4
Рано утром путешественники покинули усадьбу. Кодар, сдерживая рыдания, сообщил им, что его батюшка умер ночью, так и не дождавшись встречи со старым другом. Щавель и Трикс принесли свои соболезнования. Иен и Халанбери так ничего толком и не поняли – и Трикс почему-то совсем не захотел поделиться с ними приключившейся ночью историей.
Миновав деревеньку – ее расхлябанные обитатели откуда-то уже знали о случившемся, как это обычно и водится у нерадивых подданных, – путники выехали из владений рыцаря Арадана и вновь попали на приличную дорогу. Сверившись с картой, Щавель заявил, что теперь они едут по землям барона Исмунда. Трикс, подумав хорошенько, вспомнил, что предки барона были из той самаршанской знати, которая после проигранной войны предпочла принять власть Маркеля Разумного и стать его баронами, а не срываться с насиженных земель и копить впустую обиду. Иен, очень гордившийся своим приютским образованием, сказал, что владения Исмунда славятся быстрыми скакунами, собачьими бегами, петушиными боями, бойцовыми рыбками, азартными играми и гладиаторскими сражениями (только не до смерти, поскольку Маркель Неожиданный в угоду своей второй жене запретил гладиаторам убивать друг друга на аренах). Щавель отметил, что магия во владениях Исмунда развита слабо и знаменитых волшебников тут не водится. Ну а Халанбери только поинтересовался, умеют ли подданные барона делать знаменитую самаршанскую халву или уже разучились.
Несмотря на то что на землях Исмунда с давних пор проживало множество самаршанцев, нынче они уже мало отличались от прочих граждан королевства. Длиннополые накидки уступили место штанам и рубашкам, женщины больше не прятали рот под тугой повязкой (почему-то в Самаршане считали, что приличная женщина не должна показывать свой рот чужим – скорее всего самаршанцы таким образом ловко избавились от необходимости водить своих жен на пирушки и выслушивать от них замечания при посторонних). В деревнях повсюду держали кур, которых самаршанцы считают грязными животными, ибо они едят червей, а черви едят мертвецов, значит, тот, кто ест курицу, пожирает своих предков. Единственное, что выдавало происхождение местных, так это чуть более темная кожа и слегка раскосые глаза.
Деревни здесь встречались часто, и три ночи подряд путники проводили в тавернах. Но на четвертый день, когда вдали уже показались башни Гивы – главного города баронства, случилась неприятность.
Вначале зарядил дождь – нудный осенний дождь, решивший поквитаться за затянувшееся бабье лето. Дороги быстро раскисли, и благородный жеребец волшебника внезапно показал себя не с лучшей стороны – поскользнулся, упал, уронив Щавеля в лужу – и захромал. Вначале волшебник почем свет ругал глупого коня, потом принялся его успокаивать и осматривать ногу. Ничего утешительного он не обнаружил.
– Месяц поправляться будет, – забинтовывая распухшую ногу животного, сказал он. – В ветеринарной магии я не силен. До города дохромает… там придется продавать.
Засунув руку в карман, волшебник достал тощий кошелек, заглянул внутрь и печально добавил:
– И покупать новую лошадь. М-да…
До города жеребец действительно дохромал – Щавель шел пешком. На воротах волшебник поинтересовался адресом ближайшего лошадника и ближайшего колбасника. Конь насторожился.
К счастью для нее, лошадник, осмотрев ушибленную ногу, назвал приличную цену и визита к колбасных дел мастеру удалось избежать. Заодно Щавель продал и повозку с кобылой, после чего повеселел и отправился в ближайший трактир. Поужинав и выпив бутылку вина, волшебник стал совсем благостным. Для Трикса, Иена и Халанбери была снята комната, а сам Щавель отправился «знакомиться с прославленной ночной жизнью Гивы».
Трикс не возражал. Ребята устали так, что тут же повалились на койки. Халанбери уснул мгновенно, Иен успел снять башмаки. Аннет присела на подоконник, печально посмотрела на дождь, который только усиливался, и отправилась ночевать к Триксу в карман мантии.
Да и Трикс держался недолго. В свете единственной свечи он некоторое время разглядывал книгу «Тиана», борясь с искушением открыть ее и прочитать. Потом спрятал под подушку, задул свечу и уснул.
Утром Радион Щавель обнаружился в комнате, хотя Трикс точно помнил, что перед сном задвинул засов на двери. Волшебник был хмур и неразговорчив – видимо, знакомство с ночной жизнью города оказалось неудачным.
– На хорошем экипаже до Столицы меньше недели пути, – сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Пешком будем идти недели три, а если упадет снег – то и больше.
– Здесь снег нечасто бывает, – блеснул образованностью Иен. – Да и что такое три недели…
– Волшебники не ходят пешком! – гордо ответил Щавель. – И три недели… это тебе ничего, а для меня, немолодого человека, изрядный срок!
Трикс, вспомнив, сколько вчера выторговал за лошадей и повозку Щавель, робко поинтересовался:
– А нанять экипаж денег не хватит?
– Уже нет, – мрачно ответил Щавель.
– Тогда, наверное, надо их заработать? – наивно спросил Трикс.
– Запомни, мой мальчик, больше всего на свете… ну, после хождения пешком, конечно, волшебники не любят… работать! – Последнее слово Щавель произнес с отвращением. – Маги любят придумывать заклинания. Соревноваться. Даже воевать! Но работать…
Он помолчал, потом печально добавил:
– Наверное, придется… Но помогать лавочникам устроить свои делишки я больше не намерен. Умойся и почисть одежду, мы отправимся на аудиенцию к барону!
– А одежда чистая, – похвастался Трикс.
– Мою одежду почисть, – пояснил Щавель. – И попроси на кухне кусочек жира, завернешь в тряпицу и начистишь мне сапоги до блеска… Да, Трикс! Ты не встречал барона Исмунда? Возможно, он знал твоего отца?
– Вроде как нет, – признался Трикс.
– Странный этот Исмунд, – пояснил Щавель. – В народе его любят. Но все обязательно уточняют, что больше всего барон славен любовью к азартным играм. Ладно, иди занимайся делом.
Трикс довольно быстро сумел почистить мантию волшебника и до блеска извозить салом сапоги. Все-таки классическое образование юного аристократа включало в себя много полезных навыков, помимо танцев, чтения летописей и зубрежки родословных. Щавель тем временем ополоснулся в лохани и надушился южными благовониями (видимо, из уважения к самаршанскому происхождению барона). Иену и Халанбери было велено вести себя прилично, гулять только в людных местах (Щавель зловеще намекнул про весьма ценящихся в близком Самаршане малолетних светлокожих невольников) и к вечеру вернуться в трактир. Как ни странно, но больше всех предупреждение напугало Аннет. Поинтересовавшись у Трикса, есть ли в ней нужда, она добровольно вызвалась сопровождать мальчишек.
– Цветочная душа, – философски заметил Щавель, когда они с Триксом вышли из трактира. – Вроде и ругается на всех, а при этом – беспокоится. Надо признать, что магические существа вовсе не обязательно несут в себе зло.
– Господин волшебник, вы думаете, барон нам поможет? – поинтересовался Трикс.
Щавель искоса посмотрел на ученика.
– Ты сам как думаешь? Если бы к твоему отцу пришел… э… известный и уважаемый волшебник и попросил карету для поездки в столицу, к королю по важному делу?
– Это смотря какое настроение было бы у отца, – честно ответил Трикс. – Если вечером, и веселое, то мог бы и дать. А если утром, и подавленное, то прогнал бы. Или соврал чего.
– Исмунд вообще не пьет, – с отвращением сказал Щавель.
– Еще от придворных волшебников многое зависит, – продолжал Трикс. – Они же все считают себя самыми великими. И если бы отец дал чего другому волшебнику – придворный маг бы обиделся. И начал бы и себе требовать…
– Понятно. – Щавель кивнул.
– Хотя вообще-то папа добрый… был… – Трикс замолчал и отвел глаза.
Некоторое время они шли молча, потом волшебник положил руку ему на плечо:
– Не стыдись своих слез, ученик. Это хорошо, что ты любишь своих родителей. Но все мы смертны, рано или поздно.
– Кроме витамантов, – мрачно сказал Трикс, стыдясь своей слабости.
– Ты бы хотел видеть отца таким, как рыцарь Арадан? – спросил Щавель. – А ведь это даже не оживший покойник, это лич… Смерть не обманешь!
– А что будет после смерти? – спросил Трикс.
– Тут есть разные мнения, – охотно поддержал разговор Щавель. – Некоторые ученые говорят, что смерть – это полное небытие. Тьфу на них! Скальды варваров утверждают, что после смерти храбрые воины получают в свое распоряжение замок, толпу прекрасных девушек и кучу слуг, а также личное поле брани и неограниченное число врагов… как по мне, так утомительно и однообразно, верно? Самаршанские мистики верят, что после смерти Высшее Божество собирает все грехи и подвешивает к твоим ногам, а из добрых дел вьет веревку – и ты должен выбираться по этой веревке из Теснины Страданий на Гору Блаженства… причем Высшее Божество может еще дуть на тебя… не помню, в каких случаях снизу, а в каких – сверху…
Трикс, который был слаб в вопросах теологии, так заинтересовался, что недостойные волшебника слезы сами высохли на его щеках.
– Наши жрецы склоняются к мысли, что раньше миром правили семнадцать богов и богинь, но все они были лишь разными сторонами личности Высшего Божества – настолько оно разностороннее и многогранное. Один бог повелевал войной, другой – медициной, третий – погодой, и так далее… Но потом Высшему Божеству наскучило по мелочам вмешиваться в людские дела. Оно решило воплотиться в человека, прожить полную тягот и лишений жизнь, тем самым изменив род людской и весь мир человеческий к лучшему.
– Это получилось?
– И тут нет согласия, – вздохнул Щавель. – Ортодоксы считают, что получилось, и теперь после смерти все люди попадают в чудесный новый мир. Агийские еретики утверждают, что воплощенное в человека Высшее Божество некоторое время жило среди людей, но так в них разочаровалось, что вообще ушло из мира и занялось самопознанием, а все люди после смерти незримыми духами витают вокруг Божества и ждут, пока то освободится от дел. А вот горские знахари уверены, что Божество никогда и не просыпалось, что весь наш мир – это его страшный сон. И после смерти люди снова рождаются, ничего не помня о прошлой жизни. Хорошие люди рождаются умными, красивыми и богатыми, а дурные люди – уродливыми бедными дураками. Поэтому горцы обычно сразу убивают уродливых, продают в рабство бедных, а над дураками издеваются – ведь эти люди чем-то сильно провинились в прошлой жизни.
– Так кто на самом деле прав? – не выдержал Трикс.
– А кто его знает? – пожал плечами Щавель. – Несколько раз великие волшебники пытались с помощью магии связаться с Высшим Божеством и узнать, в чем смысл жизни и что происходит после смерти. Например, первая ассамблея волшебников увлекалась этим в полном составе. Однажды коллективными усилиями они составили такое мощное вопросительное заклинание, что даже получили ответ.
– Какой?
– Цветок герани, стоявший на окне, вспыхнул ярким пламенем и горел, не сгорая, три дня и три ночи. На стол, вокруг которого сидели волшебники, упала с неба морковка. А у тех волшебников, что были женаты, волосы стали зелеными.
– И что это значит?
– Пятеро волшебников сошли с ума, пытаясь догадаться. А остальные плюнули, герань погасили в ведре с водой, морковку съели, волосы перекрасили и больше ерундой не занимались. Понимаешь, Трикс, не в человеческих силах постигнуть ход мысли Божества… О, кстати, мы пришли.
Дворец Исмунда ничуть не походил на самаршанские постройки – это был строгий дворец с колоннами у входа и мощным фронтоном над ними. Наверное, таким образом барон подчеркивал свою преданность королевству, несмотря на инородное происхождение.
Двери во дворец были открыты, стража у ворот пропустила волшебника с учеником без всяких вопросов. Зато сразу во дворце Щавеля немедленно взял в оборот немолодой властный мужчина, сидящий за большим письменным столом. Одет он был по какой-то необычной моде – в лакированные ботинки, темные прямые штаны, белую рубашку и темный сюртук неудобного покроя. Вокруг шеи у него почему-то была повязана яркая красная лента, свисающая почти до пупа. Все попытки волшебника что-то объяснить мужчина отмел сразу.
– Я младший церемониймейстер барона, – вручая Щавелю свиток пергамента, объяснил он. – Все желающие пройти на прием должны заполнить эту анкету.
– Я волшебник!
– Это хорошо. Значит, умеете писать почти без ошибок.
– А если бы я вообще не умел писать и читать? – спросил волшебник.
– Наняли бы писца. Вон они, на той скамейке ожидают клиентов.
– А если бы у меня не было денег на оплату писца?
– Как вы полагаете, – едко спросил младший церемониймейстер, – достоин ли отнимать время барона необразованный и бедный человек?
– Ясно, – мрачно забирая пергамент, ответил волшебник.
– С вас одна серебряная монета за анкету, – добавил церемониймейстер.
Щавель крякнул, но безропотно расплатился.
– Я слышал про такие штучки, – пояснил он Триксу. – Это называется столовластием.
– Столовластием?
– Ну да. Все вопросы решаются заполнением бумажек, которые рассматривает специальная порода людей – чиновники. Идиотизм, конечно, я бы ему все объяснил на словах в пять раз быстрее. Но давно хотелось посмотреть, как эта система работает… Так… ого… тридцать четыре вопроса. Ну ладно…
Щавель присел за стоящий в стороне свободный стол, презрительно осмотрел старое неочиненное перо, лежащее рядом с чернильницей, полной засохших чернил, достал красивый свинцовый карандаш в замшевом чехольчике.
– Так-так-так… Анкета для домогающихся аудиенции… Так. Имя и прозвище. Радион Щавель… Предыдущее имя и прозвище, если таковые были… Хм. Не менял… Возраст… Ну, допустим… Пол… Они издеваются? Мужской! Пол до смены, если таковая была…
Щавель удивленно посмотрел на Трикса:
– Наверное, в этом есть какой-то смысл, да? Так…
Он снова принялся заполнять анкету, время от времени комментируя свои действия:
– Имя отца… Имя матери… Есть ли родственники в Самаршане или на Хрустальных островах… Кто по происхождению – человек или иное существо… Не замышлял ли зло против королевства и короля? Не замышлял ли зло против барона… Очень дотошные люди! В каком возрасте выпал первый молочный зуб…
Этот вопрос вогнал Щавеля в оцепенение.
– Очевидно, это тоже зачем-то нужно… – сказал он. – Но зачем? И… я совершенно этого не помню! Когда у тебя выпали молочные зубы?
– Тоже не помню, – сказал Трикс. – Халанбери надо спросить…
– Ничего, напишем – в пять лет, – решил волшебник. – Я думаю, это примерно тогда случается… В каком возрасте вы перестали… Нет, они все-таки издеваются!
Дальше Щавель писал молча, лишь временами вздрагивая и пораженно перечитывая вопросы. На последний вопрос – «цель визита» он ответил красивым словом «аудиенция», после чего направился к младшему церемониймейстеру.
– Надо было заполнять чернилами, – не глядя на пергамент, сказал чиновник.
– Почему вы сразу не сказали? – оторопел Щавель. – Или когда увидели, что я пишу карандашом?
– Я не обязан смотреть, чем вы пишете! – вспыхнул младший церемониймейстер. – И все объяснять тоже не должен. Вы могли спросить, я бы ответил!
– Хорошо. – Щавель встряхнул пергамент. – Слово – рабочий инструмент мага, и не важно, как оно записано – карандашом, чернилами или кровью сердца! Слово несет в себе смысл, который не меняется от формы. Повинуясь воле могущественного мага, слова на этом пергаменте изменили свое начертание – и превратились из карандашных штрихов в чернильные линии – из самых лучших чернил, что существуют в мире, созданных из глубоководной твари каракатицы и отборных квасцов!
Чиновник с легким любопытством глянул на пергамент. Строчки и впрямь выглядели написанными чернилами.
– Волшебник, значит… – пробормотал он. – И впрямь… Так. Цель визита – аудиенция. Это как-то странно звучит!
– Почему? – напористо спросил Щавель.
– Ну… в анкете же спрашивается, какова цель вашей аудиенции, а вы отвечаете – аудиенция!
– И в чем я соврал?
– Но это же не ответ!
– Почему не ответ? Если бы я написал «аудиенция?» с вопросительным знаком, то это был бы не ответ. Это был бы вопрос. Если бы я написал «аудиенция…» с многоточием, то это был бы не ответ, а размышление о цели визита. Но я написал – «аудиенция». И поставил точку. Я дал ответ!
Во взгляде чиновника появилось что-то, напоминающее уважение.
– Скажите, а вы не хотели бы поступить на государственную службу? – спросил он. – Барон намерен очень широко внедрять практику столовластия в жизнь баронства, а потом – и всего королевства. Я могу вас уверить – за нами будущее!
– Будущее – за магией! – твердо ответил Щавель.
Чиновник снисходительно улыбнулся:
– Ну да, да. Конечно же. Но все-таки подумайте, у вас есть все задатки столовластца. Кстати, жалованье очень неплохое, за проживание в трактирах платите лишь половину цены, через три года – жилье от казны. Начиная с определенного поста получаете право на служебную карету с колокольчиком…
– С колокольчиком?
– Ну да. При звоне колокольчика вас все обязаны пропускать. Я вас уверяю, не пожалеете!
– Я подумаю, – кисло ответил Щавель.
– Думайте, но не затягивайте, – кивнул чиновник. – Вам наверх по лестнице, там покажете вот этот пропуск охране, вас проведут в тронный зал. Аудиенция начнется через десять минут.
Заполненную Радионом анкету он, не глядя, смахнул в ящик своего стола.
– И зачем я это все писал? – спросил Щавель.
– Все будет изучено в надлежащее время, не беспокойтесь, – улыбнулся младший церемониймейстер. – Поспешите на прием.
Поднимаясь по лестнице, Щавель был задумчив и серьезен. Лишь когда охрана провела их в тронный зал, волшебник несколько приободрился.
Тронный зал действительно впечатлял!
Он был большой, круглый, с изящным троном положенного для барона размера и низенькой скамеечкой напротив, с богатым узорчатым ковром на полу, с куполом, расписанным яркими картинками. На картинках мчались по арене быстроногие кони, вцеплялись друг другу в загривок яростные боевые псы, мудрые седобородые люди склонялись над какими-то затейливыми играми, гладиаторы рубились на сверкающих мечах…
– Общее направление интересов подтверждается, – пробормотал Щавель, задрав голову. – Азарт…
– Это плохо? – спросил Трикс.
– Что? Нет-нет. Это не плохо. Все волшебники – люди азартные…
Распахнулась одна из ведущих в круглый зал дверей – и герольд торжественно объявил:
– Его высокоблагородие, благородный барон Исмунд, заботливый покровитель народа и верный слуга Короны!
Щавель и Трикс согнулись в поклоне. С мимолетной обидой Трикс подумал о том, что это барон Исмунд должен был бы кланяться ему, со-герцогу… но задавил эту мысль и отвесил поклон даже чуть ниже, чем требовалось по этикету.
– Гости! Замечательно! Как я рад гостям… тем более путешественникам… тем более – волшебникам! – воскликнул барон. – Да выпрямляйтесь же, выпрямляйтесь! Оставим эти церемонии в прошлом, будем современными людьми!
Барон был невысоким, плотненьким, с чисто выбритым лицом, добрыми лукавыми глазами и широкой улыбкой, открывающей великолепные белые зубы. Одет он был вольно, с легкой нотой самаршанского стиля, выражающейся в широких шароварах и свободной рубахе навыпуск. Впрочем, возможно, он просто любил просторные вещи, как все толстяки.
– Радион Щавель, – представился волшебник. – Мой ученик Трикс Солье.
– Солье? – заинтересовался барон. – Не родственник ли почившему со-герцогу?
– Сын, – коротко ответил волшебник.
– Какой ужас! – воскликнул барон. – Наследник трона вынужден скитаться, зарабатывая на жизнь магией… Он тебя не обижает, мальчик?
Трикс помотал головой.
– Ну и славно, – кивнул барон. – Чем обязан вашему визиту, господин Щавель?
– Мы направляемся к его величеству королю, – торжественно сказал волшебник.
– Очевидно, в поисках справедливости? – спросил барон. – Очень разумно, одобряю!
Он потер руки и уселся на краешек трона. Помолчал секунду и поинтересовался:
– А чем я обязан визиту?
– Прискорбные обстоятельства пути, – сказал Щавель. Барон сразу погрустнел. – Мой гнедой сломал ногу.
– Какой кошмар! – воскликнул барон. – Мне очень жаль, что ваш гнедой сломал ногу!
– Ну, если точнее, то не сломал, – уточнил Щавель. – Ушиб. Но пришлось его продать. А путь до столицы долог…
– Вы хотите денег, – вздохнул барон. – Деньги… – Он поднялся и зашагал взад-вперед у трона. – Нет, вы не подумайте, денег у нас много. Даже очень. И помочь знаменитому волшебнику Черемше…
– Щавелю! – не выдержал волшебник.
– Ах, простите. – Барон махнул рукой. – Я всегда был слаб в ботанике. Помочь волшебнику – долг каждого государственного мужа. Вы ведь так охотно откликаетесь на наши скромные просьбы, поддерживаете нас во всех тяготах государственной службы, причем совершенно бескорыстно…
Щавель как-то неловко затоптался на одном месте.
– Молчите-молчите! – воскликнул барон. – Не надо взаимных комплиментов, это все пустое… Видите ли, в чем дело, друг мой. Неправильно будет, если барон станет давать деньги просто так. В то время как дети трущоб голодают, в то время как мастеровые ютятся в маленьких хижинах, в то время как мастерицы-златошвейки молят о новом доме родовспоможения… Что скажут о бароне, который запросто раздает золотые туда-сюда?
– Я был бы счастлив предложить свои… наши услуги вашему высокоблагородию, – выдавил из себя Щавель.
– Золото? Бессмертие? Прогноз погоды? – заинтересованно спросил барон.
– Ну, есть некоторые неподвластные нам области магии… – промямлил Щавель.
– Да, да… Маги предпочитают швырять огненные шары, испепелять города, призывать монстров… – кивнул барон. – Что ж. Тогда… предлагаю поиграть. Пусть случай нас рассудит!
– Шахматы? – с надеждой спросил Щавель. – Или карты?
– О нет!
Барон взмахнул рукой и указал на три одинаковые двери, ведущие из зала.
– Это моя любимая игра, – сказал он. – За этими дверями… эй, герольд, распорядитесь! За двумя дверями будут стоять козы. За третьей – карета. Ну, карета туда не влезет, там будет лежать колесо от кареты. Принесите колесо, быстро! Вы укажете на одну из дверей. Если там будет коза – вы на год останетесь у меня в услужении. Если карета…
– То есть колесо, – мрачно уточнил Щавель.
– Верное замечание! – согласился барон. – Если колесо, то я дам вам свою личную золоченую карету, охрану, повара с запасом продуктов… эх, даже вина из собственных подвалов! И вас отвезут в Столицу.
Щавель нахмурился и сказал:
– Боюсь, господин барон, что на таких условиях…
– Вы ошеломлены моей добротой! – воскликнул барон. – И, конечно же, не рискнете нанести мне оскорбление, отказавшись!
Щавель замолчал. Барон расплылся в улыбке.
Трикс сглотнул, потому что горло вдруг пересохло, и шагнул вперед:
– Ваше высокоблагородие!
– Да зови меня по-простому, «мой барон», – сказал Исмунд. – Мы же с тобой оба благородные люди.
– Мой барон, доверьте процедуру выбора мне, – сказал Трикс. – Для господина Щавеля это слишком простое испытание, будет нечестно с нашей стороны, если выбор сделает он.
Щавель выпучил глаза, но ничего не сказал.
– Я не против, – быстро сказал барон. – Но учти, юноша, никакой магии! Мои волшебники будут следить за ходом игры… честно говоря, они уже давно следят через потайные отверстия в стенах и потолке.
– Никакой магии, – согласился Трикс. – Только я предложил бы чуть-чуть изменить условия.
– Ну? – заинтересовался барон.
– Пусть слепой случай не мешает игре. Давайте я буду выбирать десять раз… нет, девять, чтобы не было ничьей. Если чаще встретится коза – то мы служим вам целый год. Если чаще попадется колесо от телеги – то мы уезжаем.
– По результатам девяти испытаний? – Барон расхохотался. – С удовольствием, малыш!
Щавель резко повернулся к Триксу, обнял его, прижал к себе и, принужденно улыбаясь, прошипел на ухо:
– Ты сошел с ума! У нас всего один шанс из трех победить! А если мы сделаем девять попыток, то уж точно проиграем! Это элементарная математика!
– Не надо благодарить, учитель! – громко ответил Трикс, высвобождаясь из цепких рук Щавеля. – И еще одно уточнение, господин Исмунд. Когда я выберу дверь, то останутся еще две двери, правильно?
– Ну.
– После того как я сделаю выбор, не могли бы вы открыть одну из этих двух дверей? Ту, за которой точно будет коза. А я после этого подумаю… и, может быть, сменю свой выбор. С той двери, на которую указал сначала, на третью, которая еще не открыта.
– Ну и что это изменит? – спросил Исмунд.
Трикс не ответил.
– Так… – Барон задумался. – Так… Тут какая-то хитрость… Если подумать… Да ты не дурак! Не дурак… Выбирая из трех дверей, ты имеешь один шанс из трех. А если уж я раскрыл одну дверь, за которой козы, то у тебя будет один шанс из двух. То есть наши шансы будут равны. Умеешь считать, умеешь! – Он засмеялся.
Трикс скромно промолчал.
– Хорошо, – кивнул барон. – За хорошее знание арифметики готов принять твое предложение. А может, не будем зря мучиться? Используем всего две двери? Коза и карета. Все по-честному.
– Да лучше уж помучиться, – сказал Трикс.
– Вот это уважаю, – кивнул барон. – Вот это люблю. Настоящий игрок не стремится сыграть быстро! В игре, как и в любви, скорость – не главное!
Подошел герольд, что-то шепнул барону.
– Отвинтили и принесли колесо. – Барон потер руки. – Ну-с! Приступим!
– Ты все равно сошел с ума, – тихо сказал Щавель. – Все равно. Один шанс из двух. Лучше пойдем пешком!
– Господин волшебник, доверьтесь мне! – прошептал Трикс.
Щавель вздохнул.
– Все-все-все, условия приняты! – весело сказал Исмунд. – Все совершенно честно! Никакого подвоха! Пан или пропал, карета или коза! Ох, люблю я такие игры! Выбирай!
– Вот эта. – Трикс наугад ткнул в левую дверь.
– Прекрасно, – кивнул барон. – Так-с…
Он подошел к дверям, заглянул за каждую по очереди. Потом открыл центральную дверь и спросил:
– Оставляешь дверь или меняешь?
Лицо барона было абсолютно непроницаемым.
– Меняю, – сказал Трикс. – Откройте правую.
Барон пожал плечами и открыл правую дверь. За ней лежало каретное колесо.
– Повезло, – сказал он. – Надо было тебе не гневить удачу, соглашаться на одну игру. Эй, поменяйте все местами!
За закрытыми дверями послышалась возня.
– Какую дверь выбираешь?
– Опять левую, – сказал Трикс.
Барон вновь заглянул за двери и открыл правую.
– Меняю на центральную, – сказал Трикс.
За центральной дверью обнаружилось колесо.
– Тебе везет, – сказал барон.
После третьего выигрыша барон на некоторое время задумался.
– Ты читаешь по моему лицу, – сказал он. – Я слышал о таких тонких физиономистах!
– Пусть мне завяжут глаза, мой барон! – предложил Трикс.
Барон лично завязал глаза Триксу, после чего игра началась заново.
– Меняем, – раз за разом отвечал Трикс. – Меняем. И снова меняем. И опять меняем дверь!
После того как счет стал 6:3 в пользу Трикса (миленькая белая козочка появлялась за дверью лишь трижды, шесть раз Трикс указывал на колесо), барон подозвал герольда.
– Принеси вина, – распорядился он. – Нам предстоит долгое и трудное пари.
– Но ведь девять раз уже было… – начал Трикс.
– Я тебе навстречу пошел? – возмутился барон. – Вот и ты пойдешь! Проводим серию из ста угадываний.
За дверью кто-то тяжело вздохнул.
– Да, козам – травы, слугам – плетей! – рявкнул барон. – Нет, слуг вообще замените! И меняйте после каждых десяти туров!
– Как скажете, мой барон, – сказал Трикс.
Еще после двадцати испытаний Исмунд призвал своих волшебников и велел им наблюдать за Щавелем и Триксом более внимательно. Впрочем, недоумение на лице Щавеля было неподдельным.
– И снова меняю! – провозгласил Трикс в сотый раз.
– Шестьдесят семь колес, тридцать три козы, – подвел итоги Радион Щавель. – Мы выиграли, ваше высокоблагородие.
Исмунд погрузился в глубокие раздумья. Потом начал размышлять вслух:
– Этого не может быть, но это произошло… Итак. Начали мы с того, что я предложил вам сыграть, имея на выигрыш один шанс из трех. Это я понимаю. Мальчик…
– Называйте меня просто – юный подаван, – скромно сказал Трикс.
– Юный подаван, – без спора согласился Исмунд, – предложил другой расклад. После выбора им двери я открываю одну из оставшихся дверей, обязательно ту, за которой коза. И он получает возможность изменить свой выбор. Таким образом юный подаван уравнял наши шансы. Теперь остается только дверь с козой и дверь с каретой! Так?
Трикс пожал плечами.
– Но тогда карета должна была выпасть пятьдесят раз! – выкрикнул барон. – И коза пятьдесят раз! Шансы-то один к одному! А у тебя почему-то получается два к одному в твою пользу!
Трикс потупился.
– Ты не колдовал? – спросил барон с надеждой. – Признайся, а? Если колдовал – я все прощу. И карету дам. И отпущу. Даже добавлю сто золотых!
– Скажи, что колдовал, – посоветовал Щавель.
– Врать нехорошо, – вздохнул Трикс. – Нет, никакого колдовства.
– Но это противоречит арифметике! – Барон воздел руки к небу, точнее, к потолку. – Этого не может быть!
– Ме-ме… – проблеяла усталая коза.
Исмунд вдруг широко открыл глаза и хлопнул себя по лбу:
– Да как же я сразу не понял! Коз увести. Заложить карету. Повару собрать дорожный набор продуктов и приготовиться к отправлению в столицу.
– А что вы поняли? – удивился Трикс.
– Да ты просто счастливый мальчик! – Барон сиял. – Ты, наверное, в рубашке родился. Или в ночь, когда по диску полной Луны проходил хвост кометы. Ну конечно же! Я слышал о таких, как ты. Вам всегда и во всем везет… не зря же ты спасся при перевороте и сейчас не в рудниках землю роешь, а волшебству учишься… Все понятно! Ты прирожденный счастливчик. Удачник, так еще таких называют!
Трикс развел руками.
– Ты меня неплохо наказал за самоуверенность, – приходя в доброе расположение духа, сказал барон. – Ах, шельмец! Но я не хотел бы быть таким, как ты. Это же никакого удовольствия от азартной игры не получишь! Вот тебе… от меня лично, и тебе лично, Порею не отдавай…
В руки Трикса легло пять золотых, отсчитанных щедрой баронской рукой.
– Но играть в моем баронстве тебе отныне запрещено! – Исмунд погрозил ему пальцем. – Ни в карты, ни в шашки, вообще ни во что! Приходите к вечеру, карета будет ждать вас.
Едва Трикс и Щавель покинули дворец барона, как волшебник цепко ухватил Трикса за плечо и оттащил в проулок.
– Берите, – покорно полез в карман за монетами Трикс.
– Твои, честно заработал, – отмахнулся волшебник. – Оставь себе. Но ты меня чуть в гроб не вогнал! В счастливчиков и удачников я не верю, так что… Признавайся, что за жульничество ты использовал?
– Никакого жульничества! – Трикс даже чуть-чуть обиделся. – Арифметика.
– Я тоже, к твоему сведению, умею считать, – сказал Щавель. – За одной дверью коза, за другой карета. Шансы – один к одному.
– Да нет же! – воскликнул Трикс. – И барон, и вы забываете про третью дверь! Про ту, которую он открыл!
– Так при чем тут эта дверь? – удивился Щавель. – Ее, считай, и нет больше. Выбираем из двух.
– Нет, из трех! – упорствовал Трикс. – Мы выбираем из двух дверей, одна из которых открыта, а за другой неизвестно что, и одной, выбранной мной вначале, за которой тоже неизвестно что. То есть если поменять выбор и выбрать две двери, то у нас будет два шанса против одного! Так и получилось!
– Ты меня не путай! – вспылил Щавель. – Я не идиот! При чем тут открытая дверь, за ней все равно коза! Осталось две двери! За одной коза, за другой карета. Ты выбираешь между ними. Шансы должны быть один к одному!
– Нет, надо считать и открытую дверь, – уперся Трикс. – Мне про это рассказал один папин слуга. Ну, не про двери, конечно. Он так в наперсток играл. Три наперстка, под одним – шарик.
– Ну да, шарик-малик, старинная и малоуважаемая самаршанская игра, – кивнул Щавель. – Вся на ловкости рук построена.
– Да не на ловкости рук! На математике! Когда человек в нее играет, он на один наперсток показывает. Хозяин игры другой подымает – если там шарик, то он уже выиграл. А если пусто, то говорит – менять свой выбор будешь? Никто не меняет, все думают, что разницы нет. А она есть!
– Да ее не может быть! Две двери…
– Не две, а три! – Трикс так увлекся, что принялся орать на Щавеля. К счастью, и Щавель в пылу спора не обращал на это внимание. – Три, под одной шарик!
– Какой еще шарик?
– Малик! Ой, нет. Шарик под наперстком, а за дверью – телега!
– Карета!
– Пусть карета!
– И не карета, а колесо! Ты меня не сбивай! – поправил Щавель.
– Да какая разница?
– И впрямь – какая? Почему ты выигрывал?
– Потому что я выбирал две двери из трех, а глупый барон – одну! У меня шансов было больше!
– Да почему же их больше? – взмолился Щавель. – Ты выбираешь из двух дверей, третья открыта. За одной дверью колесо, за другой коза. Местами они от твоего выбора не меняются. Где что – ты не знаешь. Шансы – один к одному! Но ты выигрывал в двух случаях из трех, почему?
– Потому что арифметика!
Щавель развернулся и твердым шагом направился к трактиру. Трикс виновато семенил следом. Он честно старался объяснить Щавелю, в чем дело, но тот никак не мог его понять. Это частенько случается, когда человек, хорошо обращающийся с буквами, плохо ладит с цифрами.
Когда они вернулись в трактир, Щавель молча сгреб со стойки три глиняные пивные кружки, потом, хитро улыбаясь, купил у трактирщика две бутыли пива и одну – крепкой настойки. В комнате он налил все три кружки, закрыв глаза потусовал их по столу. Потом, хитро улыбаясь, ткнул пальцем в одну из кружек.
– Я считаю, что настойка – тут! – заявил он. – Трикс, устрани-ка одну кружку с пивом!
Трикс понюхал кружки и отодвинул одну в сторону.
– Простой и наглядный эксперимент, – пояснил Щавель. – Хочешь сказать, что если я сменю свой выбор, то глотну настойки?
– Да, шансов на это станет больше в два раза, – печально сказал Трикс.
Щавель глотнул. Поморщился, занюхал рукавом и велел повторить эксперимент. Остановился он только после десятого глотка.
– Мешать крепкие напитки с пивом в такой пропорции – вредно для здоровья, – признал он. – Да, ты прав! Но я не пойму, почему так… почему? Разбуди меня через два часа, – вставая и направляясь к кровати, велел волшебник. – Или даже через три… Все-таки в этом скрыта какая-то ужасная, терзающая разум тайна…
– Арифметика, – упрямо сказал Трикс. Но Щавель уже его не слышал. Семь добрых глотков настойки и три глотка пива сделали свое дело – усталый и переволновавшийся волшебник крепко уснул.
Трикс взял одну из недопитых кружек пива и уселся у окна.
