лучшем случае, относились к ним как к маленьким детям. Но он всегда считал подобные взгляды заблуждением. Каждое мыслящее существо достойно уважения. Нет никакой разницы, живешь ты тысячи лет или всего пять–шесть десятков. Когда твои взгляды, твое виденье мира окончательно сформируются, сложатся, словно складки и морщины на лице старика, — ты останешься таким навсегда. Редко что-то способно поменяться. Да, множество продолжают вечное скитание от Света к Тени, неизменно проходя через середину, но по кругу дорога всегда ведет обратно. Во всяком случае, он так считал. Иногда Джону казалось, что и ему когда-нибудь предстоит совершить этот страшный круг, а может быть, он его уже совершает. Где именно, на какой стороне он находится сейчас, было неизвестно. Но всегда так хочется видеть себя в Свете.

На крыльце их уже встречала хозяйка. Она была ровесницей Кота. Высокая, красивая, загорелая женщина с длинными русыми волосами. Она стояла на крыльце и улыбалась, а длинное белое платье развевалось на легком ветерке. Черные подведенные брови, острый подбородок, слегка впалые щеки говорили о том, что это довольно прямолинейный и серьезный человек. Но ее улыбка подсказывала, что эти качества всего лишь маска, маска на лице человека, который достаточно знает жизнь, чтобы не доверять людям, но улыбаться. Под небесно–голубыми глазами залегла тоненькая сеточка морщин. Она не пыталась их скрыть. Может быть, она даже ими гордилась. На ее руках не была маникюра, правда, сказать, что их покрывали мозоли от непосильного домашнего труда, тоже было нельзя. У нее были изящные тонкие пальцы. Она сделала шаг с лестницы и, не переставая улыбаться, вопросительно посмотрела на мужа.

В связи с особенностями жизни Кота ей приходилось принимать в их доме самых разных людей. Одни из них были врагами его мужа, других можно было с натяжкой назвать друзьями, и каждого из них нужно было принять по–своему. И поэтому сейчас, как и много раз прежде, она смотрела в глаза Коту, ожидая его неслышного распоряжения. Может быть, это невидимое постороннему человеку движение бровей или губ, может, просто взгляд. Но всегда жена принимала гостя так, как хотел ее муж.

— Ну, что стоишь? — уперев руки в бока, сказала она мужу, — Представь мне нашего гостя.

Кот едва заметно усмехнулся, затем посмотрел на Джона и опять перевел взгляд своих хитрых глаз на жену.

— Джон, проездом в нашем городе.

— И все? — удивилась она.

— Большего и я не знаю, — оправдался Кот.

— Ну, а свою женушку ты гостю не хочешь представить?

— Катерина, моя жена.

— Вот так то, — она хитро подмигнула. — Проходите, отдыхайте, а я обедом займусь.

— По–моему, для обеда еще слишком рано, — возразил Кот.

Катерина укоризненно посмотрел на мужа. И Кот решил не спорить.

Жена была в своем репертуаре. Каждый раз Кот боялся, как бы она не сказала чего-нибудь лишнего перед гостем. Правда, каждый раз она говорила то, что нужно, да и молчала, когда это было необходимо. Но все равно, понять до конца свою жену Коту было тяжеловато, хотя, может быть, поэтому он до сих пор ее не бросил.

Кот повел гостя в сад. Джон присел в тени старой вишни, достал кисет с трубкой и закурил. Коту показалось, что гость вполне доволен тем, как его принимают в этом доме. Он подошел к вишне и сел рядом с Джоном.

— У вас очень милая жена.

— Вы действительно так думаете или просто меня утешаете? — усмехнулся Кот

— Я не люблю никого утешать. Я лишь констатирую факт: у вас милая жена.

— Спасибо, — Коту больше нечего было сказать.

В ответ Джон лишь улыбнулся и выпустил фиолетовое колечко дыма.

В тени старой вишни было уютно и прохладно. Густые зеленые ветви заботливо укрывали сидящих под ними людей от палящего зноя. Было тихо. Тихо, как в лесу, когда отдаленные голоса птиц, легкие шорохи ветвей нельзя считать за звуки — это всего лишь голос тишины. Он почти беззвучен и так спокоен. Джон, выпустив очередное колечко, прислонился затылком к теплому шершавому стволу и закрыл глаза. Кот, все еще пребывавший в напряжении, тоже несколько расслабился. Он уже не думал о предстоящем разговоре. Вернее, старался заставить себя не думать. Но говорить придется. Спросить что-нибудь напрямую. Хотя гораздо приятнее было сидеть с этим человеком в тени старой вишни и просто молчать.

— Вы, кажется, хотели со мной о чем-то поговорить? — негромко спросил Джон.

— Слишком много вопросов, и каждый из них вызывает у меня страх. Я не знаю с чего начать, даже не знаю, для чего мне вообще нужно спрашивать. — Неожиданно Кот решил сказать правду.

— Наверное, для того, чтобы что-то для себя решить. Хотя нет. Вы, наверное, уже все решили и для себя, и для меня, и даже для всех остальных.

— Может быть и так. Но скорее всего, за нас решает самое великое божество в этом мире — власть.

— Власть — это очень абстрактное понятие и не нужно на него спихивать свои и чужие решения. Вы способны сами решать свои проблемы, но почему-то боитесь этого. Разве я не прав?

— Не знаю, — вздохнул Кот.

Джон не ставил его в тупик, не загонял в угол. Он подвергал его более жестокому испытанию: говорил ему только правду. И это было очень необычно.

— А хотите, я вам скажу, какой вопрос вас больше всего волнует, а вы мне скажите, как бы я мог, по вашему мнению, на него ответить?

— Ну, скажите, — необыкновенно спокойно ответил Кот.

— Так вот. Насколько я могу судить по вашим поступкам и некоторым намекам, вы очень бы хотели знать, кто я? Или, может быть, что я? Не правда ли?

Джон улыбнулся. Он сидел все так же, с закрытым глазами, прислонившись затылком к дереву. Но казалось, сквозь прикрытые веки, он видит все, что его окружает и даже больше.

— Да, это действительно так. Я очень хотел бы знать кто вы или, как вы выразились, что вы. По этому поводу у меня масса различных идей. Многие из которых настолько невероятны, что, боюсь, вы сами в них не поверите.

— Это звучит довольно забавно. Хотя для меня в мире не существует ничего такого, во что бы я не смог поверить. Пожалуйста, продолжайте…

— Вы действительно готовы выслушивать подобную чушь?

— Кот, в своей жизни я наслышался столько баек о себе, что еще две–три мне не повредят.

— Хорошо, тогда я начну с самой правдоподобной версии: вы — молодой ученый–изобретатель и сконструировали некий сверхмощный прибор, способный влиять на психику человека. Этим прибором заинтересовались военные, и вы вынуждены скрываться.

— Звучит действительно логично, но, увы, я совершенно не знаком ни с математикой, ни с физикой, ни, тем более, с электроникой. К тому же, с чего вы взяли, что я от кого-то скрываюсь? Посудите сами: я остановился в гостинице под своим настоящим именем. Хотя, конечно, это спорно. Но все же поверьте, паспорт у меня самый настоящий и единственный. Я свободно разгуливаю по городу, всячески привлекая к себе внимание. Разве так должен себя вести человек, скрывающийся от спецслужб?

— Наверное, нет. Но все же это действительно более или менее правдоподобная версия. Знаете ли, я не очень верю во всякого рода мистику о чародеях и экстрасенсах. Моя мать очень этим увлекалась и все время пыталась мне это навязать. Но я более склонен считать, что все эти знахари — отличные артисты и психологи, не более того.

— Вынужден с вами согласиться. Действительно, многие из них просто предприимчивые люди.

— Но все же, есть хотя бы доля истины в моем предположении?

— Увы. К сожалению, нельзя предположить того, что себе не представляешь.

— Вы правы. Но я готов услышать пусть даже самую невероятную историю. И мне почему-то кажется, что вы не будете мне лгать.

— Это уже вам решать, ложь это или истина. Я только расскажу, а вы послушаете. Итак, вы готовы?

— Да, — ответил Кот.

Кот считал себя достаточно опытным человеком в плане выявления лжи, поэтому сел поудобней, так, чтобы лицо собеседника все время оставалось в поле его зрения. Но это была лишь одна причина. Другой было то, что рассказ Джона не будет полноценен без движения губ, изгиба бровей, без взгляда этих удивительных глаз, которые Джон снова открыл, скорее всего для того, чтобы их видел его собеседник.

— Итак, прежде всего хочу сказать, что я — существо подневольное. Я живу вечно и вечно служу своему Хозяину и лишь выполняю его волю. Имя ему Дай–мэ–рак.

— Никогда о нем не слышал. Должно быть, он действительно обладает абсолютным могуществом и властью, раз у него такие слуги, как ВЫ.

— О, вы правы. Он действительно самый могущественный из всех властителей, самый мудрый из всех живых существ. Он вездесущ и воля его есть закон для всех.

— Вы говорите загадками, и я никак не могу понять. Хотя постойте, я, кажется, начинаю что-то припоминать. У меня в библиотеке есть очень редкая книга, это вообще единственный ее экземпляр. Напоминает Священное писание, хотя и весьма отдаленно. «Дай–мэ–рак» похоже на «Демиург$1 — так они называли Бога.

— Слово из моего языка утратило свое первоначальное значение и оказалось искаженным в вашем.

— Тогда получается, что вы служите Богу, а он за это дает вам такие немыслимые возможности. Но ведь есть множество священников, или хотя бы просто искренне верующих. Почему силы дали именно вам?

— Вы должны понять разницу между мной и всеми остальными: они всего лишь люди, смертные, а я не человек.

— У вас две руки, две ноги. В общем, вы ничем не отличаетесь от других.

— А почему бы мне просто не принять человеческий облик?

— А смысл?

— Но хотя бы для того, чтобы я смог общаться с людьми, да и просто ходить по земле.

— Пожалуй, это логично. Но как же вы выглядите на самом деле?

— Трудно сказать. Еще труднее представить. Скорее всего наиболее близко к истине будет то, что я выгляжу так, как меня хотят видеть другие.

— Вы живете вечно… Это совершенно невозможно. Особенно, когда смотришь на вас. Я не дал бы вам и двадцати пяти.

— По паспорту мне именно двадцать пять, так что вы не далеки от истины.

— Но сколько же вам на самом деле?

— Я никогда не думал об этом. Я помню себя с самого сотворения всего сущего. Вашего мира тогда еще не было. Но были многие другие и мы странствовали по ним, а потом началась Великая Игра.

— Борьба Света и Тьмы? То, что описывают все религиозные тексты?

— Именно так. Сначала мы были все одинаковы. Но потом кто-то встал на сторону Света, а кто-то на сторону Тени. Некоторые остались посередине.

— И где же находитесь вы?

— Я стою на стороне Света.

Звонкий женский голос позвал их с крыльца: «Все готово. Мойте руки и за стол».

От неожиданности Кот вздрогнул. Рассказ гостя на какое-то время вырвал его из окружающей действительности, заставив забыть обо всем.

— Пойдемте, — сказал Кот.

— Кот! — Тот обернулся и посмотрел на Джона. — Вы очень интересный человек. Мне даже кажется, что мы чем-то похожи, — гость улыбнулся.

— Но я всего лишь смертный. Кто я, по сравнению с вами? — слова вырвались сами собой, напугав самого Кота.

— Я не делю мыслящих существ на первый и второй сорт. Если бы я действительно так считал, то мне нечего было бы делать на стороне Света. Но в сущности это ведь все очень условно. Поверьте, мы не многим отличаемся от людей. Конечно, нам несвойственны некоторые ваши пороки и слабости, правда у нас есть свои собственные. Но мы всего лишь Фигуры, которыми играют, и все.

— И все, — тихо повторил за ним Кот.

Они вышли из сада и направились к дому. Катерина приветливо улыбалась, жестом приглашая их войти. Солнце по–прежнему нещадно палило, и на небе не было видно ни единого облачка, но Коту стало почему-то нестерпимо холодно. Холодно, только от одной мысли, что он хотел нанять на работу самого настоящего ангела.

На город медленно надвигались сумерки. Гостиницы и дома, клубы и рестораны — все постепенно погружалось в вечерний полумрак. Солнце, по своему обыкновению, опустилось в море, чтобы за ночь отдохнуть от дневной стражи. Первые звезды осветили темное полотно неба холодными огнями. На пустынные, раскаленные от дневного марева улицы опустилась долгожданная прохлада. Сотни людей, прятавшихся весь день в тени садов или под пляжными зонтиками, теперь устремлялись в центр города.

Роллано шел по улице. Люди были повсюду. Они неспешно прогуливались по широким проспектам, заходили в кафе и рестораны, а потом снова отправлялись бродить по городу. Их одежда поражала воображение разнообразием цветов и фасонов. Создавалось впечатление, что здесь собрались люди не только из разных исторических эпох, но и из разных миров. Строгие фраки и легкие туники, пышные вечерние платья и полупрозрачные одеяния, едва прикрывающие наготу. Но Роллано не обращал особого внимания на одежду. Он всматривался в лица, в глаза людей. Он сам не мог понять, что искал: оправдания ли себе или же еще одно подтверждение человеческой жестокости, эгоизма и равнодушия. Он смотрел на лица, читая в них, словно в открытой книге. Самое поразительное, что в этих людях не было страха. Того непонятного и противоречивого чувства, которое так свойственно людям в других мирах. Люди здесь ничего не боялись. Они чувствовали себя полноправными хозяевами своего мира.

Они сумели покорить природу, они сделали себя создателями живых существ, для которых стали господами. Они смогли покорить пространство, научившись мгновенно перемещаться. Они даже сумели частично подчинить время, с помощью новейших технологий омолаживая свои организмы. Здесь не было войн, не было преступности. Но люди, разрешив многие извечные проблемы, вместе с голодом, преступностью и войной уничтожили в себе огонь жизни. Они уже не могли любить так, как любили их предки. Они давно уже не создавали шедевров культуры, вменив это в обязанности клонам. Решив все свои проблемы, они не смогли решить самой главной, следствием которой и являлись все беды человечества. Они не смогли победить в себе зло, не смогли отказаться от него. Они считали свое общество гуманным, потому что в нем давно уже не было воров и убийц. Но при этом убить клона, который начал стареть, считалось вполне нормальным. Хотя клон был тем же человеком, только со штрих–кодом на лбу. Пройдя через сотни войн, варварство и невежество, они сами не заметили, как снова вернулись к одному из самых страшных пороков общества — рабовладению.

Роллано продолжал идти и размышлять. Ему казалось, что он вот–вот поймет главное, ответит на свой вечный вопрос: почему именно этот мир? Он любовался великолепием жизни. Он смотрел на людей, евших с золота и пивших из хрусталя. Он смотрел на людей, которые никогда не испытывали страха потерять работу. Так чего же они все-таки боятся? Смерти? Но разве может страшиться смерти тот, кто никогда и не жил по–настоящему, не боролся за то, во что верит, не боялся потерять любимого человека. Словно животные, которые каждый день только спят и едят, едят и спят, люди этого мира никогда не задумывались о смысле жизни. Они могли жить гораздо дольше, чем люди во многих других мирах, омолаживая свое тело, но рано или поздно все равно умирали. И единственное, что их волновало на смертном одре — похоронят ли их с должной пышностью. Словно правители древности, они возводили себе могильные курганы или вырубали в скалах гигантские пещеры, украшая их фресками. Даже смерть для них была развлечением. У них не было ни веры, ни даже религии. Роллано не встретил в городе ни одного храма. И не удивительно — храмом для этих людей были их собственные тела, их дома и роскошь. В этом они видели величие своего существования. Они придумывали себе все новые и новые философские учения, оправдывая свою бездеятельность и равнодушие к жизни. Многие кончали жизнь самоубийством, считая, что в праве распоряжаться ею по собственной воле.

Они изобретали все новые и новые забавы, чтобы показать свое мнимое величие и развеять скуку. И в городах стали появляться огромные арены, где на глазах восхищенной толпы дикие звери раздирали клонов на части, или клоны убивали друг друга древним оружием. Но этому не суждено было продлиться слишком долго, потому что сегодня наступил последний вечер этого мира, последние его часы перед уходом в небытие. Но люди этого мира не боялись конца света. Ведь они давно перестали верить. Они забыли сказания своих предков. Ему так и не удалось найти ни один религиозный текст, повествующий о конце времен. И он решил придумать свои знамения. Такие, чтобы люди этого мира поняли бренность своего бытия, или хотя бы в самые последние минуты смогли осознать свою беспомощность перед Силами, о которых давно забыли.

Роллано без цели бродил по городу. По–хорошему, ему надо было давно возвращаться в отель. Завтра надо было очень рано вставать. Да и трое коллег давно его заждались. Роллано уговаривал их пойти вместе с ним, в последний раз посмотреть на город, на людей, которых вскоре поглотит Бездна. Но они отказались. Нет, они не боялись мук совести, потому что были абсолютно уверенны в правильности своего дела. Просто им было не интересно. Для них этот мир уже не существовал. Он уже был в Бездне. К тому же, им очень редко выпадали свободные дни, когда можно хотя бы на время забыть о тяжелом бремени бесконечной борьбы Света и Тени. Поэтому, трое коллег того, кого в этом мире звали Роллано, сидели в одном из номеров отеля «Морское дно», пили вино и предавались воспоминаниям.

Но Роллано никогда не упускал возможности в последний раз посмотреть на обреченный мир. В последний вечер перед концом света он прогуливался по улицам города и старался запомнить все, что увидит. Ведь он был, возможно, единственным, кто смог бы сохранить память о мире, который поглотит Бездна. И неважно было, что мир погряз в грехе и обрек себя на гибель. Все равно Роллано казалось, что он должен отсюда что-то вынести, сохранить в своей памяти, которая будет существовать вместе с ним до тех пор, пока не закончится Великая Игра.

Напоследок, перед тем как возвращаться в гостиницу, Роллано решил заглянуть в один из многочисленных клубов. Он несколько раз в нерешительности останавливался у дверей, но в последний момент уходил прочь. Наконец, он все-таки решился и вошел в роскошные резные двери.

Его привлекла музыка. Почти во всех заведениях грохотало что-то совершенно жуткое и быстрое, а в окнах мигали разноцветные огни. Этот же заведение было сделано в старинном стиле. Здесь горели электрические люстры, какие использовали в этом мире несколько веков назад. Завсегдатаи клуба были одеты соответственно моде тех лет. Мужчины — в пиджаках и галстуках, женщины в длинных вечерних платьях. К тому же здесь играла музыка тех лет. Небольшой оркестр выводил медленные красивые мелодии, в которых была грусть скрипки, красота гитары, нежность флейты и строгость саксофона. Присмотревшись к музыкантам, Роллано заметил, что все они были клонами. Посетителей, по сравнению с другими заведениями, было немного. Они сидели за небольшими столиками: ужинали или просто, не торопясь, пили вино. Некоторые, устав сидеть за столом, вставали, чтобы потанцевать.

Роллано присмотрел себе столик, из-за которого только что ушли посетители. Столик находился совсем близко к оркестру и Роллано сидел, наслаждаясь музыкой. Но не успело пройти и нескольких минут, как его окликнули. Немало удивившись, он обернулся. Он уже успел привыкнуть к тому, что в этом мире мало кто удостаивает других вниманием. У его столика стояла женщина лет тридцати. Она была одета в длинное, облегающее стройную фигуру вечерние платье из черного бархата, расшитое серебром и жемчугом.

— Здесь можно присесть? — скорее с утвердительной, нежели с вопросительной интонацией спросила она.

— Пожалуйста, здесь не занято, — ответил Роллано, отметив про себя, что женщина появилась в клубе сразу же вслед за ним.

— Кэтера, — представилась она.

Роллано поднялся и, коротко кивнув головой, тоже назвал свое имя. Он отодвинул соседний стул и женщина села напротив него. Роллано подозвал официанта и, узнав, какое вино предпочитает дама, заказал бутылку.

— Очень рад, что вы мне составили компанию.

В ответ женщина улыбнулось, обнажив жемчужно–белые зубы. У нее были длинные каштановые волосы и темно–карие глаза. Роллано затруднился бы сказать, понравилась ли ему Кэтера с первого взгляда или же несколько позже. Да, безусловно, она была очень красивой. Но в ее манерах, взгляде, улыбке Роллано сразу же почувствовал хищницу. К тому же, ее надменность, присущая все людям этого мира, поначалу несколько отталкивала.

Кэтера продолжала обворожительно улыбаться. А Роллано пытался прочитать в ее глазах хоть что-нибудь, что помогло бы ему понять, ее намеренья. Было очень странным, что такая красивая женщина вдруг снизошла до общества незнакомца. Возможно, это было бы вполне нормальным в каком-нибудь другом мире, но только не здесь.

— Вам нравится это заведение? — спросила Кэтера.

— Да, здесь уютно. К тому же я не очень люблю шумные места.

— Наши взгляды совпадают, — она снова улыбнулась, — А вы часто здесь бываете?

— Нет, я только пару дней назад приехал в этот город.

— Ах, вот почему я вас раньше здесь не встречала. И как вы находите наш город?

— Я нахожу его весьма привлекательным для провинциального городка.

— Вы живете в столице?

— Нет. Но люблю там бывать, — соврал Роллано.

Официант принес бутылку вина и два хрустальных бокала. Он начал разливать вино по бокалам, когда подвыпивший человек, проходивший рядом, задел его локтем, и немного вина пролилась на рукав платья Кэтеры.

— Ах ты, клон, неуклюжий, ублюдок паршивый! — Женщина была взбешена. Ее глаза мгновенно налились злым огнем.

Официант, отступив на шаг от Кэтеры, зажмурившись, ждал удара. Но Кэтера, посмотрев на Роллано, несколько смягчилась, поняв, что подобные ругательства могут повредить ее имиджу в глазах нового знакомого.

— Простите, клоны такие неуклюжие. Это место настолько приятно, что его не стоило осквернять подобными словами.

— Даже, если они относятся к клону, — поддержал ее Роллано.

Он забрал бутылку у застывшему, как статуя, официанта.

— Разрешите мне лично за вами поухаживать.

— Буду весьма признательна вам.

Роллано разлил вино по бокалам и уселся на свое место.

— За приятное знакомство, — провозгласил он тост.

— Присоединяюсь, — ответила Кэтера.

Некоторое время они просто сидели, молча наслаждаясь игрою оркестра. Первой молчание нарушила Кэтера.

— А вы чем занимаетесь, Роллано? — спросила Кэтера.

— В общем-то, ничем. Я люблю путешествовать.

— Да, путешествия сейчас снова входят в моду.

— А вы? — спросил Роллано

— Я, как вам это не покажется странным, работаю в филиале одной исследовательской организации.

— Любопытно. Знаете, а у меня при первом взгляде на вас, как раз возникло чувство, что вы человек, связанный с наукой. Это большая редкость.

— Вовсе нет, — смущенно улыбнулась Кэтера, — просто каждый борется со скукой по своему, — Кто-то увлекается живописью, кто-то философией.

— И какие же исследования проводит ваша организация?

— Филиал организации, — поправила Кэтера.

— Хорошо, так все же?

— Это секрет.

— Страшная государственная тайна? — улыбнулся Роллано.

— Приблизительно так.

Оркестр заиграл новую мелодию. Несколько пар поднялись, чтобы потанцевать.

— Я вас приглашаю, — сказал Роллано. Кэтера кивнула.

Роллано поднялся из-за стола и, подав руку даме, повел ее на круглую танцевальную площадку, расположенную посередине клуба.

— Где вы учились танцевать? — спросила Кэтера после нескольких па.

— В детстве у меня был хороший учитель танцев.

— Это очень заметно.

Платье Кэтеры имело широкий разрез на спине, так что рука Роллано прикасалось к ее горячей коже. Они кружились по залу, вплетая свои движения в мелодию музыки. Роллано чувствовал аромат духов Кэтеры. Ее волосы иногда касались его щеки.

— Мне кажется, что на нас все смотрят, — не без гордости шепнула ему на ухо Кэтера.

— Возможно, — согласился Роллано, — Но сейчас мало кто помнит, как правильно нужно исполнять старинные танцы.

— Может быть, это когда-нибудь войдет в моду.

— Благодаря вам, — ответил Роллано.

— И вам тоже.

Музыка стихла и они уселись за стол, и снова выпили по бокалу вина. Лицо Кэтеры сияло румянцем и удовольствием.

— Который сейчас час? — спросила она.

Роллано извлек из кармана брюк старинные часы на серебряной цепочке.

— Начало десятого.

— Ой, какая чудесная вещь! — восхищенно воскликнула Кэтера. — Ей, наверное, не меньше нескольких веков.

— Я точно не знаю. Эти часы достались мне в наследство от отца, — смущенно ответил Роллано. Вы куда-нибудь торопитесь? — спросил он, убрав часы в карман.

— Нет, просто в десять этот клуб закрывается.

— Почему так рано?

— Говорят, что в старину подобные заведения закрывались именно в такое время.

— И это заведение придерживается древних традиций?

— Именно так, — уточнила Кэтера. — Вот что, если вы никуда не торопитесь, то я предложила бы вам прогуляться по городу.

— Согласен, — Роллано подозвал официанта и попросил принести счет.

На улице совсем стемнело. Яркие звезды рассыпались по небосводу, и их свет смешивался со светом фонарей. Кэтера и Роллано, не торопясь, шли по широкой улице.

— А вы далеко живете от центра?

— Нет, буквально на соседней улице. Я даже редко пользуюсь кабиной, чтобы посещать заведение, в котором мы только что были.

— Я тоже люблю ходить пешком.

— А вы не хотели бы зайти ко мне в гости? — спросила Кэтера, лукаво улыбнувшись.

— Был бы весьма рад.

Дом Кэтеры находился в десяти минутах ходьбы от клуба. Они свернули с широкого проспекта и пошли по улице, освещенной ярким светом фонарей. С двух сторон их обступали особняки с прекрасными садами, фонтами и скульптурами. Они остановились у одного из них. Дом, вернее сказать, дворец, имел три этажа. Полукруглую крышу венчали высокие декоративные башенки, а стены украшали изысканные фрески с изображениями людей и мифических существ. Около дома находился фонтан в виде мускулистого мужчины, льющего изо рта воду. В стенки бассейна были вмонтированы прожектора, так что Роллано без труда мог разглядеть резвящихся в воде разноцветных рыбок. Кэтера приложила к замку электронный ключ и, услышав мелодичный сигнал, открыла дверь.

Внутри дом был еще живописнее, чем снаружи. Половину первого этажа занимала гигантская гостиная. Пол был устелен пушистыми коврами с изысканным орнаментом, а стены украшали гобелены, в основном изображающие сцены романтических свиданий влюбленных. Как только Кэтера вошла внутрь, с потолка и от стен начал струиться мягкий свет, заиграла приятная мелодия.

— Вам нравится? — спросила хозяйка у гостя.

— Очень мило.

— Гостиная специально предназначена для приемов. Вечеринки у меня бывают не так уж часто, но зато народу приходит много. Вы любите, когда собирается много людей и все разговаривают между собой, потягивая из бокалов напитки?

— Даже и не знаю, что ответить. У меня никогда не было дома. Я странствую по свету, ищу новых ощущений в жизни. Природа успокаивает, а город наводит на множество мыслей.

— О, да вы философ?

— Всего понемногу: немного романтик, немного философ, немного поэт.

— Поэт? — восхищенно переспросила Кэтера.

— В некотором роде. Делом в том, что хочешь того или нет, но дорога навевает тебе определенные мысли, которые можно выразить только в стихах.

— Может, вы мне прочтете что-нибудь?

— Как-нибудь потом.

— Жаль, что я распустила прислугу. Признаться, я очень устаю от этих клонов… — Кэтера томно вздохнула. — А то бы я приказала приготовить нам ужин при свечах.

— Спасибо, я не голоден.

— Ладно. Что это я держу вас у порога? Давайте, я покажу весь дом.

И Кэтера, взяв Роллано под руку, повела его по многочисленным комнатам. Один великолепный интерьер сменялся другим. Мебель из темно–красного дерева, фарфоровые вазы в половину человеческого роста, великолепные картины и фрески на потолке и стенах. Каждая комната была по–своему неповторима, но вместе с тем удачно вписывалась в общий интерьер дома. Роллано затруднялся сказать, сколько же времени они бродили по дому Кэтеры: час или, быть может, больше. Женщина с упоением рассказывала о каждой вещи. Откуда эта ваза, или с каким трудом она приобрела вон ту картину. Вероятно, ей редко предоставлялось возможность найти столь благодарного слушателя. Ее многочисленные знакомые сами были не прочь, не закрывая часами рта, рассказывать о великолепии собственных особняков. А Роллано молча слушал Кэтеру и лишь изредка задавал вопросы, в основном, касавшиеся живописи. Оказалось, что большинство произведений искусства делают клоны. И хозяину клона, у которого вдруг обнаружился какой-нибудь талант, можно только позавидовать, потому что все доходы от продаж его произведений искусства шли в его карман.

— Это последняя комната, — сообщила Кэтера, когда они с Роллано вошли в одну из комнат на третьем этаже. — Я, наверное, вас утомила?

— Это была очень познавательная экскурсия, — улыбнулся Роллано.

Комната была небольшая, по сравнению с остальными. Здесь находился небольшой круглый столик, два кресла и диван. Также в комнате была небольшая стойка бара с четырьмя высокими стульями. В стену был вмонтирован плоский экран, превосходящий по размерам тот, что был установлен в номере у Роллано.

— В этой комнате обычно я провожу время с самыми близкими подругами или же… — Кэтера лукаво улыбнулась.

— С самыми близкими друзьями, — ничуть не смущаясь, добавил Роллано.

— Выпьем чего-нибудь, — предложила хозяйка. — Что вы предпочитаете?

— Я полностью доверяюсь вашему вкусу.

— Тогда я сделаю вам мой любимый коктейль.

Роллано согласно кивнул. Кэтера смешала содержимое пяти бутылок в разных пропорциях. Конечно, названия смешиваемых напитков ничего не могли сказать Роллано. Ведь из Центрального архива он получал только самые основные данные о мире. Коктейль получился темно–синего, почти черного цвета. Роллано с подозрением посмотрел на содержимое своего бокала.

— Вы никогда не пробовали «Ночной огонь»? — удивленно спросила Кэтера.

— Никогда не приходилось, — признался Роллано.

— Очень странно, это довольно популярный коктейль. Вы же говорили, что много путешествовали.

— В мире существует множество вещей, которые нам никогда не суждено попробовать. Мир слишком большой, чтобы оценить все его достоинства и недостатки.

— Опять вы начинаете философствовать, — Кэтера рассмеялась.

Роллано сделал небольшой глоток, подержал жидкость во рту, смакуя вкус напитка, затем проглотил.

— Ну как вам? — поинтересовалась Кэтера.

— По–моему неплохо. Я теперь понимаю, почему этому коктейлю дали название «Ночной огонь».

— Я рада, что вам нравится, — Кэтера сделала глоток из своего бокала.

Затем она положила свою руку на плечо Роллано. — Я чувствую, что в вас есть что-то необычное, словно вы не от мира сего.

— С чего вы это решили? — спросил Роллано, сделав большой глоток из бокала.

— Это складывается из многих моментов: ваша манера держать себя, ваши взгляды на жизнь.

— А что не так с моими взглядами?

— Однажды, я так же сидела в ресторане с одним человеком, и случился подобны случай.

— На вас что-то пролил официант–клон?

— Да. Так вот, тот человек, с которым я была в ресторане, просто свернул ему шею. Нет, конечно же, это крайность. Ему пришлось заплатить владельцу большой штраф. Но вы просто взяли у клона бутылку и сами налили мне вино.

— Это ненормально?

— Не знаю. Все давно привыкли не считать клонов людьми. Это длится уже много веков. Это традиция, это у нас в крови. Я тоже не люблю клонов. Не знаю даже почему. Очень давно, когда я еще училась в университете, то читала древнюю статью одного профессора, которая была написана несколько веков назад. Он считал, что клонирование — это начало заката нашей цивилизации.

— Так все же, почему вы не любите клонов?

— Не могу точно сказать. Просто они мне отвратительны. Они жалкие, не могущие за себя постоять существа. Они вечно улыбаются. Говорят «Да, госпожа», а сами невесть что думают о людях.

— Видимо, ненависть к клонам, действительно, в крови у людей. Даже не смотря на то, что многое в этом мире создано их руками.

— И после этих слов вы продолжаете утверждать, что вы нормальный человек? — глаза Кэтеры вспыхнули гневом, и она тут же убрала руку с плеча Роллано.

— А что я не так сказал?

— Ни одни человек в мире не считает, что это все достижения клонов. Клоны — вторичны, они продукт деятельности человека. Следовательно, все созданное ими, создано человеком. То, что клон нарисовал картину — это заслуга его хозяина. Клон лишь исполнитель замысла человека.

— Вы считаете, что без человека клоны никогда ничего бы не создали?

— Вы меня удивляете, Роллано, это истины, которые известны даже ребенку.

Роллано понял, что его спровоцировали на нежелательный разговор. Информация из Центрального архива — это, конечно, хорошо. Но многие вещи можно понять, только долгое время живя в этом мире.

— Вы обиделись, Роллано? — спросила Кэтера, заметив, что Роллано ушел в глубокие размышления.

— Нет, это все коктейль, — улыбнулся Роллано.

— Может, поговорим о чем-нибудь более приятном, — Кэтера встала со своего высокого стула и, подойдя сзади к Роллано, начала массировать его плечи. Затем она наклонилась и укусила его за мочку уха.

— Вы быстро сменили гнев на ласку.

— Я очень переменчивая натура, — ласково прошептала Кэтера.

Роллано, встав со своего стула, бережно взял ее за талию.

— Музыка! — громко сказала Кэтера, — тут же в комнате заиграла тихая приятная мелодия.

Роллано медленно провел ладонью по щеке Кэтеры, а затем поцеловал ее в шею.

— Я наврала вам.

— На счет чего? — спросил Роллано.

— Вы не видели еще одну комнату, самую главную.

— Спальню?

— Не будем терять времени даром, — она взяла его за руку и повела за собой.

Кровать занимала большую часть спальни. На ней запросто могло разместится три человека, а может быть даже и больше.

— Ты знаешь, что означает твое имя? — шептала Кэтера, расстегивая пуговицы на рубашке Роллано.

— Никогда не задумывался над этим.

— Ролланхами в древности называли кочевников, всадников, приходивших с востока и оставлявших руины на месте цветущих городов.

— Это любопытно, — он прикоснулся губами к ее обнаженному плечу.

Глупее ситуацию представить было сложно. На рассвете этому миру придет конец, а он развлекается с одной из местных женщин.

— Всадник, оседлай меня этой ночью, — шептала ему на ухо Кэтера.