Глава 11

Джон понял, что уже проголодался. Но в гостиницу идти почему-то не хотелось. День только начинался, и он успеет подготовить все необходимое до завтрашнего утра. В кафе или ресторан Джон решил не идти. Он чувствовал себя очень неуютно в людных местах, особенно в этом мире, где любое лишнее слово может обернуться неприятностью, а неприятностей уже и так было более чем достаточно. Поэтому, недолго думая, Джон купил бутылку пива и внушительных размеров бутерброд и устроился на скамейке в сквере, что был неподалеку.

Здесь было тихо, и никто не мешал поразмышлять. К тому же старые деревья заботливо укрывали Джона своими ветвями от нестерпимой жары, которая начала раздражать даже его.

Сидеть на скамеечке и пить пиво — было одно удовольствие. Джон очень любил такие моменты и ценил каждую свободную минуту, когда ему удавалось побыть в относительном спокойствии. А случалось это крайне редко. Его работа предполагала постоянные активные действия и общение с различными разумными существами, некоторые из которых могли вывести из себя кого угодно за считанные секунды. Несмотря на тяжесть возложенных на него обязанностей, Джон, в общем-то, был доволен тем, что провел эти несколько дней ни с кем не сражаясь и ни за что не борясь. Быть героем тоже рано или поздно надоедает, что бы про это не говорили.

На скамейке напротив сидели юноша и девушка. Молодому человеку было приблизительно восемнадцать, девушка немного моложе. У девушки были светлые волнистые волосы и смешные веснушки на носу и щеках. Черные волосы молодого человека были взъерошены. Над губой вместо усов — пушок. Юноша держал девушку за руку и что-то взволнованно шептал ей на ухо. Девушка сидела, потупив глаза. На ее щеках выступил легкий румянец. Продолжая говорить, юноша свободной рукой робко обнял ее за плечи. Вздрогнув от его прикосновения, она подняла глаза и увидела Джона, с любопытством наблюдавшего за ними и при этом улыбающегося. Девушка покраснела еще больше. Она убрала со своего плеча руку молодого человека и что-то негромко сказала ему. Затем они встали со скамейки. Юноша бросил на Джона суровый взгляд, безмолвно осуждая его за испорченное уединение. Джону захотелось рассмеяться, но он понимал, что для этих двоих ситуация слишком серьезна. Взявшись за руки, юноша и девушка пошли вдоль аллеи.

Джон проводил их взглядом. Затем улыбка пропала с его лица. И снова что-то заныло в груди, заскреблось в закрытую дверь, умоляя выпустить. Ему хотелось заткнуть уши, но голос исходил изнутри. «В чем они виноваты? Скажи только, в чем?» У Джона не было ответа на этот вопрос. Он вздохнул и сделал очередной глоток из бутылки с пивом.

Его мысли нарушило чье-то настойчивое покашливание. Джон открыл глаза. У него была такая скверная привычка думать с закрытыми глазами. При определенных обстоятельствах она могла сильно повредить ему. Впрочем, он, как правило, всегда чувствовал приближение к себе.

Человеку было около сорока лет, но с виду можно было бы дать и все пятьдесят. Трехдневная щетина, синева под воспаленными глазами, замызганные штаны и рубашка, которая когда-то была белой, — все говорило о том, что человек злоупотребляет выпивкой. Портрет стандартен. Пьяницы во всех мирах выглядят одинаково.

— Молодой человек, — с трудом выговаривая слова, начал он, — мою душу терзает горе, и помочь мне можете только вы…

Джон порылся в кармане и достал мелкую монету.

— Нет, деньги мне не нужны, — покачал головой мужчина, обречено взглянув на Джона.

Джон виновато развел руками, дав понять пьянице, что ничем не может помочь. Человек расстроился, обречено махнул рукой и плюхнулся на скамейку.

— Послушай, ты думаешь, я не знаю, кто ты такой? — заикаясь, сказал он, — Я ведь давно тебя здесь жду…

Джону абсолютно не хотелось вступать в беседу с этим человеком. Тем более что запах, исходивший от него, оставлял желать лучшего

— Нет, ты послушай, не уходи. Я ведь такой же, как и ты. Первый. Ях–мэ–ляш ай'-й'-а хэш мель–й'-а. Ин–аш 'тэ–ла–й'-а.

Джон решил, что ему все же стоит задержаться. Он внимательно посмотрел на незнакомца, пытаясь проникнуть в его сущность, но обнаружил лишь умело поставленный барьер. Сомнений больше не оставалось: рядом с ним сидел не человек, а существо подобное ему.

— Ладно, верю, — сказал Джон, стараясь, чтобы его голос звучал как можно суровей. — Теперь говорить буду я, а ты будешь отвечать. Понял?

— Да, — несколько испугано ответил мужчина.

— Имя, принадлежность. И не заставляй меня узнавать это самому.

— Тай–а-кар, Фигура Света. Я был одним из созидателей этого мира, а затем началась Великая Игра. Мы сражались за этот мир. Сражались долго и упорно. На протяжении многих веков никто не мог взять верх: ни Фигуры Света, ни Фигуры Тени, а потом что-то случилось. Я до сих пор так и не могу понять, что именно. Победа была почти у нас в руках, темные отступали, как вдруг мы услышали, что надо уходить. Приказы не обсуждаются. Все ушли: Фигуры Света, Фигуры Тени и Фигуры Знания. Я остался один. Я не мог по–другому. У каждого есть свой любимый мир. Ты ведь знаешь… Когда все уходили, я понял, что не могу. Для меня это было бы предательством. Когда из мира уходят бессмертные, то вскоре должны придти Черные Всадники. Я поселился в городе, который был ближе всего к Месту Силы, и стал ждать…

— Зачем? — Всадник заглянул ему в глаза.

— Я хотел спросить. Почему? Чем провинился этот мир перед Дай–мэ–раком? Ответь, и мне будет легче умереть.

— Ты Фигура Света и ты не имеешь права оставаться, потому что ты не человек.

— Знаешь, — Тай–а-кар вздохнул, — иногда мне кажется, что я давно уже человек. Я всегда хотел понять людей, помочь им. Но как же трудно смотреть на них их же глазами, будучи Первым, как же трудно этому учиться.

Всадник молчал.

— Так все же — продолжал Тай–а-кар, — Почему вы пришли разрушать этот мир?

— Ты же сам сказал, что приказы не обсуждаются. Но я не могу допустить, чтобы Фигура Света погибла. Перевес хотя бы в одну Фигуру даст Шайраху лишний шанс на победу. Пещера забвения лечит любые раны.

— Мар–дэна? Что ж… Возможно, другого выхода у меня нет.

— Ты готов?

— Да, Всадник. Я готов. — В глазах Тай–а-кара читалась суровая решимость.

Джон встал со скамейки и подошел вплотную к сидящему на ней бессмертному и пристально посмотрел ему в глаза. В эту же секунду тот исчез. Словно его никогда и не было. Джон быстро оглянулся. Он совсем позабыл, что вокруг могли быть и люди. Но, к счастью, поблизости никого не оказалось.

Домой он решил возвратиться пешком. Снова ехать на гремящем синем змее ему хотелось. Тем более, что идти было не так уж и далеко.

Джон вернулся в номер около трех часов дня. Пора было приниматься за дело. Он повесил пиджак на стул и, взяв брошюру и книгу, взгромоздился на кровать. Брошюра оказалась абсолютно бесполезной. Суть ее сводилось к тому, что если не совершать плохих поступков и любить ближнего своего, то апокалипсис не наступит никогда. Может быть, на самом деле все так и было, только вот про сам апокалипсис там не было ни слова. Джон отложил брошюру и раскрыл Библию. В принципе, Библии в разных мирах почти ничем не отличались. События, описанные в книгах Ветхого и Нового завета, были практически идентичны. Не совпадали лишь некоторые имена да откровения пророков. А откровения и были как раз самым важным материалом для подготовки знамений апокалипсиса. Листая Библию, Джон пытался вспомнить, у кого там из святых или пророков было про конец света. Немного помучившись, он вспомнил, что в прошлый раз был не то Исаак, не то Иов. Он начал листать Книгу пророков в поисках имени, начинавшегося с «И». Иоким было единственное подходящее имя. Джон, не задумываясь, пролистал до тринадцатой главы. Все пророки были довольно суеверными людьми и самые страшные предсказания помещали именно под этой цифрой. Пусть будет нарушена хронология, зато самое страшное — под чертовой дюжиной.

Джон начал внимательно читать, комментируя вслух: «И стоял я на берегу мутной реки и вместо лица своего видел в отражении лишь чудовище, поглотившее мою душу».

«Что ж, очень даже не плохо. Чистых речек без примеси химических отходов здесь не найдешь. Тут и менять ничего не надо», — обрадовался Джон. Прочитав тринадцатую главу до конца, он совсем разочаровался. Все, о чем писал древний пророк, случилось и без вмешательства Черного Всадника: болезни, уносящие миллионы жизней, огненные грибы, вырастающие прямо на небе, и всякое такое, наподобие: «дети убивают своих родители», «родители бросают новорожденных в помои», «вера продается за золото», и так далее. Правда Джон ухитрился найти нечто, что все же можно было использовать: «И в конце времен огненные птицы падут с небес на землю». Не очень-то хотелось творить этих огненных птиц, но, с другой стороны, неизвестно же, что именно имел в виду Иоким. Можно просто сделать так, чтобы все самолеты, находящиеся в небе, упали на землю. Зрелище будет впечатляющее и, главное, по Иокиму. Финальные строки главы повествовали о приходе Ангелов Господних, судивших мир и обрекших его на гибель: «Черный снег застилал мне глаза, и я с трудом видел то, что свершалось над миром. Грешники в ужасе скрежетали зубами, а твердь земная рушилась у них под ногами». «Так, это тоже очень хорошо, — пробормотал Джон, — Черный снег я им под занавес устрою — пусть порадуются…»

Покончив с падением всех «огненных птиц» с небес, Джон понял, что несколько утомился. Последнее время было очень мало практики. Но получиться должно было все отлично. На сегодня его рабочий день завершен. Если не случится каких-нибудь непредвиденных обстоятельств, то до завтра можно было просто поспать. Скинув одежду и растянувшись на кровати, он закрыл глаза и постарался уснуть.

(Книга Откровений Знающих стихи 84–87)