Глава 4

Кот рассеянно крутил в руке остро заточенный карандаш. Три его предыдущих деревянных соплеменника валялись на массивном лакированном столе, сломанные пополам. Кот вот уже час пытался подумать о чем-нибудь отрешенном, чтобы хотя бы на небольшой промежуток времени уйти от воспоминаний о телефонном звонке.

Жизнь у него никогда не была беспечной. Хотя и шел он по ней с самого начала, словно толстый домашний котяра по подоконнику, греясь в лучах восходящего весеннего солнышка, не думая о том, что запросто может упасть.

Вик никогда не был паникером. Кто угодно, только не Вик. Если кто и полезет в петлю или взведет курок, так только не Вик. Или, на худой конец, сделает это последним. Кот слышал его голос в трубке почти каждый день. Иногда рассерженный, иногда — правда это уж совсем редко — пьяный, а чаще просто холодный и равнодушный, но никогда за все время, что он знал этого толстого, лысого, но энергичного человека Кот не слышал в его голосе отчаянья или страха. Да такого страха, который, небось, заставил губы Вика бессовестно дрожать. Впрочем, это невозможно было представить. Ведь невозможно представить то, что никогда не видел.

Кот взглянул на часы: без пяти девять. Хозяин «трехзвездочного» отеля вот–вот должен объявится. Кот откинулся на мягкую спинку массивного кожаного кресла и отхлебнул уже давно остывший кофе. Четвертый сломанный карандаш присоединился к своим друзья. Кот ждал….

Он умел ждать, можно сказать, он получал от этого удовольствие. Словно хитрый усатый хищник, неподвижный, как древняя статуя, он ждал, когда перед самым носом сядет наивная птичка. Школьную кличку редко кто вспоминает, когда ты становишься взрослым. Но Кот всегда был для всех именно Котом и никем другим. Его так называли друзья и родители, оправдывая все его поступки словами: «Да что с него, с котяры, возьмешь? Кот он и есть кот!». Лихо завитые усы, глубокие зеленые глаза, вьющие светлые волосы, и лишь очень, очень изредка — нервно подергивающаяся щека. Он был хищник, но хищник домашний. Сейчас его настоящее имя уже никто не вспоминал. И это его не раздражало. Он был Котом для жены, для друзей, даже для тех молодых головорезов, которые его боялись. Наконец, он был сам для себя просто Кот.

Он был из тех людей, которые получали от жизни сразу все и без всяких проволочек. Благополучная семья, школа, в двадцать два года высшее образование в столице. Тридцать пять — его сегодняшний возраст. У него была небольшая конторка нотариуса, хорошее прикрытие для того, кого уважают все, боятся многие, а некоторых уже нет в живых. Его отец, всегда говорил: «Сынок, ты будешь удачлив, как я». Отца взорвали в его собственной машине. Кот знал, кто это сделал. Он также знал, что они будут мертвы. Но также закралась тревога, что теперь-то удача помахала ему изящной ладошкой и, гордо вскинув голову, ушла. Но он ошибался. Он захотел — и его стали слушать. Он уже тогда был в деле, помогая отцу. Но кто дал бы гарантию, что его будут слушать? Ему всегда казалась, что отца боялись не потому, что он держит все нити в руках и, натянув любую из них, может запросто кого-нибудь удушить. Просто все знали, что отец, если будет нужно, может убить и сам. Причем даже не из ствола, а голыми руками, и сделает это медленно. Достаточно медленно, чтобы тот, кого убивают, мог прочувствовать все до самого конца. И Коту, тогда может быть даже Котенку, как его ласково называла жена, пришлось доказывать, доказывать долго, с упорством хищника, который, не шелохнувшись, часами лежит в засаде, что он тоже может убивать — и убьет всякого, кто не захочет его слушать. Слушать и выполнять его приказы.

Лидер — это тоже профессия. Профессия сложная, требующая глубоких знаний, терпения и, самое главное, — природного, никогда не потухающего огонька внутренней злобы на всех, против всех и только ради себя. И это он понял, что должен стать лидером, когда видел, как опускали в землю закрытый гроб, в котором лежало то, что и телом толком нельзя было назвать. Он это понял, когда, повиснув на его плече, выла мать. Не рыдала, не плакала, а именно выла. Она не кидалась в могилу, не рвала на себе одежды, она цепко держала своими тонкими костлявыми пальцами его плечо, и выла, словно волчица, которая оплакивала не друга, а вожака стаи. Он это понял, когда бритые головы бесцеремонно перешептывались за его спиной… И когда он въехал в незнакомый дворик, поднялся по лестнице, позвонил в дверь — и плюнул равнодушными кусочками металла не только в НЕГО, но и в его детей и жену. Он понял и теперь точно знал, он — лидер и с ним будут считаться и откормленные тузы и подтянутые молодые шестерки.

Дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошел Вик. Точно в девять. Кот любил пунктуальность. И Вик это знал как никто другой. Он был бледен, но все же способности держать себя в руках еще пока не утратил.

— Привет Вик! — небрежно кивнув, Кот стал самим воплощением непринужденности. — Присаживайся, дружище.

— Ты сегодня разговаривал со своими ребятами?

Да, что-то и вправду Вик плох. Пренебрег всеми правилами приличия: не поинтересовался здоровьем драгоценной супруги Кота и даже не поздоровался. Что же случилось? Какая оса ужалила его толстую задницу?

— Да нет. Проспятся — позвонят. А что?

— Да так… — Вик состроил варварскую гримасу. — Ни хрена не позвонят… их уже нет в живых.

— В самом деле? — искренне удивился Кот.

— Все шло как по–писанному. Игоран, Виталя и этот длинный, как его там?

— Хлыст.

— Ну да. Так вот, сидели они у меня в баре, потом спустился из своего номера, ну этот, сам знаешь кто. Ребята пошли за ним и все.

— Что все? Прекрати дергаться. Давай толком. — Кот сладко потянулся. Он уже почти успокоился. Предчувствие подсказывало ему, что все нормально, все хорошо. — Вон, в шкафу коньяк, дерни, если хочешь.

— А то, что ночью заваливается обратно наш клиент. Веселый, блин, песенки насвистывает, и ведь, сволочь, не пьяный. Разве что чутка пива принявши.

— Ну?

— Что, ну?! Салазки гну. Жмурики твои ребята. Это я тебе говорю.

— Так может напились, не дошли? — Кот ухмыльнулся собственной шутке.

— Такое было?

— Нет. Я бы их в шею выгнал. Сам знаешь, сколько желающих у меня работать.

— В том-то все и дело.

Вик достал платок и начал тереть лысину. Руки дрожали, платок упал на пол. Вик нагнулся, но руки не слушались. С третей попытки он поднял платок и быстро запихал в карман пиджака.

Кот был невозмутим. Такая мелочь как три трупа его абсолютно не волновала. Полиция — пусть ловит нарков и развозит пьяниц по домам. Это ее удел, и она это знает. Черный Отдел Гвардии никогда не будет разбираться с трупами каких-то ублюдков, опять же своих проблем хватает. Да и кто будет соваться в нашу-то глушь? У них и филиал ближайший за шестьдесят километров. А вот человек с тугой пачкой денег в кармане — вот это гораздо интереснее. Если он смог замочить троих его лучших бойцов… Да, он в бегах. Ну и что с того? Кот со своими связями мог бы взять его себе под крыло и… Впрочем, Кот никогда не делал преждевременных выводов.

— Расслабься, дружище. — Кот встал из кресла и хлопнул Вика по плечу.

Затем пододвинул к себе массивный аппарат, стилизованный под «ретро», и стал крутить диск. Пока в трубке плыли гудки, он быстренько кинул взгляд на Вика и снисходительно улыбнулся. Мол, успокойся, сейчас все узнаем.

— Алло! Оленька, ты? Игоранчика пригласи, — дружески промурлыкал он в трубку.

— Да, босс, — голос был вполне бодрый.

— Ты в порядке?

— Да, босс.

— А Хлыст?

— Да что с ним сделается?

— Бери ребят и дуй ко мне.

Кот бросил трубку, отодвинул «антикварный» аппарат и еще раз улыбнулся Вику.

— Вот видишь. Все живы. Через пятнадцать будут у меня. А ты иди к себе, и не забудь выпить чего-нибудь покрепче. Я позвоню.

Вик не стал ничего говорить, он вышел и плотно затворил за собой дверь. Кот засмеялся. Он был заинтригован и к тому же жутко любил шокировать людей, особенно тех, кто слишком серьезно относился к жизни.

Вик бросил мрачный взгляд на молоденькую секретаршу в приемной. Слишком молоденькая, слишком красивая. Резко развернувшись, рывком открыл дверь, бросил такой же замогильный взгляд на охранника и вышел. На улице, как всегда, ярко светило солнце. Слишком уж яркое, слишком жаркое, все в этот день как-то слишком. В гостиницу идти не хотелось. Что он там забыл? Он отдежурил всю ночь — все равно после такого не заснешь. Пусть теперь этот молодой да шибко ранний, этот блондинчик посидит на рецепшине. Вы говорите, — еще трое таких же головорезов, как это самый Джон, могут приехать в любой момент? А мне плевать! Да, теперь уже все по боку. Они живы. Это же просто бардак какой-то! Неужели Кот прав: напились. Тогда я этих ублюдков своими руками удушу, чтобы не портили мне нервы. Нет. Это последняя капля. Есть там кто-то наверху или нет — все равно. А я завязываю. Наводить бандюг на своих клиентов — все-таки паскудство, последнее дело. Если б еще только обчищать, ведь и убивали же, случалось, как, скажем, с этим черным хотели. Вот паскудство! Но больно прибыльно. А вдруг, если все сейчас обойдется… Нет уж, хватит, надоело!

Вик находился в полнейшей прострации. Весь яркий мир, с невыносимой жарой, с впивающимся в глаза солнцем, отступил на второй план, уступив место миру мыслей. Вик присел на мраморные ступеньки. Их было ровно шесть. Третья с небольшой трещинкой. Позолоченная вывеска «Нотариальная контора» горела ярким пламенем.

Вик достал сигарету и закурил. Он курил, нервно затягиваясь и кашляя, словно мальчишка в подворотне школы. Одна, вторая, окурки падали на мраморные ступеньки. Прошло наверное минут пятнадцать.

Вик ждал. Сейчас решался очень важный в его жизни вопрос: сошел он с ума или нет? Сейчас, сейчас вынырнет «Зеленый крокодил», как его называли все без исключения. Шестая модель «Мичел и Крейс», длинный, несколько узковатый, с открывающимися вверх дверьми и электрическим сердцем. На бензиновых развалинах уже не ездит никто, даже в этом городишке. Бензин вот уже двадцать лет стал непозволительной роскошью. Если бы не электрогенератор Петера, все бы ездили снова в бричках. Ну, где же эта «зубастая зверюга»? А вот и они. Явились, не запылились. Две выдвижные фары, словно два огромных глаза. Просто для шика. Для полной иллюзии: длинный зеленый хищник. Выходят, все трое, живы–здоровы, не единой царапины.

— Приветик, Вик! Че расселся, солнышко сморило?

Вик промолчал, а они, заржав как недоумки, один за другим скрылись в дверях офиса.

« А вот теперь, мне точно пора отдохнуть. А может быть закрыть эту шарагу и уехать? Но сначала надо выпить».

Три молодых подтянутых загорелых парня стояли возле самых дверей и сосредоточенно напускали на себя виноватый вид. Если уж босс поднял их в такую рань, значит что-то не так и лучше бы это понять сразу.

— Ну проходите, чего у дверей топчитесь?

— Да, босс, — сказали они в один голос.

Спокойный и сосредоточенный, Кот был готов выслушать любые, даже самые дурацкие оправдания. В конце концов, что сделано, то сделано.

— Ну, рассказывайте.

— О чем, босс?

Так, это уже ни в какие ворота не лезет. Неужели решили «дурака включить»? С кем — со мной? Ох, лучше бы вам сразу расколоться, злить меня не надо.

— О жизни, — невозмутимо предложил Кот.

Троица одарила друг друга вопросительными взглядами.

— Ну… — с натяжкой в голосе начал туповатый Хлыст. — Жизнь она, босс, как жизнь. Вы лучше сразу скажите, что не так?

Какая прямота мыслей и слов. Нет, правильно, что я его взял, дурак, ясное дело, но дурак злобный и исполнительный. А больше от него ничего и не надо. Злость и исполнительность. Что ж, и я темнить не буду, что ребят зря пугать, может это все пропойца Вик…

— Как наш клиент?

— Кто? — Виталька округлил глаза.

— Новый постоялец Вика. Вы его, конечно, вчера замочили, взяли деньги и ломанулись в кабак. Так или НЕТ, — почти утвердительно спросил Кот.

Недоумение во взглядах троицы сменилось откровенным испугом. Они и так чуть ли не до смерти боялись своего босса. И дело тут не только в истории с убийцей его отца. Это знали все. Не поэтому так его боялись. Они и сами могли запросто замочить, кого скажут. Нет, что-то страшное было в этих зеленых глазах и никогда не повышающемся мягком голосе.

— Босс, простите нас. Делайте с нами, что хотите, ваше право. Но вчера… Вчера мы по ВАШЕМУ поручению съездили на станцию, встретили курьера, расплатились. Затем….

— Ну, продолжайте. Я вас слушаю — с льдинкой, плавно перерастающей в айсберг, подбодрил их Кот.

— Так вот — Хлыст кажется немного осмелел. — Ну, в общем, дальше ничего не было.

— Да, все правильно. Курьера вы должны были встретить, хоть это вы помните. — Так, что дальше-то было?

— Ну мы….

— Помолчи Хлыст. Тебя мы сегодня уже слышали. Теперь ты продолжай, Виталя. Итак, вы расплатись с курьером и сразу ко мне. Так или НЕТ?

— Вроде так, босс. — Виталик нервно кусал губу.

— Ну и что дальше? Меня интересует только ФАКТЫ: что, где, когда делали?

— Босс… Я, мы…

— Не помните, да?

— Да.

— А вот Вик говорит, что вы у него вчера вечером пили… Это вам подсказка такая небольшая. Знаете, какие у нас дела с Виком?

Он указал своим тонким изящным пальцем на Игорана, который уже успел спрятаться за тощую фигуру Хлыста.

— Мы обчищаем его клиентов. Не часто, но раз в месяц бывает точно. Если клиент при очень больших деньгах, один и все такое, то мочим его, отрапортовал тот.

— Молодец, — улыбнулся Кот, — Дрэн не до конца проспиртовал твои мозги.

Да они и вправду ничего не помнят… Что ж, забавно. И уж очень непонятно. Ладно, эти остолопы все равно больше ничего интересного не скажут. Значит Вик прав: они действительно вышли за клиентом и… Исключено, что у всех троих одновременно амнезия, врать они тоже не будут — побоятся. Значит… А что значит? Ничего не выходит. Мистика какая-то. Но парень молодец! Непонятно, как он такое сотворил, но я уже знаю, что делать дальше.

— Ладно, ребята. На сегодня разговор окончен. Можете катиться на все четыре стороны. А насчет того, что я спрашивал, настоятельно рекомендую это забыть и больше не вспоминать. Все ясно?

— Да, босс! — нескладным хором прогремели голоса.

Бандюги, обрадовавшись, что не получили серьезного нагоняя, и к тому же располагают свободным временем, решили, не теряя его, этого самого времени, отметить такое дело в каком-нибудь кабаке. Правда, все сошлись во мнении, что это будет не забегаловка «У Вика».

Когда дверь закрылась, Кот заказал у секретарши кофе и задумался. У босса местных рэкетиров была великолепная память. Он никогда не пользовался ни органайзером, чтобы составить список текущих дел, ни диктофоном, хотя и то, и другое для солидности красовалось у него на столе. Кот помнил содержание двух последних разговоров дословно. Но толку, конечно, было мало. История упорно старалась походить на бред. Но, как говорится, исходя из интуитивных соображений, Кот понимал — в случившемся можно видеть все, что угодно, но только не абсурд.

Если отбросить мистическую чушь, то остается некий молодой человек, обладающий неординарными способностями, может быть, гипнозом, или, скажем, телепатией? Или психотронным приборчиком… В столице, говорят, у Черной Гвардии такие уже имеются. Конечно, заполучить этого человечка себе в команду было бы совсем неплохо. Можно расширить свое влияние на всю область. А там… Но это всего лишь мечты.

Моя бедная мама. Жаль, что ты не дожила до этого времени, и ушла сразу за отцом. Я никогда не прислушивался к твоим бредням о магии и заговорах. Ты, наверное, действительно что-то могла бы мне посоветовать. Но почему, почему же ты тогда не смогла уберечь отца? Может, во мне есть тоже частичка того, о чем ты всегда говорила. Если это все разговоры про ведьмаков — правда, то иметь в своем племени шамана…

Впрочем, это все чушь. Я так и говорил всегда матери, а она обижалась и отвечала, что я пожалею, что я очень сильно пожалею. Возможно, если моя догадка верна. Но что, если нет? Если все-таки — хитроумный изобретатель психотропного оружия, сбежавший от военных? Это гораздо лучше мистики и колдовства. Я смогу помочь с документами, даже поменять внешность. Абсолютное оружие, не убивающее, но подчиняющее волю. Вот истинная корона для повелителя. Наладить выпуск… Опять мечты, но все же, все же…

Так, догадки пока оставим. Думай, Кот, думай, как его раскусить. Угрозы, насилие — это все ерунда, не для этого случая. Тут нужно действовать тонко. Он далеко не простачок с пачкой денег в кармане. У меня такое чувство, что он, скорее всего, похож на меня. Тогда это сложнее, такой ничем и ни с кем делиться не будет. Деньгами его не прельстишь, ему нужно то же, что и мне — власть. Хорошо, я готов пожертвовать самым дорогим, что у меня есть в жизни, но только ради большего. Делить с кем-то власть так же непереносимо, как ее не иметь. Но это все потом, а сейчас… Я сам поеду к Вику, найду этого человека и поговорю.

Впрочем, нет, лучше, наверное, пригласить его к себе. Без лишних ушей. Тот же Вик не так прост, как хочет казаться. А с ЭТИМ. С этим человеком надо играть в открытую. Только так у меня появится некоторое преимущество. Все выложить начистоту, только так. Кто знает, может быть, он способен и в мысли заглядывать. Это тоже необходимо учесть. Одна единственная ошибка, и можно не просто лишиться памяти, но и вообще стать сумасшедшем. Это игра по–крупному и, наверное, впервые в жизни я ставлю на кон себя. Нет, жизнью приходилось рисковать множество раз, но это все не то. Тогда мне было совсем нечего терять, и это было давно. Очень давно. Но другого выхода нет. Можно, конечно, все оставить как есть. И всю жизнь жить с мыслью, что упустил, быть может, единственный шанс, когда судьба решила вернуть мне долг за все, что так бесцеремонно у меня забрала и ничего не дала взамен, потому что все, чего я добился — я добился без всяких потусторонних сил. Никто мне не помогал… хотя и не мешал.

Я не верю ни во что. Вот Храм на соседней улице: он восстановлен на мои деньги. Я хожу туда. Но я не верю, особенно, когда я смотрю в лица этих святош. Для них это бизнес, такой же, как для меня — убийство и обман. А разве не убийство и обман то, что у людей убивают всякое стремление к лучшему, когда им говорят смириться, разве не обманывают, когда говорят, что после бедности и нищеты их ждет Царствие Небесное. Откуда оно их там ждет, если они в этой жизни палец о палец не ударили? Не делать плохо — это не значит делать хорошо. Это ничего не значит. Наш мир катится не в пламенную пасть Ада, как кричат священники. Нет, наш мир катится в ничто.

И я этому способствую тоже, нарушая закон, который нельзя не нарушить. Убиваю, правда, не из развлечения, как люди, а как хищник, чтобы выжить. Да, я плохой. Но хуже ли этих серых личностей, которые каждый день напиваются до чертиков и расползаются по своим углам — спать? За последний год я не видел ни одной хорошей книжки. Или церковно–оккультный бред, или сказки про мафию в карманном варианте. Сейчас нельзя ничего из классики достать, и не потому, что запрещают, а потому что ее просто перестали выпускать. А перестали выпускать потому, что никому, Кот, и на хрен не нужна эта твоя классика.

Мэр, этот старый придурок, приползает на брюхе просить у меня денег для города и тут же выступает по телевиденью с разоблачительной речью о мафии. Почему им так важен способ, а не само дело? Я делаю то, что должны делать вы. Я собираю деньги со всех, кто их может заработать. Они отдают их мне, а не вашему Инспектору Податей. У него дом не хуже моего, а меня вы ненавидите больше — я знаю. Вам нужно найти врага. Это вечная истина. Почему бы вам самим не изменить все? Почему вы слушаете бредни о смирении? Да вы не верите в них! Вам просто подходит такое вранье, которое объясняет вашу бездеятельность. Спросите любого на улице, есть ли у него увлечение? Он скажет: футбол и пиво в кабачке после работы. А когда-то, говорят, люди собирались в специальных клубах и обсуждали новые книги и читали наизусть стихи. Наверное, это было очень увлекательно. Как никто другой я чувствую, что близится конец, но я, черт меня возьми, не хочу умирать с ними. НЕ ХОЧУ!

Кот обхватил голову руками и с силой сжал. В пустом кабинете было отчетливо слышно, как скрипнули сжатые зубы. Он не умел плакать. Даже когда был мальчишкой и сильно получал в драке, он не плакал. Просто не мог. Он садился и вот так обхватывал голову руками и сидел, долго сидел.

(Книга Откровений Знающих, стих 6–13)