Глава 2

Виктор установил вентилятор так, чтобы струя била прямо в лицо. Это не столько помогало от жары, сколько доставляло некое моральное удовлетворение. Делать было совершенно нечего. Можно было бы достать из ящика стола сигарету и закурить, но руки словно приросли к липкой полированной поверхности со следами от горячих кофейных чашек. Еще можно было развернуть газету и беглым взглядом просмотреть спортивную сводку, но солнце с такой яростью слепило сквозь окна, что даже темные очки, купленные по цене, о которой страшно вспоминать, не помогали. И все, что оставалось — это сидеть, уставившись на вращающиеся лопасти вентилятора, и слушать его монотонное жужжание.

За последнюю неделю в гостинице не остановилось ни одного постояльца. Несмотря на «три звезды» и наличие кондиционера, никому из приезжих не приходила в голову мысль задерживаться в городе. Каждый командировочный, поддаваясь общему настроению, навеваемому жарой, стремился поскорее покончить со своими делами, и быстренько смотаться из этого проклятого пекла. В гостинице сейчас не больше пяти постояльцев. Это притом, что в здании было три этажа, на каждом из которых располагалось по десять номеров.

Виктору принадлежала треть от всего гостиничного дела. Оставшиеся две трети поровну распределялись между десятью работниками гостиницы, которые вместе с ним и составляли весь рабочий коллектив. Нужды в наемных работниках никогда не было. Во–первых, воруют — все воруют, везде и всегда, и будут воровать, пока существует этот сумасшедший мир и пока существует эта страна. Другой причиной были довольно серьезные затраты: налоги, полиция, местные бандиты, плюс мелкие расходы на кое–какой ремонт. За вычетом всего, чистый доход составлял совсем небольшую сумму. Хватало на нормальную жизнь, но и только. Если бы не небольшой бар, то с гостиничным бизнесом однозначно пришлось бы завязывать, причем очень давно.

«Когда же припрется этот пьянчуга и, наконец, починит этот проклятый кондиционер, будь он тысячу раз неладен? Небось, опохмеляется, свинья, после вчерашнего. А если он не придет, то все ломанут в летнее кафе к этим уродам. У них хоть и нет лицензии на торговлю спиртным, так из-под стойки все равно ж нальют. Если не сделает к вечеру кондишн, засуну сегодня лейтенанту хрустящую бумажку в карман, он-то припрется точно. Ему на жару наплевать. Пусть штрафанет мерзавцев, мне сразу на душе полегчает. Ишь, повадились — и бандитам не платить, и спиртное из-под стойки… Чтоб он сгорел, этот вонючий Покровски! Все-таки, он точно джеврей».

Оторвавшись от стула и двинувшись к холодильнику в противоположном углу, Виктор только успел подумать о льде и холодном стакане в руках, как услышал звук открывающейся двери.

«Ну что, свин ты недорезанный, проспался, скотина! Чтоб через час я побежал за шубой от холода! Кондиционер не работает уже целых…$1 — Виктор мысленно отрепетировал гневную речь, повернулся, и на лбу у него сразу же выступил пот.

Приезжий — видно сразу. Ни один человек в этом городе, будь он хоть трижды кретин, не стал бы рядится в черный костюм в такую жару, хоть бы у него умерла любимая троюродная прабабушка.

Лицо Виктора расплылось в унизительно глупой улыбочке, обнажая вставные зубы из металлокерамики. «Постоялец! Судьба услышала мои стенанья и решила обратить на меня взгляд! «По одежде и манерам видно, что человек при деньгах, загадка только, с чего бы это такую птицу вдруг занесло в его гостиницу. Вик выскочил из рецепшина, подбежал к гостю. «Главное, чтобы сразу же не ушел», — пронеслось в голове.

— Проходите, садитесь, вон там креслице, там тенечек, слабенький, конечно. Сейчас, сейчас я принесу вас что-нибудь выпить. Давно приехали?

— Около часа назад приблизительно. — Незнакомец улыбнулся, Виктору показалось, как-то злорадно.

— Вы располагайтесь, располагайтесь. Извините уж, кондиционер у нас в холле пока не работает. Это самое… Сегодня будет работать, обещаю. Сейчас не сезон, вам в какой-то степени, если конечно так можно выразиться, повезло с этой жарой. У нас свободны почти все номера…

— В самом деле? — Незнакомец опять изобразил на лице зловещую ухмылку могильщика в отпуске.

— Что бы вы хотели выпить?

— Что-нибудь покрепче, на ваш выбор.

«Такому дрэна нальешь, так он еще обидится». Поморщившись, Вик нехотя направился к холодильнику. Ничего не поделаешь, сам предложил.

— Итак, к делу. Прошу сюда. — Он указал правой рукой на гостиничное бюро, а левой протянул стакан трабана с содовой.

Незнакомец отхлебнул, поморщился, а затем выпил залпом, словно воду. Аккуратно поставив стакан на бюро, он внимательно уставился на Виктора. Хозяина передернуло, но он был привычен к разного рода взглядам и невозмутимо попросил паспорт.

— Джон Райдер, — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Виктор, хитро подмигнув. — Я ведь догадался, что вы иностранец, хотя говорите, считай, без акцента.

— Это моя работа, — совершенно серьезно ответил постоялец.

— Значит вы этот, как его… лингвист?

— Нет.

— Ладно, это неважно, — смущенно протирая лысину грязным платком, процедил сквозь зубы Виктор. — Чем будете платить: наличные, кредит, чек?

— Это, наверно, вам подойдет лучше всего — пробубнил в тон Виктору незнакомец, роясь во внутреннем кармане пиджака.

На стойку легла увесистая пачка новеньких, будто с печатного станка купюр. Новый постоялец не отсчитывал их, просто достал из внутреннего кармана пиджака и положил перед самым носом Виктора.

— Разумеется, разумеется. Кто бы в этом мог сомневаться?

Вик был из тех людей, которых могла вывести из себя только хорошо спланированная серьезная провокация. Такой вот провокацией и была пачка новеньких банкнот, сумма, даже на беглый взгляд значительно превышающая стоимость годового пребывания в его дыре. Хозяин не строил никаких иллюзий про сумасшедших миллиардеров, непонятно зачем разъезжающих по свету, он понял сразу: парень скрывается и не хочет быть на виду. Отсюда вывод… Что ж, тем лучше. Пожалуй, так даже лучше, теперь его уж точно не найдут. От практичных умозаключений его отвлек вопрос нового постояльца.

— Только послушайте, любезный, как вас там?

— Виктор… Но для своих постояльцев я просто Вик.

— Хорошо, Вик. У нас тут намечается мероприятие с коллегами. В общем, мне нужно помимо моего еще три номера, и, желательно, рядом.

— А ваши друзья уже приехали? — вовсе не из праздного любопытства поинтересовался Вик.

Молодой человек посмотрел куда-то в сторону, словно о чем-то сосредоточенно размышлял.

— Пока еще нет. Я не чувствую их присутствия в городе, но, видимо, скоро, — совсем серьезно ответил он.

— Интуиция — дело хорошее.

— Это работа, — как заученной фразой ответил молодой человек и опять посмотрел в глаза Вику.

Теперь уже хозяина передернуло основательно, но виду он, опять-таки не показал. Это тоже была своего рода работа.

Вик достал из ящика журнал регистраций, обслюнявив толстый мозолистый палец, перелистал несколько страниц, вынул из нагрудного кармана рубашки запачканную пастой авторучку и усердно стал выводить каракули, наподобие тех, что оставляют врачи в медицинских картах. Практически неузнаваемые буквы родного языка создавали у владельца подобной карты ощущение таинственности и необычайной сложности профессии врача.

Вик не был по образованию врачом. Да, надо сказать, он вообще с горем пополам окончил среднюю школу и сразу же сел за грабеж. Это была история, окутанная густым мраком, в которую Вик не посвящал никого и никогда; именно поэтому все его знакомые знали ее в самых мельчайших подробностях.

В возрасте двадцати семи лет, добросовестно отсидев, как говорится, от звонка до звонка, Виктор вышел из тюрьмы и поклялся, что больше туда никогда не вернется. Мать умерла за два месяца до его освобождения, а отца Вик не знал.

Сразу же после освобождения Виктор умудрился вляпаться в крупную денежную аферу, которую проворачивал его старый школьный друг, который, кстати, и стоял на стреме, когда они чистили ту злополучную квартирку. Но он не сел. Вик не выдал его, да и полиции было не важно, замешан ли кто-то еще. Никто не копался. Украденное добро было свалено прямо на квартире Вика, вот и все.

За услугу старый приятель щедро расплатился с Виком новой авантюрой, которая на этот раз увенчалась успехом. Они не только ухитрились не попасться, но ухватили приличный куш. Старый приятель переехал в другой город и, по слухам, все-таки потом сел. А Вик открыл свое дело, причем в районе, где он вырос, где его знали все — от полиции до местных «авторитетов». Новый хозяин сделал из проданного задарма районными властями трехэтажного полуразрушенного дома неплохую гостиницу, славившуюся среди приезжих дешевизной и даже некоторым удобством. И с самым хорошим баром для полиции и бандитов. Правда, вели там себя они все же прилично, дабы держать марку заведения своего друга. Ибо так сложилось, что все приятели детства, цвет уличной шпаны, работали или в полиции или, скажем так, зарабатывали на жизнь в противоположной структуре. Хотя зачастую это означало одно и то же, и претензий никто ни к кому не имел.

Вик владел заведением уже восьмой год, за это время случалось всякое, и от этого его некогда пышная шевелюра сильно поредела, оголив бугристый череп, что состарило его еще больше.

Хозяин в который раз протер лысину засаленным платком и зычно крикнул: «Янка!» С лестницы послышались торопливые шаги, и у стойки появилась конопатая, полная девушка лет двадцати.

Вик, осмотрев щиток с ключами, наконец, выбрал нужный и вручил девушке. «Проводи нашего гостя», — при этом широко улыбнулся своей коронной показной улыбкой, которую он до мельчайших деталей отработал за восемь лет. Новый постоялец ответил хозяину точно такой же улыбкой и, подняв с пола свою сумку, последовал за Янкой.

Лестница была винтовая, и постояльца не покидало ощущение, что он вот–вот оступится на недавно вымытых, скользких ступенях. Что касается конопатой толстушки, она поднималась уверенно, правда, не пренебрегала перилами.

Поднявшись на третий этаж, они прошли по тускло освещенному коридору, в котором не было ни одного окна, и единственным источником света была длинная газоразрядная лампа, которая светила в половину своей мощности, и к тому же постоянно мерцала. Зато было чисто, даже выцветшая ковровая дорожка и та тщательным образом пропылесосена. Дойдя до конца коридора, они остановились у номера 30. Девушка деловито порылась в кармане передника, извлекла оттуда ключ на массивном деревянном брелке и без особых усилий открыла замок. Янка прошла внутрь и жестом позвала за собой постояльца. Озираясь по сторонам, она делала вид, что проверяет, все ли в порядке. Затем стала объяснять, где туалет и как позвонить через коммутатор в город, но молодой человек оборвал ее на полуслове и, поблагодарив, выставил за дверь.

Про номер, кроме того, что он самый обычный, нечего было больше сказать. Комната небольшая, но в ней размещались кровать, тумбочка, шкаф и даже небольшой письменный стол со стулом. Постоялец был доволен и этим, в конце концов, долго он здесь задерживаться не собирался.

В комнате имелся балкончик с видом на оживленное шоссе. Из предметов роскоши, если их так можно назвать, наличествовала ковровая дорожка, очевидно ровесница той, что в коридоре, и зеркало над столом с трещиной посередине. С потолка свисало некое подобие светильника с совершенно нелепым и к тому же очень пыльным абажуром.

Джон аккуратно повесил на стул пиджак, брюки и рубашку, достал из сумки бритву, вернее, старомодное складное лезвие, которое годилось больше для быстрого и бесшумного перерезания горла, нежели для бритья, зубную щетку, мыло и направился в ванную. Если здесь имеются блага цивилизации, то почему не воспользоваться ими? Вода, естественно, была только холодная, а полотенце имело характерный гостиничный запах хлорки. Но молодого человека это нисколько не смущало, ибо там, откуда он недавно прибыл, не было даже этого.

Кондиционер работал на совесть. Он издавал громкие и нудные звуки, но все же наполнял комнату живительной прохладой, спасая от отбивающего охоту что-либо делать полуденного зноя.

Развалившись в полулежачем положении на скрипучей и жесткой кровати, бывший рыцарь, а ныне Джон Райдер курил уже знакомую нам трубку с зеленоватым отливом и постепенно начинал дремать.

Многие утверждают, что сон — это вторая жизнь человека. Некоторые также дискутируют на тему того, что же на самом деле является реальностью, а что иллюзией. Может быть, утверждают они, все, что окружает нас вокруг — это и есть сон, а реальная жизнь начинается, когда мы закрываем глаза?

Постоялец номера тридцать никогда не задумывался над этим спорным вопросом. Когда ему хотелось спать, и он мог себе это позволить, он просто проваливался в глубокий черный колодец и медленно падал, до тех пор, пока не просыпался. Сны всегда обходили его стороной. Может быть, они его побаивались, но возможно, он и сам их боялся и поэтому отгонял подальше большой воображаемой палкой, перед тем как начать падение в этот черный колодец.

Когда Джон проснулся, дневное марево отступало, и его место спешила занять сумеречная прохлада. В это время обычно закипает городская жизнь, люди спешат выбраться из душных контор, из бетонных склепов многоэтажек на свежий воздух, чтобы хоть чуть–чуть насладиться передышкой от невыносимого пекла.

Джон сладко потянулся, нечаянно смахнув с постели уже потухшую трубку, и стал одеваться. Он вспомнил, что за последние сутки ему так и не пришлось ничего перекусить. Желудок усиленно требовал пищи, издавая неприятные звуки.

В холле гостиницы наконец-то заработал кондиционер, довольный Вик сидел за стойкой бара и протирал сверкающим белизной полотенцем стакан. Это обычное занятие любого бармена указывает не столько на рвение в работе, сколько на то, что ему сейчас совершенно нечего делать.

Небольшой бар, он же гостиничный холл, был почти пуст. За столиком у окна сидела троица молодых людей угрюмой наружности. Они потягивали пиво из больших кружек и играли в карты.

У двери сидел человек лет сорока пяти — пятидесяти, одетый в яркую цветастую майку и налегал на салат, периодически подливая в рюмку чего-то крепкого из стоявшей рядом бутылки.

Больше никого не было. Изредка по залу шустро пробегала официантка и, забрав пустые кружки у троицы, увлеченно играющей в карты, тут же ставила новые. Молодые люди одобрительно кивали, не отрываясь, впрочем, от игры.

Джон подошел к стойке, зевнул и взгромоздился на высокую табуретку.

— Хорошо поспали? — осведомился тот.

— Как в колодце.

— Это как?

— В общем, наверное, неплохо. У вас тут можно поесть?

Хозяин отставил в сторону стакан, по привычке повесил полотенце себе на плечо и, предложив Джону присесть за какой-нибудь столик, самолично отправился на кухню. Конечно, Вик был не только хозяином, но и работником тоже, однако еще ни разу за восемь лет он не опускался до уровня официанта. Но это он понял уже в тот момент, когда вошел в бурлящую и кипящую кухню, работать в которой человек, непривычный к такому делу, долго бы не смог не то, что в летнее пекло, но даже в лютый мороз.

Вик не замечал за собой склонности к философии и абстрактным ощущениям. Он также не верил в приметы и предчувствия. И вообще, ни во что кроме здравого смысла, не верил. Поэтому он и в этот раз не спросил себя «Почему? и «Зачем?», а просто поставил на поднос тарелку супа, бутылку пива и жареную картошку и вернулся в зал.

Джон ел с аппетитом бездомной сироты. При этом — красиво, аккуратно, не проронив ни единой крошки, не пролив ни единого глотка. Но настолько увлеченно и быстро, что его сосед напротив — грузный мужчина в цветастой рубашке, который, теперь уже не спеша, поглощал вторую тарелку салата, остановил на нем задумчивый взгляд, да так и остался сидеть с разинутым ртом и зажатой в руке вилкой.

Пять минут понадобилось молодому человеку, чтобы опустошить содержимое подноса. Он встал, прилежно задвинул за собой стул и поставил поднос на стойку.

— Не стоило утруждать себя, — извиняющимся, но в тоже время восхищенным тоном промурлыкал Вик. — Чем намерены заняться?

— Собираюсь немного прогуляться по городу.

— Что ж, на мой взгляд, это неплохая идея. У нас в городе много замечательных мест.

При этом ударение было сделано именно на «замечательных». Это было не столько предупреждение, — такого, похоже, вряд ли можно чем-нибудь испугать, — а шутка в жанре черного юмора, которую Джон скорее всего не понял, потому что уверенной походкой направился к двери. Вик же снова взялся за стаканы.

Уже смекалось. Солнце медленно, словно колесо древней телеги, закатилось за горизонт. Город начали окутывать ласковые, прохладные и такие желанные сумерки. Ночь обещала быть ясной, в небе появлялись маленькие разноцветные огоньки. Для многих безнадежно далекие и холодные, а человеку, стоящему у входа в гостиницу, навевающие мысли о доме, которого у него никогда не было, и еще о дороге — бесконечно вьющейся куда-то линии, которая никогда не обрывалась и, похоже, еще не собирается кончаться. И неясно, куда она выведет в следующий раз.

Место, где оказался Джон Райдер по воле судеб и по служебному распределению, не вызвало у него удивления. Подобных мест он повидал немало. Жители этого города вряд ли знакомы с теорией множественности миров. Но если бы они обладали хотя бы приблизительными знаниями в этой области, то им стало бы известно, что миров, похожих, не очень похожих и совсем не похожих на их мир существует превеликое множество. В тех, что похожи, их город отличается от таких же городов парой–тройкой названий улиц, в не очень похожих такого города попросту нет, ну а в совсем непохожих мирах дела обстоят гораздо сложнее.

Джон рассеянно скользнул взглядом по улице и снова уставился в небо, где помимо звезд злобно сверкали два желтых глаза — две луны…

Молодой человек стоял напротив огромных стеклянных дверей. Их створки сходились настолько плотно, что нельзя было разглядеть, где они соприкасаются. Создавалось впечатление, что вместо входа было огромное окно из затемненного стекла. Молодой человек сделал шаг вперед, почти вплотную приблизившись к дверям, и они бесшумно разъехались в стороны. Когда он вошел внутрь, они так же бесшумно сомкнулись, снова образовав полупрозрачную стену.

Холл гостиницы поражал воображение своими размерами и великолепием. Огромный овальный зал украшали белоснежные колонны в два обхвата. Они испускали неяркий свет. Пол был выложен плитами бледно–синего полупрозрачного камня и тоже излучал свет. Материал, которым были облицованы стены, напоминал розовый коралл и тоже едва заметно светился. Вдоль стен стояли уютные мягкие диванчики с резными подлокотниками. Бледно–синее, белое и розовое свечение смешивались, создавая неповторимую атмосферу таинственности, словно это был не холл гостиницы, а какой-нибудь величественный храм. И было пусто, словно в покинутом святилище. Откуда-то доносилась тихая приятная музыка, напоминающая шелест волн.

Вошедший посмотрел вверх. В вышине, там, куда упирались излучающие свет колонны, колыхались волны. Пестрые рыбы и причудливые морские создания плавно передвигались в воде. Колыхались разноцветные водоросли, среди которых сновали стайки мелких рыбешек. А чуть вдалеке виднелся остов затонувшего корабля. Потолок холла представлял собой огромный экран, на него транслировалось изображение морского дна, которое передавалось с помощью камеры, действительно установленной на глубине. Посреди овального зала журчал фонтан, помещенный в круглый бассейн, выложенный из материала, похожего на красный мрамор. Вокруг бассейна стояло несколько кресел. В одном из них сидела женщина лет сорока в роскошном голубом платье, и что-то пила из хрустального фужера. Рядом с ней с пустым подносом в руке, словно статуя, замер юноша лет восемнадцати. Когда гость прошел мимо женщины, она не удостоила его даже взглядом. Что же касается юноши, то он вовсе не смел шелохнутся. Вошедший заметил на лбу у юноши что-то вроде татуировки, очень сильно смахивающую на штрих–код.

Миновав бассейн, молодой человек подошел к длинному овальному столу, выполненному из гладкого камня темно–зеленого цвета. За столом сидел человек лет тридцати, или немного старше. У него были не очень длинные кудрявые волосы золотистого цвета. Он смотрел на гостя и беззаботно улыбался. В его небесно–голубых глазах читалось вежливое любопытство. Он был облачен в белоснежную тунику, лоб украшал тонкий золотой обруч, выполненный в виде венка из виноградной лозы.

— Добрый день, — поздоровался молодой человек.

Человек за столом продолжал улыбаться, взглядом изучая гостя. Незнакомец, вошедший пару минут назад в гостиницу «Морское дно», был молод. От силы ему можно было дать двадцать пять лет. Он был облачен в просторную черную рубашку навыпуск, расшитую белым речным жемчугом, и такого же цвета широкие штаны. Рубашку подпоясывал изящный ремешок с перламутровой пряжкой, выполненной в виде странного вензеля. На ногах у незнакомца были черные же сандалии с серебряными застежками. В левой руке он держал небольшой кожаный чемоданчик. Все говорило о том, что гость не лишен вкуса и следит за модой. Правда, хозяин гостиницы, а это именно он дежурил в приемных покоях, пытаясь таким образом избавиться от вечной скуки, отметил, что молодой человек выбрал слишком уж мрачную цветовую гамму. Быть может, он приверженец какой-нибудь ультрамодной философской концепции?

— Здравствуйте! Что вам угодно? — спросил хозяин гостиницы. Голос у него был высокий и чистый.

— Я хотел бы снять номер.

— Вашу личную карточку, пожалуйста.

Гость достал из нагрудного кармана рубашки карточку и протянул ее хозяину гостиницы. Стоит отметить, что личная карточка в том месте, куда прибыл незнакомец, заменяла очень многие необходимые вещи: удостоверение личности, страховой полис, медицинскую карточку и, наконец, кошелек. Хозяин гостиницы изящным жестом протянул руку и принял у молодого человека его карточку. Он поместил ее в небольшое углубление на столе и посмотрел на плоский дисплей гостиничного терминала.

— Все в порядке, господин Роллано. Желаете номер с видом на море или же на бассейн?

— С видом на море, пожалуйста, — в тон ему ответил гость.

— Хорошо, — снова улыбнулся хозяин гостиницы.

— Если вас не затруднит, то не могли бы вы мне сказать: могу ли я забронировать еще три номера в вашей гостинице. Желательно, поближе к моему. Я ожидаю друзей.

— К сожалению, свободных номеров рядом с вашим нет. Есть этажом ниже с видом на бассейн. Вас устроит?

— Вполне.

— Очень хорошо, — хозяин гостиницы взял со стола небольшой колокольчик и позвонил.

На мелодичный звон явилась высокая молодая девушка в форме горничной. Девушка была красива: стройная фигура и очень милые черты лица, которые портила разве что странная татуировка на лбу.

— Покажи господину его номер, — сказал девушке хозяин гостиницы.

— Слушаюсь, — девушка поклонилась.

Здание гостиницы «Морское дно» имело пять этажей. Номер Роллано находился на последнем. Сейчас был курортный сезон, а потому отель был более чем наполовину заполнен постояльцами.

Двери лифта были сделаны из темного дерева. Тонкая резьба на створках изображала двух морских коньков, смотрящих друг на друга. Горничная нажала кнопку вызова. Через несколько секунд прозвучал мелодичный звонок, и створки лифта распахнулись. Горничная с почтением пропустила Роллано вперед, а затем зашла сама.

Роллано шел по коридору, по щиколотку утопая в пушистом ковре. Стены коридора были сделаны из такого же материала, что и в холле гостиницы, и так же источали розовый свет. Горничная остановилась у одной из дверей, приложила электронный ключ, и дверь бесшумно распахнулось. Девушка жестом пригласила постояльца войти, а затем вошла следом за ним.

Роллано оказался в просторной гостиной. Посредине стоял небольшой круглый столик и стулья, сделанные из темно–красного дерева. Около одной стены был небольшой уютный диванчик и два кресла. От стены струился все тот же розовый свет, перемешиваясь с солнечным, проникающим через балконную дверь и окна. Также в комнате был небольшой сервант, в котором стоял сервиз из разноцветного хрусталя. Рядом с сервантом имелся большой холодильник. Противоположную стену занимал огромный плоский экран. Горничная выжидающе посмотрела на постояльца, но Роллано ничего ей не ответил. Тогда она открыла следующую дверь. Это была спальня. Огромная кровать занимала почти всю комнату. Во всю стену тянулся шкаф с раздвижными створками, упирающийся в потолок. На кровати лежало около десяти белоснежных полотенец разной длины и ширины, и халат. На полу стояли домашние тапочки. На тумбочке около кровати лежал тонкий серебристый обруч и универсальный пульт управления.

— Ты свободна, — сказал Роллано горничной, с ожиданием смотревшей на нового постояльца.

Девушка подошла ближе к Роллано и протянула электронный ключ от номера. При этом она старалась не смотреть в глаза постояльцу. Молодой человек еще раз отметил про себя, что девушка весьма хороша и ей очень идет униформа горничной с короткой, едва прикрывающей бедра, юбочкой. Единственное, что — этот штрих–код… Отдав ключ, девушка поклонилась и поспешила покинуть номер.

Роллано взял с тумбочки обруч и пульт и вернулся в гостиную. В первую очередь он нажал на пульте кнопку и убрал начавший его уже порядком раздражать розовый свет. На улице было около трех часов дня, солнце, проникавшее сквозь затемненные окна, давало достаточно света, но не слепило глаза. Роллано взял в руки свой небольшой дорожный чемоданчик и, усевшись в кресло, открыл его. Он извлек оттуда трубку из зеленоватого дерева, массивную бензиновую зажигалку и кисет с табаком. Закурив, он стал обдумывать сложившееся положение.

Как обычно, по прибытии на новое место Центральный архив предоставил ему всю необходимую для работы информацию. Мир, где сейчас находился Роллано, был очень стар. Разрушительные войны, голод и эпидемии остались в глубине веков. Люди, жившие здесь, добились немалых успехов в области науки и искусств. Роллано посмотрел на серебристый обруч, лежавший на столе. Он взял его в руки и хотел было надеть, но тут же, усмехнувшись, положил обратно на стол. Ментовизор был одним из многих замечательных изобретений этой цивилизации. Надев на голову специальное устройство, сделанное в виде обруча, и соответствующим образом настроив экран, можно было проецировать картины из собственного сознания: мечты, фантазии или же просто приятные воспоминания. И это здесь — самое банальное развлечение, порядком уже поднадоевшее местным людям. Скука — вот самая главная проблема в этом мире. Человечество решило все так долго мучавшие его проблемы. Погоду регулировали с орбиты спутники, за домом следила тщательно настроенная автоматика, готовая выполнить любое желание хозяина…

Революционные открытия в области генной инженерии позволили не только синтезировать живую ткань, но создавать себе подобных, еще до рождения закладывая в их разум необходимый набор качеств. Так человечество разделилось на два подвида: людей, от рождения свободных и наделенных всеми правами полноценного гражданина, и клонов, которые не имели вообще никаких прав. Хитроумные генные инженеры предвидели проблемы, способные в будущем повредить «настоящему» человечеству. Поэтому каждый искусственно созданный человек появлялся на свет рабом не только в правовом значении этого слова, но и рабом в буквальном смысле. Каждый клон был генетически запрограммирован на абсолютное подчинение и послушание человеку, что бы тот ему ни приказывал или не делал с ним. Каждый клон с момента своего создания был предназначен для определенной профессии. Были клоны–врачи, инженеры, педагоги, рабочие, даже актеры и музыканты. Люди же занимали только руководящие посты или, что было не редко, вообще ничем не занимались. Физиологией же клоны в точности соответствовали людям. Они также старели и могли умереть. Но, как правило, клон, достигнувший возраста сорока–пятидесяти лет, подлежал уничтожению. Цивилизация видела в них всего лишь биологические машины. Исключение составляли клоны, которые по каким-либо причинам оказались особенно полезны обществу. Ведь и среди тех, кого люди не считали за людей, встречались очень талантливые индивидуумы. Во избежание всевозможных недоразумений, вызванных абсолютной внешней идентичностью людей и клонов, последним на лоб наносился штрих–код, в котором были зашифрованы номер, профессия, имя владельца и другие необходимые данные.

Решение об обязательном введении штрих–кода было принято на государственном уровне и первоначально вызвало волну протеста у граждан. Многие сетовали на то, что штрих–код лишает клона привлекательности. Особенно сильное недовольство выказали владельцы публичных домов, где девушки–клоны, на генетическом уровне лишенные многих психологических барьеров, свойственных человеку, были крупным источником дохода. Но вскоре с этим смирились. Ведь никому не хотелось бы попасть впросак и быть высмеянным окружающими. Потому что разговаривать и вести себя с клоном на равных считалось даже не то, чтобы верхом неприличия или дикостью — это было все равно, что разговаривать на равных с автомобилем или, скажем, соковыжималкой. А с введением штрих–кода возможность ошибки была исключена. Клона можно было различить даже в абсолютной темноте, так как в темноте штрих–код начинал слабо люминесцировать.

Роллано курил трубку, рассеянно созерцая морскую даль за окном. Он был совершенно равнодушен к роскоши и предпочел бы более скромный номер. Но, увы, в этом городе, равно как и в любом другом, можно было найти только такой или же еще более роскошный номер. Роллано докурил трубку и вытряхнул ее содержимое в хрустальную пепельницу. Затем он пошел в спальню. Раздевшись и повесив одежду в шкаф, он взял халат и одно из полотенец и отправился в ванную. Ванная лишь немногим уступала в размерах спальне. Здесь находились душевая кабина и огромная ванна, в которой запросто могло поместиться два человека. Роллано решил воспользоваться душем и открыл стеклянную дверцу кабины.

На пульте, встроенном в стенку душевой, можно было выбрать мощность струи, температуру воды и даже режим гидромассажа. Роллано ограничился обычным прохладным душем.

Запахнувшись в белоснежный халат, Роллано вышел из ванной и направился к холодильнику. Открыв дверцу, он обнаружил ряды бутылок и герметичные пакетики с закусками. В местных алкогольных напитках Роллано был не силен, поэтому, наугад выбрав одну из бутылок, закрыл холодильник. Раскрыв стеклянные дверцы серванта, Роллано взял самый большой фужер. Для начала он плеснул на донышко. Но, сделав глоток и оставшись довольным, наполнил фужер до краев. Напиток, вероятнее всего, был смесью фруктовых вин. Вкус у него был превосходный.

С фужером в руке Роллано направился на балкон. Открыв дверь, он почувствовал, как ему в лицо дохнул соленый морской ветер. Он устроился в одном из двух плетеных кресел и стал обозревать окрестности. С высоты пятого этажа ему открывался живописный вид на море и прекрасные здания отелей, каждое из которых было выполнено в своем, неповторимом стиле. Роллано сделал большой глоток и, усмехнувшись, произнес:

— Всему когда-нибудь приходит конец.